Базовые подходы российской конституционно-правовой науки к исследованию противодействия коррупции

 

В настоящем параграфе ставится вопрос о том, по каким направлениям собственно российская конституционно-правовая наука может наиболее продуктивно осваивать антикоррупционную проблематику. 

Однако перед их характеристикой полезно выделить несколько типов отечественной конституционно-правовой литературы, которая некоторым образом соотносится с проблемой противодействия коррупции, но при этом обходится без использования терминологического аппарата и наработок той области современного междисциплинарного социального знания, которую условно можно назвать «антикоррупционной теорией». 

Несправедливо было бы утверждать, что российские конституционалисты совершенно индифферентны к проблемам антикоррупционного спектра. Так, можно выделить два основных типа исследований, в которые укладывается подавляющее большинство соответствующих работ, где в контексте конституционного права так или иначе поднимаются вопросы, характерные для антикоррупционной дискуссии. 

К первому типу относятся конституционно-правовые исследования, где коррупция рассматривается как общее следствие дисбаланса конституционного правопорядка, как важный индикатор неких фундаментальных сбоев в организации российской государственности (например, к их числу относится ряд работ С.А. Авакьяна^[128], В.Д. Зорькина¹⁴², А.А. Кондрашева¹⁴³, В.И. Илюхина¹⁴⁴, С.М. Шахрая¹⁴⁵ и других конституционалистов). При этом в своих публикациях крупные российские конституционалисты не разбирают досконально коррупционные явления как таковые, коррупция рассматривается обычно как данность, с которой общество справится при общей конституционной санации системы функционирования государственных органов. 

Ко второму типу можно отнести большое количество разнородных исследований, где в русле рассмотрения традиционных конституционноправовых проблем изучаются аспекты, которые сегодня междисциплинарной антикоррупционной научной дискуссией включены в число важнейших проблем противодействия коррупции. При этом часто авторы могут даже не использовать понятия современного антикоррупционного лексикона, не формулировать какие-либо логические связи с проблемами коррупции. К их числу относятся, например, исследования по таким проблемам как: 

- проявления коррупции в избирательном процессе, нарушения в ходе частного финансирования избирательных кампаний, злоупотребление административным ресурсом на выборах, нарушение принципа равенства пассивного избирательного права и т.д. (А.Ю. Бузин, В.В. Вискулова, М.М. Какителашвили, Н.М. Касаткина, Е.И. Колюшин, В.В. Красинский, А.Е. Любарев А.Г. Шин, и др.); 

- гарантии прозрачности деятельности и открытости процесса принятия решений органами государственной власти, воспрепятствование противоправному лоббизму в законодательных и других высших органах государственной власти, и другие вопросы, связанные с обеспечением открытости принятия государственно-властных решений как важнейшего условия успешного противодействия коррупции при организации

                                                                                                                                                                                      

¹⁴³ Кондрашев А.А. Конституционно-правовые аспекты борьбы с коррупцией в РФ: варианты законодательных решений // Актуальные проблемы борьбы с коррупцией и терроризмом в России на современном этапе. Красноярск, 2009. С. 32-36. ¹⁴⁴ Илюхин В.И. О государственном устройстве и противодействии коррупции // Следователь. 2010. № 4. С. 114-132.

¹⁴⁵ Шахрай С.М. О конституции: Основной закон как инструмент правовых и социально-политических преобразований. - М., 2013; Шахрай С.М. Неизвестная Конституция. - М., 2013. 

деятельности органов власти (А.С. Автономов, С.В. Васильева; Н.М. Колосова, М.А. Краснов, А.П. Любимов, В.В. Субочев, Э.В. Талапина, и др.); 

- применение мер конституционно-правовой ответственности в связи с совершением правонарушений, несоблюдением требований или нарушением представителями власти запретов по должности, которые были включены в источники конституционного права в связи с текущей антикоррупционной реформой (И.Н. Барциц, В.Г. Громов, А.А. Кондрашев, С.В. Нарутто, В.В. Невинский, Д.С. Рымарев, и др.) и т.д.  

Едва ли возможно сформировать некий перечень тематических направлений, который исчерпает все грани пересечения традиционных конституционно-правовых проблем и проблем современных антикоррупционных научных разработок. Противодействие коррупции проявляется так или иначе в построении всех значимых элементов политикоправовой системы, включая и конституционно-правовые институты. Коррупция в силу своих свойств является сквозной проблемой организации отношений, связанных с формированием, структурированием и использованием публичной власти в обществе^[129]. 

Но тогда можно поставить следующий вопрос: если в российской конституционно-правовой науке уже имеются некие разработки, которые а) признают проблему коррупции и б) частично обсуждают отдельные проблемы с помощью привычного для конституционного права терминологического аппарата, в чем тогда проблема и почему этих работ оказывается недостаточно? Ответ заключается в том, что конституционноправовая наука, искусственно отмежевываясь от значительного пласта продуктивных междисциплинарных научных разработок, представляющих коррупцию как результат вполне конкретных дефектов устройства взаимоувязанной политико-правовой системы, лишает себя возможности формировать полезные постановки вопросов в государствоведческой теории, которые помогают оценивать развитие конституционно-правовых институтов с точки зрения актуальной практической проблемы, касающейся системы властеотношений. Данная проблема очевидна для представителей других наук, она очевидна и для обыденного восприятия, но оказывается все еще недоступной в полной мере для профильной юридической науки, хотя представители разных научных школ в российской конституционноправовой науке последовательно пытаются вовлекать конституционалистов в обсуждение антикоррупционной проблематики^[130]. 

 Следующая часть данного параграфа посвящена оценке основных направлений научного поиска, которые конституционное право может активнее задействовать в анализе собственно антикоррупционной проблематики, то есть прямо формулировать проблему коррупции как проблему конституционного права, активно используя при этом словарь современного антикоррупционного знания и характерные для него постановки вопросов. 

В настоящее время в российских конституционно-правовых разработках можно проследить черты как минимум трех подходов, которые специально направлены на освоение вовлечения конституционного права в исследование коррупции, т.е. в отличие от указанных выше двух направлений существующей конституционно-правовой литературы рассматривают коррупцию соответственно: а) не как общую, а как конкретную проблему с внутренней сложной структурой, б) активно используют терминологический словарь и постановки проблем междисциплинарных антикоррупционных научных разработок. Данные подходы не являются взаимозаменяемыми, но скорее находятся в соотношении взаимного дополнения. У каждого из них несколько различные акценты и приоритеты в наборе задач, они захватывают несколько различные «слои» антикоррупционной проблематики, рассматриваемой сквозь призму конституционного права. 

Во-первых, на наиболее абстрактном, академическом уровне в пределах конституционного права происходит проработка коррупции как научной категории, ее концептуализация, встраивание в конституционно-правовую теорию как рабочего инструмента. Одним из сравнительно новых направлений для российской конституционно-правовой литературы этого рода стали работы по проблеме становления в системе конституционноправового регулирования особого конституционного принципа противодействия коррупции (антикоррупционного конституционного принципа). Выводы здесь в основном ограничиваются пределами науки, они влияют на конституционно-правовую идеологию, корректируют модуляции восприятия конституционно-правовых институтов у ученых, конституционных юристов, способны повлиять на толкование конституционных положений или решений по казуальным конституционноправовым проблемам в конституционных судах и т.д. Данный подход можно назвать академическим или доктринальным. 

Во-вторых, активное формирование нового, межотраслевого антикоррупционного российского законодательства и появление нормативного выражения национальной антикоррупционной стратегии и национальных планов противодействия коррупции сделали востребованной задачу их научного упорядочения и обоснования. Поэтому в ответ появились работы, связанные с определением конституционно-правовых основ антикоррупционного законодательства. В рамках этого подхода начинает формироваться представление о том, какие нормы Конституции РФ (в их буквальном значении) этого касаются, какие конституционно-правовые институты (при более глубокой постановке вопроса) имеют отношение к противодействию коррупции, в каком взаимодействии они между собой находятся. Кроме того, при этом подходе происходит формирование нормативного отражения конституционного законодательства по всему фронту его пересечения с антикоррупционной проблематикой. Наиболее широким, последовательным и детальным это отражение складывается, разумеется, в вопросе упорядочения властеотношений: при формировании государственных органов и организации их функционирования. В силу очевидности этого проблемного среза, он наиболее представлен в российской конституционно-правовой литературе о коррупции. Данный подход можно назвать нормативистским или связанным с формированием конституционноправовых основ антикоррупционной стратегии и системы антикоррупционного законодательства. 

В-третьих, для формирования образа российского антикоррупционного законодательства, затрагивающего систему властеотношений, требуется его синхронизация с общемировым уровнем требований, современными международными антикоррупционными стандартами. Активное международное общение делает принципиально важной задачу максимального сокращения отставания в формировании и практическом воплощении современных стандартов эффективности деятельности органов власти, которые сегодня несовместимы с широким распространением коррупции. Поэтому подписание международных антикоррупционных документов и принятие на себя страной обязательств по совершенствованию качества различных публичных институтов – закономерное следствие этой политики. В той мере, в которой международные договоры и общепризнанные принципы международного права являются частью национальной правовой системы, российское конституционное право определяет механизм имплементации международных антикоррупционных стандартов. Но в числе параметров, которым государства обеспечивают свое соответствие, есть и довольно широкий фронт стандартов, касающихся особенностей организации властеотношений. Поэтому российская конституционно-правовая наука не только обсуживает механизм внедрения международных антикоррупционных стандартов, но и содержательно преобразует конституционно-правовое законодательство в соответствии с теми из них, которые затрагивают властеотношения. В вопросе адаптации достижений общемирового антикоррупционного движения в российское конституционное законодательство этот подход является наиболее инструментальным, практически ориентированным, прагматическим. В отличие от двух предыдущих подходов он характерен тем, что формирование некой цельной конституционно-правовой доктрины в этом вопросе не является первоочередной задачей, поскольку связан с необходимостью обслуживать конкретные международные обязательства Российской Федерации по уже подписанным международным договорам и соглашениям. Данный подход может быть назван имплементационным, инструментальным, прагматическим. 

Рассмотрим последовательно каждый из этих подходов. 

1. Первый подход связан с обоснованием некоего имманентно присутствующего в конституциях государств особого конституционного антикоррупционного принципа, конституционного принципа противодействия коррупции. Наиболее последовательно этот взгляд в российской конституционно-правовой литературе представлен в недавней одноименной монографии В.И. Лафитского^[131], опирающегося, по его собственному признанию, на ряд работ американского профессора Зефиры Тичаут^[132]. Подход развивается сегодня преимущественно в конституционноправовой литературе англо-саксонских стран в основном в связи с историей американского конституционализма, проблематикой конституционного толкования и проблемами текущей политико-правовой повестки в США. 

Базовая идея этой теории связана с тем, что согласно З. Тичаут отцыоснователи США были одержимы задачей противодействия коррупции, воспринимали саму Конституцию США именно в этом контексте, полагая, что она должна стать системным средством преодоления коррупционных угроз для американского общества. На этом основании, ссылаясь на позицию проф. Дж. Севеджа^[133], она выступает с утверждением, что «Конституция включает принцип противодействия коррупции во многом также, как принцип разделения властей или федерализма. Это – самостоятельный принцип, который встроен в структуру Конституции и должен оцениваться по отдельной шкале измерения, как оцениваются другие принципы при разрешении сложных вопросов, связанных с тем, как мы управляем собой в системе народовластия»^[134].

Согласно В. Лафитскому, этот тезис профессор 3. Тичаут обосновывает, анализируя: «во-первых, задачи борьбы с коррупцией, предопределившие предпосылки создания, ход обсуждения на Филадельфийском конвенте, структуру и содержание Конституции США 1787 г.; во-вторых, эволюцию понятия коррупции как конституционно-правовой категории и ее восприятия как предмета конституционного регулирования в США; в-третьих, содержание конституционного принципа противодействия коррупции и его значение в обосновании современных конституционно-правовых решений США; в-четвертых, факторы, требующие возвращения к тому восприятию коррупции, которое было характерно для отцов-основателей США и “которое очень созвучно опасениям современных американских граждан, которые считают коррупцию, как бы концептуально ни была неразвитой эта идея, одной из главных угроз существующей форме правления. Понимание коррупции как угрозы и внедрение такого ее понимания в конституционное право необходимо... в условиях внутреннего упадка политической жизни вследствие стремления к власти и к богатству народных представителей, облеченных властью, и существующих элит, как основной и постоянной угрозы для нашей демократии”»^[135]. При этом основная цель американского автора состоит в том, чтобы доказать, что противодействие коррупции является «фундаментальным конституционным принципом, которым должен руководствоваться Конгресс США, восстанавливая недостающие очень мощные сдерживающие конституционные ограничения»^[136]. 

В свою поддержку З. Тичаут привлекает известных в США авторов, обосновывающих значимость глубокой оценки исторического контекста принятия Конституции для корректного понимания ее истинного смысла и назначения, таких как Ч. Блэк^[137] и Л. Трайб^[138], а также для выявления принципов, которые скрыты за буквальным содержанием конституционного текста, в данном случае – антикоррупционного принципа. Подход З. Тичаут имеет своих сторонников и преломляется в практической деятельности в рамках конституционных судебных процессов^[139] в США, но также имеет и последовательных критиков, которые опасаются, что чрезмерно широкое понимание коррупции у З. Тичаут, будучи воспринятым официальными инстанциями, может посягать на права граждан и групп интересов, которые пытаются отстаивать свои собственные интересы, а не действуют альтруистически в интересах всего общества¹⁵⁷. 

 Выскажем также несколько небольших критических суждений в отношении этого подхода. Зарубежная литература довольно традиционно в последнее время в специальных исследованиях рефлексирует о наличии в конституциях положений антикоррупционного содержания. Этому способствует включение в их тексты запретов на совмещение ряда государственных должностей с другими видами деятельности, ограничений на прием подарков и прочие буквально содержащиеся в тексте основных законов нормы (в том числе и в Конституции США¹⁵⁸), антикоррупционный характер которых трактуется однозначно и не нуждается в каком-либо обосновании. Но также существует литература, которая усматривает в конституциях, включая американскую, имплицитные антикоррупционные смыслы независимо от З.Тичаут^[140]. Но особенностью этих работ является то, что в них отсутствует претензия на формулирование некоего конституционного антикоррупционного принципа, равновесного принципу федерализма или принципу разделения властей. Действительно, подобное утверждение видится наиболее слабым звеном теоретической позиции З. Тичаут, по крайней мере, с точки зрения устоев российской конституционной юриспруденции. 

Стоит начать с того, что основы современного антикоррупционного мышления, где коррупция предстает ключевой проблемой национальных правопорядков и международной дипломатии, доступной системному правовому решению, складывались во второй половине XX в. и в более или менее систематизированном виде оформились в 1990-2000-х гг. Как раз на это время и приходятся работы Дж. Севеджа и З. Тичаут. Но если согласно В.И. Лафитскому последняя впервые осуществила доктринальное обоснование конституционного антикоррупционного принципа только к 2009 г., то становится очевидным, что это оказалось возможным именно по той причине, что международная антикоррупционная повестка сделала исследователей более чувствительными к этой проблематике. На этом основании сложно утверждать, что некий антикоррупционный принцип в конституциях был заложен изначально наряду, например, с принципом разделения властей, по поводу которого складывается обширная мировая литература, по меньшей мере, в течение трех последних столетий. 

Между тем, бесспорным является факт того, что борьба со злоупотреблениями властью в личных целях – основа демократического движения как такового. Вряд ли серьезным сомнениям подлежат утверждения о том, что идеи противодействия этому явлению лежали в основе многих демократических механизмов. Однако на юридическом языке конца XVIII в. они формулировались не в виде «конституционного принципа», а в виде ожиданий отцов-основателей, что сбалансированная модель власти, механизмы взаимного и общественного контроля сделают должностные злоупотребления в политике менее вероятными. 

И все же при всем этом можно признать, что для американской конституционно-правовой науки, активно обсуждающей доктрину «живого права», является вполне актуальной проблема установления того, что в действительности могли иметь в виду отцы-основатели при создании конституционного текста, и как это теперь должно отразиться в решениях Верховного суда США. Но для континентального правового уклада такая постановка вопроса воспринимается в другом теоретическом и законодательном контексте. 

Так, в российской конституционно-правовой науке требуются значительно более определенные основания для признания некой идеи конституционным принципом. Последний принято понимать как руководящее начало конституционно-правового регулирования, которое обладает высшей степенью нормативной обобщенности и предопределяет развитие системы правового регулирования. То есть, не будучи представленной в тексте конституции, соответствующая идея не может считаться в строгом смысле слова «конституционной» с формальной точки зрения. Однако, если она имеет отношение к формированию базовых черт конституционной идеологии, то она может быть признана принципом конституционализма. А если она представляет собой некую

«мировоззренческую позицию, закономерность, выявленную практикой, или сформулированное умозрительно положение, являющееся плодом научной мысли...»^[141] и имеет «фундаментальное или важное значение для развертывания конституционно-правового знания», то мы можем говорить о принципе науки конституционного права. 

Приведенная позиция З. Тичаут о том, что «антикоррупционный принцип» эквивалентен в американской Конституции таким конституционным принципам, как принцип разделения властей или федерализм, вероятно, имеет право на существование, поскольку в конституции США конституционные принципы не кодифицированы в тексте основного закона, как это имеет место в современных конституциях в специальном разделе об общих положениях (основных положениях, основах конституционного строя, основных принципах и т.д.). Такая постановка вопроса в американской литературе даже если и не доказана, то оправдана. Однако в Конституции РФ 1993 г. перечень «конституционных принципов» имеет более четкие формальные очертания. И можно совершено определенно сказать, что в явной форме принцип противодействия коррупции в российской Конституции не обозначен. Нельзя отбрасывать вероятность, что Конституционный Суд РФ усмотрит данный принцип между строк текста Конституции РФ в качестве имплицитно предполагаемого принципа подобно Зефире Тичаут, но есть и другой путь. 

Полагаем, что корреляция между идеей противодействия коррупции и конституционными принципами в России при действующей Конституции РФ носит несколько иной характер. Тезис о необходимости очищения государства от коррупционных практик, построение такой системы власти, где каждый ее представитель служит народу, общим интересам, а не себе или интересам властвующей группы – это часть содержания одной из наиболее фундаментальных основ конституционного строя, принципа народного суверенитета (ст. 3). В той степени, в которой народный суверенитет обеспечивается другими конституционными принципами, например, признанием прав и свобод человека высшей ценностью, разделением государственной власти на законодательную, исполнительную и судебную, разделением государственной власти на федеральную и власть субъектов Федерации и прочими, последние одновременно становятся и гарантиями идеи противодействия коррупции как смыслового элемента принципа принадлежности власти народу (народного суверенитета). 

То есть идея противодействия коррупции в системе публичной власти – это не некий принцип, эквивалентный другим конституционным принципам, а часть содержания одного из наиболее фундаментальных из них. И в той степени, в которой народный суверенитет является конституционной характеристикой демократии, противодействие коррупции образует часть содержательной стороны демократической государственности. 

При отсутствии в конституционном законодательстве явных для всех наблюдателей нормативных свидетельств восхождения мер по противодействию коррупции к конституционной характеристике российского государства как демократического, антикоррупционная логика конституционного регулирования может поступательно наращивать свое представительство через ряд направлений. Во-первых, путем судебных толкований конституционного текста в решениях Конституционного Суда РФ. Институт конституционной юстиции предназначен улавливать и формулировать важнейшие для российской государственности смыслы для их развития в текущем законодательстве и практике. Во-вторых, в научной доктрине посредством обоснования проблематики противодействия коррупции как части исконного конституционно-правового материала. Собственно формат развития идеи противодействия коррупции (будь то в виде принципа науки конституционного права, или принципа конституционализма, который изучает конституционно-правовая наука) представляется не таким важным на данном этапе: российская конституционно-правовая наука пока еще так мало осведомлена о многообразии коррупционных проявлений в системе конституционноправовых отношений, что ее уход в сторону теоретических спекуляций о соотношении понятий можно рассматривать как наименее правильную реакцию. В настоящее время присутствует значительно большая потребность в том, чтобы обобщать объемный полевой материал средствами конституционно-правовой науки и устанавливать связи с категориями других наук, которые продвинулись в этой области практических проблем немного дальше. 

Между тем, не стоит упускать из виду возможные перспективы развития конституционно-правовых разработок в этом вопросе. Вполне вероятно, что позиция З. Тичаут и В. Лафитского обогнала время, и кажущееся сегодня сомнительным утверждение о том, что антикоррупционный принцип содержится в тексте конституции, через определенное время в рамках дальнейшего давления антикоррупционной повестки на конституционное законодательство и изменения доктрины конституционного права, придется кстати и будет обосновываться более органично. Не случайно многие известные российские конституционалисты довольно давно уже говорят о том, что в российской Конституции целесообразно закрепить функцию государства в сфере борьбы с коррупцией^[142]. По мнению ряда других авторов, антикоррупционная деятельность государства достойна того, чтобы выделить ее в системе первоочередных функций государства в отдельное направление: «Если до сих пор функция борьбы с преступностью (шире – охраны правового порядка) включала в себя и борьбу с коррупцией, то сегодня антикоррупционная политика должна стать самостоятельной функцией государства»¹⁶². Наиболее выразительным средством для этого было бы внесение в Конституцию РФ положений, которые об этом свидетельствуют (в зависимости от задумки авторов, например, как в виде дополнения основ конституционного строя некой новой характеристикой или принципом, так и в виде дополнения положений о функциях и полномочиях высших органов власти, разграничении полномочий и т.д.) Несмотря на то, что предложение о закреплении в Конституции антикоррупционной функции государства отличается от утверждения о наличии в ее тексте имплицитно предполагаемого конституционного принципа, по содержанию и по форме возможного нормотворческого решения, обе идеи явно говорят о том, что мы имеем дело не с тупиковым направлением развития научных изысканий, и оно нуждается в дальнейшей разработке. 

 В заключение к характеристике этого подхода можно сказать о его благотворном влиянии на развитие конституционно-правовых знаний в области противодействия коррупции по целому ряду причин. 

Во-первых, этот подход подтверждает, что антикоррупционная проблематика не является чуждой для конституционного права, но, напротив, определяется как исконная, имманентная, имплицитно присутствующая в системе базовых конституционно-правовых категорий.

Во-вторых, он стимулирует достаточно глубокую теоретическую рефлексию о поиске антикоррупционных смыслов в Конституции. Отсутствие буквальной формулировки в ее тексте некоего антикоррупционного принципа не означает, что идеи противодействия коррупции не были заложены в нее изначально. По нашему представлению, уровень этих антикоррупционных смыслов глубже, чем полагает З. Тичаут, поскольку он отражен на более фундаментальном уровне в качестве содержательного наполнения конституционного принципа народного суверенитета. В той мере, в которой коррупция как злоупотребление публичными полномочиями ради личной выгоды разрушает гармонию отношений между народом и властью, подрывается основа самого принципа народовластия. 

В-третьих, столь академический подход полезен и в практике. Российский Конституционный Суд при рассмотрении дел, вытекающих из отношений, связанных с реализацией антикоррупционного законодательства, пока не ввел для себя обычай изыскивать антикоррупционные смыслы в первой главе российской Конституции. Причина может быть в том, что большая часть его решений на этот счет связана с жалобами граждан, занимающих различные публичные должности, на отдельные ограничения, вводимые российским антикоррупционным законодательством, поэтому в основном оперирует отсылками ко второй главе Конституции РФ. Вероятно, при рассмотрении более фундаментального вопроса, который потребует от Конституционного Суда РФ подкрепить аргументами неуклонность развития российской антикоррупционной реформы, он сможет высказаться и по поводу основ конституционного строя, питающих законодательство о противодействии коррупции. 

В-четвертых, погружение в историю даже самых давних и авторитетных конституций вроде американской, а также экскурс в историю создания конституций в других странах и в другие эпохи (который был проведен в указанной монографии В. Лафитским, вдохновленным подходом З. Тичаут), показывают, что борьба с должностными злоупотреблениями в системе власти повсеместно является одной из совершенно практических задач, которую ставят перед собой «отцы-основатели» в любом государстве, закладывая структуру и порядок функционирования органов власти в новые конституции. 

 2. Второй подход, связанный с активным вовлечением в конституционное право антикоррупционной проблематики, направлен на формирование систематизированных представлений о конституционноправовых нормативных основах антикоррупционной политики государства и его антикоррупционного законодательства. В отличие от указанного выше, данный подход в большей степени нацелен на нормативное строительство, чем на поиск предполагаемых смыслов, с самого начала имплицитно присутствующих в уже существующих конституционных нормах. Его логика связна с тем, чтобы решить первоочередную задачу объективации правовой нормы в источниках конституционного законодательства с тем, чтобы они в этом качестве, встроившись в систему с другими нормами, начали приводиться в действие ответственными субъектами в ходе правоприменительного процесса. Данный подход не исключает предыдущий, а дополняет его. 

В целом для литературы, которая отражает рассматриваемый нормативистский подход, характерны следующие основные черты: 

- во-первых, имеется выраженное стремление классифицировать все возможные проблемы коррупции, уложив их в некую систему, которая по мысли авторов должна управляться конституционным правом. В этом смысле подход является дедуктивным, системным, обзорным, описательным. Не случайно он оказывается востребованным в общей и в конституционноправовой учебной литературе^[143], в особенности в разделах о характеристике правовых основ государственной антикоррупционной политики; 

- во-вторых, значительный акцент в работах обычно делается на «конституционно-статусных составляющих» государственного механизма антикоррупционной стратегии Российской Федерации, что означает большое внимание к характеристике статуса и полномочий высших органов власти и иных государственных органов, имеющих отношение к выработке и реализации национальной антикоррупционной стратегии^[144]; 

- в-третьих, обзор действующего российского специализированного антикоррупционного законодательства занимает значительную часть исследований в рамках этого подхода, в то время как конституционноправовые проблемы, которые являются антикоррупционными по содержанию, но регулируются в силу традиции без активного использования современного антикоррупционного нормативного словаря, часто оказываются лишены внимания авторов. 

Поскольку этот подход наиболее привычен для российского юридического мышления и в силу того, что он нацелен на освоение уже имеющегося нормативного материала, в его рамках написано большинство конституционно-правовых работ, анализирующих прикладные, практические антикоррупционные проблемы:

по отдельным направлениям их соприкосновения с конституционным правом (например, О. Брежнев^[145], А. Иванов^[146], А. Кондрашев^[147], А.

Полукаров^[148] и другие^[149]);

- при подготовке кандидатских диссертаций по конституционноправовой и теоретико-правовой специальностям (например, П. Гуцев^[150], П. Коннова^[151], И. Охотский^[152], Г. Хорольский^[153] и др.);

- характерно, что имеющиеся докторские диссертации, специально включающие анализ антикоррупционной проблематики в рамки конституционно-правовой специальности, защищены практиками, для которых является вполне органичной задачей адаптация конституционного права к новому антикоррупционному законодательству (в данном случае, рассмотренному через призму конституционных основ государственной службы и муниципальной службы – С.В. Качушкин^[154], С.Ю. Фабричный^[155]).

В духе данного подхода пишутся работы, затрагивающие конституционно-правовые основы противодействия коррупции учеными-

юристами иных правовых специальностей и представителями неюридических специальностей (например, Е.В. Охотский^[156], А.Ю. Пиджаков^[157], Р.М. Психомахов^[158], Ю.В. Трунцевский^[159]).

Важная часть исследований конституционно-правовых основ антикоррупционной политики связана с анализом текста российской Конституции на предмет идентификации конкретных норм антикоррупционного содержания и с выработкой предложений по совершенствованию ее положений, а также с проведением сравнительного анализа зарубежных конституций с целью формирования представлений о подходах к конституционной систематизации ключевых антикоррупционных задач в других странах. 

 В первом случае подвергаются рассмотрению нормы Конституции РФ, главным образом, по следующим вопросам:

- полномочия Президента РФ, Совета Федерации, Государственной Думы, Правительства РФ, Конституционного Суда РФ, прокуратуры и других органов власти в определении основ антикоррупционной политики

(ст. 83, 102, 103, 114, 125, 129 и др.); 

- право на равный доступ граждан к государственной службе (ч. 4 ст.

32);

- процессуальные права граждан и принципы судебного процесса, прочтение которых начинает претерпевать определенную эволюцию в новых условиях (ст. 45 - 54), включая принцип презумпции невиновности (ст. 49); положения о выдаче и высылке граждан Российской Федерации и иностранцев в связи с международным сотрудничеством в сфере

противодействия коррупции (ч. 1 ст. 61, ч. 2 ст. 63); 

- разграничение полномочий между Российской Федерацией и субъектами РФ в вопросах формирования и реализации антикоррупционной политики (ст. 71-73); 

- специальные ограничения для высших должностных лиц, которые сегодня однозначно трактуются как антикоррупционные (например, запрет депутатам Государственной Думы заниматься другой оплачиваемой деятельностью, ч. 3 ст. 97); и т.д. 

 Во втором случае, то есть при проведении сравнительного анализа зарубежных конституций на предмет выявления норм антикоррупционного характера, выделяют несколько основных тематических блоков. 

К примеру, аналитики Трансперенси Интернешнл, изучая действующие конституции, объединяют их в следующие группы: 

- конституции, где создаются механизмы обеспечения добросовестности и подотчетности государственных должностных лиц, включая страны, где тексты непосредственно содержат требования по декларированию активов, принятию кодексов поведения и положения об урегулировании конфликта интересов для всех государственных должностных лиц (например, Белиз (1981 г.), Колумбия (2005 г.) и Сербия (2006 г.));