Посредники с большой дубинкой

Между тем правительства Англии, Франции и США продолжали проводить политику попустительства германо-фашистской агрессии.

Внешнеполитический курс английского правительства снова отчетливо проявился в связи с предстоявшими англо-французскими переговорами. 27 апреля состоялось заседание английского правительства, созванное с целью выработки английской позиции на этих переговорах. Министр иностранных дел лорд Галифакс предложил заявить французам, что Англия «стремится возобновить прерванные переговоры» с Германией^[27].

Не менее интересно это заседание и в другом смысле. На нем была отчетливо изложена позиция Англии по вопросу о военных обязательствах по отношению к Франции. Далее мы увидим, как настойчиво Англия уклонялась от обязательства перед СССР во время англо-франко-советских переговоров летом 1939 года. На этом заседании [179] снова подтвердилось, что правительство Чемберлена не хотело принимать на себя каких-либо обязательств и по отношению к Франции. Так, подводя итоги состоявшейся на заседании дискуссии, лорд Галифакс заявил, что, согласно общему мнению членов кабинета, Англия «не может взять на себя обязательств посылать войска на континент». Считая необходимым держать Францию на привязи, он отмечал, что в то же время не следует заявлять французам, что англичане не пошлют войска ни при каких обстоятельствах. Было также решено, что если англичане все же сочтут необходимым направить во Францию свои войска, то количество посылаемых в начале войны войск не будет превышать двух дивизий, хотя это «вызовет у французов сильнейший шок». Что касается Чехословакии, то было решено снова заявить французам, что Англия «не может принимать никаких военных обязательств»^[28].

10 апреля 1938 г. было образовано новое французское правительство, важнейшие посты в котором заняли сторонники соглашения с Германией — глава правительства Э. Даладье и министр иностранных дел Ж. Боннэ. Позиция Франции становилась все более капитулянтской.

Состоявшиеся в Лондоне 28 — 29 апреля англо-французские переговоры показали, что обе страны намерены были продолжать и дальше в чехословацком вопросе свою прежнюю политику. Так, Н. Чемберлен решительно заявил французам, что в случае оказания Францией помощи Чехословакии Англия останется в стороне^[29]. Английские министры добивались также того, чтобы французы «дистанцировались от русских»^[30]. Э. Даладье и Ж. Боннэ заявили, что они преисполнены решимости навязать Чехословакии «любое решение», включая ее нейтрализацию, лишь бы избежать войны^[31].

Была достигнута договоренность, что англичане активизируют свое «посредничество» между Берлином и Прагой с целью «урегулирования» чехословацкого вопроса без войны.

Суть достигнутой договоренности была сформулирована постоянным заместителем министра иностранных дел Англии А. Кадоганом следующим образом: «Договорились, что обе страны будут настаивать, чтобы Бенеш сделал максимум возможного, и что нам следует спросить Берлин, чего они хотят»^[32].

Английское правительство действительно усилило свое «посредничество». По его указанию британский посланник [180] в Праге Б. Ньютон явился к министру иностранных дел Чехословакии и сделал ему заявление, в котором усиленно доказывал «абсолютную необходимость» пойти на уступки гитлеровцам^[33].

С другой стороны, 9 мая 1938 г. английское посольство известило МИД Германии, что если немцы конфиденциально сообщат, какого именно решения судетского вопроса они добиваются, то «английское правительство оказало бы в Праге такой нажим, что правительство Чехословакии вынуждено было бы удовлетворить требования Германии»^[34].

Несмотря на то что Франция имела с Чехословакией договор о взаимопомощи, французское правительство считало возможным выполнять свои обязательства перед Чехословакией только в том случае, если бы Англия также заявила о своей готовности прийти на помощь Чехословакии. Поскольку в Лондоне не собирались оказывать помощь Чехословакии, Франция также не была намерена выступать в ее поддержку. Французское правительство к этому времени фактически полностью отказалось от проведения самостоятельного внешнеполитического курса и послушно шло в фарватере проводившегося Англией курса на сговор с Германией. Публично отрекаться от выполнения своего договора с Чехословакией французские правящие круги все же не решались. Признав в беседе с У. Буллитом, что без Англии Франция не намерена оказывать помощь Чехословакии, министр иностранных дел Франции Ж- Боннэ сказал, однако, что публично он «вынужден был бы говорить противоположное», как это и делает французское правительство^[35].

К капитулянтской позиции все больше склонялись также чехословацкие буржуазные правящие круги. 17 мая президент Чехословакии Э. Бенеш заявил в беседе с английским посланником Б. Ньютоном, что отношения Чехословакии с СССР «всегда были и всегда останутся второстепенным вопросом, зависящим от позиции Франции и Великобритании... Если Западная Европа потеряет интерес к России, то и Чехословакия его тоже потеряет»^[36].

Такая позиция Чехословакии объяснялась тем, что, вопреки воле народа, решающую роль в определении внутренней и внешней политики страны играла финансовая, промышленная и помещичья олигархия^[37].

Находясь в середине мая 1938 года в Женеве (в связи с сессией Совета Лиги наций), нарком иностранных дел СССР встретился с министрами иностранных дел Франции и Англии Ж. Боннэ и Э. Галифаксом. Боннэ, в частности, поинтересовался, какова будет позиция СССР в случае германской агрессии против Чехословакии. Как сообщал нарком в Москву, французский министр ставил вопрос таким образом, что чувствовалось его желание получить ответ, который был бы равносилен отказу СССР от оказания помощи Чехословакии. Он явно хотел воспользоваться этим ответом для того, чтобы Франции было легче уклониться от выполнения своих обязательств в отношении Чехословакии^[38]. Отвечая ему, нарком отметил желательность того, чтобы представители французского, советского и чехословацкого генштабов обсудили конкретные военные меры, которые должны быть приняты тремя странами^[39]. Однако Боннэ не откликнулся на эту важную инициативу.

Э. Галифакс также не проявил интереса к сотрудничеству с СССР. Когда нарком напомнил ему советское заявление от 17 марта 1938 г. о готовности СССР участвовать в коллективных действиях против агрессии и принять участие в совещании заинтересованных государств для согласования необходимых мер, Галифакс пропустил эти слова мимо ушей. Подвергнув критике политику Англии в отношении Германии, нарком изложил советскую «концепцию коллективной безопасности, осуществление которой спасло бы Абиссинию, Австрию, Чехословакию и Китай»^[40].

Между тем гитлеровцы начали форсировать события. 22 мая в Чехословакии должны были начаться муниципальные выборы. По мере приближения выборов фашистские организации судетских немцев резко активизировали свои действия. Они пытались представить эти выборы как референдум по вопросу о судьбе Судетской области. Одновременно у границ Чехословакии скрыто стали концентрироваться германские войска. Были серьезные основания опасаться, что 22 мая судетские немцы могут спровоцировать беспорядки и одновременно произойдет вторжение в Чехословакию германских войск. Это повлекло за собой вполне естественную мобилизацию (частичную) в Чехословакии. Она была произведена быстро и организованно, и чехословацкая армия была преисполнена решимости дать отпор агрессорам.

Опасаясь вооруженного конфликта, английские и французские правящие круги пришли в полное смятение. [182] Французское правительство было вынуждено сделать очередное публичное заявление о том, что оно, мол, поддержит Чехословакию. Волей-неволей должно было как-то реагировать на происходившие события и английское правительство. Оно решило, однако, не идти дальше своего заявления от 24 марта, суть которого заключалась в том, что Германия должна «теряться в догадках» о позиции Англии в случае возникновения войны.

Постоянный заместитель министра иностранных дел Англии А. Кадоган записал в своем дневнике, что обсуждение им с Галифаксом вопроса о позиции Англии привело к следующему итогу: «Решено, что мы не должны воевать!»

После этого, отмечает Кадоган, он послал английскому послу в Берлине Н. Гендерсону текст заявления германскому правительству, не имевшего, однако, серьезного значения^[41].

Английское правительство, таким образом, фактически не рассматривало создавшегося положения. Никакого решения об изменении его прежнего курса не принималось. О чем-то серьезно предупреждать гитлеровцев, а тем более угрожать им возможностью вступления Англии в войну британская дипломатия не собиралась. А. Кадоган прекрасно представлял себе бессодержательность очередного английского «демарша».

21 мая германскому правительству было передано английское заявление, в котором говорилось, что в случае германо-чехословацкого конфликта Франция будет обязана вмешаться, а в таких условиях Англия «не может гарантировать, что обстоятельства не вынудят ее тоже вмешаться. Эта мысль совершенно ясно выражена в речи премьер-министра в палате общин 24 марта с. г.». Одновременно английское правительство заверяло Гитлера, что оно делает все возможное для «урегулирования» судетского вопроса мирным путем, и поэтому призывало его «проявлять терпение»^[42].

Таким образом, англичане фактически заверили фашистских главарей, что помогут им осуществить их цели без войны.

Адъютант Гитлера капитан Ф. Видеман отмечал, что англичане дали знать немцам: «Бомбардировка Праги означает войну. Тактика в отношении чехов — не стрелять, а душить»^[43].

В то же время правящая верхушка Англии делала все, чтобы предупредить возможную помощь Чехословакии со стороны Франции. Ознакомившись с заявлением французского правительства от 21 мая о том, что оно готово-де [183] выполнить свои обязательства перед Чехословакией, англичане решили одернуть своих французских союзников. Галифакс дал английскому послу в Париже Э. Фиппсу указания предупредить французов, что Англия со своей стороны «не пошла дальше заявления, сделанного премьер-министром в парламенте 24 марта»^[44]. 22 мая Фиппс официально заявил Ж. Боннэ, что английское правительство не обязано и не намерено помогать Франции, если она вступит в войну с целью защиты Чехословакии от германской агрессии. Более того, английское правительство потребовало, чтобы, прежде чем принимать какие-либо меры, которые могут обострить положение или привести к войне, французы проконсультировались с английским правительством^[45].

Правительство Чемберлена предприняло также очередной демарш в Праге, оказывая давление на Чехословакию, с тем чтобы побудить ее к капитуляции. Касаясь итогов совещания, состоявшегося в те дни в Форин оффисе, А. Кадоган писал: «Было решено использовать в отношении Бенеша большую дубинку»^[46].

Все усиливавшееся давление оказывало на Чехословакию и французское правительство. Гитлеровцы тотчас же были информированы об этих представлениях как о свидетельстве того, что Чехословакия и без войны вынуждена будет капитулировать.

По-прежнему единственной страной, которая на деле была готова в те опасные для Чехословакии дни в соответствии со своими договорными обязательствами оказать ей помощь, был Советский Союз. Касаясь условий преодоления кризиса, советская печать отмечала решимость чехословацкого народа дать отпор агрессору. «Громадную роль, конечно, сыграло то обстоятельство, — писали «Известия» 26 мая, — что никто не сомневался в лояльности СССР по отношению к принятым на себя обязательствам».

«Правда» также отмечала, что «позиция СССР, верного своим обязательствам, никогда не вызывала сомнений у чехословацкого народа»^[47].

Правительство Чехословакии неоднократно выражало свою признательность Советскому государству за поддержку Чехословакии в тогдашних чрезвычайно трудных и опасных для нее условиях. Советский полпред в Праге С. С. Александровский отмечал в записи беседы с министром иностранных дел Чехословакии, состоявшейся 30 мая 1938 г.: «Крофта несколько раз и в довольно теплых [184] выражениях высказывал прямую благодарность за ту спокойную и твердую поддержку, которую он чувствовал за последнее критическое время со стороны СССР. Уверенность в том, что СССР совершенно серьезно и без всяких колебаний намеревается и готовится оказать помощь Чехословакии, в случае действительной нужды, действует очень успокоительно и ободряюще на Чехословакию»^[48].

Майский кризис еще раз наглядно продемонстрировал, что английские правящие круги не намеревались становиться на путь отпора фашистским агрессорам. Они фактически подчинили своему контролю действия французского и чехословацкого правительств. Чемберлен и его единомышленники рассчитывали таким путем оказаться в положении всесильного арбитра, который сможет заставить жертву агрессии капитулировать без какого-либо сопротивления.

Хотя, как свидетельствуют приведенные материалы, никакого сдерживающего влияния на Германию английское правительство в дни майского кризиса не оказывало, после кризиса английская пропаганда усиленно распространяла тезис, будто Германия отступила в результате решительной позиции Англии. Даже английские историки признают, что «британские министры не против были присвоить себе честь за проявленную твердость, которой на самом деле вовсе не было»^[49].

Таким образом, майский кризис подтвердил, что Англия и Франция не только не противодействуют германской агрессии против Чехословакии, а даже потворствуют ей. Становилось очевидным, что, вопреки публичным заявлениям, французское правительство фактически отреклось от своих договоров как с Чехословакией, так и Советским Союзом.

Учитывая позицию Англии и Франции, фашистский рейх продолжал подготовку к агрессии против Чехословакии. 28 мая 1938 г. Гитлер заявил на совещании со своими приближенными — Герингом, Риббентропом, Кейтелем, Браухичем и др., — что он преисполнен решимости добиться того, «чтобы Чехословакия исчезла с карты земли». Это обеспечит Германии тыл, сказал он, «для наступления на запад, то есть против Англии и Франции». Два дня спустя, 30 мая, Гитлер утвердил новый вариант плана захвата Чехословакии. Он начинался словами: «Мое неизменное решение — в ближайшее же время путем [185] вооруженной акции уничтожить Чехословакию»^[50]. После издания этих директив в фашистском рейхе началась лихорадочная подготовка к нападению на Чехословакию. Была установлена и точная дата завершения этих приготовлений («день X»), с тем чтобы в любой момент после этой даты — в зависимости от общей обстановки — Гитлер мог принять решение о вторжении. Сначала этой датой было намечено 1 октября, но впоследствии окончательным «днем X» было назначено 28 сентября 1938 г.