Отношения немецких властей с религиозными деятелями и организациями

В отличие от Кавказа и Крыма, на Балканах немецкие власти нашли исламские учреждения и сети поддержки целыми и невредимыми. До 1943 года контакты немцев с религиозными лидерами, улемами и их учреждениями были редкими. Чиновники немецкого министерства иностранных дел общались почти исключительно с мусульманскими представителями усташского государства, сталкиваясь при этом с проблемой отсутствия среди них сильного лидера. Две самые важные мусульманские группировки режима усташей возглавляли вице-премьер Джафер Куленович и Хакия Хаджич, «босс» Боснии и Герцеговины при Павеличе[950]. Куленович, опытный политик, был министром в Королевстве Югославия, а после смерти Мехмеда Спахо в 1939 году стал президентом Югославской мусульманской организации. По словам немецкого дипломата, он в первую очередь опирался на религиозные лозунги и только во вторую очередь – на хорватский национализм. Тем не менее многие мусульмане все равно называли его марионеткой усташей. У Хакии Хаджича, который продвигал, скорее, хорватский национализм, чем религию, и пропагандировал хорватские националистические, а не религиозные, лозунги, сторонников было не очень много (в основном их составляли представители интеллигенции)[951]. Еще один немецкий чиновник немецкой дипломатической миссии в Загребе также отмечал в марте 1943 года, что среди мусульман «нет личности», которую можно было бы считать общепринятым лидером[952]. «Решение мусульманского вопроса – это, прежде всего, решение проблемы руководства»,– констатировал он. Мусульмане, служащие режиму усташей, почти не пользовались авторитетом среди мусульманского населения. Более ясной казалась ситуация с религиозными деятелями, которые, как считали немцы, обладали естественной властью и влиянием на народ.

Степень институционализации религиозных структур на Балканах была высокой, а принципы их деятельности были понятными: в силу этого они казались вполне пригодными для использования. Правоверные Боснии и Герцеговины были организованы в так называемую Исламскую религиозную общину под руководством высшего религиозного лидера, реис-уль-улема (Reis-ul-Ulema на боснийском языке, глава улемов)[953]. Этому деятелю помогал улема-меджлис (Ulema-Medžlis, совет улемов), верховный совет исламской общины, куда входили сам реис-уль-улема и четыре других видных духовных лица. Улема-меджлис курировал вакуфы, медресе, шариатские суды, а также присматривал за работой местных имамов, улемов и хаджи (hodža). Такую административную структуру еще в 1882 году ввели габсбургские бюрократы, стремившиеся разорвать религиозные связи между боснийцами и Османской империей и пытавшиеся контролировать балканский ислам. Эта модель управления сохранялась и в Королевстве Югославия, а потом и в государстве усташей. Стремясь представить себя в качестве защитников ислама, немцы не предпринимали явных попыток вмешиваться в вопросы религиозного управления. Тем не менее по мере вовлечения в дела мусульманских районов Балкан с начала 1943 года, немецкие чиновники всё чаще работали с религиозными лидерами. В итоге СС даже привлекли важного члена улема-меджлиса для решения своих политических и военных задач.

Когда Германия напала на Югославию, должность реиса-уль-улема занимал Фехим Спахо, бывший председатель Высшего шариатского суда в Сараево и брат Мехмеда Спахо. Хотя реис-уль-улема сначала с энтузиазмом поддержал режим усташей, надеясь, что тот позволит решить его собственные задачи – прежде всего, запретить азартные игры, проституцию и смешанные браки, а мусульманок обязать носить хиджаб,– он скоро потерял веру в Павелича[954]. У Салиха Сафета Башича, неофициально занявшего место Спахо после смерти последнего в начале 1942 года, тоже сложились непростые отношения с усташами[955]. Желая защитить собственную общину, оба лидера стремились выстроить с немцами хорошие отношения. Так, Спахо налаживал контакты с немецкими чиновниками еще за несколько месяцев до вторжения на Балканы, а потом, в годы войны, информировал их о преступлениях, совершаемых в отношении мусульман[956]. Другие члены улема-меджлиса пошли еще дальше. Когда в 1942–1943 годах положение мусульман ухудшилось, многие из них воодушевились идеей мусульманской автономии под защитой Берлина. Их надежды поддерживались визитом муфтия, созданием мусульманской дивизии СС и мощной религиозной пропагандой немцев.

Фехима Спахо и Салиха Башича, взгляды которых считались слишком «прогрессивными», критиковали более фундаменталистски настроенные члены улема-меджлиса, прежде всего Мехмед Ханджич, получивший образование в аль-Азхаре. Ханджич был ведущим идеологом исламского возрождения и симпатизировал панисламизму[957]. Он преподавал в сараевском медресе и служил главным библиотекарем грандиозного книгохранилища Гази Хусрев-бега[958]. Также Ханджич возглавлял общество улемов El-Hidaje («Истинный путь»), ставившее своей целью возрождение древнего исламского благочестия[959]. В молодежной организации El-Hidaje, которая называлась Mladi Muslimani («Молодые мусульмане»), состояло немало его последователей и среди них – Алия Изетбегович, в 1990 году ставший первым президентом Боснии и Герцеговины. Ханджич и его сторонники скоро разочаровались во власти усташей и начали продвигать планы автономии и искать помощи со стороны Германии. Во время турне аль-Хусейни Ханджич встретился с муфтием в Сараево, организовал для него банкет в городском управлении, а затем опубликовал посвященную визиту статью в El-Hidaje, официальном печатном органе общества[960]. Проводя в Сараево переговоры с сотрудниками немецкого посольства в середине апреля 1943 года, Ханджич призывал немцев вести более активную политику[961]. Он обвинил усташей в страданиях и гибели мусульман. Хорватский режим, утверждал Ханджич, принял ту же политику в отношении мусульман, которую сербы реализовали в югославском королевстве – политику уничтожения.

Мусульмане в правительстве Павелича не были настоящими представителями народа, их купили,– говорил немцам Ханджич. Хотя улем с восторгом отнесся к формированию мусульманской дивизии СС, он дал понять, что этого недостаточно. Единственным решением ему виделось независимое мусульманское государство под протекцией Гитлера. Ханджич даже предложил план перемещения населения по религиозному признаку – с целью создания «очищенных» мусульманских районов. Мусульманское население находится под глубоким впечатлением оттого, что германские солдаты погибают в боях с врагами ислама/ Визит муфтия тоже послал правильные сигналы. По заверениям Ханджича, нет никакого сомнения в том, что мусульмане – естественные союзники Третьего рейха. Он хорошо знал, что немцам хотелось бы услышать. Убеждая гитлеровцев в том, что их религиозная пропаганда легла на благодатную почву, он продвигал свою собственную повестку, включающую, прежде всего, укрепление сил самообороны, а также учреждение (де-факто и, по возможности, де-юре) автономии от усташей.

Ханджич был не единственным улемом, искавшим более тесного союза с немцами. Али Аганович, уважаемый член улема-меджлиса, неоднократно встречавшийся с немецкими официальными лицами, отстаивал сходную линию[962]. Хотя этот деятель до самого краха режима публично выражал усташам свою преданность, он также быстро потерял веру в Павелича и начал оказывать давление на немцев, призывая их более активно вмешиваться в дела мусульманских Балкан[963]. Весной 1943 года Аганович заверял должностных лиц из немецкой миссии в Загребе, что религиозной автономии мусульман можно достичь только путем политической независимости[964]. Подчеркивая значимость балканских мусульман в «большом» исламском мире, он также обсуждал проблемы панисламской политики и возрождение халифата: титул халифа, по его убеждению, следовало отдать муфтию Иерусалима. Сама идея, кстати, была не нова. В конце 1942 года британскую разведку встревожила хорватская пресса, где обсуждалась идея восстановления халифата под началом аль-Хусейни[965]. Но если Ханджич и Аганович просили о союзе с Третьим рейхом за закрытыми дверьми, то другие улемы открыто встали на службу немецким властям.

Наиболее значимым коллаборационистом из улема-меджлиса был Мухамед Панджа, ведущий религиозный деятель и член El-Hidaje [966]. Он происходил из известного сараевского рода религиозных лидеров и получил образование в самых престижных исламских учреждениях страны. Панджа всегда держался на некотором расстоянии от усташского режима, а потом начал открыто выступать за мусульманскую автономию под защитой Германии. Крайне прогерманская позиция сделала Панджу идеальным помощником для вермахта и СС. Эсэсовцы сразу же привлекли его к вербовке добровольцев-мусульман: в эту миссию он вложил весь свой духовный авторитет (об этом будет рассказано в последней части книги). Помимо мобилизационной кампании, немцы также использовали Панджу в качестве посредника в своих усилиях по умиротворению мусульманских районов.

Важную роль в этом отношении сыграла социально-религиозная организация Merhamet, также известная как Muslimansko Dobrotvorno Društvo Merhamet («Мусульманское благотворительное общество Мерхамет»). Общество располагалось в Сараево, а возглавлял его сам Панджа[967]. Оно стало основным поставщиком гуманитарной помощи в годы войны, открывая бесплатные столовые, детские дома и лагеря беженцев. Со временем организация начала все более активно участвовать в политической жизни. Для немцев общество Merhamet оказалось ценным партнером, и они считали важным сохранять с ним хорошие отношения. Когда, например, руководство Merhamet попросило вернуть мусульманского сироту, которого приняла немецкая семья, перевезя ребенка в Германию и окрестив его по католическому обряду, нацистские власти быстро вмешались, вернули малыша назад и передали его мусульманской семье из Сараево[968]. Военные власти на местах вскоре признали Merhamet самым важным органом, представляющим мусульман Боснии и Герцеговины. Организация неоднократно вела переговоры о поставках продовольствия с областным руководителем СС и полиции в Сараево, оберфюрером СС Вернером Фроммом[969]. Когда Берлин в начале 1944 года создал специальный фонд помощи (о нем речь пойдет ниже), Бергер предложил распределять одежду для беженцев-мусульман именно через Merhamet [970]. Гиммлер был только рад использовать местные мусульманские структуры и поддержал это предложение[971].

СС видели в Merhamet надежного партнера. Однако немцы не до конца контролировали организацию, а она преследовала собственные интересы. В сентябре 1943 года второй секретарь организации Мехмед Токич (одновременно бывший осведомителем СС) угрожал немецким офицерам открытым восстанием против хорватского государства[972]. Мусульмане, заявлял Токич, презирают режим усташей, а жить хотят под немецким протекторатом, как во времена Австро-Венгрии. Бергер попытался разрядить ситуацию, отвергая угрозы со стороны «мусульманского руководства» и предупреждая, что подобный мятеж лишь ухудшит положение мусульман[973]. Лидеры Merhamet вскоре разочаровались в немцах. В итоге даже Мухамед Панджа потерял надежду на Третий рейх. Он ушел в леса, основал Muslimanski Oslobodilački Pokret («Движение освобождения мусульман») и призвал к вооруженной самообороне и автономии для последователей ислама[974]. Обращаясь к своим «братьям-мусульманам» в пропагандистской брошюре, Панджа теперь объявил войну усташам и четникам[975]. «Все, чему мы служим,– это благосостояние исламской общины и нашего отечества»,– провозглашал он. В присущей ему религиозно-риторической манере Панджа призывал мусульман сражаться за свое выживание «с верой в Аллаха и его помощь, храбро и бестрепетно». Хотя некоторые эсэсовские круги в Берлине были обеспокоены таким развитием событий, Кремплер, неоднократно общавшийся с Панджой в местных условиях, настаивал на том, что этот деятель по-прежнему настроен прогермански[976]. Гитлер, чья вера в мусульман оставалась непоколебимой, оправдал бегство Панджи тем, что мусульманам нужно себя защищать[977]. Позже Панджа вступил в контакт с партизанами Тито, был взят в плен немецкими войсками в Восточной Боснии и передан усташским властям. Он был не единственным исламским лидером, кого немцы глубоко разочаровали.