Изменения в государственном механизме

 

В результате революции 1905-1907 гг. и после нее Россия сделала еще один шаг по пути превращения из феодальной монархии в буржуазную. При этом данный шаг справедливо считают даже более серьезным, чем тот, который был сделан в период реформ 60-70-х гг. Важнейшим событием в этом плане явилось создание всероссийского представительного органа — Государственной думы.

Учреждение Государственной думы. Революционная волна, поднявшаяся в стране после «кровавого воскресенья», заставила царя искать компромиссы. В этих целях министру внутренних дел Булыгину было поручено подготовить проект закона о создании Государственной думы. 6 августа 1905 г. царь подписал Манифест об ее учреждении.

В законе о Государственной думе указывалось, что она созда­ется для предварительной разработки и обсуждения законопроек­тов, которые затем должны поступать в Государственный совет. Таким образом, предполагалось создание законосовещательного органа дополнительно к Государственному совету. Отличие Госу­дарственной думы от Государственного совета было в том, что в Ней должны были участвовать не назначаемые, а избираемые на­селением лица.

В избирательном законе, подписанном в тот же день, предус­матривались выборы по трем куриям — от землевладельцев, го­родских жителей и крестьян. Рабочие вообще лишались избира­тельных прав. Явное преимущество предоставлялось помещикам и крупной буржуазии.

Выборы в булыгинскую Думу, однако, не состоялись. Ее бой­котировало подавляющее большинство населения. Народ уступку царизма не принял. Даже либеральную буржуазию она не устра­ивала.

Революционное движение продолжалось, и царизм был вы­нужден пойти на более существенную уступку. Так появился из­вестный Манифест от 17 октября 1905 г., обещавший созыв законодательной Думы.

Проект царского Манифеста не обсуждался на заседании Го­сударственного совета, как это тогда полагалось. Против проекта яростно выступили наиболее близкие к царю сановники, министр императорского двора Фредерике и др. Однако времени на дебаты и размышления не было. Николай II это прекрасно понимал.

Пришлось изменить и систему выборов в Думу. 11 декабря 1905 г. в избирательный закон были внесены существенные изме­нения. Право избирать в Думу было предоставлено и рабочим с целью успокоить их. По новому закону предусматривались уже не три, а четыре избирательные курии (от землевладельцев, город­ского населения, крестьян и рабочих). Женщины не имели изби­рательных прав во всех куриях.

Для землевладельческой и городской курии устанавливался имущественный ценз, в соответствии с которым право избирать и быть избранными имели помещики, а также представители круп­ной и средней буржуазии. Крестьянская курия не имела имуще­ственных ограничений. Очень хитроумно предоставлялись изби­рательные права рабочим. Их получали рабочие предприятий, на­считывавших не менее 50 человек мужского пола. Были и регио­нальные ограничения.

Для всех курий выборы были многостепенными. Для первых двух привилегированных курий — двухстепенные. Вначале выби­рались выборщики, а затем уже члены Государственной думы.

В рабочей курии выборы осуществлялись сложнее — там они были трехстепенные. Вначале выбирались уполномоченные от предприятий по такой схеме: от мелких предприятий с числом 50 и более рабочих по одному уполномоченному, от крупных предпри­ятий— один уполномоченный от полной тысячи рабочих. Сразу давалось преимущество мелким предприятиям, явно ограничи­валось представительство от крупных заводов и фабрик, где про­летариат был особенно организован. Уполномоченные от пред­приятий выдвигали выборщиков, из которых избирались члены Думы.

Для крестьян устанавливались четырехстепенные выборы (от села, волости, затем выборщики в губернии и, наконец, выборы членов Думы).

Сложной была система распределения числа выборщиков по куриям. В результате получалось, что явное преимущество имели эксплуататорские классы. При помощи этой махинации с выбор­щиками голос помещика равнялся 3 голосам городских избирате­лей, 15 голосам крестьян, 45 голосам рабочих.

При выборах в I Государственную думу больше всех мест получили кадеты — одну треть общего числа членов Думы. Много мест имели также октябристы. Блок кадетов с октябриста­ми давал им явное большинство в Думе.

Крайне правые партии — сторонницы самодержавия — потер­пели на выборах поражение, их представительство в Думе было незначительным.

В правящих кругах при выработке избирательного закона су­ществовало заблуждение, что крестьянство является опорой само­державия (крестьянин верит в царя). В результате крестьяне по­лучили в Думе много мест. Образовалась особая фракция трудо­виков, которая, выражая интересы крестьянства, часто вносила за­конопроекты по аграрному вопросу, доставляя большие неприят­ности правительственному лагерю. Царизм недолго терпел оппо­зиционную I Думу, через 72 дня она была досрочно распущена.

После проведения выборов во II Думу и начала ее работы обнаружилось, что она еще более оппозиционна самодержавию, чем предыдущая. Усиливавшаяся оппозиционность новой Думы правительству была неожиданной. Во II Думе сохранялось кадет-ско-октябристское большинство, которое проявило себя как ак­тивный противник правительства, что явно не соответствовало не­последовательной природе русской буржуазии.

У царизма имелись серьезные основания опасаться II Думы. Прежде всего речь шла о принятии аграрного закона на базе сто­лыпинского указа от 9 ноября 1906 г. Создавалось впечатление, что Дума может его не утвердить.

Дума не торопилась также с одобрением государственного бюджета, передав его на рассмотрение специальной комиссии, которая могла вынести и отрицательное решение. Самодержавие было заинтересовано в том, чтобы бюджет утвердила Дума, так как от этого зависело решение вопроса о получении займов от иностранных государств, а Россия имела большие государствен­ные долги. Правительства иностранных государств придавали большое значение утверждению бюджета Думой. По этому акту они судили о платежеспособности России, поскольку в Думе были представители крупной буржуазии.

Продолжались различные запросы депутатов к правительству и отдельным министрам по поводу злоупотреблений и незакон­ных действий должностных лиц. Дальше терпеть такую Думу ца­ризм не хотел. 1 июня 1907 г. председатель Совета министров Столыпин выступил на закрытом заседании Думы с сообщением об антиправительственном заговоре, в котором якобы приняли участие и члены Государственной думы. Он потребовал лишения депутатской неприкосновенности и выдачи правительству 55 чле­нов Думы — депутатов социал-демократической фракции. 16 из них как наиболее изобличенные в заговоре подлежали немедлен­ному аресту.

Дума отказалась решать этот вопрос немедленно и передала его на рассмотрение комиссии, обязав ее дать свое заключение 4 июня. Все же решать этот вопрос Думе не пришлось. 3 июня 1907 г. последовал высочайший Манифест о ее роспуске, члены социал-демократической фракции были арестованы, преданы суду и осуждены на разные сроки каторги и ссылки. В действительнос­ти никакого заговора, конечно, не было. Осужденные оказались жертвами провокации, организованной Министерством внутрен­них дел.

В Манифесте от 3 июня 1907 г. выдвигались различные обви­нения против Думы и делался вывод, что неуспех Думы объясня­ется проникновением в ее ряды из-за несовершенства избиратель­ного закона недостойных лиц.

В нарушение Основных государственных законов 1906 г., за­прещавших царю единолично изменять избирательное право, Ни­колай II принимает новый закон, который еще более урезал изби­рательные права трудящихся, нерусских народов и др.

Естественно, выборы в III Думу дали желательный для ца­ризма результат. По новой системе первая курия, где преоблада­ли дворяне-помещики, получила более 51% выборщиков. Крестья­не — самая многочисленная часть населения — получили 22,4%. рабочие — немногим более 2%.

При выборах в III Думу большое число мест получили правые, наиболее реакционные партии, слабее были представлены октяб­ристы, но все же их роль оставалась значительной. Потеряли свои прежние позиции кадеты. Таким образом, III Дума была по пре­имуществу черносотенной, она стала более послушна самодер­жавию.

Царь, произведя государственный переворот, продемонстри­ровал, что он всегда может практически единолично изменить любой закон, игнорируя Думу. Он действовал как абсолютный мо­нарх, который никому не должен давать отчет.

Несмотря на отрицательное отношение крайне правых, реак­ционных монархических деятелей к законодательной Государст­венной думе, царизм все же не решился ликвидировать это уч­реждение. Продолжавшееся революционное и демократическое движение в стране исключало для царизма возможность отказа от Думы, при помощи которой создавалась видимость участия наро­да в государственной жизни страны.

Тем не менее Дума явилась все-таки законодательным, а не законосовещательным органом. Считалось, что ни один закон в государстве не мог быть принят без одобрения Думой. Царь сам принимать законы не мог. Он лишь утверждал (или не утверждал) то, что рассматривалось Думой. За одним исключением, предус­мотренным в законодательстве. Царь мог самостоятельно прини­мать чрезвычайные законы в неотложных случаях, когда были перерывы между заседаниями Думы. Такой чрезвычайный закон обязательно затем вносился на рассмотрение Думы не позднее чем через два месяца после начала ее заседаний. Если в течение этого времени данный закон не вносился на рассмотрение Думы, то он переставал действовать. Это была определенная лазейка для ца­ризма, и он ею охотно пользовался.

В законе предусматривались некоторые ограничения полномо­чий Думы. Она не могла рассматривать бюджетные вопросы, свя­занные с деятельностью Военного министерства и Министерства императорского двора. Царь не разрешал вторгаться в решение вопросов о расходах на содержание императорской фамилии.

Несмотря на некоторые ограничения, в целом Дума имела со­лидные полномочия, хотя фактически не всегда могла их реали­зовать.

Царь реорганизовал Государственный совет, наделив его пол­номочиями, которых Совет ранее не имел. Государственный со­вет стал выступать в качестве как бы второй палаты по отношению к Государственной думе. Его состав был более реакционным. Половина Совета назначалась царем, другая половина была вы­борной.

Выборы в Государственный совет были организованы так, чтобы демократические элементы и трудящиеся попасть туда не могли. Выбирались в Государственный совет от губернских зем­ских собраний представители имущих классов, а также представи­тели духовенства, члены дворянских обществ. Императорская ака­демия и университеты избирали академиков и профессоров, круп­ная буржуазия получила возможность выдвигать своих выборных от Совета торговли и промышленности.

Законопроект из Государственной думы поступал в Государст­венный совет, который мог при желании отклонить его. Многие законопроекты так и не получили одобрения Государственного со­вета. Например, Государственная дума сделала попытку добиться принятия акта об отмене смертной казни, проект которого был отклонен Государственным советом.

Если обе палаты были согласны с законопроектом, то оконча­тельное решение принадлежало царю. Он мог проект утвердить либо отвергнуть. Фактически получалось так, что законодательная деятельность полностью контролировалась царем.

После создания Государственной думы представители либе­ральной буржуазии восторженно заявляли, что в России наконец появился парламент, что отныне в стране началась эпоха парла­ментаризма. Буржуазия своего добилась, ее вполне устраивало самодержавие с Государственной думой. Царизм был нужен как существенный заслон против народной революции.

Но либеральная буржуазия напрасно полагала, что в лице Го­сударственной думы в России появился настоящий парламент. Некоторые внешние признаки парламента у Думы имелись. Она могла направлять запросы правительству — реорганизованному Совету министров — и его отдельным членам. Однако министры на эти запросы могли отвечать, но могли и не обращать внимания. Никакой ответственности перед Государственной думой у прави­тельства не было. Министры назначались и увольнялись царем, перед Думой они не отчитывались, от нее не зависели, хотя сама реорганизация Совета министров была связана именно с создани­ем Думы.

Со стороны Государственной думы делались даже попытки объявить о недоверии правительству. Но на акт о недоверии пра­вительство не реагировало, оно просто не обратило на него вни-

мания. Были даже случаи, когда критика с трибуны Думы злоупот­реблений некоторых должностных лиц приводила к тому, что царь, который ненавидел Думу, повышал критикуемых в должнос­ти, тем самым демонстрируя, что с Думой не считается.

Карательные органы. В годы реакции царизм для расправы с революционным движением ввел военно-полевые суды, ко­торые в упрощенном порядке рассматривали дела и приговарива­ли главным образом к смертной казни (расстрел или повешение). Широко применялась и внесудебная репрессия, осущест­влявшаяся непосредственно войсками. Особенно ярким приме­ром таких действий явился расстрел мирной демонстрации рабо­чих на ленских приисках в 1912 г. Несмотря на очевидность до­пущенного беззакония, организаторы расстрела остались безна­казанными, хотя на место и выезжала специальная сенатская ко­миссия.

В годы реакции усилилась роль карательных органов, особен­но департамента полиции и жандармерии. Создает­ся также широкая сеть специальных охранных отделений, Положение о которых было утверждено Столыпиным в феврале 1907 г. Формально они состояли при губернаторах и градоначаль­никах. Однако последние не вмешивались в деятельность этих ор­ганов, которые фактически непосредственно подчинялись депар­таменту полиции.

Каждое охранное отделение включало канцелярию, отдел на­ружного наблюдения и агентурный отдел.

В отделе наружного наблюдения состояли филеры — специ­альные наружные сыщики, которые систематически тайно наблю­дали за революционерами.

Работа агентурного отдела проводилась через секретных со­трудников — осведомителей и провокаторов. В большинстве слу­чаев ими были авантюристы, готовые за плату делать что угодно. Часто охранка использовала компрометирующие кого-либо мате­риалы для вербовки. При этом допускались нарушения законнос­ти. Если кто-либо совершал преступление (возможно, даже серьез­ное), охранка гарантировала ему непривлечение к уголовной от­ветственности, если этот человек согласится быть секретным со­трудником.

Наиболее ценными с точки зрения охранки секретными со­трудниками являлись провокаторы. Они действовали непосредст­венно в революционных организациях, будучи их членами. Про­вокаторам разрешались активные действия вплоть до участия в террористических актах и в подстрекательстве на совершение та­ковых. Одновременно провокаторы информировали охранку, ко­торая изобличала революционеров в совершенных деяниях. Такое поведение охранки противоречило даже царскому закону, по­скольку основная задача политической полиции по нему состояла в предотвращении преступлений. Дело доходило до того, что ох­ранка допускала совершение отдельных террористических актов даже в отношении высших должностных лиц. Известны такие крупные провокаторы, как Азеф в партии эсеров, Малиновский 1з партии большевиков.

Под давлением революционного и демократического движе­ния царское правительство было вынуждено внести некоторые из­менения в судебную систему. В 1912 г. пришлось восстановить ин­ститут мировых судей, земские начальники лишились права вы­полнять судебные функции.

 

Право

 

Экономическое, социальное, политическое развитие России в на­чале XX в. требовало серьезных изменений в праве. Существовав­шее законодательство не способствовало развитию капиталисти­ческих отношений. 900-е годы — годы интенсивной правотворчес-кой деятельности. Часть законопроектов была утверждена, но многие так и остались в стадии разработки и обсуждения. Наи­большие изменения произошли в государственном, администра­тивном, земельном и уголовном праве.

В важнейшем для эпохи капитализма гражданском праве не произошло принципиальных преобразований, хотя они очень тре­бовались. Гражданское право Российской империи не было еди­ным для всех подданных. Сложившееся ранее в процессе присо­единения новых территорий правило оставлять там старые законы сохранялось и в XX в. Поэтому в Финляндии продолжало дейст­вовать Шведское уложение 1734 г., в Царстве Польском приме­нялся Французский гражданский кодекс, конечно, с дополнения­ми и изменениями. В Бессарабии тоже действовали национальные источники права (Шестикнижие Арменопуло, собрание законов Донича, Соборная грамота Маврокордата), общеимперские граж­данские законы носили здесь характер дополнительного источни­ка права. В Прибалтийских губерниях продолжал действовать Свод законов губерний Отсзейских (т. 3). Кочевые и полукочевые

народы, населявшие азиатскую часть Российской империи (так на­зываемые бродячие инородцы), жили по своим национальным обычаям, действие российского гражданского законодательства на них не распространялось.

Нормы гражданского права содержались в основном в Своде законов гражданских (ч. I т. X Свода законов Российской импе­рии). Принятый в первой половине XIX в. Свод законов граждан­ских во многом не удовлетворял требованиям развивающегося буржуазного общества. Часть I т. X не охватывала всего граждан­ского права, кроме того, содержавшиеся в нем положения, как уже отмечалось, распространялись не на всех подданных Российского государства. Помимо региональных, были и социальные изъятия. Так, и после отмены крепостного права земельно-правовые отно­шения крестьян регулировались не Сводом законов гражданских, а законом о состояниях (т. IX Свода законов). В значительной сте­пени правоотношения крестьян регулировались обычным правом. Обычай применялся по делам о наследстве и опеке, а также при решении мелких гражданско-правовых споров.

Обычай как источник права широко использовался не только при регулировании указанных выше правоотношений. По судеб­ной реформе 1864 г. мировым судьям было разрешено применение норм обычного права безотносительно к сословию спорящих, если в праве существовал пробел и хотя бы одна из сторон ссылалась на обычай. Законом от 15 июня 1912 г. это правило было распро­странено на окружные суды. Торговые споры все суды при непол­ноте закона должны были решать на основании обычного права. В делах же о торговой поклаже и при толковании договоров нормы обычного права имели преобладающее значение по срав­нению с нормативными актами.

Отсталость Свода законов гражданских, пестрота источников права, отсутствие единства требовали новой, уже буржуазной ко­дификации гражданского права. Однако работа над проектом Гражданского уложения затягивалась, а жизненная необходимость развития гражданского права ощущалась очень остро. Поэтому в рассматриваемый период большую роль в приспособлении граж­данского права к требованиям буржуазного производства начина­ет играть Сенат. Роль Сената как толкователя закона и создателя Новых правовых норм увеличивалась в связи с тем, что нормы ч. I т. X Свода законов действовали не на всей территории Российской империи. Правотворческая деятельность Сената проявлялась прежде всего через деятельность его гражданского кассационного департамента, хотя и Общее собрание Сената при решении во­просов руководства судами и толкования норм праза касалось гражданского права. Юридическое значение сенатских кассацион­ных решений оценивалось по-разному. Сенат претендовал на то, чтобы его решения были обязательны для всех судов. В науке сло­жилась иная точка зрения. На основании ст. 815 Устава граждан­ского судопроизводства большинство ученых признавало обяза­тельными решения Сената только для конкретного суда, решение которого рассматривалось в кассационном порядке. Однако на практике все суды признавали решения Сената обязательными на­равне с законом.

Сенатская практика не только развивала и преобразовывала институты гражданского права, но и создавала новые, опираясь на «общее разумение законов». Таким образом появились, напри­мер, институт неосновательного обогащения, договор в пользу третьего лица, различие аванса и задатка.

Часть I т. X Свода законов не имела раздела «лица», традици­онно открывающего гражданские кодексы буржуазных госу­дарств. Различное правовое положение граждан Российской им­перии не позволяло свести в один раздел все нормы, посвященные гражданской правоспособности. После отмены крепостного права на крестьян были распространены не все нормы гражданского права (в частности, в отношении землевладения). Предусмотрен­ное столыпинским законом запрещение крестьянам скупки об­щинных земель тоже противоречило нормам гражданского права, помещенным в ч. I т. X Свода законов.

Серьезные ограничения продолжали сохраняться для евреев (вернее, лиц иудейского вероисповедания): они могли (за отдель­ными исключениями) постоянно проживать лишь в определенной местности, были ограничены в праве приобретения в собствен­ность недвижимости.

Существенно различалась правоспособность мужчин и жен­щин. Особенно ущемлялись права женщин в области наследова­ния по закону. Попытка изменить это положение была предпри­нята в законе от 3 июня 1912 г. Он уравнял дочерей и сыновей в праве наследования движимого имущества после их родителей, но в отношении наследования земельной собственности определен­ное неравенство сохранялось.

Гражданское право особо пристальное внимание обращало на вещное право. Значительное число норм и хорошая разра­ботанность институтов вещного права по сравнению с нормами

обязательственного отражали отсталость российского граждан­ского права от требований буржуазного хозяйства. Отсталость гражданского права проявлялась и в сохранении в нем таких чисто феодальных институтов, как заповедные и родовые имущества (имения).

В вещном праве выделялись институты права владения (неза­висимо от основания), права собственности, права на чужие вещи (сервитуты). Для защиты интересов других членов общества были выработаны ограничения в пользовании собственником недвижи­мостью, прежде всего землей. Это выражалось в праве обществен­ного пользования дорогами и реками, проходящими через земли собственника, запрещении затоплять плотинами земли других соб­ственников и пр. Российское гражданское право ограничивало собственника и в области распоряжения своим имуществом, если это была родовая недвижимость. Родовые имения нельзя было по­дарить, ограничена была и свобода завещания. Проданное родо­вое имение могло быть выкуплено родственниками продавца в те­чение трех лет.

К правам на чужие вещи относились право пользования вещью и ее плодами, право использования угодий в чужих землях. С 1912 г. к ним присоединяется и право застройки, в соответствии с которым лицу предоставлялось право пользоваться землей сро­ком от 36 до 99 лет для постройки здания. Застройщик мог по истечении срока застройки или снести здание, или оставить его собственнику земли, возможно было заключить на этот счет осо­бое соглашение.

Столыпинская реформа существенно расширила круг земель­ных собственников. По закону 1910 г., развитому законом от 29 мая 1911 г., крестьяне получали хутора и отруба в полную соб­ственность.

Обязательственному праву были известны договоры мены, купли-продажи, запродажи (т.е. договор о будущей прода­же), поставки, дарения, имущественного найма или проката (в от­ношении недвижимости употреблялся термин «аренда»). Макси­мальный срок аренды был, за редким исключением, 36 лет. Извес­тен был и договор безвозмездного пользования, именуемый ссу­дой. Достаточно подробно регулировался договор займа, закон ог­раничивал максимальный размер процентов — 12. Содержались в ч. I т. X Свода законов и нормы, регулировавшие отношения, по­лучившие особое распространение в эпоху капитализма: договоры: подряда, личного найма, товарищества, страхования. Гражданское право, помимо обязательств из договоров, знало, конечно, и обязательства из причинения вреда. Судебная практи­ка выработала новый институт: признала иски из неосновательно­го обогащения.

Особое место в гражданском праве занимало авторское и про­мышленное право. Объектом авторского права являлся продукт духовного творчества, выраженный во внешней форме (книги, речи, лекции и т.п.). Автору принадлежало исключительное право всеми возможными способами воспроизводить, опубликовывать и распространять свое произведение. После смерти автора его права переходили к наследникам на 50-летний срок. К промышленным правам относились права изобретателя, право на фирму и товар­ный знак. Закон от 28 июня 1912 г. установил, что, несмотря на право изобретателя в течение 15 лет пользоваться своим изобре­тением, в случае государственной необходимости право на изо­бретение или усовершенствование могло быть принудительно от­чуждено.

Некоторые изменения произошли в наследственном праве. Законом 1912 г. были расширены права женщин — на­следниц по закону. Как известно, по русскому праву наследники призывались по очереди. В первую очередь призывались наслед­ники по прямой нисходящей. До 1912 г., если среди наследников были и сыновья и дочери, наследство делилось таким образом, чтобы сыновьям досталась большая часть. Новый закон отменил это правило, уравняв дочерей с сыновьями в наследовании дви­жимого имущества и недвижимости в городах. При наследовании недвижимого имущества за городской чертой доля дочерей была увеличена до 1/7. Внебрачные дети могли по закону 1902 г. насле­довать только благоприобретенное (т.е. неродовое) имущество ма­тери. Во вторую очередь к наследованию призывались боковые родственники, но минуя восходящих. По закону, действовавшему до 1912 г., сестра при братьях не наследовала. Закон 1912 г. уста­новил порядок наследования сестер при братьях аналогично на­следованию дочери при сыновьях.

Семейное право. Основные институты семейного права, сло­жившиеся еще в XVIII — XIX вв., продолжали действовать и в начале XX в., но некоторые изменения произошли и в этой от­расли права. Так, изменилось правило о местожительстве супру­гов. Местожительство семьи определялось местожительством мужа. Закон от 14 марта 1914 г. установил возможность раздель­ного проживания, если для одного из супругов совместная жизнь

^представлялась невыносимой. До этого существовал порядок принудительного возвращения.

Закон 1902 г. предоставил некоторые права внебрачным детям, но существа их положения этот закон не изменил. Внебрачный ребенок мог требовать от отца пропитания, получал некоторые права на наследование после матери. Этот закон допускал усыновление внебрачных детей.

Уголовное право. В начале XX в. в России действовало несколько крупных уголовных кодексов: Уложение о наказаниях уголовных и исправительных (1845 г., в редакции 1885 г.), Устав о наказаниях, налагаемых мировыми судьями (1864 г.) и Уго­ловное уложение, утвержденное 22 марта 1903 г. Уложение о наказаниях содержало нормы о тяжких преступлениях, подле­жащих рассмотрению общими судебными местами. Устав, напро­тив, должен был применяться единолично мировыми судьями. Уголовное уложение было введено в действие не полностью: дей­ствовали общие постановления о преступлениях и наказаниях, ста­тьи о религиозных и государственных преступлениях, о противо­действии правосудию и некоторые другие.

Помимо этих законов, применялись Воинский устав о наказа­ниях, Устав о ссыльных, Собрание церковных законов и др. Такая множественность создавала известные неудобства.

Законом преступление определялось с формальной точки зре­ния как совершение или несовершение действия, которое запре­щено или предписано под страхом уголовной кары. Уложение о наказаниях не знало никакого формального деления преступных деяний, свойственного западноевропейскому уголовному праву. Уголовное уложение 1903 г. выделяет три группы преступлений:

1) тяжкие преступления, за совершение которых в законе предус­матривалась смертная казнь, каторга или ссылка на поселение;

2) преступления, за которые как высшее наказание определялось заключение в исправительном доме, крепости или тюрьме; 3) про­ступки, за которые высшим наказанием являлся арест или денеж­ный штраф.

Если Уложение о наказаниях говорило об обстоятельствах, ис­ключавших вменяемость, то Уголовное уложение давало опреде­ление невменяемости как состояния, исключающего уголовную ответственность. Согласно Уголовному уложению, вменяемость Предполагает способность сознавать свои поступки и действовать осознанно. Уложение о наказаниях рассматривало как состояние невменяемости малолетство, глухонемоту, душевную болезнь, а также необходимую оборону и крайнюю необходимость. Малолетство разбивалось на три периода: 1) возраст безус­ловной невменяемости; 2) период условной вменяемости и 3) воз­раст смягчения наказания. Безусловно невменяемым признавался ребенок до 10 лет. Подростки в возрасте от 10 до 17 лет подле­жали наказанию лишь в случае признания их действовавшими с «разумением». Наказания, применяемые к ним, должны были быть значительно мягче наказаний, применяемых к взрослым. Со­вершившим преступление в возрасте от 17 до 21 года наказание должно было смягчаться: уменьшались сроки наказаний, смерт­ная казнь по Уголовному уложению заменялась бессрочной ка­торгой.

Необходимая оборона и крайняя необходимость по Уголовно­му уложению возможны были при защите всех прав, как своих, так и чужих, тем самым значительно расширялись рамки приме­нения этих институтов по сравнению с Уложением о наказаниях. Крайней необходимостью признавалось и состояние голода, в связи с чем в случае кражи для утоления голода допускалась ссылка на крайнюю необходимость.

Уголовное право в России обусловливало применение наказа­ния и его тяжесть виновностью правонарушителя. Закон, говоря о виновности, рассматривал случайность, умысел и неосторож­ность. Случайными признавались действия или последствия дей­ствий лиц, наступление которых нельзя было предвидеть при всей внимательности к своим поступкам, поэтому такие действия не наказывались. Наиболее серьезной формой вины считался умы­сел. Уголовное уложение не различало в отличие от Уложения о наказаниях умысел внезапный и заранее обдуманный. Неосто­рожная форма вины была довольно хорошо разработана в Уложении о наказаниях. Уголовное уложение 1903 г. внесло значи­тельные упрощения, определив ее следующим образом: «Преступ­ное деяние почитается неосторожным не только, когда виновный его не предвидел, хотя мог и должен был его предвидеть, но также, когда он хотя предвидел наступление последствия, обусло­вившего преступность сего деяния, но легкомысленно предпола­гал такое последствие предотвратить».

Уголовное право из стадий преступной деятельности — обна­ружения умысла, приготовления, покушения и оконченного пре­ступления — видело опасность во всех, кроме обнаружения умыс­ла. Приготовление наказывалось лишь по наиболее тяжким пре­ступлениям. Покушение наказывалось мягче, чем оконченное преступление.

Самым тяжким наказанием по-прежнему являлась смертная казнь, хотя она в России и применялась по ограниченному числу статей уголовных законов. Однако назначение ее по ст. 18 Поло­жения о мерах по охране государственного порядка значительно увеличивало число лиц, подвергнутых этому наказанию. При по­давлении революции 1905-1907 гг., в годы столыпинской реакции, смертная казнь применялась в массовых размерах. В 900-е годы в России разворачивается движение за отмену смертной казни, тем более что в ряде стран Европы (Румынии, Португалии, Гол­ландии, Италии, Норвегии) она была уже отменена. Нельзя на­звать ни одного крупного ученого, криминалиста-теоретика в Рос­сии этого периода, который бы защищал существование смертной казни.

Одним из позорных пережитков феодализма в уголовном праве было сохранение телесных наказаний. Закон постепенно сужал круг лиц, к которым они применялись, и основания приме­нения. В 1900-1904 гг. были отменены розги для бродяг, плети для ссыльных, телесные наказания в войсках и по приговорам волост­ных судов. Только Устав о ссыльных и Устав о содержании под стражей сохранили для ссыльнокаторжных и ссыльнопоселенцев такую «меру воздействия», как сечение розгами до 100 ударов.

Ссылка на каторжные работы являлась следующим по тяжести наказанием после смертной казни. С 1906 г. в связи с отменой отбывания каторги на о. Сахалин в пределах европейской части России организуются каторжные тюрьмы.

В 1909 г. был принят закон о досрочном освобож­дении, которое могло применяться к осужденным к лишению свободы в тюрьме, исправительном доме или исправительном арестантском отделении. Условия и порядок досрочного освобож­дения были достаточно сложными.

В качестве дополнительного наказания Уголовное уложение знало три вида лишения прав: 1) лишение всех прав состояния, т.е. потеря сословных прав, титулов, чинов и знаков отличия, права поступать на государственную или общественную службу, ограничение имущественных и некоторых других прав; 2) лишение всех особенных прав и преимуществ, как личных, так и по состоянию присвоенных, выражавшееся в запрещении поступать на го-: сударственную и общественную службу, записываться в гильдии, выступать свидетелем в гражданском процессе, быть третейским судьей, опекуном, поверенным; 3) лишение некоторых прав и преимуществ, зависевшее от сословной принадлежности лица и выражавшееся главным образом в лишении избирательных прав в сословные учреждения.

Среди имущественных наказаний были распространены кон­фискация и штраф. Русский закон знал только специальную кон­фискацию, т.е. изъятие орудий преступления, вещей, добытых пре­ступным путем. Общая конфискация как мера, направленная прежде всего против семьи преступника, была незнакома европей­скому уголовному законодательству, в том числе и российскому.

Особенная часть Уложения содержала нормы о преступлениях религиозных, государственных, против доходов казны, против об­щественного благоустройства, против жизни, здоровья, свободы, чести, имущества частных лиц и пр.

Особенностью российского уголовного права являлось боль­шое по сравнению с западноевропейскими уголовными кодексами число статей о религиозных преступлениях. И хотя число их уменьшилось — 25 статей в Уголовном уложении по сравнению с 65 статьями в Уложении о наказаниях, это число оставалось не­измеримо большим по сравнению с тремя статьями в Германском уголовном уложении и с пятью статьями Итальянского уголовного уложения. Самым тяжким религиозным преступлением являлось богохуление. Наказание за него колебалось от ареста до каторж­ных работ сроком на 15 лет. Закон говорил и о кощунстве по от­ношению к церковным обрядам, установлениям, священным пред­метам. К числу религиозных преступлений относилась принадлеж­ность к изуверским сектам (например, скопцов, хлыстов). Уголов­ное уложение значительно менее суровыми мерами защищало не­христианские религии. Кощунство по отношению к нехристиан­ским святыням было наказуемо только в случае признания этой религии в России и при совершении кощунственных действий в молитвенном доме во время богослужения.