II.3 Создание новых технологий

Исторический процесс многогранен. Одно из неотъемлемых его проявлений это развитие технологий. А как они возникают?

– В животном мире тоже множество своих технологий. Некоторые из них весьма нетривиальны. Тем не менее, даже на животном уровне сознания оказывается возможно создать их. Позволяет это метод проб и ошибок, который, по большому счету, практически в неизменном виде происходит еще из животного мира.

Суть его проста. Для решения возникшей задачи сначала используются уже привычные отработанные приемы. Если они не дают желаемого результата, то в них начинают вносить дополнения и изменения. Попробовали одно изменение. Если оно не дает улучшения, возвращаются в начальное состояние и пробуют другое. И так до тех пор, пока не удастся справиться с задачей, или возможный набор изменений иссякнет. Если задача оказалась не случайной, а стала возникать с некоторой регулярностью, то способ решения ее очень быстро станет привычным, рутинным, превратившись в отработанную технологию, которой потом будут просто обучать молодое поколение. 

Предыдущее изложение в полной мере могло относиться как к животным, так и человеку. До возникновения современной исследовательской культуры и человек новое мог создавать только таким образом.

Качественное изменение здесь произошло только тогда, когда человек научился логике, выстраиванию причинно-следственных связей, моделированию. А это умение не могло возникнуть просто так, поскольку само такое мышление это тоже технология, и весьма нетривиальная, возникшая в результате философского осмысления устройства нашего мира. Произошло это осмысление в девятнадцатом веке (даже по ТИ). До того же была единственная технология создания нового – метод проб и ошибок. Соответственно все, что изобретено в цивилизации до начала девятнадцатого века, могло быть создано только этим методом.

Рассмотрим несколько подробнее, как создается новое на основе метода проб и ошибок. Основа любой относительно древней технологии всегда имеет естественное происхождение. Его или можно наблюдать в природе, или натолкнуться случайно в результате опять же естественных собственных действий. Соответственно, когда возникает потребность, это знание используется, первичная технология применяется.

Для того, кто ею регулярно пользуется, она становится привычной рутинной. К примеру, предок человека начал пользоваться огнем. Сама эта технология и сопутствующий ей набор простейших технологических действий и приемов становится естественным, привычным. В частности обязательный ее элемент это сбор и подкладывание в огонь горючего материла, в первую очередь хвороста. Но в огонь могут подбросить и что-то другое. Произойти это может случайно, по ошибке или просто так, от нечего делать, как вариант, в результате детской игры у костра.

А это позволяет случайно натолкнуться на новые горючие материалы: торф, каменный уголь, кизяк. А последний, как оказывается, может очень долго тлеть, не затухая, что позволяет иногда новый костер на месте старого разводить на следующий день практически без усилий. В результате такого случайного опыта возникла весьма актуальная технология сохранения огня.

А кроме этого возникла новая «исследовательская технология», практически не требующая усилий от «исследователя», что на том культурном этапе очень актуально. Любой новый попавшийся предмет пробовать на взаимодействие с огнем, просто так, на всякий случай, как развлечение от нечего делать. Отсюда берут свое начало многие, в том числе и весьма серьезные, технологии вроде гончарных или металлургических. Естественно, возникли они не сразу, а много позже, когда в них созрела потребность, но знание, послужившее основой для них, было получено ранее в ходе естественной бытовой деятельности и простого подбрасывания в огонь случайно попавшихся предметов.

Но вернемся к методу проб и ошибок. Начинается все с первичной технологии, происходящей из природы или естественной деятельности. Потом постепенно эта технология может изменяться, усовершенствоваться. В уже достигнутый уровень технологии вносятся изменения. Внесли одно изменение, провели эксперимент. Если он удачен, то новой усовершенствованной технологией начинают пользоваться. Она приживается. Если эксперимент неудачен, то возвращаются к исходному работоспособному варианту и пробуют другие новшества.

Особенность такого поиска в том, что движение вперед возможно только пошагово. Одно изменение или дополнение за раз, чтобы в случае неудачного эксперимента было понятно, из-за чего произошел сбой, и можно было легко вернуться назад к работоспособной технологии.

Между прочим, «метод научного тыка» и сегодня не забыт. При создании чего-то нового, к примеру, конструировании в радиотехнике, нередко возникает ситуация, когда проще и дешевле попробовать практически, подобрать что-то экспериментально, чем рассчитывать или искать готовое решение в литературе. Поскольку уровень наших знаний иной, и мышление отличается, то мы в принципе можем действовать и несколько по-иному, скажем, вносить сразу несколько неочевидных изменений. И только в случае сбоя начинать анализировать или уже проверять все пошагово. Но и сегодня, если задача позволяет, лучше сразу двигаться отдельными шагами. Что-то изменили или добавили – пробуем (проводим эксперимент). Добавили еще что-то существенное – опять пробуем.

В древности, же когда нашей способности к анализу не было, моделей не строили, логикой не владели, движение вперед было возможно только отдельными шагами. Несколько новшеств одновременно исключались категорически, поскольку правильно выявить причины сбоя в противном случае было принципиально невозможно.

Второй существенный момент, который необходимо рассмотреть, это роль эксперимента при создании нового. Сегодня в нашем распоряжении могут быть теории, математические расчеты, те или иные косвенные данные, по которым можно делать какие-то выводы. Однако окончательную уверенность, что все получилось, в подавляющем большинстве случаев может дать только эксперимент.

В древности кроме экспериментальной проверки вообще ничего другого не могло быть. Это был единственный критерий. А как мог быть поставлен эксперимент, если науки не было, исследовательской культуры тоже, исследований никто не финансировал. Способ один – в ходе практической деятельности. Причем совсем необязательно, чтобы это было какое-то жизненно важное дело. Оно могло быть и достаточно второстепенным, но в любом случае, регулярным. Только так было возможно раз за разом искать усовершенствования и двигаться дальше.

Казалось бы, сделанные выводы достаточно тривиальны и не дают ничего конструктивного. На самом деле это очень важные принципы создания новых технологий, их реальные ограничения. При реконструкции истории или проверке уже созданной ранее версии можно прокачать многие древние технологии на соответствие сформулированным принципам. И далеко не всегда концы с концами сойдутся. Соответственно историческая версия, в которой с происхождением технологий не все гладко, будет требовать уточнения, или вообще должна быть отброшена как некорректная.

Проиллюстрируем это на двух примерах. Начнем с изобретения охотничьего лука. Применяли его (и кое-где применяют до сих пор) дикие аборигены практически всех заселенных континентов (кроме Австралии). Получается, что предки всех их когда-то его изобрели. А между тем это изобретение очень непростое. От наблюдения в дикой природе упругой ветки дерева до законченного изделия, позволяющего с ним успешно охотиться, дистанция огромная. Как преодолел ее древний человек?

 – В общем-то, способ один – метод проб и ошибок. Сделали сначала не очень удачный лук, пользовались им, и постоянно с изготовлением каждого нового лука пробовали какие-то изменения. Основная их масса оказалась бесполезной. Их отсеяли. А те, которые дали реальные улучшения, запомнили и стали применять, включив в технологию изготовления лука и пользования им. И так постепенно шаг за шагом, из поколения в поколение, пока не вывели это устройство на некоторый уровень совершенства.

Другого варианта нет. В любой версии истории, традиционной или альтернативной, происходить это могло только так. И наверняка происходило, поскольку лук был реально изобретен в древности. От этого факта никуда не деться.

А тогда в чем проблема, и почему вообще этот вопрос заслуживает внимания в данном исследовании?

– Оказывается, что при аккуратном исследовании вопроса с точки зрения принципов сформулированных выше, в официальной истории целых три проблемы. Первая проблема состоит в том, что даже самый первичный примитивный лук это упругая палка, с натянутой на нее тетивой (плюс к этому специально сделанная стрела, которую таким необычным способом метают), уже относительно сложный комплекс, требующий на свое изготовление и применение несколько новых операций. Пошаговый метод его изобретения не позволяет преодолеть их сходу, одной модернизацией.

Должны были сделать нечто, пользоваться им. Потом найти улучшение. Опять некоторое время пользоваться улучшенным вариантом и искать дальнейшие улучшения. Т.е. на само изобретение идеи лука могли выйти только после серии шагов, возникающих в результате постоянного пользования «полуфабрикатами» (к примеру, древко лука без тетивы), предшествующими современному луку. А что это за «полуфабрикаты», и для чего они нужны, не ясно. Поэлементно, без всего комплекса, применения им не видно.

Вторая проблема похожа на первую. Представим гипотетически, что древний охотник дорос до идеи лука, сделал первый самый примитивный (детский) лук. Далее он мог его многие годы или даже поколения совершенствовать. Однако усовершенствование было возможно только пошагово в результате регулярного пользования этим луком. Как охотник выживал на этапе, пока лук был очень несовершенен и не позволял с ним всерьез охотиться?

И, наконец, последний вопрос. Зачем древний охотник усовершенствовал лук? Что заставляло его делать это? Сегодня мы знаем, что возможно относительно несложное и очень эффективное устройство для охоты, поскольку оно уже изобретено. Имея такое знание, как бы и возможно поработать на перспективу. Однако просто так на перспективу в древности никто бы работать не стал. Необходим был регулярный стимул. К тому же заранее никто не мог знать, что получится нечто очень полезное. Соответственно на начальном этапе не видно стимула для этого изобретения.

Набор проблем, в результате которых смоделировать изобретение лука в рамках традиционной истории (ТИ) вообще не удается. В «Реальной истории России и цивилизации» вносится всего одно существенное изменение, которое сходу делает модель работоспособной, позволяющей получить несложные ответы на все поставленные выше вопросы.

Лук изобрел не охотник, а скотовод кочевник. В качестве прототипа для первичного лука использовался длинный кнут с деревянным древком около полутора метров. Таким кнутом и сегодня пользуются, к примеру, башкирские скотоводы, управляя стадом с лошади. В свернутом состоянии (для хранения и транспортировки) плеть несколько раз наматывается на древко по длине.

В качестве примитивного лука этот кнут (в свернутом состоянии) использовался просто как игрушка, для развлечения. Стреляли из такого игрушечного лука по грызунам, живущим в степи, к примеру, суркам. При этом было не важно, удачная «охота» или нет, поскольку пропитание обеспечивалось другим занятием – скотоводством. Это же было просто времяпрепровождение, пока стадо паслось.

Занятие, казалось бы, не обязательное, но для любителя такой игры эта забава была каждодневной. При этом он постепенно повышал свое мастерство и улучшал игрушку. Стрелу сделал хорошую, и кнут использовал с плетью из конского волоса. А когда игрушка позволила обеспечивать себя пропитанием, охота отпочковалась от кочевого скотоводства в самостоятельный вид деятельности. И уже охотник профессионал постепенно довел лук до совершенства.

Несложный анализ, по, казалось бы, не очень существенному вопросу, а выводы из него получились замечательные и неожиданные (для ТИ). Оказывается, охота не была первым человеческим занятием. Ей предшествовало скотоводство. И предки диких аборигенов практически всего мира, включая пигмеев, были скотоводами, пользовались «башкирским» кнутом, пасли свои стада там, где водятся грызуны вроде сурков, и нет крупных (львы и гиены) хищников, от которых до появления хорошего оружия человек не мог защитить свое стадо.

Другая древняя технология, интересная для подобного анализа, это земледелие злаков, в частности пшеницы. С одной стороны технология нетривиальная, которая применяется только человеком, и включает множество специфических технологических приемов, с другой, она настолько древняя, что проследить ее эволюцию от возникновения по сохранившимся свидетельствам не представляется возможным. Единственный способ установить, как происходило в действительности, – смоделировать.

Историки традиционалисты «решают» все очень просто: «Земледелие происходит из собирательства». Подсмотрели в природе одно, второе, третье, и стали сами все это делать, постепенно интенсифицировав основные операции. В диком виде пшеница растет в Африке, к примеру, в Эфиопии. Оттуда и происходит эта древняя технология.

Но рассмотрим внимательнее фактически единственную на сегодняшний день технологическую цепочку получения и переработки пшеницы.

1. Вскопать землю.

2. Посеять зерно.

3. Скосить.

4. Обмолотить.

5. Сохранять урожай в сухом помещении в виде зерен до следующего урожая, постепенно забирая его часть на еду.

6. Перемолоть зерно в муку.

7. Замесить тесто.

8. Выпечь хлеб.

Предположим, что технология действительно происходит из собирательства. Некоторые технологические операции могли до интенсификации отсутствовать или быть существенно примитивнее, в частности два первых пункта для собирателя не обязательны.

Пункт 3, по большому счету требует металлического инструмента, косы или серпа. Схема не очень складывается, поскольку серп надо купить у кузнеца (металлурга). Т.е. технология оказывается не такой уж древней, требует освоенного производства металлов, весьма квалифицированного ремесленника и сложившегося рынка.

Представим, что пункты 3 и 4 осуществляют как-то более примитивно, к примеру, вручную без металлических орудий труда. Такое земледелие теряет свою привлекательность, поскольку экономически становится очень неэффективным. Но гипотетически примем этот вариант и рассмотрим технологическую цепочку далее.

Пункт 5 все равно необходим. Одна из прелестей земледелия злаков, что они хорошо и относительно легко сохраняются в течение года, позволяют делать запасы, в том числе и на голодные месяцы, когда других источников питания почти не остается. А без сухого помещения «сгорит» зерно. Опять же чисто гипотетически, чтобы продолжить рассуждения далее, представим, что у древнего собирателя «оказалась под рукой» удобная сухая, проветриваемая пещера, и с хранением зерна все «уладилось».

Однако модель все равно не складывается. Племена охотников-собирателей, сохранившиеся сегодня в мире, не могут прокормиться на относительно небольшой территории, и вынуждены вести кочевой образ жизни. Чтобы заняться земледелием, жить рядом с обрабатываемым полем и местом хранения урожая, им надо полностью поменять свой хозяйственный уклад, и жить оседло. Слишком много надо изменений ради удовольствия заниматься земледелием злаков. Не стоит оно того.

Но опять же гипотетически представим, что где-то в других районах планеты, к примеру, на территории все той же Эфиопии, где есть дикорастущая пшеница, древние собиратели, которых сегодня уже не осталось, вели свое хозяйство несколько по-иному, и жили оседло. Т.е как-то «уладилась и эта проблема».

Тогда все первые пять пунктов можно объединить в один – получение и хранение зерна. Со сложностями и натяжками этот пункт условно будем считать выполнимым. И вся схема сведется к четырем пунктам, этому обобщающему и трем последним: 6, 7, 8.

Однако не есть человек не переработанное зерно. Поэтому все эти четыре пункта, каждый из которых представляет собой отдельную непростую технологию, должны существовать сообща. По отдельности, без трех других, любая из этих технологий никому не нужна. А все четыре технологических новшества одновременно ввести невозможно, по установленному выше закону развития древних технологий. Так что если по первым пунктам выстраиваемая схема еще как-то теплилась, то по всему их комплексу она окончательно и бесповоротно рухнула. Модель оказалась неработоспособной.

Для сравнения приведу схему возникновения земледелия злаков и в частности пшеницы, построенную в «Реальной истории России и цивилизации».

Начинается все с кочевого скотоводства в степях Евразийского континента. Когда плотность кочевых родов стала избыточной в результате прироста населения, некоторых из них вытеснили в соседние зоны. На юге Уральских гор, где есть необходимые полезные ископаемые, руды и уголь, возникли первые металлургические технологии, появились металлические орудия труда, топор и коса. Они позволили скотоводам проникнуть в лесную зону, севернее степей. Здесь кочевое скотоводство перешло в оседлое. Появились новые виды одомашненных животных, возникло птицеводство. Началось обязательное для этой природной зоны заготовление кормов на зиму. Так что постепенно возникло и развилось земледелие кормовых культур, в частности злаков, необходимых для птиц. А вот когда запасы злаков уже были, и была металлическая посуда, в голодные месяцы оседлый скотовод вполне мог попробовать варить из злаков кашу. Это всего одно технологическое новшество в тех условиях. Постепенное усовершенствование технологий приготовления зерна в пищу достаточно легко уже в результате пошаговых изменений привело к выпечке хлеба, которая осуществима без металлической посуды.

Все изменения и развитие новых технологий происходят в этой модели строго по установленному выше закону, шаг за шагом. А каждый шаг делается строго под давлением новых естественным образом возникающих обстоятельств. Более того, каждый шаг сохранялся в местной культуре практически до нашего времени, подтверждая, таким образом, его экономическую и технологическую обоснованность.

Естественно, новые технологии производства и переработки злаков возникли для местных культур: ржи, ячменя, овса. Позже, после расселения человека по планете, эти отработанные технологии были опробованы и на новом злаке, привезенном из Африки, пшенице.

II.4 Возникновение государственности

А теперь с помощью созданного для исследования аппарата перейдем к изучению одного из самых принципиальных теоретических вопросов обществоведения. Как и для чего в человеческом обществе возникло государство?

Общественные отношения это тоже технологии. Возникать и изменяться они должны по тем же принципам, что и прочие. Соответственно, если мы рассматриваем самое начало цивилизации, то здесь поступательное движение возможно только в результате метода проб и ошибок. Все новшества только пошагово, не более одного изменения за раз, и проверка нововведения только в ходе естественной практической деятельности, которая сразу и определяет, останется оно или будет отвергнуто.

На заре цивилизации невозможны сложные игровые комбинации, интриги, политика. Все это возникает существенно позже, на ином уровне мыслительной культуры (Это тоже технологии). Варианты военного покорения кого-то со сложными отношениями, подчинением, рабством, выплатой дани (налогов), тоже не могут возникнуть просто так. Они содержат в себе, как минимум, два новых технологических шага (в действительности этих новых технологий требуется гораздо больше). Сначала надо победить в войне, после этого между победителем и побежденным надо установить новые отношения. Одно без другого либо невозможно, либо никому не нужно. А вместе исключается по закону создания новых технологий.

Поэтому будем искать решения, основанные исключительно на естественной деятельности человека, понимая при этом, что человек еще интеллектуально не намного умнее животных. Придумать что-то качественно новое ему не просто. Любое, особенно качественное новшество должно возникать естественным образом, первоначально вообще, быть может, помимо воли людей.

Небольшую подсказку, где искать решение, мы имеем. Рассматривать надо то, что отличает человека от животного. А такой элемент мы выше угадали. Это торговля. Анализом следствий от ее возникновения далее и займемся.

Изначально любое хозяйство натурально. Каждый все необходимое для жизни производит сам, и сам же потребляет. Такое состояние происходит из животного мира. Взаимодействия с соседями практически нет. Соседи живут в тех же природно-климатических условиях, занимаются тем же самым делом, имеют все предметы точно такие же.

Если люди живут в несколько различающихся природных условиях, как результат, занимаются разными видами деятельности, то в этом случае у них могут быть какие-то разные предметы. Они могут ими обмениваться. Обмен для них еще не является жизненно важным. Можно совершенно спокойно обойтись без него. Хозяйства пока еще полностью натуральны, но все же от обмена есть определенные выгоды. Каждый после обмена получает в свое распоряжение нечто, чего не имел до того, а теряет то, что при желании относительно легко может восполнить, и потому его не жалко.

Соответственно люди методом проб и ошибок постепенно налаживают между собой такие отношения. За какое-то время они складываются, становятся привычными, начинают происходить с некоторой регулярностью. Постепенно, по мере повышения плотности населения и расширения количества возможных видов человеческой деятельности, операции обмена учащаются, становятся распространенным элементом культуры. Человек начинает испытывать потребность в чем-то, что он в состоянии получить только с помощью обмена. Торговля для него становится важной.

Начинают складываться постоянные места торга, удобные для всех участников. Попробуем разобраться, как они возникают.

Наиболее удобные места для торгов должны быть вблизи границ природно-ландшафтных зон, так чтобы каждый участник торга являлся на него по «своей» территории, зачастую не прерывая своей основной деятельности, как, скажем, скотовод кочевник. Удобно, чтобы в этом месте встречалось несколько природных зон, так чтобы место было удобно представителям сразу нескольких разных культур. Практически непременным условием к такому месту торга становится его расположенность на реке или ином водоеме. Во-первых, река это иной природный ландшафт со своими специфическими видами промысла, во-вторых, удобство для транспортировки товаров при отсутствии дорог. Так из чисто географических соображений возникают первичные рынки.

Каждый древний производственник: земледелец, скотовод, охотник, рыболов, собиратель – привязан технологически к своему природному ландшафту. А вот ремесленник с природными ландшафтами, как правило, не связан. Где удобнее всего ремесленнику расположить свою мастерскую? – Вблизи рынка. Рынки, возникшие первоначально из чисто географических условий, начинают обрастать мастерскими и поселениями ремесленников. Постепенно они превращаются в города.

Отличие человека от животных начинает проявляться всерьез. Животным соседи не нужны. В лучшем случае им необходимы члены их же стаи, чтобы сообща что-то делать, к примеру, охотиться. Соседние же стаи только мешают, поскольку потребляют те же ресурсы. От них выгоднее держаться подальше

У человека, с одной стороны все так же. Соседи, занимающиеся тем же делом, мешают, если сказывается нехватки каких-то общих дефицитных ресурсов. С другой стороны, начинается новый тип отношений, который притягивает других людей, устанавливает между ними отношения и связи, которых нет в животном мире. Центрами этих связей выступают города.  

Однако возникшие новые отношения приводят и к новым проблемам, которых до того не было. Концентрация на небольшом участке значительного числа людей с их производствами, рынок, на который является множество окрестных жителей, создает проблемы. Город практически сразу же с момента возникновения начинает задыхаться от нечистот и прочих отходов человеческой жизнедеятельности.

Вообще первое человеческое занятие в цивилизации это кочевое скотоводство. Скотовод кочевник подобных проблем не имеет. Остановившись где-то на стоянку, он достаточно сильно замусоривает территорию. Однако после того, как его животные объели все близлежащие пастбища, он просто в силу своих производственных потребностей переходит на новое место. Природа сама относительно быстро поглощает следы его присутствия и восстанавливается. Соответственно санитарией он не занимается, даже покойников своих не хоронит, просто оставляя их в степи на съедение падальщикам.

Эта культура первоначально господствует в человеческой популяции. Однако оседлое проживание относительно большого числа людей, представления не имеющих о санитарии, постепенно начинает диктовать новые правила. Вместе с горами мусора и прочими гниющими отходами производства и человеческой жизнедеятельности появляются полчища насекомых, грызунов. Начинаются отравления, эпидемии людей и животных.

Первая самая естественная реакция горожан на уровне их кочевой культуры – перенести город на новое место неподалеку. Но как принять это решение? – У кочевников подобные решения принимает глава рода, у животных – вожак стаи. Город же это собрание относительно случайных людей, у которых пока нет общей власти.

Проблема обсуждается сообща. Одни хотят переехать, другие предлагают не спешить. Логики еще нет, способности убеждать – тем более. Вообще речь пока развита относительно слабо. Каждый просто кричит свое – «голосует». Естественно, договориться ни о чем не удается. Каждый просто делает, что собирался. Если большинство решило переехать, то большая часть города быстро перемещается на новое место. Остальные, оказавшись вдали от основного рынка, какое-то время мучаются, потом тоже собираются и переезжают к большинству.

Однако лучшие места уже расхватали те, кто переехал раньше. Опоздавшим приходится довольствоваться остатками. Поэтому, если и не с первого раза, то все равно относительно быстро приходит понимание, что результаты «голосования» надо воспринимать всерьез. «Проголосовало» большинство, что город пока не переносится, то даже, если очень хочется, придется ждать этого «решения большинства». «Проголосовало» большинство за переезд, наученные горьким опытом будут бросаться делать это первыми, чтобы удобнее расположиться на новом месте.

Так возникает традиция, или, если кому-то угодно, вырабатывается условный рефлекс. На том уровне развития сознания разницы здесь почти нет. А в итоге возникла новая технология принятия решения – голосование. Главное, что меньшинство начинает подчиняться «решению» большинства. Стихийно, без захвата, без войн, без сложных игровых комбинаций (интриг), в цивилизации возникла новая власть – власть большинства. Это и есть зачаток государственности.

 Спектр вопросов, рассматриваемых этой властью (общим собранием горожан), первоначально ничтожен. Силы для выполнения решения нет, и никто пока вообще не думает о насилии. Просто рассматриваются вопросы, существенные для всех. И во многих случаях даже не важно, какое решение будет принято. Гораздо важнее, чтобы это было решение единое для всех, и все к нему присоединились, даже те, кто «голосовал» «против».

Все вопросы, которые первоначально рассматривало общее собрание, касалось уменьшения возникающих обобщенных налогов. А для эффективной борьбы с ними необходима общая согласованная позиция. Это залог успеха. Будет единство, рано или поздно будут найдены и лучшие технологии для минимизации обобщенных налогов. И первый принципиальный шаг здесь – стихийное возникновение этого единства, подчинение меньшинства большинству. Это оказывалось выгодно всем.

Со временем будут минимизированы почти все возникающие обобщенные налоги. Пожарный, преступность, решение спорных вопросов – арбитраж, защита города от внешних врагов и разбойников, устранение последствий тех или иных природных бедствий, вроде затопления и т.д. Однако вернемся к самому первому – санитарии.

Первоначально горожане раз за разом решают возникающую проблему путем переноса города. Однако нагрузка на ландшафт здесь оказывается существенно выше, чем в случае с кочевыми родами. Природа не успевает восстанавливаться. Так что скоро подходящих, еще не испорченных мест в округе почти не остается. Да и перенос ремесленной мастерской с места на место не всегда так же прост, как перемещение скотовода кочевника. Решение о переносе города становится принимать все сложнее и сложнее. А проблема санитарии сохраняется. Ее никто не отменял. Каждый начинает заботиться о своей территории, вырабатывает определенные санитарные правила, регулярно убирает мусор.

Поскольку это интересно всем, компактно проживающим, то положительный опыт очень быстро перенимается. В результате оказывается, что относительно простой набор приемов позволяет существенно уменьшить негативные последствия для всех.

А теперь представим, что подавляющее большинство усвоило некоторые азы санитарии, а кто-то продолжает жить по-прежнему. Тогда его территория станет местом распространения насекомых и грызунов, которые будут наносить вред всем окружающим. Большинство горожан, естественно, будет недовольно таким соседством. Общее собрание может выступить и против его нахождения в городе. По крайней мере, если все же случится очередной переезд города, то никто не даст такому соседу расположиться рядом с собой. Причем это будет согласованная позиция многих. Он вынужден будет искать место вдали от рынка, или подчиняться общим санитарным «нормам».

Т.е. большинство рано или поздно придет к необходимости применять силу к меньшинству, наносящему всем ущерб. Таким образом, возникает новая дополнительная норма. Подчиняйся большинству, или тебе в городе нет места. А вслед за этим возникнет и соответствующая технология. Толпа горожан, заинтересованных устранением проблемы, сообща может выгнать из города того, кто всем им мешает.

Насилие еще минимально. Самое большое наказание – выгнать из города. Но власть большинства постепенно начинает обрастать необходимыми атрибутами, повышающими ее эффективность в части уменьшения обобщенных налогов.

Однако человеческая цивилизация это общественное разделение труда. Квалифицированному ремесленнику выгоднее на примитивную работу, вроде уборки мусора, нанять за минимальную плату кого-то совсем неквалифицированного, чем тратить свое время. Кто-то так и поступит. Многим тоже захочется.

В результате, постепенно улучшаясь, шаг за шагом, городская санитария выйдет на свой оптимум в части минимизации этого обобщенного налога. Убирать мусор в городе будут несколько мусорщиков. Их работу будет контролировать «староста», подчиняющийся общему собранию горожан. И существовать вся эта система будет на средства, сообща выделяемые горожанами.

Так исключительно в интересах самих горожан, по воле большинства, без какого-либо насилия, с целью минимизации соответствующих обобщенных налогов в цивилизации появляются специализированные службы и исполнительная власть, контролирующая их работу, а так же возникают налоги на содержание этой системы.

Происходит это на самой ранней стадии развития рынка, когда еще нет денег. Первые налоги натуральны и примитивны. Что нужно мусорщику за его работу? – Еда, одежда, место для ночлега. Любые другие варианты налогов, к примеру, определенная доля от дохода, это уже гораздо более сложная технология, до которой надо (опять же пошагово) дорасти, притом, что денег еще нет, да и считать никто не умеет.

Так возникает первичная зачаточная государственность с законодательной и исполнительной властью. Она появляется в результате развития рынка, общественного разделения труда на основе обмена продуктами и сама является всего лишь одной из форм общественного разделения труда.

После того, как эти ветви власти возникли, они будут видоизменяться в соответствии с законом развития новых технологий, пошагово и с регулярной проверкой каждого новшества практикой. Стимул для их развития один – минимизация возникающих в цивилизации обобщенных налогов.

Очевидно, что варианты, предлагаемые в официальной истории, когда власть захватывается, там идет борьба, со сложными игровыми вариантами, и в обществе сложные отношения, вроде рабовладения, если и возможны, то должны быть гораздо позже. К ним надо прийти в результате пошаговых изменений, причем так, чтобы каждый шаг давал улучшение в части минимизации обобщенных налогов. При этом надо иметь в виду, что рабский труд, и этот факт никто не будет оспаривать, гораздо менее эффективен, чем свободный труд. Т.е. в рабовладельческом обществе возникают дополнительные обобщенные налоги, которые к тому же не минимизированы. Поэтому отдельный большой вопрос в этой связи, при каких условиях возможны подобные отношения в обществе, и были ли они в действительности?

 Далее основные этапы общественных отношений и качественного видоизменения власти будут рассмотрены. Но перед этим вернемся к весьма существенному вопросу, о настоящей истории. Желательно закрыть этот вопрос по максимуму, насколько позволяет ситуация. Без этого дальнейшие рассуждения все еще могут восприниматься значительной частью читателей как далекая от реальности игра ума. А начать придется с человеческого сознания, потому что дело отнюдь не в доказательствах, а в том, как они воспринимаются.

II.5 Развитие сознания

Цивилизация зародилась, когда сознание нашего предка еще почти не отличалось от сознания животных. С этого этапа и начнем наши рассуждения. Примеров, позволяющих хотя бы качественно оценить этот уровень, предостаточно.

Сознание животного конкретно. Есть внешний раздражитель – возникает отклик сознания на него. Исчез один раздражитель, к которому было приковано внимание, сознание быстро переключается на новый. Так оно запрограммировано в результате естественного отбора. Внимание (а соответственно и сознание) обращено на самый сильный сиюминутный раздражитель.

Реагировать на внешний раздражитель человек умеет не хуже животного. Это умение никуда не делось. Но в дополнение к нему появилась способность мыслить абстрактно. В отличие от животных человек может отвлечься от сиюминутных внешних раздражителей и думать о чем-то ином. Взаимодействие будет не с органами чувств, поставляющими информацию сознанию, а только со своей памятью. При этом каких-то усилий от нас, как правило, не требуется. Это умение естественно.

Однако естественно оно только в той мере, в какой кто-то этому обучался. Абстрактно мыслить умеют практически все люди. Но уровень абстракции, до которого готово дойти сознание, далеко не одинаков. Между сознанием оленевода из тундры и физиком теоретиком, занимающимся астрофизикой, целая пропасть. А если человеческий ребенок с самого раннего детства оказывается в среде животных, то он так и останется на животном уровне сознания.