Восточный» тип правового регулирования, или «сетевой коммунитаризм»

Несмотря на обилие взглядов на типологизацию подходов к регулированию Интернета в разных странах, с точки зрения реализации прав и свобод человека представляется необходимым выделить два основных подхода. Первый мы условно назовем «сетевым коммунитаризмом». Он означает, что приоритетом в регулировании интернет-отношений являются интересы государства и общества (обеспечение государственной безопасности, общественной нравственности, социального порядка и т. д.). Соответственно такой подход допускает любые ограничения индивидуальной свободы интернет-пользователей, если того требуют, по мнению органов государства, публичные интересы. Чаще всего этот подход применяется в странах юго-восточной Азии и арабского Востока, поэтому (опять же условно) его можно назвать «восточным» типом правового регулирования.

Другой подход – обозначим его как «сетевой либерализм» – уходит корнями в ценности классического либерализма, родиной которого являются Западная Европа и Соединенные Штаты Америки (поэтому также будем называть его «западным» типом правового регулирования). В его основе лежит идея индивидуальной свободы, которая (свобода) может подвергаться определенным ограничениям в публичных интересах, но эти ограничения должны быть минимальны, обоснованны и пропорциональны той общественно значимой цели, которую предполагается достичь за счет этих ограничений. Поэтому для данного подхода характерен постоянный поиск баланса частного интереса пользователей и публичного интереса.

Можно выделить две сферы правового регулирования Интернета, где различия между указанными подходами проявляются сильнее всего. Во-первых, это фильтрация интернет-контента и блокировка веб-сайтов, содержащих запрещенную к распространению информацию. Здесь возникает противопоставление, с одной стороны, свободы интернет-пользователей в поиске и распространении информации и выражении мнений, с другой – желания государства пресечь распространение информации, способной причинить вред государственным и общественным интересам. Во-вторых, это обеспечение неприкосновенности частной жизни интернет-пользователей, в том числе защита их персональных данных. Здесь также сталкиваются частный и публичный интересы: первый заключается в стремлении пользователей сохранить конфиденциальность информации о себе (включая информацию о посещенных сайтах, поисковых запросах, коммуникациях и т. д.), а также в определенных случаях анонимность; второй состоит в стремлении государства получить максимум информации о своих гражданах, чтобы использовать ее для предотвращения преступлений, а также деятельности, способной подорвать устои государства и общества.

Выделение этих (как, впрочем, и любых других) подходов достаточно условно: в ряде восточных стран наблюдается тенденция к либерализации интернет-регулирования, в то время как страны Запада часто пытаются его ужесточить, вводя более строгие правила интернет-фильтрации и процедуры идентификации пользователей. Кроме того, в законодательстве многих стран (в том числе в Евразии, Африке, Латинской Америке) невозможно отчетливо выделить определенный подход (к таким странам можно отнести и Россию).

В данном параграфе будет рассмотрен «восточный» подход на примере Китайской Народной Республики и стран традиционного ислама.

В Китайской Народной Республике регулирование прав человека исходит из приоритета общественных и государственных интересов над интересами индивидов. Регулирование реализации прав человека в Интернете в этой стране – одно из самых развитых и одновременно наиболее сложных и запутанных в мире. Первые нормативные правовые акты в данной сфере стали появляться еще в первой половине 1990-х гг. Так, изданные Государственным советом КНР 18 февраля 1994 г. Инструкции по защите безопасности информационных компьютерных систем предусматривали контроль за «создающими угрозу интересам государства или коллективов» действиями пользователей в компьютерных системах, а также за распространением «вредного для общественной и государственной безопасности» контента.

Уже тогда официальный Пекин был обеспокоен тем, чтобы не допустить проникновения оппозиционных идей во Всемирную сеть. Основанием для опасений служили события, произошедшие в 1989 г. на площади Тяньаньмэнь: тогда студенческие выступления координировались при помощи китайских и иностранных средств массовой информации^[120].

В скором времени акцент был смещен с регулирования действий индивидов, в том числе их доступа к Интернету, в сторону регулирования функционирования компьютерных сетей. В числе причин называют, во-первых, осознание невозможности установления полного контроля за поведением каждого человека в Интернете и, вовторых, усиливавшуюся критику китайских властей международным сообществом, способную нанести урон имиджу Республики на глобальных рынках информационного обмена^[121]. В то же время ранее установленные ограничения и запреты не были сняты: напротив, на смену им приходили еще более строгие правила, сужающие пространство индивидуальной свободы.

В сентябре 2000 г. Государственный совет утвердил документ «Административные меры, связанные с информационными услугами в сети Интернет». Статья 15 данного акта содержала перечень «нежелательных» сведений, производство, копирование, опубликование и распространение которых в стране запрещалось (впервые попытка определить круг такой информации была сделана еще в 1997г.) и которые подлежали блокированию в сети Интернет. В перечень была включена информация, которая:

вступает в противоречие с принципами Конституции Республики; представляет угрозу безопасности страны, разглашает государ-

ственную тайну, содержит призывы к государственному перевороту или нарушению целостности государства; посягает на авторитет и интересы страны;

разжигает ненависть среди этнических групп, подстрекает к дис-

криминации или нарушению национального единства; нарушает политику государства в отношении религий, пропаган-

дирует жестокие культы или феодальные предрассудки;

направлена на распространение ложных слухов, нарушает обще

ственный порядок или наносит вред социальной стабильности; содержит клевету или оскорбления в отношении других лиц и

тем самым нарушает их законные права и интересы; имеет иное содержание, запрещенное законами или администра-

тивными актами.

Тогда же, в 2000 г., в Китае была учреждена «интернет-полиция», в которой служат порядка 30 тыс. специалистов в области компьютерных систем и информации^[122]. Государственными органами стало использоваться специальное программное обеспечение, в том числе для обнаружения и фильтрации электронных писем, содержащих комбинации «опасных» с точки зрения государства слов, а также для блокировок «опасного» контента (например, о независимости Тайваня или Тибета). В сентябре 2002 г. был заблокирован доступ к поисковой системе Google. Одновременно проводилась работа и по контролю за доступом пользователей к Интернету. Так, после пожара, случившегося в 2002 г. в одном из интернет-кафе в Пекине и унесшего жизни 24 человек, правительство закрыло свыше трех тысяч интернет-кафе, а остальным запретило работать по ночам.

Массовые волнения в Синьцзян-Уйгурском автономном районе в 2009 г. привели к отключению Интернета во всем регионе, а также блокировке сервиса микроблогов Twitter, с помощью которого, по мнению властей, распространялись призывы к беспорядкам. В тот же период было принято законодательство, регулирующее оказание услуг в сети Интернет. В соответствии с ним поставщики интернет-услуг обязаны иметь соответствующую лицензию Министерства промышленности и информатизации. Только в 2009 г. был заблокирован доступ более чем к 100 тыс. сайтов провайдеров услуг, не получивших такой лицензии. В рамках начавшейся в январе 2009 г. кампании по борьбе за «сетевую чистоту» были закрыты более миллиона сайтов с порнографическим содержанием^[123].

Развитие получили меры не только организационного, но и технического характера. В 2009 г. в Китае стартовал крупномасштабный проект «Золотой щит» (Golden Shield), частью которого стал «Великий китайский фаервол» – система фильтрации содержимого китайского сегмента Интернета. Проект представляет собой систе му серверов на интернет-канале между интернет-провайдерами и международными сетями передачи информации, осуществляющих блокировку сайтов с «вредным» содержимым^[124]. Сегодня Golden Shield не ограничивается блокировками. Он превратился в комплексную систему обеспечения безопасности, включающую сквозную идентификацию пользователей (аутентификацию по паспорту), антивирусные системы, мониторинг «вторжений», контент-фильтрацию, видеомониторинг и даже системы распознавания лиц^[125].

Китайское законодательство в области регулирования Интернета остается разрозненным, хотя попытки его кодификации предпринимаются. Так, в 2017 г. вступил в силу Закон о кибербезопасности, в который были включены некоторые правила из более ранних нормативных актов. Закон является логическим продолжением принятого в 2015 г. Закона о национальной безопасности, наделявшего уполномоченные государственные органы правом незамедлительно блокировать интернет-ресурсы, представляющие угрозу безопасности страны^[126].

Как следует из названия Закона 2017 г., предметом его регулирования являются именно отношения безопасности, а не реализация прав и свобод в Интернете. Вместе с тем закрепленные в Законе нормы существенно ограничивают данные права и свободы, поскольку в качестве приоритетов регулирования его ст. 1 называет коллективные ценности – «обеспечение сетевой безопасности, защиту суверенитета киберпространства и национальной безопасности, отстаивание социальных и общественных интересов». В число целей Закона входит и защита законных прав и интересов граждан, юридических лиц и других организаций, но в той мере, в какой это необходимо для «содействия здоровому развитию информатизации экономики и общества».

Закон, по сути, отменяет анонимность в сети: «При регистрации доступа в Интернет, регистрации в социальной сети, подключении стационарного телефона или мобильной связи, предоставлении клиенту услуг публикации информации или ее передачи, при подписа нии соглашения (об оказании услуг) клиент должен предоставить подлинное удостоверение личности. Если оно не будет предоставлено, то оператор услуг не имеет права на обслуживание клиента». Одновременно предусмотрена обязанность государства «принимать стратегию по разработке технологий и созданию надежных средств удостоверения личности, а также их взаимного признания»^[127]. Фактически запрет на анонимность был установлен еще раньше: в марте 2015 г. Департамент информации принял «10 правил аккаунтов», согласно которым администрация каждого сайта обязана запрашивать у пользователя подтверждение его личности^[128].

Таким образом, система регулирования интернет-отношений в КНР существенно ограничивает базовые права и свободы человека – свободу выражения мнения, тайну переписки, право на неприкосновенность частной жизни (обязательная аутентификация интернет-пользователей фактически означает, что в виртуальном пространстве «частная жизнь» как таковая не признается, она занимает подчиненное положение по отношению к общественным и государственным интересам). Ситуация осложняется весьма запутанным законодательством в данной сфере регулирования (ядром которого, очевидно, выступает законодательство о безопасности) и расплывчатым определением интернет-контента, распространение которого подлежит ограничению.

Тем самым государственным органам предоставлено широкое усмотрение при решении вопросов о блокировке того или иного интернет-ресурса или интернет-сервиса. В условиях жесткой фильтрации информационных потоков и практически полного отсутствия пределов ограничений у государства появляются колоссальные возможности для пропаганды и манипулирования общественным мнением^[129]. П. В. Трощинский констатирует, что «действующее законодательство КНР в сфере обеспечения информационной безо- пасности достаточно жестко реагирует на любые нарушения интересов государства в указанной сфере. Более того, вся правовая си-

стема современного Китая сформирована таким образом, что закон и право поворачиваются правоприменителем только в сторону защиты интересов государства»^[130].

Подобный подход характерен и для многих других стран ЮгоВосточной Азии, а интернет-фильтрация часто применяется для ограничения доступа к информации, неприемлемой для официальных органов государства по политическим соображениям. Так, в Южной Корее установлен законодательный запрет на доступ к северокорейским сайтам. Согласно корейскому Закону о национальной безопасности не только распространение, но и чтение пропагандистских материалов о КНДР может повлечь тюремное заключение. Параллельно в Южной Корее введена система, позволяющая властям при желании определить, какой человек пользуется тем или иным псевдонимом в Интернете^[131]. В Бирме зафиксированы случаи блокировки сайтов международных правозащитных организаций, а во Вьетнаме – сайтов с информацией об этнических меньшинствах^[132].

Схожая логика правового регулирования Интернета наблюдается в ряде арабских государств, а также в Иране. Для стран традиционного ислама (особенно для тех, где ислам провозглашен в качестве официальной религии) характерно специфическое понимание прав и свобод человека, существенно отличающееся от того, как данный институт понимается в странах Запада, где он зародился несколько веков назад.

Свобода слова – несмотря на то что она закреплена в конституциях практически всех стран традиционного ислама – выводится мусульманскими правоведами из Корана. Статья 22 Каирской декларации прав человека 1990 г., принятой государствами-членами Организации Исламская конференция, также связала свободу выражения мнения с необходимостью соблюдения норм шариата. Согласно документу информация «не может быть использована или употреблена таким образом, чтобы это нарушало святость и достоинство пророков, подрывало моральные и этические ценности или... наносило ущерб обществу или ослабляло его веру». Такая интерпретация свободы выражения мнения позволяет национальному законодателю существенно ограничивать данную свободу – в том числе в Интернете – обусловливая это необходимостью следования нормам нравственности и морали, имеющим основу в канонических текстах^[133]. Особенно это заметно в теократических государствах, в которых ислам является официальной религией (Саудовская Аравия, Оман, ОАЭ, Йемен, Иран и др.). В государствах, провозглашающих себя светскими (Алжир, Тунис, Марокко), степень ограничений обычно несколько меньше.

Основными способами ограничения свободы выражения мнения в рассматриваемых странах выступают установление уголовной ответственности за высказывания, идущие вразрез с религиозными принципами, а также фильтрация интернет-контента. В последнем случае под ограничения попадают, в частности, информация о распространении оружия и наркотиков, порнография, религиозные искажения ислама и иная информация, противоречащая его нормам^[134]. В законодательстве этих стран в качестве целей интернет-фильтрации, как правило, названы укрепление национальной безопасности (Марокко), сохранение политической стабильности (Ливия, Иордания), сохранение традиционных ценностей (Судан, Оман) либо все три цели (Иран, Пакистан, Саудовская Аравия, Сирия, Тунис, ОАЭ)^[135].

Как и в Китае, в исследуемых странах отсутствуют кодифицированные акты, регулирующие интернет-отношения. Обычно к данным отношениям применяется законодательство о прессе и телевидении. В Омане, например, в соответствии с Законом о печати и прессе 1984 г. государство имеет право подвергать цензуре материалы, которые сочтет оскорбительными в политическом, культурном или сексуальном отношении^[136]. Бахрейн законодательно установил цензуру интернет-изданий и печатных изданий в 2002 г. Часто для осуществления контроля за Интернетом, в том числе для наказания оппозиционных блогеров и интернет-активистов, используется законодательство о безопасности, о противодействии терроризму. Данная тенденция усилилась после событий «арабской весны», в числе последствий которых можно назвать блокировку в ряде стран (Бахрейне, Египте, Сирии и т. д.) социальных сетей Twitter и Facebook, а также популярных ресурсов Wikipedia, Hotmail и Amazon, сайтов западных СМИ.

Специальные законодательные акты об Интернете приняты, например, в ОАЭ и Саудовской Аравии. Они предусматривают широкие перечни информации, подлежащей блокировкам. В Тунисе контроль за интернет-контентом распространялся не только на открытые источники, но и на электронную почту и сообщения пользователей и использовался, в том числе, для борьбы с политической оппозицией. Во время «Жасминовой революции» в Тунисе было создано подразделение «киберполиции», отслеживающее пользователей сайтов, рассматривавшихся государством как «подрывные». Однако в 2011 г. меры государственного контроля были значительно ослаблены. Для отслеживания деятельности и определения местоположения конкретных пользователей интернет-контроль используется и в Бахрейне^[137].

В ряде стран контроль за поведением пользователей возложен на интернет-провайдеров. Так, в Омане компания-монополист «Омантел» следит за тем, чтобы «пользователи не совершали противоправных действий, противоречащих системе социальных, культурных, политических, религиозных или экономических ценностей Султаната Оман, или могли нанести ущерб третьей стороне»^[138]. Правом контроля за сообщениями пользователей обладает и компания «ТелеЙемен» в Йемене. В Саудовской Аравии, Омане, Сирии, Йемене и других государствах существуют специальные требования, касающиеся работы интернет-кафе, в частности правило об обязательной идентификации пользователей.

Жесткий контроль интернет-активности наблюдается и в Иране. Еще в 2004 г. там был принят Закон о наказании за преступления в области Интернета, а Уголовный кодекс Республики предусматривает за подобные преступления, в том числе, смертную казнь (так, в 2014 г. иранский блогер С. Араби был показательно осужден и приговорен к смертной казни за оскорбление пророка Мухаммеда)^[139]. Законодательные нормы устанавливают существенные ограничения для содержания веб-сайтов, а иранский сектор Интернета снабжен многочисленными техническими фильтрами. Иранские блогеры должны проходить процедуру регистрации в Министерстве культуры и исламской ориентации.