Литературная обработка К. Михайлова

Как на славной реке да на Волхове, что бежит-течет да из Ильмень-озера, широко раскинулся славный город — господин Великий Новгород. Из конца в конец целый день идти, а поса­дов да пригородов глазом не окинуть, у пристаней на Волхове корабли стоят, что белые лебеди в заводи.

Живут в Новгороде люди богатые, торговые. Весело живут, каждый день пиры дают почестные, широкие. На пирах гусля­ров, скоморохов кишмя кишит, гостей потешают, увеселяют, зато и сыты бывают. На Руси пир без песни не водится, а лучше нет гусляра в Новгороде, чем молодой Садко. Всех звончее, всех веселее наигрывает Садко на гусельках своих яровчатых; по­чет ему на пирах широких, и вина гору поднесут, и накормят досыта.

Только пришла раз к Садко невзгодушка — не зовут его на пиры, да и только: и день, и два, и три... Ходит голодный Сад­ко по Новгороду, в чужие окна заглядывает. Везде люди за сто­лами сидят, меды пьют, пироги жуют, а у Садко куска хлеба нет. Опечалился добрый молодец, пошел он к Ильмень-озеру,

сел на бел-горюч камень н стал на гусельках наигрывать. Было тихо озеро, гладкое, как зеркало, а как стал играть Садко — расплескалось, запенилось...

«Что за притча¹, — думает, — ветру нет, а волны заходили?» Испугался, перестал играть, пошел в Новгород.

На другой день бродит опять без дела Садко по Новгороду. Горько ему, голодному, на чужие пиры смотреть, пошел опять к Ильмень-озеру. Сел у тихой заводи, стал песни наигрывать. Только глядь — забурлило, зашумело широкое озеро, показался из воды Водяной — хозяин Ильмень-озера — и говорит Садко: — Полюбилась мне, Садко, игра твоя нежная, жалостливая, ну и я тебя пожалую: научу, как богатым стать. Ступай-ка ты назад в Новгород, а как позовут тебя на пир, ты бейся с купца­ми об великий заклад, что есть в Ильмень-озере рыба-золотое перо. Ставь в заклад свою буйну голову, а с купцов бери лавки товара красного. Как ударишься с ними об заклад, сделай себе шелковый невод и приводи к озеру, а я тебе дам три рыбы-золо-тое перо. Выиграешь их заклад и разбогатеешь.

   Исчез Водяной в волнах, а Садко пошел к себе в Новгород.

Только пришел домой, а его уже ждут, зовут на почестей пир.

   Стал Садко на гуслях наигрывать, стали его поить зеленым вином да хмельной брагою. Стали гости на пиру хвастаться, друг перед другом выхваляться. Тут закричал Садко зычным голосом:

— Вы послушайте меня, гости званые! Знаю я, что есть в Ильмень-озере чудо чудное, диво дивное: есть в озере рыба-золотое перо!

Смеются над ним купцы:

— По-пустому ты, гусляр, хвастаешь! Никто никогда такой рыбы не видывал, не вылавливал. Нет ее в Ильмень-озере, нет и не было!

Стоит на своем гусляр, купцов раззадоривает:

— Ну так бейтесь со мной об великий заклад: заложу я вам свою буйну голову, а вы ставьте лавки товара красного, миткалей, да камки², да сукна с бархатом.

Заложили три богача купца по три лавки товара красно­го, на том дело поладили и рукобитьем об заклад спор по­кончили.

' Притча — непонятное, необъяснимое явление. ^! Миткалей да камки — ситца да шелковой ткани.

 

350

351

Связали шелковый невод, пошли к Ильмень-озеру. Видят небывалое диво. Забросил Садко в первый раз невод и вытащил чудо-рыбу-золотое перо, закинул в другой — и другую выудил, в третий раз закинул — поймал третью. Проспорили купцы, отдали они Садко девять лавок.

Стал Садко торговать, и привалило к нему счастье невидан­ное: такие барыши получил со своих товаров, о каких и не слы­хивали. Построил Садко себе палаты белокаменные, а в них устроил все по-небесному: на небе солнце — и в палатах солн­це, на небе месяц — и в палатах месяц, на небе звезды — ив па­латах звезды.

Разжился Садко, зазнался, зачванился.

Как-то раз созвал он на великий пир знатных бояр, посадс­ких людей. Сидят гости, прохлаждаются, пьют, едят, похваля­ются: иной хвастает бессчетной золотой казной, другой хваста­ет силой-удалью молодецкой, который хвастает добрым конем, умный хвастает старым батюшкой, глупый — молодой женой. Только сам хозяин сидит молчит.

Говорят ему гости:

— Что же ты, Садко, ничем не хвастаешь?

— Да что мне хвастать? Вы и сами знаете, что у меня платья цветного не износить, дружины не перечесть, а на свою золо­тую казну я могу скупить все товары новгородские, так что вам и торговать нечем станет...

Словили его на слове; ударились с ним об заклад посадник да тысяцкий¹, назначили заклад немалый — тридцать тысяч.

Встал на другой день Садко раным-рано, разбудил дружи­ну, дал им золотой казны без счету, послал скупать все товары. Сам пошел в гостиный ряд посмотреть, как опустеют лавки нов­городские. И впрямь к вечеру все лавки пусты, на пристанях корабельных хоть пляс пляши. Не найти в Новгороде товару ни на малую полушечку², ни на медный грош. Обрадовался Сад­ко, загордился.

Пошел на другой день в гостиный двор, смотрит — торг шу­мит, в лавках товаров вдвое против прежнего. Повыкупил и во второй день Садко все, что навезли. Думает, что на другой день с господином Великим Новгородом справится, да не тут-то было: навезли товаров втрое против прежнего, подоспели това­ры московские, и опять стоят лавки полным-полны.

¹ Посадник да тысяцкий — наместник князя да военачальник.

^г Полушка — старинная медная монета достоинством в четверть копейки.

Тут Садко задумался, образумился:

— Не осилить мне, видно, Великого Новгорода, богаче он
меня. Скуплю сегодня товары московские, а завтра подоспеют
товары заморские...

Отдал Садко тридцать тысяч и с тех нор уже не спорил с гос­подином Великим Новгородом.

Построил на свою бессчетную золотую казну Садко тридцать кораблей изукрашенных. Бока у кораблей выведены по-звери­ному, корма по-гусиному, а нос по-орлиному, вместо глаз встав­лено по яхонту. Погрузил на корабли все скупленные товары, поехал по Волхову в Ладожское озеро, а оттуда на Неву-реку и выехал в самое море. Продал за морем все товары новгород­ские с барышами великими, везет сорок бочек с красным зо­лотом да три сорока с чистым серебром.

Плывут корабли в Новгород, точно стай лебединая. Вдруг разыгралось синее море, поднялась буря великая. Рвет ветер буйные паруса, гнет мачты крепкие, ломают волны корабли, а те стоят, точно к месту приросли, тронуться не могут.

Говорит тогда Садко:

— Вы, дружинушка моя храбрая! Ездим мы по морю синему, берем барыши богатые, а Морскому Царю дани не плачива­ли. Разгневался, видно, на нас Морской Царь, требует от нас свое заслуженное. Берите-ка вы бочку чистого серебра, спус­кайте-ка в море, авось он и смилуется.

Спустили молодцы бочку с серебром, а буря все не унимает­ся, пуще прежнего ветер паруса рвет...

— Видно, мало царю дани показалось, — говорит Садко, спускайте еще бочку с красным золотом.

Спустили бочку с золотом, а Царь Морской бушует, не уни­мается.

Закручинился Садко:

— Видно, Царь Морской живой дани требует. Знать, одному из нас идти к Морскому Царю. Бросимте жребий: чей жребий утонет, тому и идти к Морскому Царю.

Сделали дружинники себе жребии из таволги, подписали имена, а Садко пустил вместо жребия хмелевое перо. У всех жребии, точно утицы, по воде плывут, а у Садко ключом ко дну пошел.

— Нет, неправильно, братцы, мы эти жребии придумали; пусть теперь тот в море идет, чей жребий по воде поплывет, — говорит Садко.

 

352

 

353

Сделали себе дружинники вновь жребии из таволги, а Садко бросил жребий булатный. У всех жребии на дно камнем пошли, а у Садко жребий гоголем¹ по волнам плывет.

— Ну, прощайте, братцы! — говорит Садко. — Знать, меня
Морской Царь к себе требует. Надо мне с белым светом прощать­ся, принесите мне перо лебединое, чернильницу, бумагу гербо­вую — завещание писать.

Стал Садко имение отписывать: одну четверть на церкви Божий, другую — нищей братии, третью — молодой жене, четвертую — дружине своей храброй.

— Дайте-ка мне, братцы, гусельки мои яровчатые, поиграю я на них, потешусь напоследки, больше уж мне на них не игры­ вать. Али взять мне гусельки с собой в сине море? Все не так мне будет страшно умирать...

Опустили дружинники Садко на дубовой доске в море, и тот­час унялась буря. А все корабли с места тронулись, паруса по­лотняные ветром наполнились, и полетели ладьи ясными со­колами.

Сидит Садко на доске, на гуслях тренькает, тужит о своей судьбе, со страху глаза зажмурил. А волна доску покачивает, Садко убаюкивает, и не заметил Садко, как уснул глубоким сном.

Проснулся Садко а глазам не верит: очутился он на самом дне. Над ним пучина морская зыблется, сквозь зеленую воду едва проникает свет солнечный. Перед Садко стоят палаты белока­менные. Вошел Садко в терем, видит, сидит перед ним Морской Царь, на голове корона золотая, в бороде водоросли запутались, а вокруг царя плавают рыбы да всякие гады морские.

— Здравствуй, Садко, -— говорит Морской Царь. —Ты, купец, давно по нашему морю плаваешь, а дани не плачиваешь, вот и пришлось теперь тебе самому ко мне пожаловать. Ты, сказывают, мастер на гуслях играть, поиграй-ка мне, я тебя по­ слушаю.

Подтянул Садко на гуслях шпеньки, ударил по струнам зо­лоченым. Развеселился Морской Царь, распотешился. Стал на троне подпрыгивать, а потом вскочил да и пошел плясать — ногами бьет, в ладоши хлопает. А от пляски Морского Царя гуляют по морю волны, каких и не видывали. Все море песком со дна замутилось, волны вздымаются, бурлят, корабли бросают,

Гоголъ — разновидность утки.

тонут корабельщики, Николе Можайскому молятся, что­бы спас их угодник Божий от великой напасти.

Играет Садко день, играет другой, играет третий. Вдруг слы­шит, кто-то его за плечо трогает. Обернулся — стоит старичок старенький, седенький, говорит Садко:

— Полно, Садко, не играй больше, видишь, от пляски Морс­кого Царя какая буря приключилась...

Видит Садко, тонут корабли, на дно падают, да боязно Сад­ко перестать играть.

— Рад бы я перестать,— говорит он старичку, — да играть-то мне приказано. Тут во синем море у меня не своя воля.

— Ты оборви у гуслей струны, выломай шпеньки, — учит его старичок, — как станет тебя Морской Царь заставлять, ты и скажи, что сломались гусли, а починить нечем. Станет тогда Морской Царь тебя сватать на девице-красавице, покажет тебе всех морские красавиц, а ты выбирай себе самую невзрачную, Чернаву, но смотри не целуй ее, если хочешь вернуться в Новгород.

Послушался Садко. Изорвал струночки, изломал гусельки. —     Что ж не играешь, Садко, на своих гусельках яровчатых, — спрашивает Морской Царь, — что ж меня, старика, не потешаешь?

А Садко ему отвечает:

— Я бы рад играть, да гусли поизломались, нечем их почи­нить, нет у тебя в синем море ни струн, ни шпеньков.

Нечего делать, успокоился Морской Царь и говорит Садко:

— Ты мне, молодец, нравишься, хочешь, я женю тебя на де­вице-красавице?

— Что ж, у меня в море не своя воля, жени.

Стал Царь Морской показывать Садко невест: одна другой красны девицы краше. Пропустил их Садко триста, и еще три­ста, и еще. Позади всех идет девушка Чернавушка, самая не­видная, хуже всех прибрана. Садко и говорит:

— Вот эта, Морской Царь, мне приглянулась. Стали они пировать, свадебку играть. Не забыл Садко наказа — не обнял, не
поцеловал невесты.

Проснулся Садко на другой день и видит: лежит он на крутом бережку у речки Чернавы, что под Новгородом. Встал Садко, пошел к Новгороду, а по Волхову бегут его трид­цать корабликов, встречает их жена Садко, плачет:

— Не воротится ко мне Садко из-за моря синего!

 

354

 

355

А Садко уж тут как тут стоит, с дружиной здоровается! Удивились дружинники:

— Как же ты впереди нае очутился? Остался в синем море, а встречаешь нас на Волхове, у Новгорода!

Рассказал им Садко все, что с ним приключилось. Затеяли они на радостях пир горой. Стала тут упрашивать Садко моло­дая жена:

— Милый мой, надежа, опора моя крепкая! Ты не езди боль­ше торговать за сине море, благо ты теперь-то жив домой вернулся!

Послушался Садко жены. Разгрузил с кораблей бессчетную золотую казну, построил церковь Николе Можайскому, покровителю и заступнику мореплавателей. Как жар горели ее золотые маковки, весь иконостас драгоценными камнями сиял.

Не стал больше ездить Садко по синему морю, а жил себе тихо да скромно в Новгороде.

ВАВИЛА И СКОМОРОХИ

У честной вдовы да у Ненилы    А было у ней чадо¹ Вавила,

А поехал Вавилушка на ниву²'             Он ведь нивушку свою орати³,                       Еще белую пшеницу засевати:                                    Род ну матушку свою хочет кормити.

А ко той вдове да ко Нениле                 Пришли люди к ней веселые,  Веселые люди, не простые,                     Не простые люди —- скоморохи:

— Уж ты здравствуешь, честна вдова Ненила!
У тебя где чадо да нынь⁴ Вавила?

— А уехал Вавилушка на ниву,
Он ведь нивушку свою орати,

 

¹ Чадо — дитя, ребенок.

' Нива — воле для засева.

³ Орати — пахать или взрывать землю сохой или плугом для восева.

* Нынь — ныне, теперь.

Еще белую пшеницу засевати:              Родну матушку хочет кормяти.

Говорят как те ведь скоморохи:

— Мы пойдем к Вавилушке на ниву,
Он не идет ли с нами скоморошить?

А пошли скоморохи к Вавилушке на ниву:

— Уж ты здравствуешь, чадо Вавила,
Тебе дай бог нивушку орати,

Еще белую пшеницу засевати,                Родну матушку тебе кормити.

— Вам спасибо, люди веселые, Веселые люди, скоморохи;                        Вы куда пошли да по дороге?

— Мы пошли на инищее¹ царство       Переигрывать царя Собаку,                                      Еще сына его да Перегуду,

Еще зятя его да Дересвета,

Еще дочь его да Перекрасу.

Ты пойдем, Вавила, с нами скоморошить.

Говорило тут чадо Вавила:

— Я ведь песен петь да не умею,
Я в гудок играть да не горазден².

Говорил Кузьма да со Демьяном:

— Заиграй, Вавила, во гудочек,
А во звончатый во переладец³..

А Кузьма с Демьяном припособят.

Заиграл Вавила во гудочек,

А во звончатый во переладец,

А Кузьма с Демьяном припособил.

 

¹ Инищее царство — т. е. иное, нерусское, чужеземное. ¹ Горазден — способный, умеющий, знающий. 'Переладец — гудок. * Припособят — помогут, водыграют.

356

У того ведь чада у Вавилы

А было в руках-то понукальце¹,

А и стало тут ведь погудальце²;

Еще были в руках да тут ведь вожжи,

Еще стали шелковые струны.

Еще то чадо да тут Вавила

Видит: люди тут да не простые,

Не простые люди-то, святые;

Он походит с ними скоморошить.

Он повел их да ведь домой же.              Еще тут честна вдова да тут Ненила Еще стала тут да их кормити.                    Понесла она хлебы-то ржаные —                 А и стали хлебы-то пшеничны;            Понесла курицу варену —               Еще курица да ведь взлетела,                  На печной столб села да запела.           Еще та вдова да тут Ненила                      Еще видит: люди не простые,                   Не простые люди-то, святые.         Отпустила тут Вавилу скоморошить.

А идут да скоморохи по дороге,                  На гумне³ мужик горох молотит.

— Тебе бог помочь да те, крестьянин, На бело горох да молотити!

— Вам спасибо, люди веселые, Веселые люди, скоморохи!                Вы куда пошли да по дороге?

— Мы пошли на инищее царство Переигрывать царя Собаку,                Еще сына его да Перегуду,

Еще зятя его да Пересвета,                     Еще дочь его да Перекрасу.

Говорил да тут да ведь крестьянин:

— У того царя да у Собаки

А окол двора-то тын¹ железный,                                    А на каждой тут да на тычинке                                      По человеческой сидит головке;                    А на трех ведь на тычинках                 Еще нету человеческих головок,                     Тут и вашим-то да быть головкам.

— Уж ты ой еси да ты, крестьянин!
Ты не мог ведь нам добра тут сдумать.
Еще лиха нам ты не сказал бы!
Заиграй, Вавила, во гудочек,

А во звончатый во переладец,

А Кузьма с Демьяном припособят.

Заиграл Вавила во гудочек,

А Кузьма с Демьяном припособил —

Полетели голубята-то стадами,

А стадами тут да табунами;

Они стали как у мужика горох клевати,

Он ведь стал их кичигами² сшибати,

Зашибал он, думал, голубяток,

Зашибал да всех своих ребяток.

Говорил да тут да ведь крестьянин:

— Уж как тяжко тут да согрешил я!
Это люди шли да не простые,

Не простые люди-то, святые!

А идут скоморохи по дороге,

А навстречу мужик едет торговати.

— Тебе бог помочь да те, крестьянин,                  Ай тебе горшками торговати!

— Вам спасибо, люди веселые, Веселые люди, скоморохи!                  Вы куда пошли да по дороге?

 

' Понукальце — кнут, погонялка.

* Погудальце — гудок, музыкальный инструмент.

^г Гумно — расчищенная площадка для молотьбы.

¹ Тын — забор.

^! Кичига — плоская палка для молотьбы хлеба.

358

— Мы пошли на инищее царство
Переигрывать царя Собаку,
Еще сына его да Перегуду,

Еще зятя его да Пересвета,   Еще дочь его да Перекрасу.

Говорил да тот да ведь крестьянин:

— У того царя да у Собаки

А окол двора да тын железный,                 А на каждой тут да на тычинке                 По человеческой сидит головке;               А на трех-то ведь да на тычинках               Еще нету человеческих головок,            Тут и вашим-то да быть головкам.

— Уж ты ой еси да ты, крестьянин!
Ты не мог ведь нам добра тут сдумать,
Еще лиха нам ты не сказал бы!
Заиграй, Вавила, во гудочек,

А во звончатый во переладец,

А Кузьма с Демьяном припособят.

Заиграл Вавила во гудочек,                 А во звончатый во переладец,                  А Кузьма с Демьяном припособил — Полетели куропцы с рябами¹,      Полетели пеструхи с чюхарями^й, Полетели марьюхи с косачами³.         Они стали по оглоблям-то⁴ садиться. Он ведь стал их тут да бити                      И во свой ведь воз да класти.  Наложил он их да весь возочек,                 А поехал мужик да во городочек, Становился он да во рядочек,  Развязал да он да свой возочек — Полетели куропцы с рябами,

¹ Куропцы с рябами — куропатки с рябчиками. 'Пеструхи с чюхарями — глухие тетерки с глухими тетеревами. ¹ Марьюхи с косачами — тетерки с тетеревами.

⁴ Оглобля — одна из двух круглых длинных жердей, укрепленных на не редней оси повозки и соединяющихся с дугой.

Полетели пеструхи с чюхарями,            Полетели марьюхи с косачами.              Посмотрел ведь во своем-то он возочке, Еще тут у него одни да черепочки.

— Ой, я тяжко тут да согрешил ведь!
Это люди шли да не простые,

Не простые люди-то, святые!

А идут скоморохи по дороге,   Еще красная да тут девица,                 А она холсты¹ да полоскала.

— Уж ты здравствуешь, красна девица, Набело холсты да полоскати!

— Вам спасибо, люди веселые, Веселые люди, скоморохи!                Вы куда пошли да по дороге?

— Мы пошли на инищее царство Переигрывать царя Собаку,              Еще сына его да Перегуду,               Еще зятя его да Пересвета,                 Еще дочь его да Перекрасу.

Говорила красная девица:

— Пособи вам бог переиграти
И того царя да вам Собаку,
Еще сына его да Перегуду,
Еще зятя его да Пересвета

А и дочь его да Перекрасу.

— Заиграй, Вавила, во гудочек,
А во звончатый во переладец,

А Кузьма с Демьяном припособят.

Заиграл Вавила во гудочек,                   А во звончатый во переладец,                 А Кузьма с Демьяном припособил.            А у той у красной у девицы

Холст — льняная ткань из толстой пряжи.

 

360

361

У ней были-то холсты-то ведь холщовы, Еще стали-то атласны да шелковы.

Говорит как красная девица:

— Тут ведь люди шли да не простые,
Не простые люди-то, святые!

А идут скоморохи по дороге,             А пришли во инищее царство.

Заиграл как тут да царь Собака, Заиграл Собака во гудочек,                    А во звончатый во переладец —             Еще стала вода да прибывати,            Хочет он водой их потопитя.

— Заиграй, Вавила, во гудочек,
А во звончатый во переладец,

А Кузьма с Демьяном припособят

Заиграл Вавила во гудочек,                 А во звончатый во переладец,           А Кузьма с Демьяном припособил.            И пошли быки-то тут стадами,           А стадами тут да табунами,                 Еще стали воду выпивати,                    Еще стала вода да убывати.

— Заиграй, Вавила, во гудочек,
А во звончатый во переладец,

А Кузьма с Демьяном припособят.

Заиграл Вавила во гудочек,               А во звончатый во переладец,

Заиграл Вавила во гудочек,

А во звончатый во переладец,

А Кузьма с Демьяном припособил.

Загорелось инищее царство

И сгорело с края и до края.

Посадили тут Вавилушку па царство,            Он привез ведь тут да свою матерь.

362

СЕМЬ СИМЕОНОВ