Символизм, абстракционизм, натурализм

 

1890–1900 годы в американской художественной культуре представляют собой некое единство и носят обобщающее название «девяностые годы», Популярна была эстетика декадентства, символом которой стал французский поэт‑символист Артюр Рембо; подражание ему создало в Америке театры, которые существуют по сию пору в частности, в Нью‑Йорке («Юбу‑театр», например). Главная идея этой плеяды театральных деятелей – эстетика разрушения, упадка, гибели всего. Их подлинное имя – декаденты. К слову, так и назывались их бесчисленные небольшие журналы.

В девяностых годах теоретизирование по поводу изобразительных искусств обрело новую значимость. Роджер Фрай (1866–1934), его современник и единомышленник Клайв Белл и другие художники утверждали, что живопись представляет собой просто сочетание различных цветов, а скульптура – синтез объема и линии. Лишь сочетание этих элементов ведет к подлинному мастерству. Любой объект искусства в пределе своего развития тяготеет к дизайну. Подлинно художественная работа не может быть выражена словами. Неверно видеть в подлинных произведениях искусства иллюстрацию некоей идеи. Знаменитая картина Уистлера, изображающая его мать, сидящую в кресле, справедливо носит отчуждающее название: «Сочетание черного и серого № 1». Эти слова говорят о влиянии доктрины абстракционизма, которое сам автор мог не вполне осознавать. Но именно так урождается абстракция, в которой художественное изображение может не напоминать предметы и явления реального мира.

 

Джеймс Уистлер. Сочетание черного и серого № 1

 

Американские поэты и прозаики девяностых годов, будь они декадентами или символистами, пришли к выводу, что создание художественных ценностей, адекватных поэтическому видению мира, обязывает изменить язык художественного творчества. Так, творчество символистов требует языка, который намекает, а не определяет. Декаденты искали определений, которые, по их словам, дезорганизовывали чувственную сторону восприятия.

Натурализм явил собой широкое течение, противоположное символизму. В наиболее яркой форме натурализм проявил себя в жанре романа, где личности и предметы описаны знакомыми обычными словами, На протяжении данного периода натурализм уводил читателя из мира прекрасного в места роковой печали и раненого человеческого сердца, Но натуралисты не старались занять авторскую позицию, при которой они дистанцировались бы от художественного изображения. Напротив, близость к объекту, сопереживание ему позволяли читателям новых романов требовать долгожданных социальных реформ. Так, изображение американским романистом и социальным критиком Синклером Льюисом (1885–1951) чикагских скотобоен, в конечном счете, заставило президента Теодора Рузвельта провести расследование и создать федеральную Администрацию чистой пищи. Это было близко к бальзаковскому определению творчества – «социальная зоология». Под тем же лозунгом в Соединенных Штатах творили Фрэнк Норрис (1870–1902), Хэмлин Гарланд, Эптон Синклер (1878–1968).

 

Сексуальная революция

 

Именно в эти годы начинается изучение сексуальных инстинктов, Пионером выступил доктор Денслоу Льюис со своим трудом «Гинекологические предпосылки сексуального акта». Именно в девяностые годы получила первоначальный импульс тенденция, которая в 1950‑е стала всеобщим помрачением.

Исключительную роль сыграл в этом процессе, как ни странно, не кто иной, как персидский поэт Омар Хайям. В 1900 году Скотт Фитцджеральд (1896–1940) перевел его рубай – философские четверостишия, распространенные в восточной поэзии. В век невиданного поклонения материальному Омар Хайям превознес простую истину: по‑настоящему человеку нужны только поэзия, вино, телесная близость и порыв духа – пусть даже он имеет место в темной пещере. Бестселлер конца XX века «Радость секса» ведет свою подлинную историю с девяностых годов.

Эмансипация женщин шла параллельно с сексуальным интересом общества. Лозунгом стала идея «свободной любви». Количество разводов возросло многократно. Крупнейшие университеты значительно увеличили численность женщин‑преподавателей своих курсов.

Освобождение от религиозных табу и распространение сексуальной свободы изменило американский мир. В романах появилась невиданная чувственность, действие перешло из душных домов на восхитительную природу.

В обществе более открыто, чем прежде, обратились к здоровому образу жизни. Гигиена стала одним из наиболее обсуждаемых предметов социальной жизни. Водопровод был у всех на устах, описание разнообразнейших удобств заполонили страницы популярных изданий, Универмаги популяризировали искусство обольщения, Из Парижа пришла новость: хорошо одетая женщина вовсе не обязательно должна быть затянута в корсет. Женщинам открылся мир велосипеда и тенниса. В школах стали преподавать гимнастику. Вдоль дорог зашагали бойскауты – члены организации для подростков. Зимой дамы катались на коньках; из Скандинавии пришли лыжи.

 

Карикатура на эмансипацию по Омару Хайяму

 

Скорость поселилась среди новейших изобретений – локомотивов, автомобилей, велосипедов, самолетов, кинокартин. Поезда мчали со скоростью 100 миль в час. Автомобили еще отставали. В 1901 году поэт Вилфрид Скавен Блант записал в дневнике, что он «мчался» со скоростью 15 миль в час и благодарен судьбе за столь воодушевляющий опыт, Через девять лет Блант пересек на самолете Ла‑Манш.

Оборотная сторона социальной медали – резкий рост психических заболеваний, немыслимо высокое потребление новых медицинских препаратов. Оказалось, что нечто в индустриальной цивилизации Америки противостояло бешеному натиску на умы и сердца. В обширном эссе «Цивилизация, ее истоки и средства излечения» Эдвард Карпентер (1844–1929) указал на примитивизацию жизни, на обеднение ее заповедных основ. Прежде невиданный поток истерии требовал врачебного вмешательства. Депрессия стала болезнью века, пилюля – новым символом американской культуры и жизни, а универсальным средством лечения от стрессов – прием наркотических веществ. Довольно хорошо известны «воззвания» Алистера Кроули, который воспевал радость экспериментов с «белым порошком» (кокаином) в комбинации с черной магией.

 

Реформаторы и декаденты

 

Трудно представить себе, что на одном общественном полюсе может располагаться энтузиазм бесчисленных реформаторов, а на другом – мыслители, убежденные в том, что цивилизация встала на последний круг своего развития; что уважение к индивидуальным взглядам может так легко соседствовать с безграничными формами насилия в предельно несправедливо устроенной жизни.

Конец XIX века ознаменовался четырьмя крупными войнами и множеством мелких конфликтов. Главной для Соединенных Штатов была очередная война с Испанией (1898 года) – на сей раз за Филиппины, Кубу и Пуэрто‑Рико.

А меж тем ученые, подобные Уильяму Гиббсу (1863–1941), работали в Пеле над законами термодинамики, закладывая основания физической химии, значение которой обнаружилось значительно позже, Американский физик‑теоретик Дж. Б. Сталло выявил неснимаемое противоречие между общепринятыми в физике идеями и физической реальностью.

Такие толкователи современности, как Генри Адамс, были поражены кризисом эволюционной теории – и не тем, что она была отвергнута, но дебатами по поводу нового научного инструментария. В 1903 году Адамс сказал, что сорок лет назад люди – во многом благодаря Дарвину – полностью овладели природой, вышли в космос земной жизни. Теперь же, с удивлением продолжал он, люди не верят ни одному объяснению, сомневаются в имеющихся фактах. Все понятия перевернуты. Каждое обобщение, убедительное сорок лет назад, ныне может быть отринуто, Активнее всего опровергнут сам Дарвин…

Работам биолога Грегора Иоганна Менделя (1822–1884) понадобились многие десятилетия, чтобы получить общественное признание. Дальнейшее развитие эволюционной теории Ламарка было встречено в штыки… Сдавались даже верные приверженцы объяснившего многое в дарвинизме. В частности, поэт и философ Сэмюэл Батлер (1835–1902). Выход «Происхождения видов» Батлер встретил как наконец‑то сформировавшуюся теорию, объясняющую эволюцию всего живого на Земле, как мощную замену «примитивных» постулатов Библии. И тогда Батлер обратился к сатирической утопии, целью которой было крушение двух культурных идолов века – Прогресса и Уважения. Он назвал церкви «музыкальными банками». Грех по Батлеру – это быть слабым и бедным, и сочувствия эти особенности жизни не заслуживают.

Но у Дарвина остались и верные ученики и последователи. Лютер Бербанк в Калифорнии создал лучший сорт картофеля и основал авторитетнейший с тех пор журнал «Сайенс».

Показателен интерес к ранним культурам человечества, столь ярко проявившийся у Джеймса Фрезера (1854–1941) – в его знаменитой книге «Золотая ветвь». Само название отвергает чистую научность: это было фактически собрание мировых мифов. Так, ярко и мощно, начала работу новая дисциплина – культурная антропология. В девятнадцатом веке Эдуард Барнетт Тайлор (1832–1917) – английский этнограф, исследователь первобытной культуры, и Льюис Морган (1818–1881), американский этнолог, отдали ей все свои силы и талант. Они были под огромным впечатлением от факта, что сходные мифы рождаются в самых отдаленных местах планеты. А ведь ранее мифы считались олицетворением невежественных предрассудков и не рассматривались как научное доказательство! Лишь романтики и поэты‑символисты черпали в них вдохновение.

 

Льюис Генри Морган

 

Такие американцы, как Генри Адамс, в поисках нового мировидения активно посещали страны, подобные ближневосточным, а затем отправились и на Дальний Восток – места, «не разрушенные» цивилизацией, естественные по балансу сил природы и человека. Правда, еще дальше забирались европейцы – Артюр Рембо, Поль Гоген, Роберт Льюис Стивенсон.

Музыкальная культура классического плана не была в девяностые годы популярна среди образованного класса американцев. Но великий немецкий композитор Рихард Вагнер со своим «Кольцом Нибелунгов» пробудил многих на североамериканском континенте. Идея того, что любовь к золоту погубит мир, получила массовое распространение именно благодаря искусству. Вагнер стал популярен в Америке среди художников, скульпторов, архитекторов, критиков. Это был переворот не только в музыке, но и в культурной жизни в целом.