Тождество (единство) труда и собственности

Труд в качестве основания воспроизводства общественных отношений (общества) выявляет свою сущность в присвоении человеком предметов и сил природы, осуществляемом в процессе самого труда. Такое присвоение является исходным в отношениях людей по участию в труде — отношением собственности. Здесь будет уместным привести известное положение К. Маркса: «Всякое производство есть присвоение индивидом предметов природы в рамках определенной формы общества и посредством нее. В этом смысле будет тавтологией сказать, что собственность (присвоение) есть условие производства»[434]. Без отношений собственности производство не существует.

Труд в значении исходного основания собственности составляет одно из всеобщих условий воспроизводственного движения общественных отношений. С этой точки зрения собственность определяется как отношение человека к условиям и продукту своего труда как к своей собственности, как к принадлежащим ему.

Отсюда, т. е. из общей формулы, из принадлежности условий труда самому труду нельзя, однако, делать прыжок, предупреждает К. Маркс, к частной собственности, что нередко делается теми, которые последнюю считают единственной и общей формой всякой собственности, если она существует. В наше время в этом плане особенно усердствуют постмодернисты, не желающие допустить общественную собственность для своих «post» -oв и надеющиеся на индивидуализацию творчества и установление только личной собственности (иное название частной собственности).

Отечественный автор В. Л. Иноземцев, не желая иметь дело с трудами историков, готов отказать первобытной общине в праве иметь всякую форму собственности, чем признать в ней общую, общественную собственность. В качестве аргумента им приводится взятая на вооружение зеноновская апория «дихотомия»: собственности, как человеку принадлежащему объекту, противопоставляется нечто, не принадлежащее другим людям, т. е. исключаемость всех других от собственности на этот объект. Если всем, то уже никому и никому другому. Так как община вроде бы не была связана с другими общинами, то не оставалось места для второго полюса отношения собственности — объекта, принадлежащего другим людям, другой общине. Это, по его мнению, означает скорее отсутствие собственности как таковой, чем гипотетическое наличие общественной собственности[435]. После того как автор, претендующий на знание не только будущего, но и прошлого человечества, «доказал» при помощи апории Зенона невозможность существования общественной собственности, так же легко, но посредством уже другой модернистской «трехчленки» (до —теперь—после), устанавливает этапы развития отношений собственности: отсутствие собственности (до) — частная собственность (теперь) — личная собственность вместо частной (после).

Как в рассуждениях В. Л. Иноземцева, так и его предшественника Д. Белла, отсутствует главное — труд, в процессе которого осуществляется присвоение предметов природы и возникает отношение собственности к условиям и продукту труда. К сожалению, трудовая теория собственности, без которой невозможно понять эволюцию этого общественного отношения, остается вне поля зрения многих современных авторов, и не только постмодернистов. Между тем именно на основе трудовой теории были сформулированы основные законы движения отношений собственности и выявлены тенденции их развития в будущем обществе.[57] Согласно этой теории, исходным выступает закон собственности на продукт своего труда, или, по выражению К. Маркса, закон тождества труда и собственности[436].

Первоначально, как об этом свидетельствуют исследователи первобытной истории, в частности Морган, люди трудились сообща, предпосылкой и субъектом трудовой деятельности были община или другой коллектив. Из определения собственности как отношения к условиям своего труда, как к своим собственным, не следует, что собственность возникает из отношения отдельного человека к этим условиям. Изолированный человек, например Робинзон, может присваивать объективные условия своей жизнедеятельности, относиться к природным или созданным им предметам как к своим, но это еще не будет отношением собственности. Для того, чтобы оно возникло, нужны другие люди, нужно сообщество людей. Именно тогда, когда происходит совместное, коллективное присвоение вещных условий, объектов природы, возникает отношение собственности как общественное, социальное отношение. Поэтому к первоначальному определению собственности как отношения человека к вещам добавляется новый существенный момент—это отношение людей между собой по поводу их отношения к вещам. То есть отношение человека к вещи дополняется отношением человека к человеку по поводу вещей, по поводу участия в совместном их производстве и распределении.

Что касается характеристики собственности как отношения людей между собой по поводу вещей, то людские отношения тоже могут быть поняты в двух смыслах. Во-первых, они могут быть сведены к отношениям субъекта к своим собственным, принадлежащим ему силам и свойствам, например к своему телу или к своим мыслям. Есть авторы, которые полагают, что собственность имеет своим источником природу самого человека, что возникает, например, из того, что ум человека, его воля, тело —это его собственность. Юристы выделяют из вещных прав личные права, например исключительное право на результаты интеллектуальной деятельности (интеллектуальная собственность). Здесь, как и в случае с Робинзоном, отношение собственности в его собственном смысле еще не возникает. Если человек соотносится лишь с самим собой, то он еще не вступает в отношения собственности. Чтобы они были, необходимы другие люди, с которыми он может находиться в отношениях собственности по поводу присвоения его субъективных сил, способностей, умений и т. д. Отношения собственности, во-вторых, могут и должны рассматриваться как отношения между самими людьми по поводу вещей или субъективных факторов, лежащих на стороне человека (его рабочих или созидательных сил). Другой человек по отношению к данному человеку в последнем случае приобретает свойства объекта, а отношение собственности — характеристику объективного общественного отношения, поскольку люди в качестве лиц, отличая себя от себя и относясь друг к другу, приобретают наличное бытие как собственники. В собственности снимается голая субъективность личности (Гегель).

Итак, собственность в своем исходном определении есть общественное отношение (отношение между людьми) и, лишь будучи таковым, является отношением к вещам как условию человеческой жизнедеятельности, труда. Отношение человека к вещам как к своим опосредуется его отношением к другим людям. Как язык, так и собственность не могут быть продуктом отдельного человека. Поскольку собственность не существует как замкнутое в себе самом отношение индивида к самому себе, а предполагает наличие того или иного сообщества людей, то именно последнее является первичным субъектом собственности. Человеческое сообщество может выступать собственником непосредственно, например в лице общины или рода, народа (когда основные средства производства и земля объявляются общим достоянием народа), а также посредством государства. Исторически первой предпосылкой собственности было наличие человеческого коллектива, общины, т. е. наличие социального образования. К. Маркс утверждал: «собственность означает принадлежность индивида к какому-либо племени (коллективу) (означает иметь в нем основу для своего субъективно-объективного существования), а через посредство отношения этого коллектива к земле как к своему неорганическому телу — отношение индивида к земле»[437].

Движение отношений собственности как собственности на продукты своего труда, выраженных законом их тождества, приобретает различные исторические формы, обусловленные изменением социального содержания самого труда. Очевидно, что первоначальная форма собственности — общая (общинная) собственность — имела своим базисом совместный (общий) труд в виде кооперации, не знающей еще социального разделения труда. Вполне обоснованно утверждается, что первоначально умственная деятельность непосредственно вплетена в материальную деятельность и реальное общение людей. Один и тот же работник объединяет все функции трудового процесса, как физические, так и духовные. «Как в самой природе голова и руки принадлежат одному и тому же организму, так и в процессе труда соединяются умственный и физический труд. Впоследствии они разъединяются и доходят до враждебной противоположности»[438].

Так обстояло дело первоначально всюду, где труд оставался целостным, не разделенным между различными группами людей, например ремесленный труд, труд мелкого крестьянина, цеховое производство и т. д. В первобытном обществе не существовало еще особой группы лиц, выполняющих только духовные функции производства, т. е. людей умственного труда. Практические знания были достоянием каждого члена общества. Все они одинаково осуществляли и физические, и интеллектуальные функции труда. К тому же в силу низкого уровня развития производительных сил общество в то время не могло производить излишки жизненных средств, необходимых для содержания особой группы людей, освобожденных от физической работы.

Это положение в истории сохранялось во всех тех формах хозяйства, где производственный процесс по своему техническому уровню мог функционировать на основе практических знаний самого производителя. Однако на определенном общественном этапе дальнейшее совершенствование производительных сил, техники становится невозможным без специфического, обособленного интеллектуального труда. Непосредственные производители, поскольку они отдавали все свое время материальному производству, в новых условиях оказались не в состоянии выполнять усложнившиеся духовные функции процесса производства.

Вместе с тем производительные силы общества достигают в рамках первоначальной целостности труда такого уровня, что общество стало производить излишек жизненных средств, за счет которого могла существовать определенная группа людей, освобожденных от материального производства. Когда рабочая сила человека становится способной давать значительно больше продуктов, чем необходимо для существования производителя, то это и есть в основном та самая ступень, на которой возникает разделение труда и товарный обмен между отдельными лицами.

Собственность на продукт своего труда предполагает еще одну важную особенность самого труда — его направленность на производство потребительной стоимости, служащей удовлетворению человеческих потребностей. В условиях трудовой собственности преобладающим выступает производство, в котором господствует создание благ для непосредственного потребления, а не для продажи и получения денег. Производство здесь имеет своей предпосылкой потребление, подчинено напрямую потреблению. Производство в этом случае выступает для человека как воспроизводство самого себя в качестве члена сообщества, причем посредством кооперации в труде, совершаемом в общих интересах. В той мере, в какой человек принадлежит к общине и воспроизводится в определенных отношениях к общине, он не может приобретать резкую обособленность в своих взаимоотношениях с другими лицами. Поэтому древнее воззрение, согласно которому человек выступает как цель производства, является более возвышенным, чем представление о нем в мире капитала, где целью производства служит вместо человека стоимостное богатство.

Вместе с тем общинный строй ограничивает возможности труда в воспроизводстве индивида по ряду причин. Во-первых, долгое время наиболее распространенным объективным условием труда была природа, а не сами орудия как результат труда, что, безусловно, снижает инновационные способности самого субъекта труда. Во-вторых, привязанность к общине и устойчивость ее предписаний ограничивали самостоятельность индивида по отношению к общине.

Формы собственности, возникающие на основе собственного труда, во многом зависят от характера объекта и субъекта собственности. Из определения собственности как отношения людей к условиям и продукту труда, как принадлежащим им, следует, что ее объектом служат прежде всего объективные условия жизнедеятельности. К ним относятся, прежде всего, материальные, вещные условия и средства: средства и продукт производства, земля, предметы потребления и т. п. Имеются и субъективные условия, и факторы производства и жизнедеятельности, начиная с самого человека как физического существа и кончая идеальными способностями и силами человека и общества, которые тоже могут в определенных условиях составлять объект собственности.

Все ли, что окружает человека и общество и служит условием его жизнедеятельности, может быть объектом собственности? Чтобы ответить на этот вопрос, нужно сначала выставить определенные критерии: а) исходить из того, что собственность по отношению к личности (субъекту) выступает ее наличным бытием, обладающим внешней, а потому и вещной формой существования; б) предполагать, что то или другое явление может стать объектом собственности, лишь будучи опосредованным отношением людей друг к другу по поводу этого объекта.

Согласно названным критериям, объектом собственности, во-первых, не может служить то из внешней сферы, что не является условием, фактором жизнедеятельности людей, не используется ими, т. е. не составляет элемента наличного бытия личности. Кроме того, чтобы быть объектом присвоения, требуется, во-вторых, превращение субъективных условий и факторов (свойств и сил самих людей) во внешнюю форму (в форму вещей, работ, услуг или в другие формы непосредственного бытия. В-третьих, собственностью может стать лишь тот объект, отношение к которому опосредовано отношениями между самими людьми, т. е. когда имеет место отношение людей, а не одного лица по поводу данного объекта.

Что касается субъекта первоначальных форм собственности, то им выступает как община в целом, так и отдельный член общины. Объект и субъект собственности, взятые вместе, дают возможность выделить самые разные формы собственности, основанные на собственном труде.

Это, прежде всего, собственность, выражающая отношение труда к своему изначальному природному условию — к земле. Там, где имеет место земельная собственность, она предполагает в качестве своего субъекта общину, члены которой от имени общины являются собственниками, причем имеется в виду непосредственно общая собственность. К. Маркс считал, что исходной и общей формой земельной общинной собственности является азиатская форма, модифицированная у славян и служащая основой как античной, так и германской форм собственности[439]. В этом случае люди относятся к земле как к непосредственной собственности коллектива, производящего и воспроизводящего себя в живом труде. Каждый отдельный индивид является собственником или владельцем только в качестве члена этого коллектива.

Античная форма собственности своей первой предпосылкой тоже предполагает общину, которая сосредоточивается в городе, и земля которой располагается вокруг города. Здесь община как субъект собственности уже не выступает ее непосредственной субстанцией, а индивиды — только как составные части. Общинная собственность, общая земля, отделена от частной собственности на землю, которая уже не является непосредственно общинной собственностью, хотя базируется на собственном труде ее владельца и его семьи. Предпосылкой для присвоения земельного участка здесь продолжает оставаться членство в общине, и как член общины отдельный человек становится частным собственником. Существование общины обеспечивается сохранением равенства между образующими ее свободными и самостоятельно работающими на свое существование крестьянами, а также их собственным трудом как условием существования. Собственность на свой труд опосредствована собственностью на условия труда —на участок земли, а эта собственность гарантирована существованием общины. В производстве жизненных средств индивид оказывался в условиях, делающих целью не приобретение богатства, а самостоятельное обеспечение своего существования, воспроизводство себя как собственника земельного участка и как члена общины. Прибавочный труд (прибавочное время) отдавался общине, приобретая различные формы, в частности форму военной службы.

Ближе всего к частной собственности на землю (природные условия), но как собственности работающих индивидов, подошла германская община. Отдельный член общины здесь уже не был совладельцем общей собственности, как в восточной общине. Община получала внешнее существование, собственниками земли выступали отдельные лица, общинные леса или луга лишь дополняли индивидуальную частную собственность. Сама же община существовала не как нечто самостоятельное, отличное от частных собственников, а как их сумма.

Кроме земельной формы собственности, основанной на своем труде, объектом собственности работающих собственников могли служить орудия труда. В этом случае речь идет о ремесленном труде и о ремесленнике как субъекте собственности и, соответственно, о цеховом строе производства и труда. Благодаря тому, что от работника зависело то или иное использование орудия труда, повышалась его производительность, в том числе за счет особого мастерства работника. Коллективная форма организации ремесленного труда в этих условиях уже не определялась природными условиями, как при земельной собственности, она становилась продуктом самих работников. Даже если продукция ремесленного производства обменивается как меновая стоимость, само производство непосредственной и главной целью делает обеспечение существования ремесленника, стало быть, производство потребительной, а не меновой стоимости. Труд подчинен потреблению, которое выступает предпосылкой самого производства.

В истории имеет место и третья форма собственности (рабство, римский плебс), при которой сам труд выступает как объективное условие производства (раб как живое орудие), а работник имеет в собственности лишь жизненные средства, т. е. не относится ни к земле, ни к орудиям и самому труду как к своим собственным.

Итак, первоначальные формы собственности сводятся к отношению к объективным условиям и результатам труда как к своим собственным, они образуют экономическую основу различных форм общины, и сами имеют общину в качестве своей предпосылки. В условиях общинного способа производства превращение продукта труда в товар хотя и случается, но играет подчиненную роль. То же самое можно сказать и о бытии людей как товаропроизводителей — они таковыми не являются вплоть до упадка общинного уклада жизни.

Закон собственности на продукт своего труда продолжает свое действие в простом товарном производстве. Здесь собственность положена тоже как присвоение продукта посредством труда. Если же речь идет о продукте труда другого производителя (чужого труда), то он присваивается посредством опять-таки собственного труда. В этом простом обмене продуктами труда (деятельностями) сохраняется тождество труда и собственности, т. е. сохраняется первый закон, хотя и в модифицированном частной собственностью виде. Взаимодействие работающих собственников по своему содержанию обусловливается не погоней за богатством (деньгами), а необходимостью удовлетворения потребностей, хотя по форме это происходит как обмен меновыми стоимостями. Содержание же собственности здесь исходит из тождества живого и овеществленного труда. В простом товарном производстве, поскольку все работники выступают одновременно производителями, продавцами и покупателями как своих товаров, так и товаров других людей, они каждый раз продукт своего труда, равный, например, восьми часам рабочего времени, обменивают на продукт восьмичасового труда другого производителя. Обмен происходит по меновой стоимости, он предполагает стоимостную эквивалентность, меняются лишь виды потребительных стоимостей. Обмениваются не только равные количества овеществленного труда, но и определенное количество живого труда обменивается на равное количество овеществленного труда. В этом случае стоимость овеществленного в товаре труда выражает такое его количество, которое равно количеству живого труда, необходимого для производства товара.

Из того факта, что в простом товарном производстве обмен труда на труд (при тождестве живого и овеществленного труда) происходит по форме обмена меновых стоимостей, нередко делается вывод, что производство при всех своих формах, в том числе и при капитализме, зиждется на эквивалентном обмене труда на труд, предполагает всегда равенство обменивающихся сторон без всякой эксплуатации друг друга и без всякого безвозмездного присвоения продукта чужого труда. К такому выводу склоняются и некоторые современные отечественные авторы. Для этого, во-первых, труд и трудовые отношения, имеющие своей предпосылкой общину, исключаются из экономических категорий и экономических отношений собственности. Таковыми они вроде бы становятся лишь тогда, когда труд становится товаром, объектом купли- продажи. Во-вторых, не только овеществленному в товаре, но и живому труду работника приписывается свойство товара и стоимости, т. е. восстанавливается известное второе определение стоимости А. Смита посредством стоимости самого труда. В- третьих, труд и рабочая сила, находящиеся на стороне рабочего, объявляются человеческим капиталом, обмениваемым на вещный капитал как на овеществленный труд. В итоге взаимодействие живого труда, производящего потребительную стоимость, и овеществленного в стоимости капитала труда, подменяется обменом труда на труд, причем труд на обеих сторонах, т. е. как живой, так и овеществленный, одинаково объявляется товаром, обмениваемым как меновая стоимость. Поскольку обмен живого труда на овеществленный прикрывается формой простого товарного производства и законом стоимости, объявляемым основным законом капиталистического производства, то снимается проблема эксплуатации труда. Капиталистическое присвоение чужого труда подгоняется под присвоение на базе простого товарного производства, имеющего своей основой трудовую частную собственность.

К. Маркс предвидел подобный поворот дела. «Такое положение вещей, —писал он, — при котором происходит только обмен труда на труд — будь это в форме непосредственного живого труда или в форме продукта — предполагает отделение труда от его первоначальной сращенности с его объективными условиями, вследствие чего труд выступает как всего лишь труд, а с другой стороны, его продукт как овеществленный труд приобретает в противовес [живому] труду вполне самостоятельное существование в качестве стоимости. Обмен труда на труд — который кажется условием собственности работника — имеет своей основой отсутствие собственности у работника»[440]. В процессе развития меновых отношений частная собственность приводит к разрыву между трудом и собственностью на его продукт, закон собственности простого товарного производства превращается в закон капиталистического присвоения: труд создает чужую собственность, а собственность опосредуется чужим трудом. «Первый закон есть тождество труда и собственности; во втором законе труд выступает как отрицаемая собственность или собственность как отрицание чуждости чужого труда»[441].

Отчуждение труда от собственности имеет своей предпосылкой дальнейшее преобразование частной собственности, объективных и субъективных условий самого труда. Работники лишаются* собственности на условия своего труда различными путями, которые в итоге приводят к лишению земледельцев собственности на землю, ремесленников — на орудия труда, рабов и крепостных — на жизненные средства.

Не входя в подробное рассмотрение этих исторических путей, т. е. как они осуществлялись в прошлом, остановимся вкратце на том, как в СССР происходило отделение труда от общественной собственности на его объективные условия: проведем лишь параллель с тем, как это происходило в Римской империи.

Было время, когда каждый римлянин имел в своем владении участок общеримской земли, принадлежащий ему как римлянину, как гражданину римского государства. Впоследствии государство в лице крупных земельных собственников лишило своих рядовых граждан собственности на землю. Бывшие владельцы этих земельных участков, утратив собственность на землю, получили название privati, т. е. лишенные своей доли, ограбленные. Плиний Старший свидетельствует, что пока действовал благотворный закон об общественной земле (ager publicus), согласно которому каждому римлянину давалось право собственности на землю, Рим пребывал в благосостоянии и могуществе. Когда же государственные мужи убедили римлян в том, что общественная земля —это бесплодное бремя, что частная поземельная собственность производительнее, чем общественная, когда «ager publicus» перешел в руки крупных частных собственников, Италия разорилась и Рим погиб.

Нечто подобное произошло в современной России в результате приватизации собственности на условия труда — на средства и продукт производства, на землю.

Предприятия (фабрики и заводы, производственные объединения) оказались в руках частных собственников. В пользу замены общественной собственности на частную приводился тот же аргумент — неэффективность общественной собственности по сравнению с частной. Наличие собственности российского гражданина на общественное богатство было признано, поскольку всем были выданы приватизированные чеки (ваучеры), стоимостью всего в 10 000 условных единиц, которые на практике скупались за бесценок. В результате рядовые граждане быстро лишились своей чековой мизерной доли общественного богатства, оказались обездоленными, ограбленными (privati). Страна разорилась, около 40% населения оказалось за чертой бедности, минимальная оплата труда стала одной из самых низких в мире. Как и Римская империя, СССР распался.

Пришлось признать, что раньше, когда трудящиеся были совладельцами общественной собственности, они имели социальные гарантии, в том числе на труд и общественные фонды потребления, за счет которых им обеспечивались бесплатное образование, медицинские услуги и условия отдыха, а также оплата жилья и транспорта. Потеря этих благ — такой оказалась цена отчуждения труда от собственности.