Антикоррупционные обязанности лиц, замещающих государственные и муниципальные должности

 

Рассмотренная в предыдущем параграфе система антикоррупционных новелл, предусмотренная для должностных лиц, преследует цель устранения оснований для возникновения конфликта интересов. В нормативных актах данная цель реализована в юридической форме запретов и ограничений в отношении определенных видов деятельности, которые могут вызвать сомнение в объективности должностных лиц при осуществлении ими полномочий. Иными словами, такой способ регулирования поведения лиц, замещающих государственные и муниципальные должности, связан с воздержанием от совершения определённого рода действий. Данные запреты и ограничения вполне можно именовать мерами общей или пассивной профилактики конфликта интересов. 

Назначение мер, рассматриваемых в настоящем параграфе, состоит в активной профилактике конфликта интересов, при которой должностные лица выступают в качестве инициативных субъектов. Профилактика конфликта интересов со стороны должностных лиц здесь также состоит в недопущении его появления, но средства для этого избираются иные: теперь должностные лица не просто должны выдержать начальные требования, необходимые для занятия должности, и пассивно соблюдать должностной режим, но своими активными действиями они обязаны предпринимать особые усилия к тому, чтобы постоянно поддерживать соответствующий антикоррупционный настрой, который является повседневным спутником должностной деятельности в современном государстве. 

Среди новых, оригинальных, собственно антикоррупционных обязанностей, которые появились в последние десятилетия в практике и не были свойственны в качестве юридических обязанностей публичной службе

России и зарубежных стран середины прошлого века можно назвать следующие: а) декларирование доходов, б) инициативная пропаганда антикоррупционной этики в среде своих подчиненных и других представителей власти, в) сообщение о возникновении личной заинтересованности, г) уведомление об обращениях к должностным лицам в целях склонения их к совершению коррупционных правонарушений. Большинство данных обязанностей присуще лицам, замещающим государственные и муниципальные должности, как можно видеть из сравнения основных источников российского конституционного законодательства по этому вопросу (см. Приложение). 

Поскольку таких новых антикоррупционных обязанностей не так много, они не нуждаются в классификации. Однако хорошо различим критерий, который позволяет разбить их на две группы, - имеют ли они постоянный, регулярный характер (а-б) или зависят от случайного факта, на который необходимо отреагировать надлежащим образом (в-г). 

 Декларирование доходов (активов) является обязанностью должностных лиц, которая в ходе генезиса международного антикоррупционного движении появляется одновременно с базовым концептом конфликта интересов. Выше отмечался этот начальный этап в развитии американского законодательства середины XX в. уровня штатов. Появление данной обязанности представителей власти в США не случайно. Во-первых, потому, что это государство стало полигоном для испытания американской разновидности концепции рациональной бюрократии сообразно учению Вудро Вильсона, во-вторых, оно исторически исповедует идеологию открытой государственной службы, которая характерна возможностью свободного перетекания квалифицированных специалистов из государственного сектора в частный и наоборот, в-третьих, оно было и остается флагманом капиталистического мира, что в нашем случае означает, что у представителей власти помимо недвижимости и личных сбережений могли иметься в личной собственности, в личном распоряжении активы, различные финансовые инструменты (акции, облигации, паи, доли участия в компаниях и т.д.). Нельзя сказать, что подобные финансовые инструменты не были известны и в социалистических странах, но характер их оборота и разнообразие в советском обществе с его непримиримой концептуальной критикой ущербности частно-собственнических отношений делал факт их использования малозаметным в рассматриваемом вопросе. 

Поэтому владение представителями власти различными финансовыми инструментами с некоторых пор в западных странах стало представлять собой проблему в связи с возможным противоречием интересам публичной службы. Ограничение и тем более запрет на владение собственностью – маловероятный сценарий для либерального государства с вековыми гарантиями неприкосновенности частной собственности, поэтому решением проблемы явилось изобретение механизма декларирования активов представителями публичной власти. Предполагалось, что честным должностным лицам нечего скрывать, и они готовы будут при необходимости поступиться закрытостью сведений о своей собственности, если это снимет подозрения общественности в том, что при исполнении своих полномочий они мотивированы только интересами службы. 

Анализ института декларирования доходов как средства профилактики конфликта интересов позволяет выделить ряд преимуществ и недостатков. 

Основным преимуществом института декларирования доходов (в англ. – “disclosure”, т.е. «раскрытие», «разоблачение») является эффект роста общественного доверия, который тем выше, чем более публичной и доступной становится информация из деклараций представителей власти. В первую очередь возникает доверие к государству, которое организует работу своих институтов на прозрачной основе, устраняя границы между народом и властью. Доверие к самим декларирующим – это вторичный вопрос, оно субъективно, зависит от содержания деклараций, от личности декларирующего, от личности воспринимающего информацию и т.д. 

В многолетней перспективе действие института декларирования оказывает очищающий эффект в отношении качества кадров, которые приходят на публичную службу с четким пониманием, что они всегда будут под оком общественного внимания и сфера проявления их личных интересов будет значительно уже, чем у обывателей. 

Еще одно преимущество декларирования состоит в том, что оно дает гражданам, активистам, некоммерческим организациям, СМИ, правоохранительным органам, руководителям данного должностного лица и другим заинтересованным субъектам информацию для установления вероятного конфликта интересов, что значительно сужает возможность коррупционера пойти на нарушение закона. 

Наконец, декларирование доходов – это повод для самого должностного лица к самооценке и рефлексии в отношении его соответствия занимаемой должности, результатом которой может быть коррекция своего образа жизни в соответствии с требованиями должностного поста, приведение в движение механизмов, которые в конституционно-правовой дискуссии принято связывать с «позитивной ответственностью». 

Но также институту декларирования доходов свойственны и некоторые недостатки. В частности, к ним относят то, что само декларирование не решает проблему, а лишь указывает на нее. Это, действительно, так, но декларирование – в первую очередь институт профилактики. Его основная задача не устранить нарушение, а пресечь. 

К недостаткам относят риск, что декларирование завалит публику ненужной информацией. Правда, никто не обязан всю эту информацию обрабатывать, воспринимать и отчитываться о ее усвоении. Подавляющее большинство граждан едва ли заинтересуется этим настолько, чтобы специально проводить некий анализ. Такие сведения существует как информационный фонд, банк данных, к которому любой заинтересованный субъект может обратиться при необходимости. 

Значительно более серьезной выглядит критика того, что если в законодательстве не создано механизмов, подкрепляющих исправление выявленных при декларировании нарушений, то оно не особенно полезно^[378], а скорее даже вредно, поскольку оказывает противоположный эффект, ибо незнание компетентных органов о нарушениях меньше вредит общественному доверию к власти, чем их игнорирование. 

Имеют место мнения о различных частных недостатках декларирования. К примеру, в ряде случаев декларирование может дать дополнительную информацию заинтересованным нечистоплотным субъектам, которой можно манипулировать к своей выгоде, основываясь на которой можно повлиять на ответственное должностное лицо. Но если здесь речь идет о доступности информации о собственности злоумышленникам, то закон предпринимает особые условия общественной доступности, «очищая» информацию об объектах собственности от соответствующих индивидуализирующих признаков. Если же речь о лоббистах или взяточниках, которые на основе задекларированных данных о привязанностях должностного лица, например, к сбору ценной коллекции, начнут этим манипулировать, то это повод задуматься самому должностному лицу о том, не делает ли данная привязанность его уязвимым. 

При сравнительной оценке законодательства и научной доктрины по этому вопросу можно выявить довольно большое разнообразие вариантов декларирования:

        1)   по составу сведений: 

- декларирование доходов, декларирование крупных расходов, декларирование постоянных финансовых и прочих интересов, которые служащий должен или хотел бы задекларировать; 

- декларирование своих собственных доходов, доходов своих супруг (супругов) и несовершеннолетних детей; 

- декларирование доходов, недвижимого имущества, движимого имущества, счетов (вкладов), сбережений, наличных средств и финансовых инструментов (акций, облигаций и т.д.), драгоценностей и предметов роскоши; 

        2) по времени и периоду декларирования: 

- при замещении должности, в период осуществления полномочий по должности, при отставке, по истечении определенного периода после

отставки; 

- регулярное ежегодное или разовое декларирование (при дорогих покупках); 

3) по минимальному порогу декларирования: с установлением минимальной стоимости имущества, которое необходимо декларировать, и без такового;

4) по форме декларирования: бумажная и электронная, и т.д. 

 В каталоге российских проблем правового регулирования имущественного декларирования среди наиболее важных можно указать следующие: 

- обеспечение доступности данных декларирования для общественности (в том числе их объем, степень полноты, детализации, круг родственников, активы которых подлежат раскрытию, гарантии сохранения тайны частной жизни должностного лица и членов его семьи, проблема изъятий и исключений в отношении отдельных должностных лиц ради обеспечения охраняемой законом тайны и т.д.); 

- проблема контроля за достоверностью деклараций (назначение ответственных органов и процедуры, назначение соразмерных мер

ответственности за недостоверное декларирование и др.); - декларирование расходов.

Все указанные проблемы не только применимы, но и в особенной степени являются актуальными для случаев декларирования активов лицами, замещающими государственные и муниципальные должности. К ним всегда существует особый общественный интерес в связи с важностью государственно-властных решений, которые они принимают, предопределяя жизнь обывателей. Кроме того, в государствах традиционалистской культуры часто существует определенная если не закономерность, то корреляция уровня должности с объемом частной собственности должностных лиц. Поэтому институт декларирования весьма актуален для профилактики и устранения конфликта интересов именно на этом должностном уровне. 

Обязанность высших российских должностных лиц в системном виде установлена в базовом российском антикоррупционном законе и дублируется во всех законах, закрепляющих статус лиц, замещающих государственные и муниципальные должности^[379]. 

 В вопросе обеспечения доступности данных декларирования для общественности значение имеет круг декларируемых сведений. В России организованному декларированию подлежат сведения о доходах, об имуществе и обязательствах имущественного характера должностного лица, а также те же виды сведений, касающиеся их супруг (супругов) и несовершеннолетних детей (также декларированию подлежат расходы, но о них будет сказано ниже). 

Некоторое стилистическое отличие российского варианта правового регулирования объема декларирования от европейской практики состоит в том, что системному предоставлению подлежат сведения лишь об имущественных активах^[380], в то время как в международных рекомендациях ставится вопрос более широко – о декларировании любых значимых интересов, которые могут повлиять на объективность при осуществлении должностных полномочий, в том числе и неимущественных интересов, включая, например, данные о любых должностях, в том числе неоплачиваемых в коммерческой или некоммерческой организации, в политических партиях, общественных объединениях и других общественных формированиях^[381]. Перечень интересов, которые способны потенциально повлиять на лояльность должностного лица интересам общественного служения по определению не может быть исчерпывающим в силу различий субъективных человеческих качеств должностных лиц или их индивидуальных жизненных обстоятельств. Постановка вопроса в реализации обязанности декларирования интересов связана не с соблюдением некоего закрытого перечня нормативных предписаний, а с особой служебной культурой, проявляющейся в нацеленности должностного лица быть «вне подозрений», при которой он помимо явных имущественных декларирует и те интересы, которые в его личной ситуации могут повлиять на его объективность. 

В этом смысле не лишен логики нынешний российский вариант решения данной проблемы, когда в связи с возникновением личной

заинтересованности должностное лицо обязано обратиться к представителю нанимателя по факту, а не раз в год в ходе декларационной кампании. Один из возможных путей совершенствования российской практики декларирования можно связать с объединением двух существующих процедур и организацией ведения должностным лицом в электронной форме в режиме постоянной актуальности формуляра сведений о своих интересах, как прямо требуемых законом, так и тех, которые он считает нужным задекларировать, дабы соблюсти не только букву, но и дух антикоррупционного регулирования. 

Дискуссионным является вопрос о круге близких родственников, декларации которых подаются вместе с декларацией должностного лица. Российский подход, при котором к числу таких родственников относится только супруг(а) и несовершеннолетние дети в сравнительном плане является довольно консервативным. Так, например, в США к их числу также прибавляются и родители. В Республике Беларусь более основательный подход: к этому кругу относятся «родители, дети, усыновители, усыновленные (удочеренные), родные братья и сестры, дед, бабка, внуки» при условии их совместного проживания и ведения общего хозяйства с государственным служащим»^[382]. Специализированные отечественные исследования также показывают обоснованность определения круга лиц для декларирования на основе объединения двух критериев: признака родства и признака ведения совместного хозяйства. Последнее предлагается устанавливать на основе «хотя бы двух из следующих обстоятельств»: совместное проживание (по данным регистрационного учета), наличие общих детей, общая собственность на объекты недвижимости и транспортные средства, совместные вклады или счета в банковских организациях^[383]. 

Доступность задекларированных должностными лицами сведений для общественности осуществляется посредством их обнародования. Общее правило, которое проповедуют международные антикоррупционные стандарты в этом вопросе, заключается в том, что «чем выше ранг государственного должностного лица, тем вероятнее целесообразность публичного раскрытия сведений; чем ниже ранг чиновника - тем вероятнее, что раскрытие сведений в служебном порядке руководству органа, в котором служит данное должностное лицо, окажется достаточной мерой»^[384][385]. Причем рекомендуется публиковать декларации в сети Интернет в свободном доступе, размещая их в машиночитаемом формате, позволяющем осуществлять поиск по ним⁴¹⁵.

Наиболее серьезной проблемой российской практики обнародования имущественных деклараций представляется отсутствие единого или объединяющего соответствующие веб-страницы органов власти портала, который бы позволил сделать общественное наблюдение за декларациями удобным и прицельным^[386]. Не менее значимой является подрывающая усилия антикоррупционной реформы эпизодически проявляющая себя направленность на сужение круга высших руководителей, на которых распространяется обязанность декларирования. Она объяснима и в некоторым смысле закономерна, но очевидно, что последовательность реформы должна выдерживаться максимально строго^[387]. 

В числе вопросов об обнародовании информации о декларациях, актуальной с юридической точки зрения может быть проблема, связанная с допустимостью неопубликования деклараций в случаях, когда это обусловлено необходимостью поддержания конфиденциального или секретного режима работы соответствующих органов власти. Это очевидно имеет отношение, в первую очередь, к государственным служащим особых типов службы (например, военной). Однако, во-первых, данное исключение должно касаться лишь возможности опубликования такой информации для общественности, но не должна отменять обязанности таких лиц подавать декларации для контроля и проверки в соответствующие комиссии органов власти; во-вторых, потребность в этом исключении вызвана не секретностью сведений о личных доходах и имуществе, что было бы абсурдно, а связана с необходимостью поддержания особого непубличного режима работы, который необходим для выполнения функций таких органов, в-третьих, данное исключение рационально применительно лишь к служащим, находящимся на оперативной работе, но едва ли может касаться лиц, замещающих государственные должности в подобных органах и организациях по определению, поскольку на этих должностях осуществляются политически значимые, публичные властные функции. 

Наконец, действующее законодательство о декларировании справедливо предусматривает, что та часть сведений о единицах имущества, которая содержится в декларациях и не имеет значения для полноценного общественного контроля, а ее известность неопределенному кругу лиц может подвергнуть угрозе безопасность отчитывающихся или их собственности, исключается из числа публично обнародуем сведений. Речь идет об индивидуализирующих признаках такого рода имущества вроде адреса местонахождения недвижимости, номера транспортного средства и т.д.^[388]

Обязанность декларирования имущества рождает большое количество споров. В отличие от ситуации соблюдения запретов и ограничений и в отличие от многих других обязанностей вроде соблюдения Конституции и законов РФ, которые не меняют распорядок работы и жизни, данная обязанность предполагает ежегодное проведение самостоятельного аудита своих и семейных имущественных фондов и самостоятельное заполнение установленных форм. Поэтому не случайно, что на практике по поводу этой обязанности возникает большое количество коллизий, нуждающихся в тонкой настройке текущего законодательства о декларировании^[389]. 

 Из блока правовых проблем декларирования заслуживает внимания вопрос контроля достоверности деклараций. В своей процедурной части проведения собственно проверок уполномоченными органами

«достоверности и полноты» указанных в декларации сведений в литературе не отмечается аспектов, которые бы заслужили масштабной теоретической дискуссии. Обсуждения в основном касаются вопросов прикладной оптимизации существующего порядка^[390], например, в части совершенствования поводов к проведению проверок^[391]; расширения круга инициаторов проверки деклараций^[392] и т.д. 

 Особым вопросом реализации декларационной обязанности является декларирование расходов. Технически это декларирование сегодня в отечественном опыте связано с заполнением одного из разделов декларационной формы. Но правовая основа декларирования расходов иная, чем у декларирования доходов. Общая обязанность декларировать расходы установлена в Законе о противодействии коррупции^[393], а детально, и в первую очередь в отношении лиц, замещающих государственные должности, она регулируется специальным источником^[394]. Данный источник имеет уровень федерального закона, которого пока не достигла более массовая, многообразная и насыщенная с точки зрения объема сведений процедура декларирования доходов, что может быть обусловлено двумя обстоятельствами. Во-первых, тем, что процедура декларирования расходов является в некотором роде наследником также урегулированного законом механизма государственного контроля за соответствием крупных расходов доходам^[395], который применялся «к физическим лицам», а не только представителям власти, и главным образом в целях налогового контроля^[396]. Во-вторых, тем, что здесь ставится вопрос не только об информировании об активах, но и об изъятии собственности, обоснованность приобретения которой на основании законно полученных доходов должностное лицо не может оправдать, что является непосредственным вмешательством в имущественную сферу граждан. Действительно, как можно видеть, данный закон посвящен не просто декларированию расходов, а контролю за соответствием расходов доходам, то есть является по существу действенным средством борьбы с теневыми коррупционными доходами должностных лиц. 

Не сложно заметить, что данный Закон преследует ту же логику, что и резонансная для российской общественной дискуссии ст. 20 Конвенции ООН против коррупции 2003 г., которая призывает адаптировать в национальных правопорядках идею объективного вменения при уголовном преследовании чиновников за неосновательное обогащение. Но поскольку последнее противоречит конституционному принципу презумпции невиновности (ст. 49 Конституции РФ), который является одной из основ российского уголовного судопроизводства, механизм Закона обходит это противоречие путем использования гражданско-процессуальной процедуры. Обнаружение превышения расходов по крупным сделкам над «семейными» доходами за предшествующий трехлетний период влечет право прокуратуры в результате проведенной проверки обратиться в суд за изъятием в доход Российской Федерации части приобретенного имущества, законность приобретения которого должностным лицом не доказана. Соответствующая правоприменительная, в том числе судебная практика активно нарабатывается и обобщается Верховным Судом РФ^[397], а также периодически подвергается оценке Конституционного Суда РФ^[398]. Несмотря на наличие конституционно-правовой составляющей в этом вопросе, отечественная юридическая дискуссия о реализации в России этого уникального опыта ведется без активного участия государствоведов^[399]. Поэтому очевидно, что научное обобщение практики применения упомянутого Закона 2012 г. N 230-ФЗ является одной из перспективных задач комплексной конституционно-правовой разработки антикоррупционной проблематики^[400]. 

В итоге, если делать некие промежуточные обобщающие выводы по вопросу о декларировании доходов и расходов как проблеме активной профилактики конфликта интересов, то стоит обратить внимание на ряд общих идей, которые могли бы скорректировать концепцию развития текущей российской антикоррупционной реформы. Например, система обнародования информации об итогах декларационной кампании должна быть систематизирована не благодаря случайным усилиям активистов, а на основе централизованной государственной интерактивной информационной платформы, а основной фокус обнародуемой информации в соответствии с международными рекомендациями должен быть смещен на данные о декларациях высших публичных должностных лиц.

 Следующая за декларированием разновидность антикоррупционной обязанности, которая имеет постоянный характер, реализуется перманентно, была сформулирована как инициативная пропаганда антикоррупционной этики должностными лицами в среде своих подчиненных и в более широком кругу. Более коротко и при этом ясно в русскоязычном варианте эту обязанность сформулировать сложно. Очевидно, также, что в действующем российском антикоррупционном законодательстве она нормативно в этом качестве не проявлена. Однако о ней необходимо говорить, настаивая на включении в систему базовых профилактических обязанностей, поскольку многие рекомендательные антикоррупционные документы международных организаций делают на этот тезис большую ставку. Демонстрация приверженности публичных руководителей (наглядная, показательная и искренняя) антикоррупционным ценностям (“leadership commitment”)^[401], их нацеленности на преломление высоких идеалов служебной этики в деятельности подведомственной им структуры, вовлечение в антикоррупционные практики («проактивная этика») подчиненных, коллег, партнеров и компаний, сотрудничающих с органом власти или выполняющих государственные заказы является, по мнению многих западных аналитиков, определяющим в деятельности, которая по своему духу не должна быть перегружена формальностями, деятельности по укреплению общественного доверия к государственным институтам. 

Вероятно, при беглом взгляде будет сложно оценить преимущества этого подхода, находясь в окружении превалирующей культуры

«просвещенного     прагматизма» Realpolitik⁴³² и рассчитывать на его эффективность. Однако, существуют довольно веские основания полагать, что в российской бюрократической культуре подчинённые часто в значительно большей степени склонны ориентироваться на моральные установки и устные указания своих непосредственных и высших руководителей, нежели на определенные должностным регламентом формальные юридические предписания. Это очевидно связано с особенностями устоев бюрократии традиционного типа (предшествующей рациональной веберовской бюрократии), в которой личные связи и договоренности имеют большее значение, чем формальный порядок. Поэтому, несмотря на совершенно иное происхождение этого управленческого эффекта в сравнении с англо-саксонскими странами, проповедующими «проактивную этику» и делающими ставку на этическое регулирование (“integrity-based model”) в России необходимо серьезно переоценить этот аспект проблемы. 

Различные российские этические кодексы, которые в большом количестве принимаются органами власти почти под копирку на основе типовых^[402] являются мертворожденными документами и очевидно не смогут принести ожидаемого эффекта, также как дежурные нормативные обязанности обеспечивать некое формальное «руководство реализацией государственной антикоррупционной политикой» и, вероятно, даже более высокие поручения^[403]. Для того, чтобы задействовать потенциал указанного антикоррупционного этического активизма руководителей необходимо несколько больше, чем включение в закон такой обязанности руководителей органов власти в более четкой и понятной форме. Это потребует и перенастройки государственной кадровой политики, учитывающей опыт кандидатов в этом вопросе (как, например, при занятии ряда должностей учитывается предшествующий опыт правозащитной деятельности), и внедрения активного обмена информацией о лучших практиках в других органах власти, регионах, муниципалитетах, и проведения треннингов и программ повышения квалификации, которые заканчивались бы не только выдачей дипломов об их окончании, но и вовлечением в создание постоянно действующей и расширяющейся неформальной сети единомышленников, отстаивающих идеалы антикоррупционной этики по месту своей публичной службы. 

Следующая группа новых антикоррупционных обязательств, как мы установили в их исходной систематизации, характерна тем, что они являются не постоянной, возобновляемой деятельностью, а служат ответом на определенную ситуацию, представляют собой реакцию должностного лица на возникшую проблему, при которой закон обязывает поступать определенным образом, формализуя при этом свои действия. Первая – обязанность сообщать о возникновении личной заинтересованности, которая приводит или может привести к конфликту интересов. Вторая – обязанность уведомлять об обращениях в целях склонения к совершению коррупционных правонарушений. 

 В обязанности сообщать о возникновении личной заинтересованности, которая приводит или может привести к конфликту интересов, как указывалось ранее, не сложно увидеть своеобразное дополнение комплексного механизма декларирования доходов и расходов, родственным механизмом нерегулярного декларирования «иных интересов». Но в отличие от ежегодного декларирования, назначение которого состоит в формировании долгосрочной и системной информационной картины, иллюстрирующей публике отсутствие какой-либо зависимости должностного лица, которая бы отвращала его от долга общественного служения, задача сообщения о личной заинтересованности заключается в том, чтобы решить конкретную проблему, связанную с фактом возникновения у должностного лица личной заинтересованности при исполнении должностных обязанностей, которая приводит или может привести к конфликту интересов. При этом о наличии данной проблемы ставится в известность руководитель или специальный орган, уполномоченный принимать решения по итогам рассмотрения каждой подобной ситуации. 

Данная обязанность установлена для лиц, замещающих государственные и муниципальные должности, в Законе о противодействии коррупции 2008 г.^[404] и урегулирована специальным Порядком^[405]. Вопрос об органах, в которые направляются уведомления замещающих государственные должности лиц, также как и об органах, в которые направляются декларации о доходах и расходах, достоин отельного изучения, поэтому мы коснемся его ниже применительно к проблематике урегулирования конфликта интересов. Уведомления направляются лично, письменно, по установленной форме, в которой в свободной форме описываются: а) обстоятельства, являющиеся основанием возникновения личной заинтересованности, б) должностные обязанности, на исполнение которых влияет или может повлиять личная заинтересованность, в) предлагаемые меры по предотвращению или урегулированию конфликта интересов, а также г) содержится отметка о наличии или отсутствии намерения лично присутствовать на заседании соответствующего органа по урегулированию конфликта интересов. Сроки направления уведомления Порядком не устанавливаются, видимо, по той причине, что более логично их истолковывать на основе правила «когда стало известно или должно было стать известно» о возникновении конфликта интересов. 

После предварительного изучения и в результате рассмотрения соответствующим органом, выполняющим функции комиссии по урегулированию конфликта интересов, руководителем принимается одно из следующих решений: а) признать, что конфликт интересов отсутствует; б) признать, что личная заинтересованность приводит или может привести к конфликту интересов; в) признать, что лицом, направившим уведомление, не соблюдались требования об урегулировании конфликта интересов. При принятии двух последних решений предпринимаются меры по урегулированию конфликта интересов и, соответственно, иные меры на усмотрение руководства органа, вплоть до наложения мер ответственности в зависимости от характера неисполнения требований закона об урегулировании конфликта интересов. 

Важно обратить внимание, что для лиц, замещающих государственные и муниципальные должности, как для представителей руководящего звена представителей власти актуален вопрос об ответственности не только за неурегулирование своего конфликта интересов, но и индивидуальных конфликтов интересов, которые возникают у их подчиненных (неважно, из числа ли те лиц замещающих государственные и муниципальные должности или из числа государственных и муниципальных служащих). Так, Закон о противодействии коррупции устанавливает, что лицо, замещающее государственную должность РФ, субъектов РФ или муниципальную должность, подлежит отстранению от должности в связи с утратой доверия, если оно не приняло «мер по предотвращению и (или) урегулированию конфликта интересов, стороной которого является подчиненное ему лицо»^[406]. 

Поэтому случай направления со стороны подчинённого уведомления о возникновении у него личной заинтересованности, в отличие от случая неуведомления, сокрытия такой заинтересованности, является наличным документальным основанием для принятия решения об урегулировании конфликта интересов соответствующим руководителем. Как следствие, непринятие решения или неудовлетворительное решение по урегулированию конфликта интересов подчиненного является весьма четким формальным основанием для принятия мер ответственности в отношении руководителя. Мера ответственности в виде отстранения от должности в связи с утратой доверия является в Законе безальтернативной, поэтому обязывает руководителей реагировать на факты обращения к ним с уведомлениями максимально определенно и со знанием дела даже в случае кажущейся незначительности возникшего у подчиненного конфликта интересов. Таким образом, стилистика российского антикоррупционного законодательства ориентирует представителей власти из числа руководителей на исключительную важность проблемы конфликта интересов. 

 Наконец, список мер активной профилактики конфликта интересов, который объективируется в юридической форме новых антикоррупционных обязанностей представителей власти, целесообразно завершить рассмотрением обязанности уведомлять об обращениях в целях склонения к совершению коррупционных правонарушений. 

Степень новизны данной обязанности нуждается в некотором пояснении. Очевидно, что сообщение в правоохранительные органы о попытках подкупа выглядит логичным требованием при осуществлении служебной деятельности, которое необходимо соблюдать хотя бы для того, чтобы отвести от себя необоснованные подозрения в вымогательстве взяток или воспрепятствовать провокации взятки. Однако в Законе о противодействии коррупции 2008 г. изначально появилась норма о таком уведомлении именно в форме юридической обязанности (отметим, что в Законе о государственной гражданской службе упоминание этой обязанности отсутствует), причем такой, за неисполнение которой следует ответственность в виде увольнения или в других формах, предусмотренных законодательством. Это в полной мере соответствует международным антикоррупционным стандартам^[407].

Между тем, данная обязанность сформулирована в Законе о противодействии коррупции именно для государственных и муниципальных служащих^[408]. Указание данного Закона о распространении этой обязанности также и на лиц, замещающих государственные и муниципальные должности, отсутствует. Для этого могут быть различные основания: а) особенность статуса высших должностных лиц, которые зачастую не имеют «представителя нанимателя», которому среди прочего направляют свои уведомления служащие, б) обращение, направленное со стороны высшего публичного должностного лица о подобном факте в правоохранительные и иные органы приобретает не просто информационный характер, а является руководством к действию, поэтому термин «уведомление» является не совсем корректным, в) склонение к коррупции не просто рядовых служащих, а высокого должностного лица, например, замещающего государственную должность РФ, является с точки зрения правовой логики событием экстраординарным, которое не может восприниматься в рамках рутинных процедур, на базе которых функционирует государственная служба, и требует особых подходов.