III.4 Из средневековья к первой Мировой

Исполнительная государственная власть возникла как инструмент минимизации обобщенных налогов. Потом она развивалась, набирала силу, получала дополнительные полномочия.

Сама власть это тоже люди со своим корыстным интересом, который совсем не тождественен интересам всего общества. Однако народовластие вынуждает действовать их в интересах общества. Только так они сохраняют свои должности со стабильным и высокодоходным положением.

Поэтому пока действовало народовластие, законодательная власть народа (или его представителей) была выше, основное назначение исполнительной власти не менялось. Она так и оставалась инструментом минимизации обобщенных налогов и действовала в интересах всего общества. Соответствующим был менталитет всего народа, и, в общем-то, самих представителей власти.

На определенном этапе общественного развития, в начавшуюся эпоху длительных войн, опять же для минимизации нового (военного) налога общество временно наделило исполнительную власть полномочиями, которые поставили ее над всем обществом. Это дало положительный эффект. Неограниченная власть в руках талантливого патриотичного руководителя во время войны оказывается исключительно полезна. Обобщенные налоги на все общество действительно уменьшаются. Исполнительная власть, стоящая над обществом, это один из инструментов минимизации обобщенных налогов, но не в условиях мирного времени, а войны, являющейся серьезной нагрузкой на все общество.

Однако исполнительная власть может действовать эффективно, только когда глава государства наделяет значительными полномочиями своих помощников, а для того, чтобы они еще и действовали наилучшим образом, соответствующим образом стимулирует их. В результате это вылилось в создание элитарного слоя, наделенного серьезными привилегиями.

Пока элита молодая, выросшая из прежней культуры с народовластием, то ее менталитет еще общенародный, и в условиях военного времени ее основной интерес патриотический. Как правило, именно так эта элита первоначально и формировалась, из офицеров и героев.

За некоторые военные награды простому солдату полагалось дворянство, т.е. (при выходе в отставку по возрасту или состоянию здоровья) наследственная должность чиновника-дворянина, другими словами – деревня с крепостными. Мало того, что это был стимул на войне, достойная оплата военного подвига, но и гарантия, что такой дворянин сможет «навести порядок» в своей деревне и будет исправно платить (повышенные) налоги в военное время, продолжая хоть так, когда других возможностей из-за состояния здоровья уже не осталось, служить государству.

Созданная таким образом элита действовала, естественно, не забывая себя, но главным образом исходя из военных интересов государства. А это в условиях тяжелой войны объективно получалось в интересах всего общества. По крайней мере, в самом главном на тот момент военном вопросе, интересы всего общества и элиты почти совпадали, различаясь, быть может, только в деталях. Обобщенные налоги военного времени минимизировались. Военная мощь государства возрастала.

В мирное же время (или не очень напряженных войн) интересы элиты и всего общества, как правило, расходятся принципиально, поскольку основной вопрос мирного времени это распределение доходов (и нагрузок) внутри общества. Соответственно после окончания напряженных войн, грозящих существованию всего государства, в интересах общества было вернуться к народовластию.

Однако во второй половине восемнадцатого века в условиях, когда законы существовали только в виде традиций, исполнительная власть в России сумела обойти все препятствия и сохранить свое главенство над обществом, став, таким образом, абсолютной. Так же, как и в военное время, она опиралась на созданный ею элитарный слой, за которым так и остались прежние привилегии. Добровольно отказываться ни от привилегий, ни от абсолютной власти никто не желал. Поскольку же альтернативной организованной политической силы, стремящейся изменить это состояние, уже не было, то оно оказалось устойчивым.

При этом менталитет всех слоев населения со временем в результате привыкания к новым отношениям постепенно менялся. А естественная смена поколений еще более усугубляла этот процесс. С одной стороны подросла общая культура элиты, с другой – наступило привыкание к своему привилегированному положению. Это состояние стало естественным, забылось, что привилегии были платой за патриотизм. После смены двух поколений (~ 40 лет) элитарный слой стал качественно другим. А старшинство власти над обществом сохранилось и постепенно даже усилилось в результате отмирания некоторых ограничений, действовавших на начальном этапе существования элитарного слоя.

Абсолютная власть, как и прежде, служила минимизации обобщенных налогов, но теперь уже не всего общества, а только лишь привилегированного класса (император, императорский двор, чиновники, помещики), тех, кто обладал хотя бы совещательным голосом при принятии политических решений. Для всего же общества это вылилось в повышенные обобщенные налоги, которые в мирное время душат экономику, тормозя развитие, а в военное время, понижают запас прочности государства, делая его более слабым.

В конце восемнадцатого – начале девятнадцатого века Россия качественно превосходила прочий мир во всех отношениях: военном, экономическом, техническом, культурном. Однако благодаря неоптимальному общественному устройству она растеряла имевшуюся у нее фору, и к началу двадцатого века устойчиво заняла место среди неблагополучных стран. Рассмотрим чуть подробнее, как это происходило.

После победы над Наполеоном (1814 г.), когда военные вопросы отступили на второй план, в образованной части общества шли споры об общественном устройстве, обсуждались разные варианты. Идеи парламентаризма были не на последнем месте. И значительная часть культурного слоя общества была настроена патриотично, больше думала о государстве, чем личной корысти. Тем более, что о каком-то ущемлении интересов элитарного слоя в этих обсуждениях речь не шла. Александр I, наименьший патриот из всех русских государей, даже поручил написать проект конституции, что и было исполнено.

Однако более трудолюбивые и патриотично настроенные государи, которых в отличие от Александра I специально готовили на царство, Павел I и Николай I считали, что их единоличная власть будет гораздо лучше для государства, чем власть толпы с обильной пустой говорильней.

Не было в то время науки, как таковой, тем более науки общественной. А во времена Павла даже и логика еще не сложилась. И экспериментальной информации общественного характера тоже еще не было. Россия во всем была первой. Поэтому переубедить этих государей в обратном было практически невозможно.

Да и некому это было делать. Оба категорически не воспринимали несогласия с собой, и спорить с ними было далеко не безопасно. Неизбежная в этом случае опала это был еще не самый худший вариант.

Соответственно Павел I начал, а Николай I продолжил его курс на построение государственной машины по военному образцу. Все свое тридцатилетнее правление Николай отстраивал идеальную бюрократическую систему с жесткой регламентацией всего вплоть до мелочей. В ТИ это относят на Петра I. В действительности дворянскую чиновничью администрацию после отмены патриархальной создал Потемкин, но без чрезмерных бюрократических излишеств. А довел ее до логического предела, который во многом сохраняется и сегодня, уже Николай I.

В результате в эпоху начавшегося бурного технического прогресса его правление стало катастрофой. В полной мере проявилась нерасторопность и неповоротливость чиновничьей машины. К тому же все усугублялось тем, что и инициативу, если она специально не была регламентирована, в николаевскую эпоху чиновнику тоже категорически нельзя было проявлять. Все должно было катиться по строго установленному государем порядку, с соблюдением всех определенных регламентом процедур.

И поддержать чиновнику что-то новое, даже если это входило в его компетенцию, было небезопасно. Пойди что-нибудь не так – пришлось бы отвечать. В то время как запрет и отказ никак не наказывались. Это для чиновника, «думающего об интересах государства», как раз было нормой. В результате Россия, которая в двадцатые годы девятнадцатого века еще во всем качественно превосходила остальной мир, к концу его правления (1825 – 1855 г.) начала кое в чем отставать технически и опоздала с перевооружением.

К тому же своей несговорчивостью, неумением (и нежеланием) искать компромисс Николай I настроил против себя всех бывших союзников России. Каждый из них поодиночке был не в состоянии оспаривать его решения, но тайная антироссийская коалиция сложилась. А когда на какой-то момент возникло военное отставание России, коалиция всех способных воевать государств мира (Франция, Англия, Австрия, Турция) начала войну (Крымскую) и одержала победу. В результате Российская империя, созданная Потемкиным, потеряла половину своей территории и все военно-морские базы по всему миру. В ТИ это спрятано с помощью очередного переписывания истории по требованию победителей.

При этом Николай I не был глуп или ограничен. Это был нетривиального ума человек, исключительно образованный и, между прочим, с неплохим чувством юмора, что тоже подтверждает высокий интеллект. Он действовал исключительно в интересах государства, как понимал их, и оставил после себя немало ценного. В частности картофель в России был внедрен при нем (1840-е годы). И особенным реакционером Николай I тоже не был. На территории заокеанских российских владений (в Америке) он разрешал и даже финансировал некоторые проекты «социалистов утопистов». Но со всем, что нарушало установленный порядок, боролся беспощадно.

Именно поэтому он репрессировал декабристов и не амнистировал их в течение всего своего правления, хотя сам же испытывал острейшую нехватку образованных и патриотично настроенных помощников. К тому же он знал, что они фактически невиновны, поскольку на уровне их осведомленности действовали, как должно, пытаясь подавить совершенный Николаем государственный переворот. Но того, кто посягнул на «его порядок», он простить не мог.

Исключительно по этой же причине Россия приняла участие в подавлении революционных выступлений 1848 года в Европе, заработав в определенных кругах прозвище «жандарма Европы». Тогда, между прочим, Россия, разгромив венгерских сепаратистов, спасла Австрию от распада. А спустя всего несколько лет та в качестве члена антироссийской коалиции ждала удобного момента для нападения. И Россия, чтобы этого не произошло, вынуждена была все время Крымской войны самую многочисленную свою армию держать в Молдавии (против Австрии).

Да и в конфликте с антироссийской коалицией основным камнем преткновения был колониальный вопрос. Франция и Англия претендовали на некоторые территории (Францию, к примеру, особенно интересовала Северная Африка, где у России интересов вообще не было), формально принадлежавшие на тот момент Турецкой империи, но уже реально не контролировавшиеся ею. А по установленному после наполеоновских войн порядку, начинать военные действия и иметь колонии могли только империи. На тот момент их было всего две, Российская и Турецкая. Уступи Николай I в этом вопросе, войны, скорее всего, не было бы.

После поражения России (1856 г.) статус империй приобрели все участники антироссийской коалиции, и две из них, Англия и Франция, сразу же начали активную колониальную политику. Древность их колониальных империй это миф, созданный в результате переписывания истории.

Александр II был не меньшим, чем его отец, патриотом России. Но в отличие от Николая I, стоявшего на своем, даже если весь мир был против этого, Александр был мягче и более чутко прислушивался к мнению окружающих. А вся Россия устала от бескомпромиссного полицейского режима, тянувшегося тридцать лет. Смерть Николая I многие восприняли как праздник.

Об этой неожиданной смерти, вызвавшей в обществе немало кривотолков (от покушения до самоубийства), следует рассказать чуть подробнее. В действительности произошел несчастный случай, во многом предопределенный личностью самого государя.

Идея, что яды в микродозах являются лекарственными препаратами, тогда была весьма популярной. В ней есть рациональное зерно. Многие органические раздражители стимулируют иммунную систему. К тому же яды, вызывающие стресс организма, еще могут способствовать и психотерапевтическому эффекту. Все это зачастую давало положительный лечебный результат.

Как раз в это время начала бурно развиваться химия. Появились вещества с качественно новыми свойствами, к примеру, взрывчатые. Именно на конец правления Николая I приходится создание динамита. Было это в России, все еще во многом опережавшей остальной мир. Здесь же были созданы первые в цивилизации (морские) мины, что не позволило флоту антироссийской коалиции атаковать Петербург во время Крымской войны, хотя броненосный флот и более дальнобойные орудия позволяли осуществить это почти безнаказанно.

В это же время (опять же в России) были искусственно созданы новые сильные яды, цианиды. С микродозами их проводились исследования на предмет лечебного действия, и, судя по всему, вероятно, из-за психотерапевтического эффекта, относительно успешные. Автором и большим энтузиастом этих новых лекарств был лейб-медик Николая I доктор Мандт. Когда же Николаю I они не помогли от простуды, он сам, несмотря на возражения врача (не очень категоричные, поскольку спорить с Николаем было небезопасно), решил увеличить дозу. В результате, посмертный диагноз соответствующий отравлению цианидами (паралич легких).

Александр II (1818-1881 г.) начал свое правление (1855-1881 г.) с отмены военных поселений, амнистии декабристам, петрашевцам и некоторым другим репрессированным. При нем прошло множество реформ, существенно смягчивших режим в государстве. Многие из них, такие как военная, судебная, образования, были весьма полезны для страны. В историю Александр II вошел как «царь освободитель», отменивший крепостное право (1861 г.).

И хотя вернуть утраченные по результатам Крымской войны позиции, было в принципе уже невозможно, внешняя политика тоже была гораздо успешнее, чем в правление Николая I. В частности со всеми обидчиками России (Австрией, Францией, Англией) Александр II разобрался, сделав это к тому же, чтобы не нарушать принятых им послевоенных обязательств, чужими руками.

Были темы, по которым Александр II занимал столь же непримиримую позицию, как и его предшественник, к примеру, в вопросе о целостности империи (конкретно об отделении Польши). Но в большинстве случаев он предпочитал действовать мягче, всесторонне готовить вопрос, в частности влиять на общественное мнение. Именно так была подготовлена отмена крепостного права.

Кому сегодня при анализе истории может прийти в голову, что всесторонняя критика существующего общественного порядка осуществлялась по приказу власти. Однако «Путешествие из Петербурга в Москву» Радищева (1749-1802 г.), где критикуется крепостничество, это фальшивка того времени. В тексте книги множество (неявных) ссылок на официальную (фальшивую) историю, созданную и узаконенную только после Крымской войны (1853-1856 г.). А создание фальшивок такого уровня, которые хорошо вписываются в официальную историю (с биографией автора, предварительными публикациями, как ода «Вольность», или реакцией Екатерины II на его книгу), возможно только с подачи государства.

В то же время создано множество иных фальшивок, относимых на более ранние времена. К примеру, сочинена история (антикрепостнических) крестьянских восстаний (Болотников, Разин и т.д.). Образ народного героя Разина, на фоне жестокого крепостнического режима, получился по-своему привлекательным. Про него как раз в это время сочинено несколько «народных песен».

И восстание декабристов, которое в действительности было по совершенно иному поводу, при Александре II «приобрело антикрепостническую составляющую».

Тогда же была написана (официально датируется 1819 г.) и опубликована (1856 г.) вторая часть «Деревни» Пушкина с резкой критикой крепостного права и терминологией характерной для второй половины девятнадцатого века.

На это стихотворение последовал благожелательный отзыв государя Александра. В ТИ считается, что он принадлежит Александру I. Но это исключено, поскольку тому до простого народа вообще не было никакого дела. А Александр II как раз готовил отмену крепостного права. Это стихотворение было созвучно его планам.

Так что Александр II устранял многие пережитки прошлого, даже вопреки желаниям привилегированного класса, и при этом заботился об общественном мнении. А это реальные шаги по направлению к парламентаризму.

Однако далеко не все было так радужно. В действительности правление Александра II было одним из самых противоречивых. Реформы проводились в интересах крупных землевладельцев и с опорой на чиновничий аппарат, верхнее звено которого в основном происходило из того же сословия. Поэтому почти все они продвигались со сложностями и носили половинчатый характер, не устраняли проблемы, а во многих случаях наоборот их обостряли.

Так отмена крепостного права, точнее то, как она была реализована, привела к тому, что количество выступлений крестьян, начиная с 1861 года, многократно возросло. А последствия «половинчатой» реформы в виде множества пережитков прежнего сохранялись еще в начале двадцатого века, во многом способствуя революционным настроениям.

И совсем неслучайно получилось так, что «царь-освободитель» погиб в результате покушения революционеров-террористов. При нем революционные настроения в России возникли и сразу получили массовое распространение. Этому, между прочим, кроме коряво проводимых реформ, немало способствовала фальшивая официальная история с множеством крестьянских восстаний. Готовя общественное мнение перед отменой крепостного права, Александр II несколько переусердствовал в осуждении крепостнического гнета и создании героических образов народных бунтарей.

Однако в не меньшей степени, чем перечисленные, на ситуацию в стране влияли иные процессы, о которых спустя много лет особенно и не вспоминали. Эпоха Александра II это небывалый до того всплеск коррупции и казнокрадства. К концу его правления финансы были основательно расстроены, у государства возник колоссальный долг.

Природа этого явления понятна. Режим Николая I с максимальной регламентацией всех сторон жизни в значительной мере был направлен против злоупотреблений господствующего класса, чиновников и помещиков. Он насколько мог, сдерживал неизбежный процесс, защищал угнетаемые сословия и интересы государства. Однако даже под страхом наказания это зло полностью искоренить невозможно.

Оттепель, последовавшая вслед за воцарением Александра II, развязала руки правящему классу в гораздо большей степени, чем прочим сословиям. Безнаказанность привела к тому, что злоупотребления чиновников приобрели массовый, всеобщий характер.

И дело вовсе не в слабости Александра II. На международной арене со всеми врагами России он разобрался решительно и жестко, поскольку было на кого опереться.

А во внутренней политике у абсолютной власти иной опоры, кроме привилегированного правящего класса, нет. Одно без другого не может существовать в принципе. Государь в этом случае невольно оказывался заложником ситуации, созданной его предшественниками.

Пресечь злоупотребления правящего класса, опираясь на него же самого, не получится. У исполнителей нет стимула. Их корыстный интерес диктует противоположное. Несколько показательных дел по обвинению виновных в злоупотреблениях, инициированных самим государем, организовать можно, создать работоспособную систему – нет.

При Александре III (1881-1894 г.) либеральный курс его предшественника был свернут. Началась борьба с коррупцией. Чиновникам запретили входить в правление частных акционерных обществ, запретили получать комиссии при размещении государственных займов, стали выгонять со службы за взятки, полученные при заключении государственных контрактов, и т.д. Государство выкупило (насильно) все частные железнодорожные кампании, ликвидировав, таким образом, одну из главных сфер финансовых злоупотреблений. 

Однако ситуация принципиально не изменилась. Злоупотребления не прекратились. Государственный долг продолжал расти, хотя и не так быстро, как прежде. При наличии привилегированного класса злоупотребления пресечь невозможно. В частности одним из основных источников злоупотреблений и расстройства государственной системы управления в дореволюционной России всегда оставался императорский двор, в особенности родственники царей и различные фавориты.

История показала две возможные крайности. Правление Николая I это попытка пресечь все злоупотребления с помощью множества запретов и максимальной регламентации всего разрешенного. Правящему классу оставлялись только те, привилегии, которые были официально узаконены в государстве. За остальное наказывали. Телесные наказания применялись повсеместно, в том числе и по отношению к чиновникам. Результат такой политической системы – медленное развитие. Россия начала отставать от передовых государств.

Другая крайность, в виде максимально возможной (для абсолютизма) либерализации политической системы, была реализована при Александре II. Развитие ускорилось. Но злоупотребления чиновников захлестнули всю страну, быстрое развитие стало возможно только при получении государством кредитов. С этого времени возник огромный государственный долг, который и в дальнейшем постоянно рос.

При Александре III была найдена некая середина между двумя предыдущими крайностями, которую очень сложно назвать золотой. В политическом плане система представляла собой нечто среднее между правлением Николая I и Александра II. Темпы развития, хоть и были несколько выше, чем при Николае I, оставляли желать лучшего. От былого культурного, экономического и военного доминирования России в мире почти ничего не осталось. Государственный долг продолжал неуклонно расти. Без такой экономической подпитки развитие государства в условиях существования привилегированного класса невозможно.

Обобщенные налоги не минимизируются. Точнее, они минимизируются, но не для всего общества, а только лишь для элиты, которая принимает политические решения, или может на них реально влиять. А элита это господствующий класс: император, императорский двор, государственная чиновничья машина, крупные землевладельцы (помещики). Для всего же общества существование такого привилегированного класса выливается в завышенные обобщенные налоги, которые не позволяют экономически соревноваться с государствами, в которых эти обобщенные налоги, пусть и не минимизированы до предела, но все же существенно меньше.

При этом возникшее общество не было настроено на минимум обобщенного налогообложения и в случае войны. То, что было сделано при Потемкине, давно потеряло свою актуальность. Сменилось не одно поколение, прежние отношения претерпели немалые изменения, да и вся цивилизация во многом уже стала иной. Поэтому от наличия привилегированного класса объективно были только минусы. Это был основной пережиток прежнего российского «благополучия», сдерживающий дальнейшее развитие и создающий нестабильность в обществе.

Альтернатива такому состоянию – народовластие, которое сразу же занялось бы поиском путей уменьшения обобщенных налогов на все общество и таким образом в кратчайшие сроки устранило бы привилегированный класс. Государство невозможно без главы (монарх, президент или премьер-министр), невозможно без чиновничьего аппарата. Но положение этих элементов в государстве, а именно, соотношение их полномочий и ответственности, при народовластии автоматически выстраивается так, чтобы минимизировать обобщенные налоги на все общество. Государство со всеми его элементами возникло в глубокой древности именно для этого. Только для этого оно нужно обществу и в дальнейшем.

Между прочим, непонимание обществом этого как раз и есть плата за фальшивую официальную историю. Настоящая история позволяет гораздо легче установить действительные причинно-следственные связи между общественным устройством и темпами развития государства.

Для господствующего же класса, у которого на тот момент была вся полнота власти, основным было сохранить имеющиеся привилегии, что с неизбежностью главным политическим вопросом делало незыблемость самодержавия, другими словами, главенство власти над обществом. Разногласия и политическая борьба внутри господствующего класса были. Либералы желали свобод, кто-то из принципа или по аналогии с Западом, но в основном из каких-то личных корыстных интересов. Патриоты понимали, что либерализация это в первую очередь рост злоупотреблений, и потому занимали более консервативную, правую, позицию. Но и те и другие были едины в вопросе сохранения самодержавия и привилегированного класса. На временные тактические уступки власть могла идти, но как только намечалась опасность хотя бы частичной потери гегемонии, занимала непримиримую позицию. Либералов во власти, правительстве и иных ключевых государственных ведомствах, заменяли крайне правые.

Таким образом, основные проблемы государства того периода были в существовании привилегированного класса, пресечь злоупотребления которого при той организации общества не было принципиальной возможности. Существование же привилегированного класса было возможно только благодаря абсолютной власти. Самодержавие было вершиной привилегированного класса, опирающейся на него, и обеспечивающей его существование как своей опоры.

Соответственно основной политический вопрос состоял в соотношении власти и общества. Вариантов выхода из перманентного кризиса, грубо говоря, было два. Надо было либо полностью устранить царскую власть, либо отодвинуть ее от реального управления государством, сделать монархию конституционной, подчинить исполнительную власть парламенту. Общество должно быть выше исполнительной власти.

Именно борьба общества за это, даже если цели формулировались как-то по-иному, то затихая на время, то обостряясь, в основном определяла внутреннюю политику все правление Николая II (1894-1917 г.).

К тому же ситуация усугублялась личностью самого государя, не очень образованного, склонного к мистицизму, да еще легко поддающемуся чужому влиянию. У него была незыблемая вера в судьбоносность его власти исходящей от Бога. Отсюда – колоссальный перекос в соотношении прав и обязанностей. Его представление о пределах власти русского самодержца было превратным. Любое свое решение, даже принятое вопреки логике, здравому смыслу, законам и обычаям, он полагал правильным. И при этом очень легко, даже как-то отстраненно, относился к проблемам государства.

Претензии на беспредельную власть в сочетании с практически полным отсутствием личной ответственности и реального патриотизма. Такое сочетание объективных и субъективных факторов делало достижение какого-то компромисса вроде конституционной монархии в его правление принципиально невозможным.

Однако прежде чем двигаться дальше, кратко разберемся с ситуацией в ведущих европейских государствах, сложившейся накануне первой Мировой войны.

Их культура и общественные отношения выросли из Римской империи. До 1733 года в Центральной Европе была полная демократия. В частности приглашенным князем здесь был Иван V. В Западной Европе было то же самое, но с одной существенной особенностью. На основных должностях исполнительной власти на местах были евреи, кастрированные (позже стерилизованные) представители императорского рода (из Константинополя). Центральная и Западная Европа (и Московия) платили одинаковые, относительно небольшие налоги Константинополю.

В 1733 году Иван V (Меньшиков) с помощью созданных в Московии военизированных орденов тамплиеров и госпитальеров захватил власть в Центральной Европе, объявив эту территорию Римской (Рим – Петербург, он же Великий Новгород) империей, а себя императором. Местные самоуправления из страха расправы проголосовали за это. В 1737 году он вторгся в Западную Европу, присоединив и ее к Римской империи. Местные выборные власти тоже вынуждены были принять это, признав власть императора.

В 1752 году евреев изгнали из Франции, и в ответ на это Вольтер начал политическую борьбу за восстановление народовластия. В условиях, когда Римская империя вела постоянные войны с Константинополем на том этапе малоуспешные, и Иван V был в плену, физически устранить политическую оппозицию не было возможности, и она в следующие десятилетия, апеллируя к прежней традиции, почти везде добилась значительных успехов. Народовластие (местные самоуправления) было восстановлено и реально существовало наряду с исполнительной (императорской) властью, сохраняя в некоторых вопросах приоритет над ней. Во многих местах было даже заявлено о выходе из Римской империи. Но исполнительная власть везде на местах сохранилась прежней, связанной родственными узами с Римским императором. Без повода отстранять ее не было оснований.

А в 1770-е годы произошел окончательный перелом в войнах с Константинополем. Существованию Римской империи более ничто не угрожало. Исполнительная власть получила возможность перейти в наступление на народовластие. Не подчиняться императору в этих условиях было нереально. Прежние решения некоторых местных выборных органов о выходе из империи так и остались декларацией, не получившей на том этапе дальнейшего развития. Все «недоплаченные» ранее в имперскую казну налоги были заплачены.

В 1775 году было отменено местничество, и начата феодальная реформа. Однако народовластие все же не позволило осуществить ее так же, как в Московии. Крестьяне остались юридически свободными. И армию подобную российской народовластие сделать не дало, отказавшись вводить этот налог. Соответственно в Римской империи осталась наемная армия, уступавшая русской по качеству.

Отмена местничества запустила еще один существенный процесс. Началась феодальная раздробленность. Княжества Римской империи с появлением в них наследственной власти стали обособляться друг от друга. Центральная имперская власть, располагавшаяся в Вене (после возвращения Петербурга Московии в 1773 году), во внутренние вопросы княжеств фактически перестало вмешиваться. Наметился будущий раскол Римской империи.

Однако экономическая зависимость, в которую попали крестьяне с проведением феодальной реформы, в следующее десятилетие привела к тому, что от сельских избирательных округов, а в то время это было более половины населения, в парламенты стали в основном избираться феодалы. Доля представителей простого народа заметно снизилась. Фракции феодалов в парламентах, как правило, имели большинство. Народовластие почти повсеместно отступило, оказавшись в подчиненном положении.

Простой народ мог иметь парламентское большинство только в крупных городах. И с этой точки зрения в 1780-е годы уникальным местом оказался Париж. Здесь народная фракция в парламенте была достаточно многочисленной, почти равной фракции феодалов. К тому же депутаты дальних сельских округов далеко не всегда присутствовали на заседаниях парламента, в то время как местные представители всегда были рядом, и, если ситуация требовала, обязательно являлись.

Второй особенностью Парижа, выделявшей его из числа других крупных европейских городов, было то, что здесь исторически сложилась политическая оппозиция из числа отстраненных в свое время (1752 г.) от власти евреев и их потомков (по женской линии). А это был достаточно организованный слой родственников, зажиточный и потому способный заниматься политикой профессионально, к тому же еще помнивший, что у них была власть, и настроенный в результате весьма радикально.

Аристократическая культура во Франции в 80-е годы восемнадцатого века только создавалась (в основном путем заимствования из России). Поэтому, даже став аристократами по форме, феодалы в большинстве своем оставались не очень образованными. А некоторые из евреев (к этому времени уже в возрасте) получили образование еще в Константинополе, кто-то поработал под руководством Вольтера. Так что высокообразованных кадров в этой среде было больше, чем среди их противников.

В результате именно в Париже сложились условия, позволившие парламенту начать политическое наступление на верховную власть и привилегированный класс.

Одно из первых решений парламента, когда представители народа добились в нем на какое-то время большинства, состояло в выходе из Римской империи и соответственно отмене императорского указа, по которому возникла феодальная собственность. В результате этого парламент, во-первых, получил всенародную поддержку, во-вторых, на местах в сельских округах начались переизбрания депутатов. Фракция феодалов в парламенте резко уменьшилась, и от их прежнего большинства ничего не осталось. Политическая система вернулась к полноценному народовластию.

 Выход из империи повлек за собой еще серию следствий. В частности Париж отказался платить налоги в имперскую казну. Римский император не мог оставить этот слишком опасный для самого существования империи прецедент безнаказанным. Вена направила в Париж войска для подавления «смуты».

Между прочим, в ТИ не очень ясно, почему именно Австрия начала войны с революционным Парижем, и почему позже сюда еще подключилась Россия. В настоящей истории в этой части все понятно и естественно.

 Собственная армия франков тогда была существенно меньше имперской (австрийской). К тому же она подчинялась исполнительной власти (королю), и фактически все офицерские должности в ней занимали аристократы.

Парламент принял решения о контроле над армией, чтобы пресекать возможные измены, и объявил всеобщую мобилизацию. В условиях войны за народные интересы, народовластие ввело этот налог. А усиленная борьба с изменой привела к террору.

Обычно эту сторону Великой французской революции рассматривают, как серьезный негатив. Однако, революционная армия создавалась в истории цивилизации впервые, в условиях уже идущей войны, при наличии имевшего место противоречия интересов народа и офицеров, происходящих в большинстве своем из аристократов.

Издержки, естественно, были. Более того, позже началась междоусобица среди самих революционеров с использованием все того же аппарата террора. Однако именно эта политика, когда стоял вопрос выживания, позволила Парижу подавить сопротивление роялистов и создать свою боеспособную армию.

Всеобщая мобилизация обеспечила достаточную ее численность, а всенародная поддержка революции – качество солдат, воюющих за свои интересы. По мере приобретения военного опыта у франков выросли свои кадры офицеров. После того, как армию возглавил талантливый генерал, она стала одной из сильнейших в мире.

Для того, чтобы молодое государство стало еще сильнее надо было, по крайней мере, на время революционных войн, обеспечить единоначалие, поставить исполнительную власть над обществом. Это должно было минимизировать обобщенные налоги военного времени.

Во-первых, парламент в силу его коллективности не может действовать четко и оперативно, реагируя на быстро меняющуюся ситуацию. У этого типа власти достаточно низкая эффективность, поскольку много времени и сил тратится на обсуждения, споры и пустую болтовню. Поэтому не может парламент брать на себя исполнительные функции. Он объективно не приспособлен для этого. Во-вторых, когда после первых побед началась борьба революционеров за власть и передел собственности, эффективность работы парламента еще более упала, поскольку больше думали о своих интересах, а не интересах дела. Созданный же инструмент революционного террора стал использоваться в борьбе друг с другом, что повлекло дополнительные колоссальные издержки.