Опыт применения метода факторного анализа при изучении погребальных сооружений Боспора

По многим вопросам этнической истории и культуры Боспора первых веков нашей эры среди исследователей нет единства. Выдвигаются концепции, подчас взаимно исключающие друг друга, а новые археологические находки трактуются по-разному.

Напрашивается вывод, что только традиционная методика исследования не может обеспечить должного прогресса в этой области. Небезынтересно было бы поэтому использовать и другие методы.

Естественно, что при любой, даже самой совершенной современной форме (способе) извлечения информации получаемые сведения и выводы все равно останутся приближенными (но не приблизительными!). В этом, как известно, заключается диалектика процесса познания. Одним из перспективных методов исследования является факторный анализ. Его используют активно в психологии, медицине, статистике. Появились статьи и историков (главным образом, касающиеся проблем новейшего времени)[751]. Попытки применения метода факторного анализа делаются зарубежными искусствоведами — по античной тематике[752]. Наконец, имеются и обобщающие работы, посвященные факторному анализу. Сошлемся на одну из наиболее известных и полных — немецкого ученого К. Иберла[753].

Остановимся кратко на характеристике этого метода. Он основан на изучении взаимосвязей исследуемых явлений и факторов, влияющих на них. Факторный анализ позволяет определить скрытые закономерности, объективно существующие, но не поддающиеся непосредственному измерению[754]. С его помощью удается «сжать» информацию путем описания процессов через общие факторы, т. е. «снижается размерность исходного набора признаков»[755]. Выявляются и исследуются статистические связи факторов и явлений (блоков), выделяются определяющие факторы или их группы и вырабатывается более совершенная теория или рекомендация[756], а также прогнозируется ход развития процесса.

Степень достоверности и значимости результатов зависит от соблюдения ряда условий. Поскольку факторный метод базируется на логико-статистическом принципе, то должна быть строго выдержана и верна вся его математическая часть, согласован и общепринят понятийный аппарат, сохраняться единый принцип классификации и «уровень» выделения факторов и объектов исследования (блоков). Важно, чтобы структура факторов и их взаимосвязь была возможно более простой[757]. Как свидетельствует опыт математиков, программистов, кибернетиков, чем «грубее модель», т. е. характеристика факторов, тем достовернее результаты.

С данной методикой связано понятие о «множествах», без которого невозможно выделение блоков и факторов. Множества — это своего рода абстракции (например, понятия: город, усадьба, плитовая могила и т. п.), которые, как известно, не описываются, а поясняются. При использовании категории множеств — система доказательств от количественных показателей, конкретных величин, не зависит (например, важно наличие городов вообще, а не точное их число, размеры и т. п.). Это обстоятельство позволяет решить сложнейший вопрос об использовании числовых величин. Практически это в большинстве случаев совершенно невозможно. Например, в нашей области мы никогда не будем знать точного числа всех могил того или иного типа, всех поселений и т. п.

Факторный анализ не поможет в определении числа городищ, усадеб или могил, но показывает, что и как влияло на их существование, распространение и т. п.

Успех зависит также от достоверности всей используемой информации, правильного и полного выбора факторов. В этой связи нужно отметить, что хотя отсутствие той или иной информации еще не означает, что ее нет вообще, отбираются и используются лишь проверенные, надежные знания. Для данной работы брались сведения из монографий, статей, публикаций и отчетов. При этом внимание обращалось не на «эталонные памятники» и их предполагаемую этническую принадлежность (эти определения довольно субъективны), а на сам факт наличия археологических объектов (в данном случае типов могил) на определенной территории.

Наконец, по мнению К. Иберла, успех во многом зависит от знаний, возможностей и научной интуиции исследователя[758].

Метод факторного анализа помогает систематизировать информацию, вскрывает как пробелы в знаниях исследователей, так и «белые пятна» в науке вообще.

Использованная ниже методика применена для исследования погребальных сооружений средневековых могильников Средней Азии доцентом кафедры этнографии МГУ С. П. Поляковым, которому автор выражает благодарность за помощь и консультации.

Блоки

Как уже говорилось, метод факторного анализа основан на сочетании объекта исследования (блоков) и влияющих на него факторов. Такими блоками в нашей работе являются погребальные сооружения.

Погребения вообще представляют собой во многом уникальный и очень емкий историко-археологический источник. В данной работе использовались не отдельные, чем-либо примечательные захоронения, а, по возможности, характеристики целых могильников, что исключает или значительно снижает элемент случайности. Следует особо подчеркнуть это обстоятельство, поскольку, во-первых, именно изучение и привлечение для доказательства тех или иных положений отдельных погребений и даже комплексов приводило часто к искаженным выводам. Во-вторых, подобный метод позволяет обходиться без абсолютных числовых данных, которые, как уже говорилось, получить невозможно. Наконец, при этом хотя и нельзя добиться слишком дробного анализа в рамках хронологии, зато рисуется целостная картина всего явления (в данном случае погребальных сооружений) в рассматриваемую эпоху.

При выделении блоков учитываются лишь основные виды погребальных сооружений, встречаемых на Боспоре и по соседству с ним. Естественно, каждый вид имеет несколько типов, вариантов и т. п. Например, перекрытие простой грунтовой могилы может быть деревянным, сырцовым, каменным, черепичным и, наконец, комбинированным. Подбойные могилы также встречаются с закладами и без них; с двумя подбоями, кроме того, подбои делались с разных сторон входной ямы. Еще более пеструю картину представляют собой склепы. Они были и грунтовыми, и каменными, с нишами-лежанками и без них, различными по размерам и целому ряду других признаков.

Нет нужды останавливаться подробно на тщательном анализе всех типов и вариантов погребальных сооружений, а равно и на обряде захоронений в них, поскольку все это мы старались осветить в первой части работы. Это же обстоятельство избавляет нас от необходимости давать ссылки на соответствующих авторов и издания.

Итак, при всем многообразии вариантов их можно сгруппировать в шесть блоков: простые грунтовые могилы (1), ямы с заплечиками (2) (эти могилы почти не рассматриваются в соответствующих главах первой части работы, так как нет уверенности, что это самостоятельный тип могил, а не вариант простых ям или ям с перекрытиями. Но поскольку в отчетах и некоторых статьях они упоминаются, хотя и без доказательства их сходства с подобными сарматскими гробницами, здесь решено оставить их, как особый тип), плитовые могилы (каменные ящики) (3), могилы с перекрытиями (4), подбойные могилы (5), склепы (6). Иных принципиально отличных видов погребальных сооружений на Боспоре нет.

Такая классификация была бы однако неполной, ибо каждой могиле (подземному сооружению) соответствовало и сооружение на поверхности земли: курган, стела с надписью или рельефом, менгир или кольцевая каменная обкладка. Даже над грунтовыми могилами первоначально имелись небольшие холмики земли или простенькие надгробия. В данном случае неважно, в какой конкретно форме была увековечена память об умершем. Курган мог быть и большим и маленьким, он мог быть насыпан из одной земли или из камней, иметь или не иметь крепиду. Надгробия изготовлялись из мрамора, или известняка, с рельефом и без него, для одного или нескольких человек, с текстом или антропоморфные — важно, что все они были обработанными в отличие от необработанных, позднескифских стел — менгиров. То же можно сказать о каменных кольцах. Таким образом, погребальные сооружения включали в себя и четыре блока надмогильных построек — насыпи (курганы, могилы) (7), кольца (кольцевые обкладки) (8), обработанные надгробия (9), необработанные стелы (10). 

Факторы

Суть метода, как уже говорилось, заключается в исследовании влияния различных факторов на погребальные сооружения. Это традицией древнего этноса (этносов), населявшего рассматриваемую территорию и оставившего могильники. Фактор демографии здесь — это формы расселения людей. Вез воды жизнь людей невозможна, поэтому немалое значение имел фактор водных источников. Места обитания выбирались с учетом природного ландшафта, территории, рельефа местности. Важное значение, вне сомнения, имел хозяйственный (производственный) фактор, а также религия и социальный фактор (государственность).

Факторы выбираются с учетом самых общепринятых в настоящий момент сведений о них и требуют предварительной унифицированной характеристики. Так, фактор этноса определяется применительно к Боспору и прилегающему региону, исходя из примерного размещения наиболее крупных этнических групп по дошедшим до нас письменным источникам и ареалам распространения археологических памятников, отождествляемых с ними. Разумеется, речь идет о крупнейших племенах или народах, оставивших могильники, поселения и другие объекты своей материальной культуры. Они играли самую существенную роль в регионе и определяли в основном его этническую, культурную и социальную характеристику. Такими этносами являлись греки, тавро-скифы, скифо-сарматы, сарматы, меоты. Конечно, на Боспоре жило какое-то количество колхов, фракийцев, иудеев, римлян, персов, представителей малоазийских народностей и т. п. Но число их было, скорее всего, невелико и специфических погребальных памятников пока для них не выделено. Среди варваров также могли обитать представители мелких этнических групп.

Для основных выделенных этносов нужно краткое разъяснение. Название «тавро-скифы» приводят боспорские надписи первых веков нашей эры, есть оно у некоторых авторов[759] и, скорее всего, отражает реальное смешение части скифов, оттесненных в предгорья Крыма, с местным таврским населением. Район их расселения, вероятно, соответствовал территории горного Крыма и части прилегающих с севера и востока земель.

Скифо-сарматы — также определение смешанного населения, занимавшего степной Крым, Присивашье и, возможно, часть Восточного Крыма. Находящиеся здесь многочисленные и хорошо изученные могильники рисуют убедительную картину этого взаимопроникновения.

Далеко не все сарматские племена смешались со скифами и меотами. Основная их масса сохраняла свою культуру и погребальный обряд. Как уже отмечалось, археологическое выделение могильников тех или иных сарматских союзов (сираки, аорсы, аланы) далеко не бесспорно. Район их расселения (в пределах интересующего нас региона): Среднее Прикубанье, Правобережье Кубани, Восточное Приазовье.

Меоты, или меото-сарматы (синдо-меото-сарматы?), населяли в основном Нижнее Прикубанье, земли на левобережье этой реки, предгорья Кавказа и часть Таманского п-ва.

Греки или, вернее, боспоряне — основное население боспорских городов и в значительной степени хоры пополнялись за счет переселенцев из Малой Азии, в меньшей степени — других мест. Сохраняли античные традиции в культуре, язык, письменность, государственные институты.

В факторе «демографии», т. е. здесь типов расселения, можно было бы взять за основу признак площади населенных пунктов. Но это скрыло бы принципиальные различия между городом и каким-либо крупным поселением. Правильнее было бы выделить города, усадьбы и поселения. Разумеется, все они различны по размерам, кроме того, среди них были сторожевые посты, крепости, военные лагеря, коши скотоводов и т. п. Условимся, что «городом» мы будем считать только город античного типа, являвшийся прежде всего центром ремесел[760] со всеми или многими присущими обычному античному городу чертами: связью части населения с земледелием, центрами культов и административного управления и т. п. Поэтому в отношении столицы поздних скифов — Неаполя и некоторых крупнейших поселений Прикубанья термин «город» неприменим. Воздержимся также и от понятия «протогород», ввиду его неопределенности и ради строгого соблюдения уровня обобщения при рассмотрении факторов.

Совершенно очевидно, что усадьба как тип частновладельческого хозяйства занимала особое положение по отношению к городу и поселению. Внешние его признаки — небольшие размеры, правильная планировка, подчиненная единому замыслу. Вероятно, не все сооружения этого типа были усадьбами в буквальном смысле. Разработка их типологии на Боспоре тоже пока лишь начинается. Часть этих «усадеб», видимо, была полувоенными фортами («батарейки» и укрепленные дома Таманского п-ва и района Анапы —Новороссийска, поселения типа Ново-Отрадное на Европейском Боспоре).

Проще обстоит дело с термином «поселение». В этот разряд попадают все прочие населенные пункты, вне зависимости от их площади. Среди «водных источников» выделим большую и малую реки, ручей, колодец. Родник самостоятельного значения не имеет, так как он, в сущности, и питает ручей. Иных источников пресной воды (кроме сбора дождевой, о чем мы можем лишь догадываться) на всей рассматриваемой территории нет.

Природный фактор «ландшафт» — это лес и степь. Сочетание их дает лесостепь. Пустыни в этих местах не было. «Рельеф» — равнины и горы. «Территория» (термин быть может не очень удачный) — берег и глубинка. В свою очередь, например, берег можно «разложить» на бухты, лиманы, скалистые или пологие склоны и т. п. Но здесь мы опять рискнули бы нарушить единый принцип отбора. Вместе с тех подчеркнем, что в фактор природной среды включается лишь то, что освоено человеком. Например: не просто горы и лес, а те горы с долинами, ручьями и т. п., где живут люди, есть их поселения, могильники, участки обработанной земли и т. д.

Фактор хозяйственной деятельности складывается из таких основных видов производящего хозяйства, как земледелие, скотоводство, ремесло и промыслы. Сознательно опускаем охоту, как тип присваивающего хозяйства, не характерный в целом в это время уже ни для одного из народов данного региона, но выделяем рыболовство. Это оправдано тем, что на Боспоре и у части меотов масштабы его были очень велики. Общеизвестно, каким крупным поставщиком рыбы был Боспор. Выше уже упоминалось о специфике античного города, часть населения которого была довольно тесно связана с сельским хозяйством. Одновременно отдельные ремесла были в той или иной степени развиты и у не имевших городов соседних племен. Провести здесь четкую грань город — ремесло, нет города — нет ремесла — нельзя.

Религиозные воззрения тавров, меотов и сарматов известны пока лишь в самых общих чертах. Несколько лучше обстоит дело с религией скифов[761] и, уж конечно, обширны и разнообразны наши знания об античной религии. В данном случае степень изученности той или иной религии не имеет большого значения. Как и в других вопросах, условимся, что под «таврской религией» мы будем понимать всю сумму религиозных представлений, сакральных актов, культовых сооружений и предметов, характерных для населения, которого античные авторы именовали таврами и с которыми связывают определенный круг археологических памятников. То же самое в отношении скифской, сарматской и меотской религий. Все это вовсе не значит, что разные народы не могли заимствовать что-то из религиозных представлений своих соседей. В то же время мы не можем учесть и все другие, связанные с незначительными этническими группами религии и культы (иудаизм, зороастризм и т. п.).

Наконец, самым сложным является определение черт социального фактора. Выбор здесь показателя богатства захоронений весьма ненадежен и не отвечает поставленной задаче, ибо не определяет тип погребального сооружения. Так, если склепы в предшествовавшую эпоху были присущи боспорской знати, то в первые века нашей эры они использовались для массовых захоронений рядового населения. Нет нужды говорить, что вещи сами по себе не всегда способны отразить социальное положение умершего. Думается, правильным будет принять за основу понятие государственности. Оно универсально, так как заключает в себе сразу несколько очень важных социальных явлений. Заманчиво было бы проследить, как вся сумма государственных институтов (для нас пока неважно каких) влияет на погребальный обряд. В отношении территории, собственно, Боспора фактор наличия государства бесспорен. Вопрос о государстве у поздних скифов решается в отечественной историографии положительно. При этом, правда, все сходятся на том, что оно было очень непрочным. Собственно, кроме имен царей нам о нем ничего не известно. Нет главного — следов деятельности государственного аппарата (собственный монетный чекан, правовые и хозяйственные документы, более или менее четкая социальная организация, основанная не только на родовом, но и прежде всего на имущественном неравенстве города). Еще меньше оснований говорить о государственности у меото-сарматов. В лучшем случае это были раннеклассовые общества, примитивные государства или даже они находились на стадии военной демократии с очень большим весом общинно-родовых отношений и институтов. По сравнению с Боспором все это были догосударственные образования. Этим термином мы и будем пользоваться впредь, понимая в то же время всю его условность и упрощенность.

И еще одно замечание. Поскольку «варвары», соседи греков-боспорян, частично жили и на, собственно, боспорской территории (в городах и на хоре), они не могли не принести с собой своих более отсталых форм социальной организации (общинных и доклассовых) и производственных отношений. Это, естественно, делало Боспор более сложным общественным организмом.

Территориальные зоны (рис. 17)

Изучение погребальных сооружений Боспора невозможно без их сравнения с могильниками на соседних территориях: в Крыму и в Прикубанье. Даже при самом общем взгляде очевидны природно-географические различия внутри этого района. Здесь можно выделить области, зоны, характеризующиеся некоторыми особенностями: спецификой поселений, некрополей, плотностью заселения, ландшафтом и некоторыми другими чертами.

Учитывать эти различия необходимо при сравнении могильников и факторов.

Таких зон или историко-географических областей на рассматриваемой территории мы выделяем девять[762]. Шесть внутри Боспорского государства и три — по соседству с ним.

Первая зона — это Крымское побережье Азовского моря (Крымское Приазовье). Она охватывает территорию от входа в современный Керченский пролив до Арабатской стрелки (шириной приблизительно 3 км). Здесь, пожалуй, лучше всего изучены как могильники, так и различные типы поселений. Население ее состояло из греков-боспорян и какой-то части скифо-сармат. Последнее подтверждается данными некрополей, наблюдениями над лепной керамикой, строительными комплексами, культами, да и самой близостью к остальному Крыму. Подробнее обо всем этом говорилось выше. Города первой зоны немногочисленны и невелики. Клавдий Птолемей приводит названия трех: Парфений, Зенонов Херсонес, Гераклий. Об их предполагаемой локализации писалось уже Достаточно. Археологически хорошо исследован Зенонов Херсонес, расположенный на мысе Зюк. Судя по раскопкам, это был очень небольшой городок (площадью около 1 га), возможно, важнейший на всем побережье. Характер находок и облик застройки не противоречит его определению, как города.

Из «усадеб» здесь изучена лишь одна — у с. Ново-Отрадное, но на побережье и недалеко от него есть еще несколько объектов первых веков нашей эры, которые можно отнести к этому тину. Хорошо известны различные поселения (Семеновка, Полянка, Зеленый мыс, Генеральское-восточное и др.).

Больших и малых рек в Крымском Приазовье никогда не было, а вот ручьи, питаемые родниками или дождевой водой, сохранились до настоящего времени. Наиболее крупные из них, иногда сильно пересыхающие, известны западнее Акташского озера, вблизи с. Ново-Отрадное, в урочище Сююр-Таш, у бухты Генеральской. Длина их достигала 1-3 км. Число их в древности, вероятно, было большим. На всем побережье известно сейчас более трех десятков старинных колодцев. Некоторые функционируют до сих пор. Устройство и расположение колодцев однотипно. Они сложены из камня, квадратные или круглые в плане, глубиной от 5 до 10 м (современный уровень грунтовой воды). В целом на всем побережье водоносный слой залегает относительно неглубоко. Все колодцы находятся недалеко от берега моря в низинах. Практически в каждой большой и удобной бухте был один или несколько колодцев. Трудно сказать, какая их часть была построена еще в античное время, но то, что они сейчас известны, заставляет думать, что в прошлом это был один из основных источников пресной воды для населения. Раскопками обнаружен и расчищен один колодец (на поселении Салачик) идентичный вышеописанным и функционировавший с IV в. до н. э. по VI в. н. э.

Современный природный ландшафт этого района в основном степь. В относительно недалеком прошлом естественная лесостепь сохранялась небольшими участками у Темир-горы и к югу от Булганакской бухты, вблизи мыса Казантип и в ряде других мест на побережье. В древности, вероятно, лес также не был истреблен полностью и в целом для флоры этой зоны подходит определение: лесостепь. Вообще, как это было показано в монографии Н. И. Сокольского, лесные массивы в античное время были заметной частью природного ландшафта Восточного Крыма и тем более Таманского п-ва.

Рельеф первой зоны, строго говоря, нельзя называть однородным. Здесь есть равнины и сглаженные плоскогорья, невысокие скалистые кряжи и целые системы выходов сарматских известняков (мыс Казантип), отдельные горы-сопки (в урочище Сююр-Таш, Темир-гора) и скалы, принимавшие подчас причудливые очертания (мыс Зюк). Гор в подлинном смысле этого слова нет. Это все же равнинная территория. Берег моря очень разнообразный и, несмотря на подъем уровня Азовского моря за полтора-два тысячелетия (видимо, не столь большой, как Черного), мало изме

(страница отсутствует)

можно, особое место на Боспоре. Это была самостоятельная отрасль хозяйства, причем значительная часть добытой рыбы и моллюсков шла на продажу. Азовское море являлось своеобразной морской житницей Боспора. Население этих мест постоянно было связано с рыболовством и сбором мидий и устриц, а во времена весенне-осенней путины сюда приходили и обитатели глубинных поселений. Частые находки разнообразных грузил, крючков, игл для штопки сетей, костей дельфинов, рыб, огромное количество раковин — все это подтверждает значение рыболовства. Примечательно, что костей ценных пород промысловых рыб (осетровые) в слоях первых веков нашей эры довольно мало. Не свидетельствует ли это, что они в основном «шли на продажу».

Охота, конечно, имела место. В этих местах водились зайцы, лисы, возможно, волки, дрофы, куропатки и некоторые совершенно исчезнувшие теперь звери и птицы. Но роль ее была невелика.

Таким образом, можно сказать, что для данной зоны было характерно давно сложившееся, комплексное, производящее хозяйство.

Много меньше нам известно о религии местного населения. Анализ погребального обряда, терракот и некоторых других источников позволяет с уверенностью сказать, что греческое религиозное мировоззрение и культы здесь безусловно представлены. Кое-какие черты обряда, некоторые элементы культов и ряд косвенных свидетельств (имена, «сарматские» знаки на посуде и т. п.) говорят о присутствии на крымском берегу Азовского моря скифо-сарматского населения с соответствующими традициями и религией.

Наконец, эта территория издавна входила в состав Боспора, следовательно, на нее распространялось все влияние античного государства, действовали все законы, учреждения и отношения классового общества. Одновременно наличие скифо-сарматского элемента вносило различные общинные «догосударственные» традиции, отношения и связи.

В могильниках Крымского Приазовья господствует трупоположение, хотя изредка встречается и кремация. Есть все выделенные нами «блоки», т. е. виды погребальных сооружений: простая грунтовая могила, могила с заплечиками (с определенными сделанными выше оговорками), с перекрытием, с подбоем, плитовая могила и склепы. Найдено несколько надгробий. Курганов этого времени пока как будто бы не зафиксировано, но не исключено, что небольшие насыпи все же были. Изучение этой зоны методом факторного анализа представляет особый интерес в силу наибольшей (на сегодняшний день) достоверности «исходных данных».

Вторая зона включает в себя территорию степной глубинной части Восточного Крыма. Специфика этого района очевидна.

Археологические памятники первых веков нашей эры во второй зоне изучены далеко не равномерно и не полно. Очень давно и тщательно раскапывается городище-крепость Илурат и его некрополь, а также Михайловское поселение. Несколько сезонов велись работы на Ново-Николаевском и Тасуновском поселениях. Небольшие раскопки осуществлялись и в раде других пунктов. Некрополи исследованы значительно хуже поселений, поэтому в будущем можно ожидать здесь определенных уточнений и дополнений.

Древний этнос, судя по погребальному обряду, немногим надписям, данным топонимики и материалу раскопок поселений и «усадеб» представлен греками-боспорянами и выходцами из скифо-сарматской среды. Последнему способствует территориальная близость и общность природных условий со степной частью Крыма.

Пожалуй, лишь «Илурат» рядом своих черт, прежде всего планировкой, техникой строительства укреплений, можно отнести к типу небольших боспорских городов. Существует точка зрения И. Г. Шургая о том, что он возник на месте римского военного лагеря. Возможно, поэтому же, а также в силу статуса, данного при основании, к числу городков принадлежал и Савроматий (поселение у с. Ново-Николаевка). Как уже говорилось, Клавдий Птолемей упоминал, вероятно, в Восточном Крыму несколько населенных пунктов. Но городища, которые можно было бы с ними отождествить, в большинстве очень слабо исследованы.

К типу «усадеб» относится Михайловское поселение и, возможно, поселения у с. Либкнехтовка, Багерово-Северное и в урочище Артезиан. К сожалению, все, кроме Михайловского, не раскапывались. К типу поселений принадлежат городища у сел Тасуново, Велинское, к северу от кургана Кара-Оба и некоторые другие.

Водные источники здесь довольно ограниченны. Небольшая речка в древности текла с запада на восток вблизи Михайловского и Илуратского городищ. В низинах, под городищами и «усадьбами» (они расположены на холмах) существовали колодцы. Судя по тому, что мы знаем о колодцах у Тасуновского, Ново-Николаевского городищ и Илурата, они были и глубже и солиднее, чем на побережье. Античное происхождение двух из них не доказано, зато прекрасно сохранившийся квадратный колодец у Илурата, безусловно, древний. Он открыт совсем недавно и представляет собой значительную и сложную постройку боспорских строителей.

Территория второй зоны в древности была скорее всего степью, хотя отдельные «оазисы» деревьев и кустарника, подобные современному Марьевскому «лесу», были.

Несмотря на существование сильно сглаженных с пологими склонами невысоких плоскогорий и даже отдельных сопок-вершин (Парпачский хребет, гряда-продолжение г. Митридат, г. Арарат и др.), иногда довольно высоких, в основном это пространство — холмистая равнина.

Что касается территориального признака, то удаленность от моря — глубинка и послужила основанием для выделения этой зоны. Она удобна для земледелия и скотоводства и вне сомнения эти отрасли хозяйства были здесь развиты. Об их соотношении, а равно и организации мы практически ничего не знаем. Можно только предположить, что отгонное скотоводство играло здесь большую роль, чем в первой, третьей-пятой зонах, а сцена степной, кочевой жизни из склепа Анфестерия взята с натуры именно этих мест. Трудно что-либо сказать в отношении ремесленного производства. Вряд ли в таком специфическом населенном пункте, как Илурат, его не было вовсе. Одно строительство укреплений, склепов и колодца требовало специальных навыков и знаний. Большие винодельни в Илурате и Савроматии тоже были рассчитаны не только на удовлетворение нужд одной семьи. 

Находки в глубинных городках и «усадьбах» костяных иголок для вязания сетей, крючков, раковин мидий, реже костей рыб, наводит на мысль, что часть населения занималась сезонным рыболовством. Учитывая небольшое расстояние из любой точки внутри Керченского п-ва до моря, такой выезд не был ни долгим, ни утомительным. Однако временность и немассовость участия в этой ловле заставляет рассматривать ее как своего рода промысел, а не вполне самостоятельный род хозяйственной деятельности. Охота занимала, надо думать, еще меньшее место. В целом же хозяйство здесь также было комплексным, производящим.

Религия местного населения, как и в первой зоне: античная и скифо-сарматская. Оснований предполагать наличие каких-то варварских культов и представлений у нас здесь даже больше, чем в первой и третьей зонах, благодаря ряду погребений с конями Илуратского некрополя и известному жертвеннику с человеческим черепом. Есть и другие свидетельства, но они не столь яркие и бесспорные.

Как и во всех боспорских зонах социальный фактор представлен античной государственностью и присутствием привнесенных, более примитивных общественных отношений.

В некрополях второй зоны пока не встречено могильных ям с заплечиками и подбойных могил, нет и ярко выраженных курганных насыпей. Все прочие виды погребальных сооружений и надгробия известны.

Третья зона во многом напоминает первую. Это также морское побережье — довольно узкая полоса суши от мыса Такиль до предгорий, западнее Феодосии. Восточная и крайне западная часть ее (до г. Опук) достаточно тщательно исследованы. Район же между ними совершенно не изучен. Раскопки города Китея и в небольших масштабах его некрополя ведутся давно. Делались попытки копать Киммерик. Большой интерес представляет Кыз-Аульский некрополь и могильник Фронтовое II.

Древний этнос здесь, помимо греков, скифо-сармат, по-видимому, включал и какое-то население, близкое к таврам. Во всяком случае, в могильнике Фронтовое II есть ряд черт, не объяснимых с точки зрения скифо-сарматских традиций. Соседство с горными районами Южного Крыма делает возможными контакты и прямое проникновение тавров, точнее, тавро-скифов. Местные города известны по названиям и хорошо локализованы: Китей, Киммерик, Казека, Феодосия. За исключением Феодосии все они могут быть отнесены к категории средних и малых.

Поселения известны только по разведкам. Их немного, к тому же они сильно разрушены. Считать ли особым полувоенным поселением цитадель на г. Опук или это акрополь Киммерика, сказать трудно. Предпочтительно первое. Строений усадебного типа пока не найдено.

Водные источники состоят из небольших ручьев (у Кыз-Аула, родник у Киммерика) и, видимо, в других местах и колодцев. Последние, без сомнения, имелись в Феодосии, возможно, в Китее и Киммерике. Вообще этот район в настоящее время беден водой. Не исключено, что воду в Киммерик привозили с Опука (хотя бы частично) и хранили в специальных цистернах.

Еще столетие — полтора назад вблизи Опука оставались небольшие рощицы. Леса были и в окрестностях Феодосии. Ситуация в древности не ясна, но не будет, наверное, ошибкой охарактеризовать растительный ландшафт зоны как лесостепь.

Хотя г. Опук довольно высокий по понятиям Керченского п-ва скалистый массив, с плоской вершиной и есть другие возвышенности, холмы или скалистые кряжи, общего облика зоны как холмистой равнины, они не нарушают. Береговая линия здесь менее изрезанная, чем в Приазовье, сами берега большей частью обрывисты, сложены из мягких пород известняка или вовсе земляные. Они довольно интенсивно разрушаются морем. Такой город, как Китей, должен был иметь гавань. Сейчас на нее нет даже намека. Очень хорошая гавань была у Киммерика. Точно не выяснено, когда образовалось Элькенское озеро, но до появления пересыпи это была идеальная бухта — вернее, залив. Таким же заливом было и Узунларское озеро. О значении Феодосийской бухты и гавани мы знаем хорошо. Страбон, как известно, ставил ее достоинства выше Пантикаиейской.

Земли к востоку от Феодосии тот же Страбон считал очень плодородными, так что развитое хлебопашество здесь не вызывает сомнений. Есть следы и виноделия (находка тарапана в Киммерике). Говорить о скотоводстве оснований как будто бы меньше, но отрицать его нельзя, зато ремесло в городах, конечно, было, хотя знаем о нем чрезвычайно мало. Рыболовство же должно было процветать. Извечные маршруты косяков рыб проходили как раз вблизи этих берегов. Кроме соли, в районе г. Опук могли добывать серу. Возможно, в древности там была и каменоломня.

Столь необходимую железную руду, хотя и низкого качества, месторождения которой издавна известны в этой части полуострова, скорее всего, добывали и переплавляли тут же. Следов древних выработок, к сожалению, не найдено, зато известны небольшие запасы нефти. Судя по находке в Тиритаке амфоры IV в. н. э. с остатками нефти, ее знали и использовали на Боспоре.

К характеристике религий третьей зоны надо добавить кроме греческой, скифской и сарматской еще таврскую или какие-то представления, попавшие сюда вместе с тавро-скифами.

О социальном факторе во всех зонах Боспора уже говорилось.

В некрополях третьей зоны есть все виды погребальных сооружений. Над каменными склепами прослежены небольшие насыпи. Четвертая и пятая зоны занимают на Боспоре особое место. Это исконные и наиболее развитые районы государства, экономический, культурный и этнический центр боспорян, территории с самым пестрым населением.

Четвертая зона — это европейское побережье Керченского пролива от Порфмия на севере до мыса Такиль на юге в ширину не более нескольких километров. В археологическом отношении зона изучена хорошо. Ряд памятников, особенно на юге, раскопан еще слабо, зато основные города и их некрополи исследованы весьма основательно.

Опираясь на данные могильников, эпиграфику и другие источники, можно утверждать, что здесь были представлены все основные и более мелкие древние этносы. К тому же это был самый урбанизованный район. Тут находилась и столица государства — Пантикапей, крупный город с многотысячным населением. Усадьбы землевладельцев и знати, вроде «мирмекийской», видимо, здесь были, но для поселений места уже давно не оставалось.

Речка, и теперь протекающая по Керчи, существовала в древности и, быть может, носила название Пантикапки (?). Имелись тут и ручьи (у Мирмекия, в ряде мест на юге пролива). Родники и источники питали не только их, но и водопровод, следы которого прослежены к северу и востоку от Керчи. Но самым надежным источником воды являлись колодцы. Они обнаружены в Пантиканее, Мирмекии, Нимфее, прекрасный колодец в окрестностях Аджимушкая описан В. Ф. Гайдукевичем в его монографии «Боспорское царство».