Исследование свойств нервной системы как путь к изучению индивидуально-психологических различий

Б. М. Теплов

 

Изучение индивидуальных различий людей – одна из важнейших задач психологии. Важность этой задачи стала в особенности очевидной с того времени, как психологическая наука поставила перед собой цель стать наукой, полезной для практики. К числу индивидуальных различий, конечно, относятся и такие, как различия в запасе знаний, умений и навыков. Но обычно, когда ставят вопрос об индивидуальных различиях, имеют в виду различия в других свойствах. О них идет речь в главах учебников психологии, посвященных темпераменту, характеру, способностям.

Главы эти принадлежат обычно к числу наименее содержательных разделов учебников психологии, в них мало научно установленных закономерностей, и именно поэтому они мало дают для практики, хотя содержание их как будто бы направлено на жизненно важные вопросы. И, наконец, они почти не связаны с содержанием остальной части курса общей психологии.

Следует сказать, что содержание перечисленных глав курса психологии выходит за пределы изложения индивидуально-психологических различий людей. Обычно они объединяются в раздел, посвященный вопросам психологии личности. Большинство советских психологов согласно с тем, что проблема психологии личности не сводится к изучению индивидуально-психологических различий. Проблемы психологии личности – это проблемы прежде всего общей психологии, а уже затем «индивидуальной», или «дифференциальной». Недостаточная разработанность вопросов общей психологии личности является, несомненно, одной из причин явной неудовлетворительности и в разработке вопросов индивидуально-психологических различий.

Необходимо обратить внимание и на тот факт, что в главах курсов психологии, посвященных отдельным психическим процессам, почти всегда уделяется некоторое место вопросу об индивидуальных различиях: индивидуальные различия в чувствительности, в восприятии, «типы памяти», «качества ума» и т. д. Но эти индивидуальные различия, как правило, остаются никак «е связанными ни друг с другом, ни с теми различия-

ми по темпераменту, характеру и способностям, о которых идет речь в психологии личности.

В учении об индивидуальных различиях, как оно представлено в учебниках и курсах психологии, не хватает не только системы, но даже и простой связности. В сущности, нет основания употреблять выражение «учение об индивидуальных различиях». Имеются некоторые эмпирические сведения по этому вопросу (среди них и очень ценные), но нет сколько-нибудь твердой основы – психологической или физиологической, – которая бы скрепляла эти разрозненные материалы.

Никого из психологов не удовлетворит сейчас простой каталог индивидуальных особенностей человека, каким бы полным, многосторонним и подробным ©тот каталог ни был. Своего рода образцом такого каталога была «Программа исследования личности», составленная А. Ф. Лазурским еще в 1904 г. [55; 359-383]. Для своего времени она представляла немалую ценность и едва ли превзойдена кем-либо из бесчисленных авторов аналогичных программ, составлявшихся впоследствии в зарубежной психологии. Но ведь с тех пор прошло более полустолетия! То, что в то время представляло научную ценность, теперь может представлять только ценность историческую.

Успехи в изучении индивидуально-психологических различий в значительной степени зависят от разработки общепсихологической теории, в частности от разработки общих (вопросов психологии личности, а также от создания такой системы этой науки, которая уничтожила бы явно существующий в настоящее время разрыв между психологией психических процессов и психологией личности[1]. Пока еще этот важнейший участок находится в явно неудовлетворительном положении. Данное обстоятельство полностью осознается советскими психологами (см. резолюцию совещания по вопросам психологии личности [52]).

В западноевропейской и американской психологии последних десятилетий вопросы индивидуальных различий решаются обычно с помощью так называемого «метода тестов». В этом вопросе имеется капитальное расхождение между советскими психологами и представителями «тестологии», как можно назвать эту область деятельности психологов Запада.

Тестами называются более или менее короткие и строго стандартизованные испытания, результаты которых так или иначе могут быть выражены в количественной форме и подвергаются обычно статистической обработке. Нет оснований принципиально возражать ни против «коротких испытаний», ни против стандартизации условий испытания, ни против стремления выразить результаты испытания в количественной форме, ни против статистической обработки результатов. Возражать надо против другого – против того, что подавляющее большинство тестов не имеет под собой прочно обоснованной научной базы.

Возьмем для примера один из самых знаменитых тестов – тест Роршаха: испытуемому предъявляют чернильные пятна «случайного» очертания и предлагают ему рассказать, что он «видит» в этих пятнах. Трудно возражать против того, что в такого рода испытании могут обнаружиться некоторые особенности воображения, фантазии испытуемого. Но гораздо труднее поверить в то, что это испытание может претендовать на выявление основных свойств личности человека во всем их многообразии. Еще труднее поверить, что десятки тысяч человеко-дней потрачены на разработку техники «изготовления этих пятен, на разработку стандартных условий проведения испытаний с ними, на нахождение спосо-

----------------------------------------------------------- 3 -----------------------------------------------------------

бов выразить в количественной форме – в форме «отметок» – результаты таких испытаний, на разработку приемов статистической обработки этих результатов. Трудно поверить, что существует немало людей, основная специальность которых проведение испытаний по Роршаху/ И нельзя, наконец, не протестовать против того, что всякого рода «отборы», от которых нередко зависит судьба людей, производятся с помощью «Роршаха» и других подобных тестов.

Значительная часть тестов является «пробами», найденными чисто эмпирически, значение которых якобы должно быть доказано статистическим путем, в результате массового применения их. Мы полагаем, однако, что если нам неясен физиологический или психологический смысл испытания, если это испытание является «слепой пробой», то никакая статистическая обработка массового применения этого испытания, сколь бы сложной и остроумной она ни была, гае даст научно ясных результатов. «Слепые пробы» не могут сделаться «зрячими» от одного лишь присоединения к ним методов математической статистики.

Это полностью применимо и к тем надеждам, которые возлагаются в тестологических исследованиях на вычисление корреляций (статистических, или вероятностных, зависимостей) между результатами, получаемыми от разных тестов. Со времени появления книги Спирмена о способностях человека (1927 [140]) появилось убеждение в том, что путем особых (обычно очень сложных) математических операций с коэффициентами корреляций – так называемый факториальный анализ – удается чисто тестологическим путем открыть «структуру личности». Огромное количество времени и усилий было затрачено на проведение тестологических исследований, предназначенных для обработки методами факториального анализа. Результаты до сих пор получались более чем скромные. Часть этих исследований, может быть самая большая, шла по пути слепого эмпиризма, другие исходили из концепций, основанных на житейских наблюдениях и идеалистических умозрительных построениях, как, например, типологии Юнга или Кречмера. Оба эти путине дали ничего принципиально нового для понимания природы индивидуальных различий. Они и не могли дать научно ценных результатов, так как в основе их лежало молчаливое допущение, что можно начинать с изыскания и усовершенствования утонченных методов математической¹ обработки результатов экспериментов без строгого исследования того, какие именно свойства нужно испытывать и какие методы пригодны для испытания этих свойств.

В сфере тестологических исследований были предложены отдельные испытания (тесты), имеющие, несомненно, научный интерес. Они, конечно, должны быть изучены и использованы. Но «тестология» в целом не открыла пути к изучению индивидуально-психологических различий. В научном смысле она оказалась бесплодной, а в сфере практического применения иногда и прямо вредной.

Все сказанное выше имело целью показать, что поиски теоретически обоснованных и опирающихся на объективную методику путей исследования индивидуально-психологических различий людей являются одной из важных задач современной психологии.

В настоящей статье будет идти речь главным образом о работе коллектива психологов, ведущих в течение последних лет исследования в руководимой мною лаборатории Института психологии АПН РСФСР.

Цель нашего коллектива – подойти к пониманию и возможно более точному изучению некоторых индивидуально-психологических различий людей, отправляясь от изучения типологических свойств нервной систе-

мы, или, что то же самое, типологических свойств высшей нервной деятельности.

Мне приходилось уже несколько раз описывать общее направление и характер -нашей работы [114], [115], [117], [118], [142]. Основные результаты, достигнутые нашим коллективом к концу 1957 г., отражены в двух сборниках «Типологические особенности высшей нервной деятельности человека». В дальнейшем я остановлюсь лишь на некоторых вопросах, представляющихся мне (наиболее существенными.

 

ТИПЫ И СВОЙСТВА

Возможны два подхода к научной характеристике индивидуальных различий: 1. Можно идти от количественной характеристики определенных свойств (рост, вес, величина выдоха и т. д.; чувствительность каждого из анализаторов, быстрота запоминания, прочность памяти и т. д.). 2. Можно идти от группировки индивидуумов по типам (атлетический, астенический и пикнический типы строения тела; «типы памяти»: зрительный, слуховой, двигательный или наглядно-образный и словесно-отвлеченный).

Первый подход естественно назвать аналитическим, второй – синтетическим. Каждый из них в своей односторонности не может полностью решить вопрос. На первом пути получено немало полезных эмпирических сведений, которые, однако, сами по себе дают не больше тех бессвязных «каталогов» индивидуальных особенностей, о которых была речь выше. Второй путь быстро дает результаты, представляющиеся очень эффектными и по видимости близкими к жизни, но в конечном счете ведет в тупик. На этом, втором пути возникли такие понятия, как интровертированный «экстравертированный типы Юнга или циклотимический и шизоме-тический типы Кречмера, типологии, пользующиеся чрезвычайной популярностью в 1западной психологии в течение уже нескольких десятилетий. Стремление вести объективное изучение индивидуальных различий, исходя из такого рода целостных, но не поддающихся научному анализу типов, ведет к рождению «иррациональных» методик, вроде упоминавшегося выше теста Роршаха, методик, получающих ложную видимость объективности исключительно благодаря применению при обработке результатов сложного аппарата математической статистики.

Нельзя, конечно, отрицать, что второй путь допускает и подлинно научный, не имеющий ничего общего с «иррациональными» методиками, подход. На этом пути можно при большой, длительной и углубленной научной работе прийти к «психологическим типам», которые могут стать предметом научного анализа. По этому необходимому, но не единственно возможному пути идут, например, исследования В. Н. Мясищева и А. Г. Ковалева [72], [73], [45].

Как сказано выше, наш коллектив идет по первому пути, причем в основу своей работы кладет физиологические понятия о типологических свойствах нервной системы!, открытых И. П. Павловым. Конечной целью является слияние, или, вернее, встреча обоих путей.

Одно из решающих достоинств павловского учения о типах нервной системы заключается как раз в том, что И. П. Павлов понимал типы нервной деятельности как «те «ли другие комплексы основных свойств нервной системы» [83; III, 2, 267]. В таком именно понимании заключается научное значение и огромная перспективность павловского учения о типах.

Нужно, однако, отметить, что в литературе о высшей нервной деятельности слово «тип» употребляется не только в основном значении, но и в другом: тип как характерный «образец», «картина» поведения животных или человека. На различие этих двух значений впервые обра-

тил внимание П. С. Купалов [54], этот вопрос подробно разработан мной в другом месте [117]. Рассматривая историю развития учения о типах высшей нервной деятельности животных при жизни И. П. Павлова, я попытался показать постепенный переход от преимущественного использования для определения типа нервной системы общей «картины» поведения животного к опоре на строго экспериментальные показатели определенных свойств нервных процессов [117; 7].

К концу своей жизни И. П. Павлов пришел к убеждению, что основными свойствами (нервной системы, на которых должно строиться учение о типах животных, являются следующие: 1) сила нервных процессов, 2) их подвижность и 3) уравновешенность процессов возбуждения и торможения. В известной работе «Общие типы высшей нервной деятельности животных и человека» [83; III, 2] И. П. Павлов дал сводку экспериментальных приемов определения этих свойств у собак при помощи классической слюнной методики. О «типах» в этой же статье И. П. Павлов писал следующее:

«В результате возможных колебаний основных свойств нервной системы и возможный комбинаций этих колебаний должны произойти типы (нервной системы и, как указывает арифметический расчет, по крайней мере в количестве двадцати четырех, но, как свидетельствует действительность, в гораздо меньшем числе, именно четырех типов особенно резких, бросающихся в глаза, а главное, отличающихся по приспособленности к окружающей среде и по стойкости в отношении болезнетворных агентов» [83; III, 2, 290].

Какие основания заставили И. П. Павлова выделить из двадцати четырех (по скромному подсчету) возможных комбинаций основных свойств именно четыре типа?

1. «Особенно резкие, бросающиеся в глаза». Этот аргумент идет от понимания типа как «образца» поведения. Но, как я подробно показал в другой работе [117; 23 – 30], даже у подопытных собак типичные картины поведения не являются прямыми и однозначными показателями типов высшей нервной деятельности, понимаемых как комплексы определенных свойств нервной системы, – обстоятельство, которое многократно отмечал и подчеркивал сам И. П. Павлов. Тем меньше, конечно, этот аргумент может быть серьезным научным аргументом в вопросе о применении к человеку учения о «четырех типах».

2. «Приспособленность к окружающей среде». Этот аргумент заведомо не может быть прямо перенесен с собак на человека: приспособленность к окружающей среде у человека решающим образом определяется другими факторами, чем у животных.

3. «Стойкость в отношении болезнетворных агентов»." Это основание трудно отвергнуть, исходя из каких-либо теоретических соображений. Но обращает на себя внимание следующее обстоятельство. Делались многочисленные попытки установить связь между некоторыми заболеваниями и типами высшей нервной деятельности. Если вдуматься в относящиеся сюда работы, то окажется, что связь, если она и обнаруживалась исследователями, оказывалась не столько между болезнью и типом как характерным комплексом свойств, сколько между болезнью и определенным свойством или свойствами нервной системы. Так, например, С. Н. Давиденков видел связь между инертностью нервной системы и неврозами (главные поставщики неврозов по преимуществу наиболее инертные натуры) [23; 67]; М. В. Черноруцкий, Н. С. Ланг-Белоногова и Е. П. Кок усматривали некоторую связь между гипертонической и язвенной болезнью, с одной стороны, и слабостью и неуравновешенностью нервной системы, с другой стороны [123], [56]. Возникает вопрос: нецелесообразнее ли вместо попыток – очень трудных и лишь условно удающихся – разносить больных по «четырем типам», направить работу на определение того свойства нервной системы, которое,

согласно предположению, может играть роль в возникновении данного* заболевания?

Мысль, о «четырех типах» и об аналогии их с четырьмя темпераментами возникла у И. П. Павлова раньше, чем созрело то учение об основных свойствах нервной системы, которое отражено в последних. работах великого физиолога. Поэтому понятно, что первые серьезные попытки применить к человеку павловское учение о типах нервной системы шли не столько от учения об определенных свойствах нервной системы, сколько от схемы «четырех типов».

Эти первые серьезные попытки связаны с именем А. Г. Иванова-Смоленского и работами его сотрудников. В лабораториях А. Г. Иванова-Смоленского двигательными методиками на речевом, пищевом или ориентировочном подкреплении были найдены четыре «типа замыкательной деятельности», характеризующиеся главным образом скоростью образования положительных и тормозных условных связей: лабильный, инертный, возбудимый и тормозной типы. В этой связи надо упомянуть экспериментальные работы А. А. Новиковой [79], Л. И. Котляревского [48], Р. М. Пэн [95] и других. Обобщение работ по этому вопросу, проведенных в лабораториях А. Г. Иванова-Смоленского, было сделано в 1953 г. Л. С. Богаченко и В. К. Фаддеевой [6].

Перечисленные выше экспериментальные работы были проведены в конце 20-х годов (последние две напечатаны в 1933 г., но «окончательно оформлены в 1931 г.») [41, 7].

Вероятно, А. Г. Иванов-Смоленский в своей классификации типов исходил из той классификации четырех типов, которую И. П. Павлов давал в статьях конца 20-х годов (наиболее ярко и выпукло в докладе «Физиологическое учение о типах нервной системы, темпераментах, тож»). Классификация строилась здесь по принципу уравновешенности,, что давало три типа: возбудимый, тормозной и центральный, или уравновешенный, причем в последнем выделялись – по общему характеру поведения – две формы, которые Павлов соотносил с сангвиническим и флегматическим темпераментами. В итоге получились четыре типа, соотносимые с четырьмя традиционными темпераментами. То свойство, нервной системы, по которому различаются сангвиники и флегматики, свойство, впоследствии названное «подвижностью», в то время не было еще открыто – обстоятельство, которое сам Павлов очень ярко отметил в своем выступлении на «Среде» 15 ноября 1933 г. [84; II, 97].

Итак, можно предполагать, что четырехчленная классификация, «типов замыкательной деятельности ребенка», выдвинутая А. Г. Ивановым-Смоленским, возникла на основе четырехчленной классификации типов нервной системы животных, предложенной И. П. Павловым в 1927 г. При этом А. Г. Иванов-Смоленский и его сотрудники сделали шаг вперед, предложив экспериментальный критерий различения двух уравновешенных типов и введя для их обозначения термины «лабильный» и «инертный», которыми впоследствии пользовался И. П. Павлов для обозначения двух противоположных полюсов параметра подвижности.

В период между 1927 и 1935 гг. И. П. Павлов неоднократно пересматривал принципы классификации типов высшей нервной деятельности, стремясь возможно глубже понять природу основных свойств нервной системы и взаимоотношение между ними. История разработки И. П. Павловым учения о типах нервной системы, очерк которой я попытался дать в одной из своих прошлых статей [117; 6-23], дает поучительную картину неустанной творческой работы великого ученого. За указанный период И. П. Павлов открыл третье основное свойство нервной системы – подвижность. Последняя классификация, данная И. П. Павловым, строится прежде всего на принципе силы нервной системы как важнейшем ее свойстве, тогда как принцип уравновешен-

 

ности процессов возбуждения и торможения, на котором была построена классификация 1927 г., отходит на второстепенное место (см. в указанной выше моей статье стр. 77 и след.). Классификация 1935 г. принципиально отлична от классификации 1927 г. (так же как и от более ранних набросков классификации типов).

Однако неизменным оставалось с 1927 по 1935 г. число «четыре», так же как и соотнесение этих «четырех типов» с названиями темпераментов, идущих со времен древности. Это обстоятельство, совершенно несущественное с физиологической точки зрения, оказало очень вредное влияние на разработку вопроса о применении к человеку учения И. П. Павлова о типах нервной системы.

Создалось совершенно ошибочное убеждение (в особенности у тех, кто стремился применить учение И. П. Павлова в практических целях – в медицине или в педагогике), что дело идет о том, чтобы разделять людей (в частности, больных и детей) на четыре типа, более или менее соответствующих четырем традиционным темпераментам. Часто оказывалось при этом – и тем чаще, чем добросовестнее подходил к этой задаче исследователь, – что большая часть изучаемых индивидуумов не подходит ни к одному из четырех типов: эти лица признавались принадлежащими к «промежуточным» типам.

Экспериментальное определение типов чаще всего производилось тем или другим вариантом методики А. Г. Иванова-Смоленского. По этой методике определились «четыре типа», но, как только что было показано, совсем отличные по содержанию от «четырех типов», о которых писал Павлов в той последней его классификации, которая излагается во всех учебниках физиологии и психологии и которая молчаливо признается бесспорной и «окончательной». Это решающее для смысла дела обстоятельство обычно оставляется без внимания: предполагается, что «четыре типа», определенные по методике А. Г. Иванова-Смоленского, и являются «павловскими типами».

В 1939 г. в книге Н. И. Красногорского была опубликована классификация типов (впервые предложенная ям в 1931 г.), основанная на принципе взаимоотношения коры и подкорки: типы центральный, подкорковый, корковый и энергетический (49; 102 – 104]. Классификация эта не имела иичего общего с павловской классификацией, но сохраняла то же число «четыре» и многими рассматривалась как применение павловского учения о типах к детям, поскольку автор ее – ученик И. П. Павлова и работает методом условных рефлексов. В 1952 г. Н. И. Красногорский описал новый вариант четырехчленной классификации типов, общая схема которого соответствует павловской классификации, но один из типов (павловский «безудержный тип») характеризуется снова тем признаком, которого Павлов не имел в виду: преобладанием подкорки над корой [50]. Взаимоотношение коры и подкорки – важное свойство высшей нервной деятельности. Подчеркивание этого свойства – заслуга Н. И. Красногорского. Но почему классификация типов, построенная только по этому свойству, должна давать именно «четыре» типа и почему эти четыре типа должны в каком-либо смысле соответствовать павловским четырем типам? Почему при введении в павловскую классификацию нового свойства (преобладание подкорки) не меняется число «четыре», становящееся, наконец, загадочным, и даже тип, выделенный по этому, новому признаку остается по названию все тем же «безудержным», или «холериком»?

Аналогичных примеров использования схемы четырех типов с павловскими или заимствованными по примеру Павлова из традиционной номенклатуры темпераментов названиями, но без заботы о сохранении павловского содержания типов можно было бы привести много. Но едва ли это нужно. Наиболее влиятельными оставались все же работы лабораторий А. Г. Иванова-Смоленского и Н. И. Красногорского.

Мы считаем, что величайшее значение для изучения индивидуальных различий человека имеет открытие И. П. Павловым основных свойств нервной системы, а вовсе не принятие им в качестве основных тех четырех типов, которые более или менее соответствуют традиционным темпераментам. Число «четыре» не вытекает ни из каких научных оснований.

Нельзя даже сказать, что в учении о темпераментах человека имеется очень прочная традиция различать именно четыре темперамента. Правда, Аристотель, Кант, Вундт, Эббингауз, Фулье и многие другие насчитывали четыре темперамента (исходя при этом из совершенно разных принципов деления). Но зато величайший римский врач Гален насчитывал тринадцать темпераментов [139; 284], Гефдинг – восемь [17; 341], Гейманс – шесть [141; 484], Н. Ах – пять [135; 314-324], Мейман – двенадцать [69; 288] и т. д.¹. Впрочем, было бы совершенно противоестественно выводить число типов нервной системы из числа темпераментов: темперамент есть психологическое проявление типа нервной системы, а не наоборот.

Материалы изучения типов нервной системы животных говорят о том, что существуют типы, не соответствующие ни одному из четырех павловских типов и в то же время не являющиеся промежуточными между ними. Например: 1) тип с абсолютно сильным раздражительным и абсолютно слабым тормозным процессами, существенно отличный – по признанию самого И. П. Павлова – от обычного «безудержного» типа (холерического), у которого оба процесса абсолютно сильные и раздражительный процесс лишь относительно преобладает над тормозным (подробно об этом см. [117; 78-79 и 92]); 2) неуравновешенный тип с преобладанием торможения «ад возбуждением (там же, стр. 86-90, 92); 3) типы, неуравновешенные по подвижности процессов возбуждения и торможения (там же, стр. 90-91).

Нет ни малейшего основания считать, что эти типы не могут быть характерными и для людей.

Если тип понимать как комплекс основных свойств нервной системы, то для решения вопроса о том, сколько надо принимать основных типов и какие именно, необходимо изучить вопрос о соотношении между отдельными свойствами и о том, какие сочетания свойств являются наиболее естественными, наиболее «типичными». Вопрос этот ни в какой мере «е является еще изученным. В павловской классификации типов предусмотрено сочетание инертности только с силой и уравновешенностью нервной системы (тип флегматика). Как я показал в другом месте, имеющиеся фактические материалы говорят за то, что сочетание инертности с неуравновешенностью, с одной стороны, и со слабостью нервной системы, с другой, является, по-видимому, более обычным и «типичным» явлением, чем сочетание ее с силой и уравновешенностью [117; 94-96].

Перед нами стоит задача не просто хранить учение И. П. Павлова о типах высшей нервной деятельности и применять его к человеку, а творчески развивать это учение, отчетливо осознавая, что является принципиальной основой этого учения, в чем заключается руководящая идея И. П. Павлова.

Мы считаем ошибочной и практически вредной мысль, что принципиальная основа учения Павлова о типах заключается в признании «четырех типов», аналогичных четырем традиционным темпераментам (и «промежуточных» между ними). Исходя из этой мысли, нельзя выйти из круга чисто описательной «типологии». Понятия об основных свойствах нервной системы, задуманные Павловым как точные физио-

¹ В советской психологической литературе материал по истории вопроса о темпераментах имеется в работе Е. П. Ересь [28].

10

логические понятия, превращаются при таком подходе к вопросу в некоторые «метафорические» понятия, в способ перевода на псевдофизиологический язык общежитейских понятий о чертах характера человека – именно житейских, а не научных.

При таком подходе теряется весь новаторский смысл учения И. П. Павлова о типах.

Мы считаем, что принципиальная основа учения Павлова о типах заключается в раскрытии тех свойств нервной системы, по которым может производиться классификация типов. Мы считаем поэтому, что нужно идти от «свойств» к «типам», а не от «типов» к «свойствам».

Наш коллектив поставил своей целью изучение у человека основных свойств нервной системы, которые могут являться «параметрами» в классификации типов нервной системы. Задачу изучения типов как «комплексов этих свойств» мы не считаем возможным выдвигать на первый план, пока мы не подвинемся достаточно в изучении свойств.

 

НЕКОТОРЫЕ ВОПРОСЫ О ПРИРОДЕ ОСНОВНЫХ СВОЙСТВ НЕРВНОЙ СИСТЕМЫ

Основные свойства нервной системы – это не черты поведения или характера человека. Их нельзя непосредственно наблюдать. Их нужно «открывать» путем специального исследования.

То, что мы можем непосредственно наблюдать – «образ поведения», или «наличная нервная деятельность», – это, по выражению И. П. Павлова, «сплав из черт типа и изменений, обусловленных внешней средой» [83; III, 2, 334]. Наша задача выделить из этого «сплава» «черты типа», т. е. основные свойства нервной системы. В этом смысл нашей работы.

И. П. Павлов говорил о «пока почти неодолимой трудности при определении типа нервной деятельности» [83; III, 2, 269]. Но на той же странице Павлов указал и средство «для одоления указанной трудности» – «сколь возможно, умножать и разнообразить формы наших диагностических испытаний». Павлов рассчитывал, что, идя этим путем, можно будет выделить из «сплава» природные черты, т. е. подлинные типологические свойства.

Это указание Павлова имеет руководящее значение и для нас, изучающих свойства нервной системы человека. Но по отношению к чело, веку требуется несравненно большее разнообразие «диагностические испытаний», чем по отношению к животным.

Свойства нервной системы мы рассматриваем как «природные свойства», но не обязательно как свойства наследственные; они могут быть результатом внутриутробного развития, а также условий развития в первый период жизни. Поэтому я считал бы правильным не употреблять в контексте нашей тематики термина «генотип», прямо указывающего на наследственную природу свойств типа.

Трудная и длительная работа по выделению из «сплава» природных свойств нервной системы оправдывается тем, что она ведет не просто к описанию индивидуальных особенностей человека и классификации их, а открывает дорогу к объяснению происхождения некоторых индивидуальных особенностей и к нахождению путей индивидуального подхода к человеку – в воспитании, когда идет речь о детях и молодежи, в определении наилучшего режима работы и жизни, когда идет речь о взрослых людях.

В подлинном смысле слова основными свойствами нервной системы являются сила и подвижность нервных процессов. Третье указанное И. П. Павловым свойство – уравновешенность – является вторичным, производным по той простой причине, что здесь идет речь об уравнове-

шенности по силе или по подвижности. Не зная силы и подвижности нервных процессов данного человека, нельзя – строго научно, а не метафорически или описательно – говорить об уравновешенности или неуравновешенности его нервной системы.

В настоящее время едва ли может вызывать сомнение, что неуравновешенность может быть не только по силе, но и по подвижности нервных процессов (И. П. Павлов [83; III, 2, 268], [84; III, 150-151], П. С. Купалов [53; 466-467], П. Г. Попеску-Невяну [93; 64-65], Н. А. Рокотова [102], Б. М. Теплов [117; 90-91]. Столь же несомненным представляется и возможность, при неуравновешенности по силе, преобладания не только возбуждения над торможением, но и торможения над возбуждением (И. П. Павлов [83; III, 2, 268, 273], Н. И. Майзель [63], Б. М. Теплов [117; 85-90]).

Признаку уравновешенности при классификации типов следует, по-видимому, придавать серьезное значение, большее, чем это сделано И. П. Павловым в последнем варианте его классификации типов по сравнению с более ранними вариантами. Однако, выдвинув в качестве первоочередной задачи своей работы изучение основных свойств нервной системы, а не типов, мы, естественно, сосредоточили свое внимание на исследовании силы и подвижности.

В отношении этих основных свойств нервной системы возникают следующие принципиально важные общие вопросы.

Во-первых, вопрос о том, является ли каждое из этих свойств «единым свойством» или оно в результате более углубленного исследования «расщепляется» на группу сходных свойств. О силе нервной системы речь будет идти дальше. Что же касается подвижности, то вопрос о «комплексности» этого свойства, о его разных видах или сторонах впервые встал в нашей лаборатории в работе И. В. Равич-Щербо [96]. Анализ всех фактических материалов и теоретических соображений, имеющихся в литературе по вопросу о подвижности, дал возможность сделать вывод, что под подвижностью в учении о высшей нервной деятельности разумеются все временные характеристики работы нервной системы, все те стороны этой работы, к которым применима категория, скорости. Показателями подвижности, понимаемой в таком широком смысле, могут быть: 1) скорость появления нервного процесса в ответ на раздражение; 2) скорость движения нервных процессов, их иррадиации и концентрации; 3) скорость прекращения нервных процессов; 4) скорость смены торможения возбуждением и возбуждения торможением; 5) скорость образования новых положительных и тормозных условных связей; 6) скорость изменения реакций при изменении внешних условий (переделка сигнального значения раздражителей, изменение стереотипа и т. п.) (Б. М. Теплов [117; 60-72]). Систематическое сопоставление этих показателей у одних и тех же испытуемых пока еще не проведено. Сопоставление данных, полученных разными авторами, в разных условиях и на (разных испытуемых, конечно, не может дать ответа на вопрос о том, является ли подвижность «единым свойством». Вопрос этот остается открытым и может быть решен только в результате экспериментальных исследований.

Во-вторых, вопрос о связи между силой и подвижностью. Пока еще он в сущности совершенно не исследован. Важность его, а также необходимость принимать его во внимание при объяснении расхождения между разными проявлениями подвижности были справедливо подчеркнуты А. М. Зимкиной [35] и Л. Г. Ворониным [13], давшими подробный критический анализ работ нашей лаборатории.

В-третьих, вопрос о возможности рассматривать концентрированность нервных процессов и прочность связей как «самостоятельные» свойства нервной системы (наряду с силой и подвижностью) [117; 97-98]. Идея о «концентрации» как самостоятельном свойстве принадлежит

12

П. С. Купалову. Однако она выдвигается П. С. Купаловым лишь как гипотеза: «Нам не удалось, – пишет он, – найти такие формы опытов, которые позволили бы сделать окончательное заключение» [54; 14]. В нашей лаборатории М. Н. Борисова ведет специальные исследования порогов различения и тонких «положительных дифференцировок», которые мы рассматриваем как показатель концентрированности нервных процессов. И эта форма опытов пока еще не привела к определенному ответу на вопрос о связи силы и концентрации нервных процессов. Что касается «прочности», то мысль рассматривать ее как самостоятельное свойство нервной системы принадлежит Э. А. Асратяну и В. В. Яковлевой [133]. Остро стоит вопрос о том, является ли «прочность связей» самостоятельным свойством или одним из проявлений инертности [117; 73-76]. В нашей лаборатории А. Н. Васильевым проведена экспериментальная работа, которая вносит некоторую ясность в этот сложный вопрос.

В-четвертых, возникает вопрос о правильности общераспространенного взгляда на силу и подвижность как на положительные качества, а на слабость и инертность как на качества во всех отношениях отрицательные. В заостренной форме теоретическая формулировка этого взгляда дана была С. Н. Давиденковым [23; 18]. Сам И. П. Павлов в характеристике отдельных типов высказывался в том же направлении, хотя, как я пытался показать в своих прошлых работах, теоретический анализ, дававшийся Павловым понятиям слабости и инертности, находится в противоречии с этим взглядом.

В психологии этот распространенный взгляд приводит к чрезвычайно упрощенческим и практически вредным представлениям о «возможностях» людей со слабой или инертной нервной системой. Сильный тип – «хороший тип», слабый тип – «плохой тип» и т. д.