III. Оптимизация общественного устройства

Конечная цель всех этих исследований улучшить нашу жизнь, повысить ее качество. Но качество жизни это сложный интегральный параметр, включающий в себя множество условий и требований. При этом при его оценке возможен относительно большой произвол. То, что важно для одного, может практически не иметь значения для другого. Все определяется индивидуальной шкалой ценностей, которая у каждого персональная, сложившаяся в результате его происхождения, воспитания, образования, жизненного опыта, каких-то личных пристрастий и интересов.

И, тем не менее, несмотря на всю нашу индивидуальность, у нас очень много общего. Во-первых, мы принадлежим к одному биологическому виду. Соответственно все то, что диктуется нашей физиологией, начиная от восприятия мира, наши физиологические возможности и потребности практически одинаковы.

Во-вторых, мы члены одного общества. И хотя здесь возможны уже гораздо `большие различия, многое опять же оказывается общим. Одно информационное пространство, одна система образования, одна культурно-развлекательная среда, общий рынок товаров и услуг. Если к этому добавить, что основное общественное обучение и воспитание происходит через подражание, а основные элементы шкалы ценностей формируются под воздействием общественного гипноза, то, даже стремясь, как правило, к тому, чтобы чем-то выделяться, отличаясь от остальных, люди в социальном плане очень похожи.

И, наконец, в-третьих, для оценки потребностей существует всеобщий рыночный эквивалент – деньги. При анализе практически никогда не интересует та или иная конкретная человеческая потребность, а достаточно ее денежного выражения. Этот всеобщий эквивалент позволяет все потребности, даже качественно различающиеся, обобщить, просто просуммировав их цены. В итоге получается, что для оценки сложного параметра, состоящего зачастую из несравнимых между собой составляющих, достаточно всего одного интегрального параметра – дохода. Он практически полностью определит качество жизни человека.

Но все ли имеет цену? – Есть, к примеру, нечто не имеющее денежной цены, бесценное. Казалось бы, не все вписывается в эту схему.

Однако никто и не претендует на то, чтобы предлагаемая схема, а это всего лишь модель, была бы абсолютной. У любой модели есть область применимости и погрешность. Важно, чтобы модель хорошо описывала существенную часть изучаемого явления. В пограничной области, когда проявляются некие крайности, погрешность модели может возрастать. Это не существенно, поскольку на практике абсолютных крайностей, как правило, не бывает. К тому же даже к пограничной области эта схема действует неплохо.

Возьмем, к примеру, человеческую жизнь. Понятие граничное для данной модели. Для подавляющего большинства субъективная ценность его жизни выше чего бы то ни было остального. Поскольку за ее пределами все исчезает, и что угодно остальное, это только лишь часть этой жизни.

Однако чужая жизнь уже совсем другое дело. Это только в патетических, высокопарных, оторванных от реальной жизни рассуждениях она бесценна. А в любой жизненной ситуации она имеет вполне конкретную цену. Представим, что кто-то болен, и спасти от скорой неминуемой смерти его может только срочная дорогостоящая операция, которая очень многим оказывается не по карману. Цена операции и определяет рыночную цену жизни в конкретном случае.

Рынок на все устанавливает какую-то свою цену. Персональная потребительская ценность, т.е. то, во что каждый оценивает свою потребность, это его личное субъективное дело. На основании получающегося соотношения: (объективных) возможностей, определяемых ценой и доходом, и (субъективных) потребностей – каждый уже решает, платить за свою потребность рыночную цену или воздержаться от приобретения соответствующего товара. Рыночная цена на все, на что существует спрос и предложение, это объективная реальность нашего мира.

III.1 Распределение доходов

В развитом рыночном обществе практически все, в чем человек нуждается, есть общественное достояние. Исключение представляют собой только некоторые природные продукты, вроде солнечного света или воздуха, которые пока потребляются без общественного распределения. Соответственно ключевой практический вопрос для каждого это распределение общественного достояния между членами общества, и конкретно его доля. Ее характеристикой, как мы выше решили, будет персональный доход.

Как в обществе распределяются доходы? – Ответ на этот вопрос выше уже был (хотя быть может, неявно) при определении рынка, как глобального механизма общественного разделения труда. Разберемся с этим конкретнее.

Жизнь это постоянная непрерывная цепь: добыча (или производство) необходимых для жизни ресурсов и их потребление. У человека эта цепь удлиняется в результате появления нового звена: производство – обмен – потребление. Более длинная цепь позволяет каждому специализироваться на производстве чего-то одного, а все остальное получать через обмен с другими производителями.

Отсюда два очевидных следствия. Во-первых, все производители-потребители, участвующие в таком разделении труда, оказываются связаны между собой, превращаясь в единое общество. Во-вторых, узкая специализация обеспечивает гораздо `большую производительность, в результате чего общее богатство всего общества возрастает. Это решающее условие, чтобы общественное разделение труда прижилось.

Кроме того, если общественное разделение труда организовано через добровольный обмен продуктами, то получается еще один замечательный результат. Возникает рынок, глобальный саморегулирующийся инструмент.

Работает рынок на естественном стремлении получать максимальный доход. Во всех своих действиях рыночные субъекты должны быть свободны, и только цена каждой купли-продажи это компромисс, найденный двумя сторонами, участвующими в сделке. На основе таких правил игры и складывающихся обратных связей возникают свойства саморегулирования.

Каждый производитель свободно решает что производить, как, сколько, какого качества и т.д. Делает он это для обмена и потому присутствует на рынке в качестве продавца и покупателя. Рынок (через баланс спроса и предложения) определяет цены на товары, которые рыночный субъект продает и покупает. Доход производителя (рыночного субъекта) это итог всех совершенных им сделок. Стремясь максимально увеличить свой доход, производитель анализирует ситуацию и меняет что-то в производстве, а соответственно и объемах купли-продажи. В результате этого меняются рыночные цены.

Рынок определяет доход производителя, а тот, в свою очередь, стремясь увеличить свой доход, своими действиями, в пределах сформулированных правил игры, влияет на рынок. Из-за такой обратной связи получается саморегулирование всей системы. Таким образом, рынок, как совокупность всех актов купли-продажи, во-первых, и есть механизм общественного разделения труда, во-вторых, он распределяет доходы в обществе, в-третьих, регулирует экономику.

Отсюда определение. Рынок, как совокупность правил игры и возникающих игровых следствий, это механизм общественного разделения труда на основе добровольного обмена продуктами, распределяющий доходы в обществе и автоматически регулирующий экономику. Прелесть этого механизма в том, что каждый рыночный субъект думает только о своем доходе, а экономика при этом всесторонне регулируется и оптимизируется.

Возможно ли разделение труда без рынка? – Возможно. В зачаточном виде разделение труда уже есть в животном мире. Во-первых, это естественное (разное у разных видов) половое разделение труда при воспроизводстве и выкармливании потомства. Во-вторых, при коллективной охоте распределение функций у многих хищников это норма. Встречаются даже варианты совместной охоты хищников разных видов животных. В-третьих, распределение функций у коллективных насекомых. Общество аналогичное человеческому только во всех этих случаях не складывается, поскольку отсутствует обмен.

У человека разделение труда было изначально, поскольку скотоводство труд коллективный и уже относительно сложный, требующий совместных организованных действий. Возникновение новых технологий привело и к новым вариантам разделения труда. Внутри любого самого отсталого рода или племени примеров разделения труда уже можно найти немало. Однако полноценного обмена внутри рода первоначально не было, поскольку собственность была не частной, а коллективной. И только с началом обмена (между родами), когда обмениваемый продукт переходил к новому хозяину (другому роду), начали складываться экономические отношения, зародился рынок.

В развитом же человеческом обществе достойной альтернативы рынку пока нет. В СССР общественное разделение труда было, без этого общество вообще скатилось бы в каменный век, но рынок был основательно урезан. Цены на многие товары зафиксированы, «спекуляция» преследовалась, частное производство было фактически под запретом, индивидуальное сельское производство, как один из вариантов частного, было очень сильно ограничено государством. Запрещен наемный труд (эксплуатация), сокращены до минимума территории и т.д.

В результате экономику «перекорежило» и она начала умирать. Труд был организован гораздо менее эффективно. Были явные проблемы с распределением кадров. Причем ситуация принципиально не выправлялась, а из года в год становилась все хуже. К примеру, сельское хозяйство без «помощи» городских предприятий в последние советские десятилетия вообще не могло существовать. Подавляющее большинство товаров и услуг оказалось в дефиците. У населения скопилась огромная, не обеспеченная товарами, денежная масса. При том же техническом развитии, что и в рыночных государствах, советское общество было беднее, уровень жизни был заметно ниже.

Из-за отсутствия нормального рынка товаров и услуг каждый вынужден был множество бытовых проблем, вроде ремонта квартиры, автомобиля, бытовой техники решать сам, превращаясь в универсала. Эффективность такого труда и его качество, естественно, оставляли желать лучшего. Но главное в данном случае (и это очень серьезный симптом), что сокращалось разделение труда, шел процесс противоположный развитию цивилизации.

Можно взглянуть с этой точки зрения на США. Современный средний американец предельно ограничен. Он практически ничего не умеет за пределами своей специальности. Общий уровень культуры и эрудиции ни в какое сравнение не идет со средним советским человеком. Как ни странным может показаться на первый взгляд, это естественный результат идеально налаженного разделения труда.

Разделение труда, доведенное до совершенства, как раз и состоит в том, чтобы для данного уровня технического развития профессиональная зона была как можно уже. Это позволяет даже предельно тупому кадру, если он желает того и не ленится, вписаться в систему, обучиться и стать высококлассным специалистом в своей области. В результате этого практически каждый востребован обществом, предельно эффективно трудится на него, и себе обеспечивает достойный уровень существования, имея нормальный по меркам такого общества доход.

Быть профессионально подготовленным за пределами своей основной специальности не требуется. За удовлетворение любых потребностей лучше платить, а не делать самому, отвлекаясь от основного дела. Получается в итоге выгоднее (с точки зрения максимума дохода) и качественнее. Дефицита товаров и услуг в развитом рыночном обществе не может быть, поскольку на все, что имеет спрос, реальную потребность, за удовлетворение которой готовы платить, сразу же возникает и предложение.

Поэтому «тупость» американцев, их невысокий культурный уровень, это отнюдь не природная национальная черта, а результат высокоразвитого рынка и отсутствия рыночной потребности в эрудитах и интеллектуалах. По этой же причине в США практически нет своей фундаментальной науки. Не развивается, пока не пользуется рыночным спросом или не финансируется из бюджета (к примеру, в военных целях). Зато востребованные рынком прикладные научные и околонаучные отрасли, электроники и компьютерных технологий, развиты сильнее, чем где-либо. И качество наивысшее. Все это заслуга рынка.

В советские времена в учебных заведениях нас учили, что капитализм обречен потому, что в его основе уже заложено (антагонистическое) «противоречие между трудом и капиталом», конкретно, между «общественным характером производства и частнособственнической формой присвоения». Что эта заумная фраза означает?

– Труд в развитом обществе должен быть коллективным. Любое сложное производство обязано быть с разделением труда. Время мелких ремесленных мастерских, когда один мастер выполнял все работы, прошло. Это понимали даже марксисты сталинского уровня. «Критиковали» они форму присвоения результатов труда, выступали против частной собственности, поскольку именно собственник средств производства становится хозяином произведенного продукта.

Из чего следует, что если люди трудятся сообща, то и владеть произведенным продуктом они должны сообща, марксисты не объясняли. Это подразумевалось, как само собой разумеющееся. Никаких аргументов в пользу этого они не приводили, основываясь исключительно на интуитивном восприятии. Опять же интуитивно согласны с ними в этом вопросе были многие, в основном наименее квалифицированные работники, кто, по их мнению, «недополучал своего при дележе». В самой своей основе (теории эксплуатации) марксизм, хоть и строился с потугами на научность, больше заботился о массовой поддержке, необходимой для «революционного преобразования мира», чем о логичности и строгости рассуждений.

А между тем сама система с частной собственностью вовсе не очевидна. Цивилизация отнюдь не сразу вышла на нее, начав как раз с коллективной собственности (в роду скотоводов). И до такой, в общем-то, гениальной формы отношений, при которой оптимально решается вопрос о том, кто и как управляет коллективным трудом, в частности стимулами трудиться, надо было дорасти.

Понятие собственности это не абстракция, каковым оно в значительной степени было для советских людей. Это набор вполне конкретных практических вопросов, которые необходимо решить, чтобы трудиться. Во-первых, кто организует коллективный труд, руководит им. Во-вторых, каковы у каждого члена трудового коллектива стимулы трудиться. Уравниловка в этом вопросе далеко не лучшее решение. Для наиболее эффективной организации труда работник, выполняющий примитивную работу, и организатор, от которого зависит работа всего коллектива, должны стимулироваться по-разному.

Именно эти два основных компонента, распоряжение и пользование, входят в понятие собственности. Третий компонент, владение, позволяет контролировать ситуацию, успешно выполнять две предыдущие функции. Так что обойти вопрос о собственности невозможно. Он во многих отношениях ключевой.

Частная собственность предполагает, что трудом коллектива руководит хозяин. Он все организует, распоряжается, набирает себе помощников, определяя их задачи и стимулы.

Какая альтернатива частнособственнической форме присвоения (произведенного продукта)? Другими словами, какая вообще возможна собственность на средства производства, кроме частной?

– Во-первых, государственная, во-вторых, коллективная. Если бы советские обществоведы были честны и квалифицированны, то далее должны были бы сказать, что реально в капиталистическом (рыночном) обществе все эти формы собственности тоже есть. Закон их не отвергает, и какой-то иной дискриминации нет. Но рынок, автоматически обеспечивая выживание наиболее совершенных форм с более эффективной организацией труда, определяет, какова будет в конечном итоге их доля в экономике страны.

Государственная форма собственности, как правило, возникает в результате национализации каких-то отраслей в подавляющем большинстве случаев по политическим причинам. Такое иногда происходит в слаборазвитых странах с серьезным присутствием иностранного капитала, который начинают вытеснять, или, когда какая-то стратегическая для государства отрасль (к примеру, с оборонной точки зрения) оказывается убыточной, и чтобы не дать ей рухнуть, государство вынуждено выкупает ее у хозяев и поддерживает из бюджета.

Однако государственное предприятие, как правило, менее эффективно, поскольку у государственного чиновника, управляющего им, нет хозяйской заинтересованности. Прибыль и убытки не его. Соответственно нет личного интереса столько же сил и нервов тратить на оптимизацию работы предприятия, как хозяину. И практика полностью подтверждает этот вывод. Поэтому при первой же реальной возможности в государствах с рыночной экономикой от национализации отказываются, предприятия приватизируются. Для эффективной работы нужен хозяин.

Варианты, когда все работники одновременно являются и хозяевами предприятия, в рыночной экономике тоже возможны. Во-первых, это индивидуальный (или семейный) предприниматель, который к тому же полностью обходится своими силами, никого дополнительно не нанимая даже на вспомогательные и второстепенные работы. Какие-то экономические ниши для такого сорта предприятий возможны, но ясно, что их доля в современной экономике ничтожна. К примеру, большинство фермеров уже, как правило, не вписываются в такую формулу, поскольку нанимают сезонных рабочих (по советской терминологии это кулаки и батраки). И невооруженным глазом видно, что такое искусственное ограничение (советский запрет на эксплуатацию) никаких плюсов не дает, только дополнительные сложности.

Во-вторых, возможен кооператив, предприятие, на котором трудятся только его собственники. Коллективная собственность в государствах с рыночной экономикой широко распространена. Любой вариант акционерного общества это уже коллективная собственность. В данном случае только вопрос собственности предприятия, и кто на нем трудится, оказываются независимы. Акции предприятия могут практически полностью принадлежать его работникам, а могут принадлежать посторонним для производства людям. Эффективность работы предприятия от этого не зависит. Такая дополнительная узаконенная связь (к примеру, в уставе предприятия) оказывается явно лишней, не дающей никаких плюсов, но добавляющей дополнительные проблемы, скажем, при найме новых сотрудников в случае расширения предприятия. Так что запрет на «эксплуатацию» и в этом случае, не давая никаких преимуществ, только создает дополнительные сложности.

Коммуна же (коммунистический идеал, как альтернатива частной собственности) это дальнейшее развитие идеи кооператива, когда не только труд коллективный, но и вся жизнь индивидуумов максимально коллективизируется. Все живут сообща, бытовые вопросы решают сообща, зачастую и в сексуально-семейных отношениях уходя от наиболее распространенных (следовательно, наиболее подходящих) в человеческой цивилизации форм. Такие коммуны, как правило, вели полностью натуральный образ жизни, почти изолируясь от остальной цивилизации, уходя, таким образом, от общественного разделения труда и в результате безнадежно отставали во всех отношениях. Поэтому все попытки реализовать эти идеи на практике в девятнадцатом веке закончились ничем.

Так что, основной объект советской критики в «капиталистическом способе производства», «эксплуатация», «противоречие между трудом и капиталом» явно надуман. Организация производства (товаров и услуг) должна наиболее эффективным способом обеспечивать разделение труда. Это достигается, во-первых, совместным коллективным трудом, во-вторых, через рыночный обмен товарами. Первое условие реализуется на любом современном предприятии, и коммунистическом, и капиталистическом. Хотя хозяин (капиталист), как правило, в состоянии организовать все несколько лучше, поскольку может более гибко управлять стимулами всех участников коллективного труда. А для обеспечения второго условия вообще ничего лучше частной собственности и свободной купли продажи пока не придумано. Любые запреты в этой части только усложняют общественное разделение труда, делая в итоге весь труд менее эффективным.

В СССР эти ограничения были введены Сталиным на основании теоретических наработок его предшественников, Маркса и Ленина. Уровня самого Ленина хватило, чтобы отказаться от них и ввести НЭП. Хотя неясно, было ли это принципиальным отказом от коммунистических догм или чисто тактическим шагом, чтобы вырваться из экономического кризиса, вызванного ограблением крестьян (официально называемым политикой «военного коммунизма»). Достоверной информации неоткуда взять по двум причинам. Во-первых, все проходило чистку и могло быть легко сфальсифицировано в сталинские времена. Во-вторых, сам Ленин, чтобы «провести» (через голосование) политическое решение, которое он считал верным, мог высказывать доводы, соответствующие не его уровню понимания, а убедительные для его оппонентов. Поэтому даже неотредактированные стенограммы его выступлений не могут дать ответа на этот вопрос.

Уровня же Сталина и следующих за ним коммунистических вождей было явно недостаточно, чтобы квалифицированно разобраться в ситуации. А поскольку политические руководители стояли на (безграмотной) сталинской позиции, то и запущенная пропагандистская машина, выполняя заказ власти, продолжала десятилетие за десятилетием повторять эту идеологическую чушь, воздействуя на общественное сознание, в том числе и сознание самих коммунистических вождей. При господстве в обществе догматического мышления и в частности очень невысоком интеллектуальном уровне руководителей государства сложился порочный замкнутый круг.

Но вернемся к регулирующим возможностям рынка. В экономике наиболее развитых государств ведущая роль принадлежит крупным корпорациям. Для сложных высокотехнологичных производств это естественно. А как должна быть организована корпорация? Что выгоднее состоять ей из нескольких самостоятельных сотрудничающих фирм или из отделов с теми же техническими функциями, но подчиняющимися общему руководству?

 – Ответ на этот вопрос дает практика в рыночных условиях. Лучший вариант будет приносить большую прибыль, и он в конечном итоге выиграет конкурентную борьбу. Минусы «отдельных фирм» очевидны, это дополнительные накладные расходы и возможная несогласованность действий независимых «подразделений», плюсы – автоматические рыночные регулировки, особенно актуальные в период быстрого развития, когда приходится многое менять, выбирая наилучшие варианты. Как показывает опыт, оба варианта распространены, следовательно, конкурентоспособны. В зависимости от сферы деятельности и конкретной экономической ситуации часто бывает выгоднее разделить «слишком» крупную фирму на отдельные. Таким образом, рынок сам, опять же автоматически (через стремление каждого увеличить свой доход), регулирует распределение капитала по размерам.

Можно с этой точки зрения взглянуть на Советский Союз. На международном рынке он представлял собой фактически единую корпорацию. Собственник всех средств производства один (государство), и государственная монополия внешней торговли.

Опыт однозначно показал, что корпорация такого размера, пусть даже у нее и были какие-то плюсы, о которых могли рассуждать коммунистические идеологи, в целом оказывается неконкурентоспособной. Она в техническом отношении безнадежно отстает от оптимальных по размеру рыночных предприятий, что особенно хорошо видно по состоянию новейших бурно развивающихся технологий.

А выливается это в гораздо более низкий жизненный уровень и, при естественном стремлении каждого увеличить свой доход, к желанию перемен. Политическая надстройка в виде законодательства, репрессивного аппарата, идеологии, могут тормозить процесс изменений, сдерживать их какое-то время, но не до бесконечности. Перемены неизбежны. Таким образом, именно рынок обеспечил развал советской системы. А уж как конкретно, по какому сценарию, происходят изменения, определяется многими факторами, вытекающими из предыдущей истории.

Разобрав некоторые возможности рынка, выясним область их действия. Другими словами определим, когда рынок проявляет свои замечательные свойства, и что для этого необходимо.

Во-первых, на практике определенные проблемы в работе рынка начинаются из-за ограничений на перетекание капитала. В идеале рынок сам регулирует распределение капитала по различным видам деятельности так, чтобы выровнять прибыль.

В подавляющем большинстве случаев предпринимателю все равно, чем заниматься. У него одна задача, обеспечить максимум дохода с имеющегося у него капитала. Поэтому, если в некоем виде предпринимательской деятельности установилась более высокая прибыль, то туда начнется перетекание капитала из менее прибыльных. Через некоторое время предложение соответствующего товара на рынке увеличится, цена на него при неизменном спросе пойдет вниз. В результате прибыль уменьшится до среднерыночного уровня. В менее прибыльных (по сравнению со средним уровнем) видах деятельности за счет оттока капитала и сокращения предложения товара прибыль наоборот возрастет. Таким образом, рынок автоматически выравнивает усредненную прибыль во всех возможных сферах деятельности.

В принципе это относится даже к рискованным (в том числе и преступным) видам деятельности, в которых легко можно прогореть, оказаться за решеткой или погибнуть. Там в большинстве случаев планируемая прибыль намного больше, но с учетом возможных негативных сценариев развития событий, усредненная прибыль оказывается опять же среднерыночной.

Однако так все работает только в идеальной модели. В реальности может быть множество причин, препятствующих притоку капитала в вид деятельности с завышенной нормой прибыли. Причины эти могут быть самыми различными, к примеру, географические, природно-климатические или политические. Результат получается один. Рыночного регулирования, выравнивающего прибыль по разным видам деятельности, не будет, и тот, кто уже работает в соответствующем сегменте рынка, будет продолжать получать прибыль выше среднерыночной – сверхприбыль.

Этих предпринимателей такое положение вещей, естественно, устраивает, и потому в некоторых случаях условия, препятствующие проникновению на рынок новых конкурентов, могут создаваться ими искусственно с помощью криминала, коррумпированных представителей власти или как-то по-иному. Эти методы можно определить (дать им такое определение) как недобросовестная рыночная конкуренция.

Но практически ту же самую ситуацию можно создать и вполне законно с точки зрения свободного рынка. Достигается это через слияние капиталов, работающих в одной сфере. Это оказывается выгодно всем предпринимателям, добровольно идущим на такое объединение, поскольку позволяет им, устанавливая монопольно высокие цены на продаваемый товар, увеличить свой доход.

В принципе, неважно, каким образом происходит концентрация капитала. Возможны различные варианты. Существенно в данном случае только то, что монополизация, как правило, обеспечивает сверхприбыль, и стремление предпринимателей получать максимальный доход, в условиях свободного рынка, автоматически приводит к тому, что практически все отрасли экономики монополизируются.

Что в этом плохого? – Во-первых, пропадают некоторые рыночные регулировки. Монополисту не нужно, так же как и предпринимателям, находящимся в условиях жесткой конкуренции, заботиться о качестве своего продукта, нет необходимости так же постоянно думать о развитии и внедрении нового, чтобы не отстать. Да и вопрос оптимизации своего производства отходит на второй план. Лучшая организация все равно нужна, поскольку от нее зависит себестоимость продукции и, следовательно, (при той же цене) прибыль. Но этот стимул действует гораздо слабее, чем в условиях жесткой конкурентной борьбы на рынке. Соответственно при наличии иных проблем, которые, естественно, постоянно возникают в жизни, эта может и подождать какое-то время. 

Во-вторых, монополизация экономики создает тенденцию к замораживанию части денежной массы, исключению ее из оборота. На этой проблеме, особенно в силу ее неочевидности, надо остановиться подробнее.

Как уже отмечалось выше, монополизация на свободном рынке может происходить по различным сценариям. Один из механизмов слияния капиталов в той или иной сфере деятельности это добровольное их объединение, создание единого предприятия из нескольких более мелких. Другой же, быть может, даже более распространенный вариант, это ужесточение конкуренции с целью разорения и вытеснения с рынка мелких предпринимателей.

Пусть в некотором сегменте рынка работает несколько предприятий, выпускающих однотипную продукцию. Естественно, они конкурируют между собой, и установившаяся цена на товар есть результат баланса между рыночным спросом и общим предложением товара этих фирм.

Теперь представим, что один из предпринимателей, стремясь к монополизации отрасли, решил вытеснить конкурентов с рынка. Один из приемов это назначить цену на свою продукцию ниже себестоимости. Объемы покупок его товара резко возрастут. А для того, чтобы вся программа имела смысл, этот предприниматель должен еще увеличить объемы производства, чтобы удовлетворить весь имеющийся на рынке спрос по этой заниженной цене. Такая работа будет приносить немалые убытки. Но на это он идет сознательно, рассчитывая все окупить в будущем, когда станет монополистом.

А что делать его конкурентам? – Часть из них, начав нести убытки, перепрофилируют свои предприятия и уйдут, таким образом, из этого сегмента рынка. Кто-то законсервирует производство в расчете, что через некоторое время цена вернется к своему нормальному состоянию.

Эти варианты отступления с рынка все же сопряжены с определенными убытками. Поэтому тот, кто не имеет достаточных резервов, вынужден будет срочно избавляться от своего бизнеса. Соответственно появляется удобная возможность дешево скупить эти предприятия.

А кто-то решит бороться, пойдет на такое же снижение цены на свой товар, начнет работать себе в убыток. В результате этой борьбы на рынке «выживут» только те, у кого будет достаточно резервов. В большинстве случаев останется один, который и станет монополистом.

Для того, чтобы начать такого сорта экономическую интервенцию, или иметь возможность защищаться от атаки конкурентов, надо располагать значительными денежными ресурсами. Более того, необходимо, чтобы конкуренты не могли знать их объем. Так что (чужой) банк, откуда, в общем-то, возможна утечка информации, или деньги могут зависнуть в самый неподходящий момент, не всегда оказывается лучшим вариантом для накоплений под эти задачи.

Таким образом, экономика склонная к монополизации рынка создает серьезный стимул для замораживания значительных денежных сумм в виде запасов наличных. Одновременно с этим, получая сверхприбыль, монополисты легко могут аккумулировать ее часть без ущерба для своего бизнеса и личных потребностей. В результате для монополизированной экономики характерно, что значительная часть денежной массы постоянно изъята из обращения и законсервирована в виде ресурсов на случай экономических войн.

Чтобы понять, к чему это будет приводить, надо несколько подробнее рассмотреть природу денег.

При натуральном обмене один товар меняется на другой, цепочка обмена состоит из двух звеньев. Товар – товар. Чтобы обмен состоялся, во-первых, надо найти продавца нужного товара, во-вторых, необходимо, чтобы ему было нужно как раз то, что ему предлагают на обмен. Без этих двух условий сделка не состоится. И возможность развития экономических отношений серьезно тормозится.

Способ обойти это чисто техническое препятствие постепенно нашелся и стал широко использоваться. Каждый продавец добровольно соглашался за свой товар получать некоторый промежуточный, который он позже мог легко обменять на то, что уже было необходимо ему.

Этот промежуточный товар, чтобы такая система сложилась стихийно, должен, как минимум, обладать двумя свойствами. Во-первых, он должен быть постоянно широко востребован (быть ликвидным), во-вторых, легко сохраняемым, непортящимся со временем. Кроме того, для удобства пользования он должен легко дробиться на порции любого размера. Как оказалось, для этого лучше всего подходят цветные металлы.

После того, как всеобщий товарный эквивалент был выбран, надо было создать систему, облегчающую пользования им без каких-то дополнительных инструментов. Это вылилось в изготовление денег определенного веса и чистоты металла. Чтобы уменьшить возможное мошенничество в этой сфере, функцию контроля качества денег, участвующих в обороте, и изготовления новых денег взяло на себя государство.

С появлением денег цепочка удлинилось на одно звено. Товар – деньги – товар. А одно действие, обмен, распалось на два, куплю и продажу.

В результате этого было устранено серьезное препятствие на пути совершения сделки, обмен качественно упростился, товарообмен многократно ускорился. Деньги стали основным рыночным инструментом.

Все стали считать и сопоставлять в них. Возникло понятие цены. При определенной (пусть и плавающей) цене товаров деньги стали мерой богатства и дохода. Возник полноценный рынок со свойствами саморегулирования.

Таким образом, деньги это обязательный элемент рыночных отношений. Без них полноценный рынок не возможен в принципе. И при этом у денег образовалось несколько, в общем-то, различающихся функций. В частности, они стали средством накопления, превратившись в некоторых случаях, как было показано выше, в оружие экономических войн.

Но первоначальная их функция, товарного эквивалента, продолжает оставаться основной. Если денег в обороте недостаточно, то товарооборот замедляется. А при серьезной нехватке денег рынок вообще может парализовать. Это приводит к остановке практически всего производства, поскольку рынок это общественное разделение труда, без которого производство (на продажу) теряет смысл. 

С течением времени для устранения некоторых технических проблем деньги видоизменяются. Сначала появились бумажные деньги, не обладающие собственной потребительской ценностью, потом электронные. Это возможно только, если эти новые типы денег будут обладать двумя основными первоначальными их свойствами, высокой ликвидностью и хорошо сохраняться во времени.

Обеспечивает это государство. Таким образом, с некоторых пор роль государственной власти существенно возрастает. Она становится гарантом основного инструмента рыночных отношений.

Отсюда в частности понятно одно из следствий отсутствия преемственности в государственной власти (революции). Крах национальной валюты. Россия это уже проходила в 1917 и в 1991 годах. 

Итак, выяснив природу и основные свойства денег, вернемся к анализу последствий замораживания части денежной массы, характерной для монополизированной рыночной экономики.

Во-первых, деньги, как и прежде, сами остаются товаром, соответственно в рыночных условиях их относительная ценность определяется соотношением спроса и предложения. Нехватка денежной массы в обороте приводит к возрастанию ценности денег. Это проявляется в том, что все товары как бы дешевеют. Продавцы готовы уступать в цене, лишь бы получать деньги.

Во-вторых, все население, понимая, что денег может не хватить в самый неподходящий момент, начинает экономить, беречь их, тратить только на самое необходимое. Процесс замораживания денег, исключения их из оборота многократно усиливается. В результате – экономический кризис. Товары произведены, цены на них упали, но все равно никто эти товары не покупает. В девятнадцатом веке такие «кризисы перепроизводства» случались с некоторой регулярностью.