А.Ф. Паразихин Вторжение союзников Кровавого Николая

в советские дела в 1918 году [377]

 

Не позднее 10 сентября 1935 г.[378]

 

Паразихин Андрей Федорович (1887-?). До 1917 г. был сплавщиком леса. В 1917-1918 гг. секретарь завкома лесозавода в с. Кереть, член Керетского волисполкома Кемского уезда После антибольшевистского переворота на Мурмане арестован и находился в заключении вплоть до свержения власти белых.. Член РКП(б) с 1920 г. В 1922-1925 гг. – председатель Мурманского губернского суда.

 

Англичане - люди хитрые, они сразу не решились наложить лапу на Мурманский краевой Совет, а стали его уговаривать, дескать, вы бессильные, нет у вас военной силы, а также недостаток продовольствия. Если вы, краевики, согласитесь на наши условия, то мы вас будем охранять от нападения немецкой армии, которая намеревается забрать вас и вашу Мурманскую железную дорогу в свои руки. Немцы уже находятся у финской границы.

Наши крайсоветчики, долго не думая, в июне месяце 1918 г. совместно с представителями с мест подписали договор, и сразу же после этого затрещали телеграфные аппараты по бывшему Мурманскому и Кемскому уездам. Конечно, на местах сообщение было принято с распростертыми руками, так как обманутым сообщили, что союзники бывш[его] царя Николая в дела Советов вмешиваться не будут. Охранять же дорогу от нападения немцев и снабжать население белой мукой, макаронами, чаем, сахаром, вплоть до рому [будут], конечно, такая приманка не дала возможности рассеять лживую подкладку буржуазной клики. К тому же из Архангельска на запросы Керетского Совета некто Попов сообщил, что им вместо муки будет выслан овёс. Тут ещё гром на голову по заводским рабочим на местное население.

Не было парторганизации, руководить приходилось небольшой группой в 13 человек, которая противилась вторжению интервентов. Мы выступали на общих собраниях, говоря, что у нас у власти рабочие и бедняцко-середняцкое крестьянство и нам царские союзники не по плечу, так как у них власть буржуазная и они нам дают не белый хлеб, а цепи. После таких выступлений нас стали преследовать. Конечно, скоро стало ясно для многих, когда тов. Третьяков перехватил телеграмму, что в Кеми трех человек - членов Совета расстреляли, о чем объявил на общем собрании, тут многие опомнились, но было поздно, так как англичане и другая свора стали хозяевами Белого моря и железной дороги до Кеми. Интервенты сделали первый шаг и видят, что на пути их стоят люди, которые препятствуют их грабительским намерениям. Для очищения пути они создали карательные отряды из смешанных войск и разослали по всем уголкам Мурманского и Кемского уездов.

Начались аресты, беспощадно забирали работников Советов и сочувствующих Советской власти, и не только их, но и тех, которые приветствовали союзников, неаккуратно шагнувших на дороге[379] (бывший писарь Кудрявин и старшина Лангуев, последний в тюрьме умер).

Интервенты, забрав Мурманский край в свои лапы, произвели операцию по вылавливанию товарищей, преданных Советской власти, a затем приступили к организации добровольческой армии из местного и пришлого населения, главное, из железнодорожных служащих. Кличку дали «добровольческий словако-британский легион».[380] Я свидетель этой организации, как она происходила, в особенности, в Кандалакше интервенты в половине августа 1918 г. много писали и расклеивали большие афиши на каждом углу уборной. Писалось главное: «Спасайте Россию от большевистского засилья», - дальше была приманка: белый хлеб, варенье и ром, хорошее обмундирование, высокие ставки и большие льготы для семейств. Такая приманка и застрельщики, быв[шие] офицеры царской армии, соблазнили на эту грязную работу служащих и рабочих железнодорожного транспорта. Конечно, в этот легион в первую очередь вступили быв[шие] офицеры царской армии, а затем стали постепенно поступать служащие и небольшая часть рабочих. К концу августа в легионе набралось около 120 человек, большинство офицеры, их тут было в Мурманске, как нерезаных собак, при Советской власти занимали должности стрелочников, ремонтных рабочих и др., а также из них на ответственных постах, для примера, капитан Мещерский был в Энгозере большим воротилой, даже имел партийный билет ВКП(б), впоследствии у белых в Кеми расстреливал коммунистов и сочувствующих, им расстрелян тов. Лойко, грузчик станции Кандалакша, а также он расстрелял предателя Советской власти Комелева[381]. И вот когда в Кандалакше организовали легион в 120 человек, выделили офицерство, нашили погоны[382] и приказали проводить мобилизацию, для этого во все концы направили экспедиции, и противящихся [вступать] в ряды белой армии арестовывали и приводили к нам в тюрьму. Мобилизация проходила с большим трудом.

В начале сентября 1918 г. белогвардеец Никитин обманным путём из Ковды в Кандалакшу притянул 60 человек, последние не согласились на предложенные условия и удрали в Ковду до домам, после чего из них Ильина и Потонина[383] арестовали и привели к нам в тюрьму.

Когда нас привезли 30 октября 1918 г. в Мурманск, тут мы встретились с Мурманским славяно-британским легионом. Эти добровольцы как раз несли сторожевые службы и помещались рядом через стену, где и мы сидели, их было 108 человек. И вот в одно прекрасное северное ноябрьское утро из них троих привязали к колесам одноколок с ящиками для снарядов, и вот эти три добровольца 14 дней аккуратно привязывались к колёсам на 3 часа, их привязывал английский сержант, фамилии этих добровольцев Федоров, Зеленский, а третьего фамилию позабыл. Их привязывали за то, что они в неуказанное время хотели играть на балалайке.

Англичане не церемонились и своими солдатами. Я приведу хотя [бы] один случай. Дело было на Базе, в том помещении, где сейчас клуб ОГПУ. Тут была столовая и кухня, а рядом, где б[ывшее] пожарное депо, тут был одноэтажный барак, в нём помещался в одном конце добровольческий легион, а в другом было помещение для патрулей, несущих охрану мурманской своры. И вот старш[ий] повар и сержант получили ром, изрядно выпили и пришедшего к ним на кухню борова (свинью) закололи штыком. Свинья, мне помнится, принадлежала Колосову, по жалобе последнего английской власти этих молодцов арестовали и посадили к нам в одиночку на три недели и ежедневно утром выводили на улицу, привязывали к столбу на 3 часа спинами вместе. И вот эти английские солдаты были разжалованы, т.е. сержанта сделали рядовым, а старшего повара рядовым поваром. После такого испытания эти солдаты стали относиться к нам доброжелательно, но нас в скором времени перевели в «тридцатку».

 

ГАМО, ф. П-102, оп.1, д. 30. л. 112 – 113. Незаверенная машинописная копия.

 

 

№ 16

А.И. Мосорин Англо-эсероские тюрьмы Севера [384]

 

Не ранее 21 февраля 1924 г.[385]

 

 

Мосорин А.И., большевик, председатель Кемского уездного Совета, один из организаторов Советской власти в Поморье. При белых сидел в тюрьмах в Печенге, Мурманске, Александровске, Кеми.

 

Прошло с лишним четыре года, как наша революционная Красная Армия своим могучим натиском сбросила в море белогвардейскую нечисть, осевшую на Севере, и открыла тюрьмы, в которых томились тысячи узников – крестьян и рабочих нашей страны.

Пройдут десятки лет, события, разыгравшиеся на Севере, отойдут в область преданий, забудутся в свои деталях, но воспоминания о тюрьмах и лагерях, разбросанных по всему Северу – останутся.

Эти атрибуты эсеровской власти на Севере были подарком населению от партии, поставившей целью себе освобождение русского народа от «ужасов» большевизма.

Тюрьмы – Печенгская, Александровская, Мурманская, Кемская - заслуживают того, чтобы сказать о них несколько слов, чтобы напомнить нашим друзьям здесь и за границей о том, какими невероятными жертвами и страданиями русский народ добился собственного освобождения, а нашим врагам о том, что русский народ, пройдя через горнило нечеловеческих испытаний, в их «спасении» не нуждается, добившись действительного спасения своими собственными руками.

Начну описание с Печеньги, куда я попал 15 июля 1918 г.

 

I. Печеньга

Сейчас же после занятия Мурманской железной дороги до станции Сорока и Мурманского края в начале июля 1918 г. по станциям железной дороги, в городах и посёлках было арестовано англичанами, финнами и русскими белогвардейцами человек до 200 советских деятелей. Некоторые из них были расстреляны сербами по распоряжению капитана Мещерина, жившего в Кеми, а значительная часть была увезена в Печеньгу.

Первую партию арестованных в числе 22 человек, привезенную из Мурманска на тральщике, поместили, за отсутствием специальной тюрьмы, на чердаке недостроенного дома, принадлежащего Трифоно-Печенгскому монастырю. Этот дом находился версты за полторы от деревни Печеньга и предназначался у монахов для богомольцев из России. В момент прибытия арестованных в первом и втором этаже этого дома размещались сербы в количестве 100 человек и юнкера в количестве 80-90 человек. Последние бежали в разное время из Ленинграда[386] после Октябрьской революции и обрели приют у Мурманского Совета, в частности, у генерала Звягинцева[387] – военрука при военкомиссаре Герасимове.

В отношении прибывших деятелей Советской власти беглые юнкера особенно были жестоки. Окриками, площадной бранью встретили они прибывших.

У всех был произведён самый тщательный обыск, было запрещено разговаривать, курить и при каждом удобном случае юнкера прибегали к прикладу и нещадно избивали того или другого из арестованных. По ночам арестованные буквально дрогли от холода, ночуя при открытом окне, стекла из которого были выбиты теми же юнкерами. Постельных принадлежностей не было, и, чтобы согреться, наши товарищи всю ночь напролет ворочались с боку на бок и разминали свое тело. Вставать ночью запрещалось. Несколько дней подряд арестованных гоняли в лес на болото резать торф и складывать его на просушку. Кормили плохо.

Ожидалась новая партия арестованных, и ввиду этого было приказано начать постройку тюрьмы, отведено место, получены кирки, лопаты, тачки, и началась, в буквальном смысле слова, каторжная работа, не прерывающаяся ни днем, ни ночью. Требовалось разрыть песчано-каменную гору, из песка и камня построить вал, внутри вала создать тюрьму приблизительно человек на полтораста.

Прибыла новая партия в 48 человек, которых немедленно послали на ту же стройку. Надсмотрщиками за работой и арестованными были русские офицеры-юнкера, так сказать, «цвет русской интеллигенции», из которых, вероятно, кое-кто вышел невредимым из периода гражданской войны; за ними идут сербы – это обманутые, несчастные люди, привезённые на Север англичанами, чтобы их руками душить русскую революцию. Дальше идут англичане. Последние в начале очень боялись разговаривать с арестованными, введенные в заблуждение своими офицерами.

После трех-четырех недель тюрьма, какую проектировали англичане, была построена. Это был склеп, подземелье, вокруг которого возвышался каменный вал, предназначенный для часовых. Не надеясь на высокий, в рост человека, вал, было приказано всю эту постройку обнести в несколько рядов колючей проволокой. В этой тюрьме, лишенной окон, в которой было мрачно и темно даже при открытии двери, ютилось первоначально свыше 60 человек. Спали прямо на холодном полу, на досках, настланных на не оттаявшую ещё землю. Многие от скудного питания, лишенные света и тепла, от моральных и физических страданий заболели различного рода болезнями. Вскоре была привезена ещё партия из Мурманска свыше 100 человек и размещена в разных помещениях: банях, сараях, конюшнях и прочих строениях, забранных у монахов англичанами.

С увеличением количества арестованных уменьшилась норма питания, и этим тяжесть положения заключенных усугублялась ещё больше. После отъезда юнкеров избиения арестованных продолжались сербами. Обманутые и озлобленные, они каждого из нас считали изменником, германским шпионом, а всех вместе – виновниками продолжающейся кровавой бойни.

Для иллюстрации их отношения к нам приведу некоторые факты.

За передачу записки тов. Борисовым Подвойскому оба товарища были подвергнуты пытке через подвешивание к столбу на руках, вывернутых назад. Вскоре руки затекли, и они оба потеряли сознание и только тогда были сняты со столбов на землю. Упражнялись в избиении не только юнкера и сербы, но им не уступали и англичане. Нужно здесь сказать, что власть всё-таки была в руках английского полковника Элиста и капитана Смола, и все избиения происходили не без ведома их. Исполнители, правда, менялись, а в зависимости от этого менялись и формы расправы с обреченными жертвами. Из бывших в Печенгской каторге и подвергавшихся там избиению, которое было причиной их смерти, я могу указать 3 товарищей: Попеля[388], Батюшкова и Комлева. В действительности, это числе нужно увеличить во много раз, ибо избиению подвергалось значительное количество из прошедших Печенгскую тюрьму.

В октябре месяце из тюрьмы удалось уйти товарищам Подвойскому и Энгельгардту, но их побег успеха не имел. Через два дня они были возвращены обратно иподверглись жестокому избиению. В этом избиении принимали участие уже англичане с сержантом Диловым во главе. Всех случаев расправы с арестованными перечислить невозможно, т.к. это заняло бы очень много времени. Одно можно сказать, что Печеньгская тюрьма для большинства арестованных явилась преждевременной могилой, а для многих является кошмарным воспоминанием и до сего дня.

Впоследствии с сербами и англичанами удалось сойтись ближе и сделать кое-какие разъяснения. Это открыло им глаза на действительную сущность происходящих событий, после чего они стали гораздо сочувственнее относиться к арестованным. Стало заметно, что удалось пробудить в них сомнение, критику ими виденного, и это было началом разложения среди оккупационных войск. Печеньгская тюрьма просуществовала до апреля месяца 1919 г., пропустив через себя до 300 человек.