Глава 4. Консерватизм и либерализм в контекстероссийской культуры

 

Необходимость поиска общественного идеала, отражающего духовный опыт и традициирусской культуры и способного дать социальные и индивидуальные ориентиры бытия, вызвана прежде всего переживаемыми российским обществом внутренними проблемами.

Во-первых, идеология нового мышления и либерально-демократические ценности в реальности оказались механизмом разрушения государственности, культуры, экономики. Принцип плюрализма, который является центральным в социальной философии демократического общества, оценивается в контекстероссийской специфики как способ деградации культуры “к равнодушию и к потере всякой глубины”, к “бессмыслице и плюрализму заблуждений и лжей” (А.И.Солженицын), к центробежному разброду мысли и энтропии нравственности. Ведя к утрате различий между положениями истинными и ложными, между несомненным добром и несомненным злом, плюрализм не допустим в духовно-нравственной сфере, которая утверждает абсолютную, надличностную систему ценностей и идеалов. [114]

Во-вторых, ценности рыночной экономики и индивидуального предпринимательства в том виде, в каком они сегодня навязываются народу, отторгаются национальной психологией и пока не принимаются российским менталитетом как “свои”. Пропаганда рыночной экономики в качестве самоцели (что само по себе является абсурдом) с обещаниями массовой безработицы лишает большинство населения возможностей и перспективы адаптироваться к новой хозяйственной модели. Идея потребительства и материального обогащения, неразрывно связанная с западной моделью рыночных отношений, если и будет когда-либо принята большинством, станет началом конца не только культуры, но и природы. Уже сегодня мир говорит о том, что экологическая целесообразность требует немедленной перестройки сложившейся психологии непрерывного экономического роста и накопления богатств. Этот путь, по которому шли страны западного мира, сегодня закрыт. Альтернатива ему - “собирать свои сокровища на небесах”, накапливать духовные ценности, создание которых не отравляет естественную среду обитания человека.[115] В общественном сознании россиян постепенно складывается понимание подлинной сути западной культуры, которая агрессивным утверждением ценностей потребительства, гедонизмаи образом “райского наслаждения” компенсирует духовную бедность и экзистенциальную пустоту, демонстрируя иллюзию реализации творческого потенциала личности через единственно доступные формы свободы - самовыражения и потребления.

В-третьих, резко падает статус демократиикак эффективной формы государственного устройства, которая ассоциируется сегодня с такими явлениями как развал, смута и связывается с потребностью в самовыражении лишь небольшой группы радикальной интеллигенции на фоне резкого обнищания большинства населения. Сегодня с большой уверенностью можно предполагать, что демократические идеи в России свою задачу уже выполнили, став одним из средств в расширении личностных и социальных свобод в тоталитарном коммунистическом обществе.[116]

В очередной раз терпит полное поражение идея построения в России правового государства по западному типу, причем, не только фактически (политически), но и идеологически, мировозренчески. И проблема здесь заключается не только в правовой некомпетентности законодательных органов, низкой исполнительской дисциплине региональных структур власти или в отсутствии правовой культуры населения - отторжение права на бытовом уровне имеет глубокое идеологическое обоснование. Еще славянофилы видели в попытках “оправовления” России вредную тенденцию рационализации общественной жизни, характерную для протестантского Запада. Ф.М.Достоевский видел в правах человека разрыв нравственной связи юридическими барьерами. Народники, анархисты считали конституцию и политические свободы орудием эксплуатации народа, инструментом насилия.[117] Нравственность и право в теориях русских либералов конца ХIХ - начала ХХ века рассматривались как взаимоисключающие принципы общественного устройства. Евразийцы считали, что право, в отличие от нравственности, формально нормативно, оно дает “отвлеченные общие формулы должного”, определяет лишь “условия религиозно-нравственной деятельности, а не ее самое”, так что в “формах права возможна и деятельность безнравственная”. Отличие права от нравственности заключается в том, что оно связано с низшей сферой нравственности - идеей справедливости; оно формально, охранительно и нормативно, а потому обладает принудительным характером.[118]

В западно-европейском понимании право регулирует внешнее поведение человека, что глубоко ошибочно и таит в себе множество опасностей (И.А.Ильин). В идеале право и государство должны обращаться к внутреннему миру человека, чтить в нем “свободного субъекта прав” и подсказывать его “само-сознанию и право-сознанию, что именно ему по закону “можно” (полномочия), “должно” (обязанности) и “нельзя” (запретности)”. Вменив себе в обязанность соблюдение закона, соблюдать следует при этом не “букву закона, а скрытый в каждом законе дух порядка, справедливости и братства”.[119]

Следовательно, право в российском обществе имеет право лишь как весьма условное отражение и закрепление сложившегося нравственного порядка, отношений, регулируемых совестью, долгом, ответственностью, справедливостью и т.д., ибо “все, что человек творит, он творит изнутри; и если он хочет сделать что-нибудь хорошее, то он должен сам стать лучше. В этом нравственная аксиома христианства”. Основная проблема не в отсутствии законов, обеспечивающих гарантии правового государства, но в личностном несовершенстве человека. А потому и логика движения к справедливому (или правовому) государству лежит через обуздание, воспитание и укрепление в добре и нравственности души человеческой, ибо “жадные люди создадут хищную государственность; завистливые люди создадут общественный строй злобы и террора; продажные люди сведут все к взятке и предательству. России же нужны люди с христиански укорененным, честным и крепким правосознанием. Поэтому мы должны научиться: ставить дело Родины, как Божие дело, выше своего личного интереса; помышлять о служении России, а не о личной карьере; служить не соблазненно, неподкупно, по совести и по справедливости; на власть смотреть не как на почет и выгоду, а как на бремя, обязывающее к ответственности”.[120]

Не бесспорна в контекстероссийской духовности и такая ценность как права и свободы человека, которая в либерально-демократической идеологии является смыслообразующей, доминирующей. Если в рамках этой идеологии свобода человека и раскрепощение его творческих потенций отождествляется с его независимостью от целого, внеличностного, то в контексте российской ментальности, наоборот, свобода как независимость становится обоснованием худшего вида рабства - экономического, ибо духовную свободу русский человек всегда обретал в призвании, в соотнесении себя с абсолютными духовно-нравственными ценностями, в служении им. Свободадля него - это неразрывная связь с целым, это понимание своего предназначения и призвания как данного и заданного свыше. Свобода же “от” и “вне” целого - это “та свобода, которую смерть дает органическим элементам разлагающегося тела”.[121] Да и в психологическом плане необходимым условием творческой свободы является растворение субъекта в “явлении” свободы, т.е. снятие свободы в форме отказа от собственной эмпирической субъективности, “потеря субъектом контроля над собой”.[122]

Безусловно, в конституции и законодательных актах приоритет должен принадлежать гарантиям прав и свобод человека. Но в акте духовного выбора и самоопределения приоритетной остается сфера надличностного, ибо духовное призваниеи ответственностьчеловек обретает лишь в соотнесении себя с абсолютными духовно-нравственными ценностями и идеалами. По мнению И.А.Ильина, “человек не сможет стать творцом истинной культуры, не чувствуя себя предстоящим именно тому, что он должен осуществить в своем культурном творчестве. Творящий без верховного начала, без идеала, перед которым он преклоняется, не творит, а произвольничает, “балуется”, тешит себя или просто безобразничает”.[123] Смысл жизни, ощущение подлинности бытия обретаются только в самоотдаче и служении - лишь отдаваясь, человек возрастает в бытии (Г.Померанц).

Утверждение в сегодняшней культурной жизни исторически устойчивых ориентацийроссийской духовности, поиск консолидирующих общество и культуру ценностей, возрождение национально-государственной идеи (в том ее подлинном смысле, как это понимали Г.Федотов, И.Ильин, “евразийцы”) - актуальнейшие задачи общественного развития, обусловленные не только внутренними проблемами, переживаемыми сегодня российским обществом, но и общемировыми процессами и тенденциями.

Во-первых, кризисом мировых религий, которые формировались вместе с империями древности и составляли их ценностное и смысловое пространство, т.е. являлись основой солидарности входящих в них этносов. Распад империй и одновременно разрушение конфессиональных миров с особой остротой ставит проблему поиска новых оснований консолидациинаций.

Во-вторых, мировое сообщество, по мнению американского политолога С.Хантингстона, вступает в новую фазу, в которой доминирующим фактором мировой политики и основным источником конфликта будут не идеологические или экономические разногласия, но культурно-этнические различия и противоречия. Это объясняется несколькими обстоятельствами.

- Различия национальных культур являются основополагающими - народы отличаются друг от друга своей историей, языком, религией, традициями. Люди, принадлежащие к разным культурам, имеют разное представление о Боге, смысле жизни, взаимоотношениях гражданина и государства, родителей и детей, мужа и жены.

- Культурные признаки трудно поддаются изменению и копированию, в отличие от экономических и политических моделей - коммунисты могут стать “демократами”, бедные - богатыми, но русский не станет эстонцем, а азербайджанец - армянином. И если в классовых и идеологических конфликтах ключевым вопросом был: “На чьей ты стороне?”, то в межкультурных - “Кто ты?”.

- Ослабевает роль национального государства как источника идентификации человека, поэтому идентифицирующие функции берет на себя религия, особенно в своих фундаменталистских формах (“реванш Бога”).

- Осознание людьми принадлежности к собственной культуре и одновременно неприятие представителей других культур усиливаются вместе с ростом межкультурных контактов.

- Культурную идентификацию стимулирует также рост экономического регионализма.

- В мировом сознании разрушается образ Запада как “земного рая”, и поэтому незападные цивилизации возвращаются к своим истокам.[124]

С учетом таких прогнозов (их достоверность уже сегодня подтверждается событиями в ряде регионов мира) становится реальностью возможность использования национальной идеи в решении далеко не самых нравственных политических задач. В этой связи чрезвычайно актуальна проблема воссоздания и утверждения в российском самосознании ценностей и идей подлинного национализма, исключающего зарождение и развитие на этом пространстве культуры идеологии шовинизма и фашизма. Эти ценности И.Ильин сформулировал так: “любовь к историческому облику и к творческому акту своего народа”, “вера в его духовную инстинктивную силу, его духовное призвание”, “воля к творческому расцвету моего народа - в земных делах и небесных свершениях”.[125] Национализм в его понимании “есть созерцание своего народа перед лицом Божьим, созерцание его истории, его души, его талантов, его недостатков, его духовной проблематики, его опасностей, его соблазнов и его достижений”. Он есть система поступков, “вытекающих из этой любви и веры, из этой воли и этого созерцания”. Истинный национализм “учит и покаянию, и смирению - при созерцании слабостей и крушений своего народа, открывает человеку глаза и на национальное своеобразие других народов: он учит не презирать другие народы, а чтить их духовные достижения и их национальное чувство, ибо и они причастны дарам Божьим, и они претворили их по-своему, как могли....В национальном чувстве источник достоинства, источник братского единения, источник правосознания....Создать нечто прекрасное для всех народов может только тот, кто утвердился в творческом лоне своего народа. Истинное величие всегда почвенно. Подлинный гений всегда национален”.[126] Утверждение идеологии “истинного национализма” лишает народ “всякого национального тщеславия и честолюбия”, ибо выстраивая свое миросозерцание на самопознании, он становится ”принципиально миролюбивым и терпимым” по отношению к другой самобытности, “чуждым искусственного национального обособления”. Познав глубину и полноту своей природы, он с особой чуткостью “будет улавливать и во всяком другом народе все черты, похожие на его собственные”.[127]

Необходимость поиска консолидирующего общество духовного идеала начинает осознаваться представителями не только национально-патриотического, но и либерально-демократического крыла. В частности, на конференции “Россия в поисках идентичности” в качестве идеологических “инструментов” консолидации предлагались: “активное христианство”, “демократический патриотизм”, “мессианское неохристианство” Н.Федорова, “идея прочной государственности” И.Ильина, “либерализм западного типа”, “строительство общеевропейского дома” “здоровый национализм”, “сильный лидер”.[128] Российская интеллигенция начинает понимать, что консолидация различных социальных сил на базе традиционных духовных ценностей и видение России как особого национально-культурного образования будет гарантией от соскальзывания на путь шовинизма и фашизма, тем более, что по христианской этике земное злопонимается не в образе внешнего врага, но как исключительно собственная греховность, “внутреннее неустройство и духовная расслабленность”.[129] И преодолевается зло мира сего, как повествуют заповеди Христа, не внешним сопротивлением и насилием, но лишь внутренним самосовершенствованием и органическим замещением его силой добра. [130]

Таким образом, именно неразвитое национальное чувство рождает шовинизм, как и на личностном уровне ощущение собственной неполноценности - агрессию и нетерпимость к другим. Исследования показывают, что усиление агрессии по отношению к другой нациитесно связано с негативным отношением к своей - агрессивность демонстрировали те лица, которые и “своих” воспринимали как враждебных, подозрительных, неконтактных, недружелюбных. Эти же качества они приписывали представителям других национальностей.[131] Дело в том, что кризис национальной идентичности, отсутствие национально-культурной общности “мы” вызывает чувство тревоги, незащищенности, опасности. Агрессивность по отношению к “чужим” есть в таком случае способ самозащиты, самосохранения, негативный механизм объединения посредством “понижения” всех, кто входит в категорию “не-мы”, путем “отталкивания” от других. И чем меньше идентичность с общностью “своих”, чем размытее фактор позитивной консолидации, тем выраженнее агрессия к “другим”.

Воссоздание в сегодняшнем национальном самосознании традиционных культурных ценностей, составляющих специфику российского менталитета, актуализация духовных лидеров и возрождение консолидирующего общество национального идеала возможно в том случае, если альтернативой сегодняшнему курсу демократического радикализмаи доминирующим мировоззрением общества станет идеология национально-культурного консерватизма - максимально отвечающая сущности всякой культуры, ее доминантной ориентации на сохранениеи наиболее органичная и продуктивная в контекстероссийской культуры. Национально-культурный консерватизм - это признание эволюционного пути развития как единственно допустимого и продуктивного; это понимание России как целостного и исторически устойчивого духовного организма; это осознание и утверждение свободы человека лишь в связи с надличностными ценностями; это строительство правового государства на основе естественного продолжения и законодательного закрепления веками формировавшегося миропорядка; это органичность, преемственность и традиционность способа восприятия и познания человека, общества, мира.[132]

Но прошлое, как предупреждал Вл.Соловьев, “не должно гнетом ложиться на настоящее”, оно обязано “служить ему устойчивой основой, и не исключать будущее, но быть в единстве с ним”.[133] Следовательно, консерватизм - это не только сохранениеи приумножение безусловных и абсолютных принципов человеческой жизни, но и проверка, и “тестирование” культурных инноваций с позиции преданий, это и отбор исторических голосов и проектов в соответствии с нуждами и проблемами современности.

К сожалению, сегодняшняя политизация консервативной идеи приводит к ее дискредитации в глазах общества. Российская история знает подобную ситуацию. В частности, слабость русского консерватизма Х!Х века заключается в том, что “русское консервативное охранение... не сумело возбудить к себе бдительного устойчивого доверия России, как к началу и движению национально-культурному, ставящему себе целью самобытное развитие русского религиозно-культурного и государственно-общественного организма”.[134] Консерватизм оказался неубедительным для общества в силу того, что он из национально-культурной плоскости перешел в политическую, а там его “охранители” или откровенно отстаивали реакцию, или, заражаясь ценностями либерализма, “стремились по пути денационализации и “европеизации”. В кризисной для культуры ситуации консерватизм не смог предупредить гибель России, ибо сам не имел “убеждающей воли и уверенности в себе для того, чтобы передать стране и народу, через головы “разночинцев, либералов и интеллигентов”, “подрывающих основы”, свое религиозно-государственное задание и вопреки всему защитить его правоту и осуществить в действительности”. В результате консервативное движение потеряло социальную базу и не оправдало своих “идеалистических лозунгов”.[135]

Возрождение аутентичной идеологии национально-культурного консерватизма - это, прежде всего, восстановление культурно-историческойпреемственности самосознания путем введения в контекст сегодняшней культурной жизни духовных поисков Ф.М.Достоевского, Н.В.Гоголя, Вл.Соловьева, представителей первой русской эмиграции - Ф.Степуна, Н.Федотова, И.Солоневича, Н.Трубецкого и других, идеи которых должны и могут стать основой мировоззрения и жизнестроительства; это воспитание самосознания народов России как представителей единой и великой духовной культуры, имеющей общую историю, судьбу, традиции, ценности.

В пользу продуктивности и перспективности идеологии консерватизма в контекстероссийской культуры свидетельствует, с одной стороны, тот факт, что в истории России именно традиционно мыслящая и консервативно ориентированная часть русской интеллигенции защищала от деформации духовные основы общества, противостояла экспансии ценностей “буржуазности”, понимая это явление не в классово-экономическом, а мировоззренческом смысле - как определенный тип миро-воззрения и миро-видения, где материальная выгода есть главный смысл бытия, где рационализм, гедонизм и одновременно равнодушие ко всем проявлениям духовной жизни, ее взлетам и падениям, мукам и озарениям признаются как безусловные принципы бытия.[136]

С другой стороны, именно национально-культурная неукорененность значительной части либеральной и революционной интеллигенции обернулась в свое время общероссийской бедой (и - ее виной) - выступая как интеллектуальная сила, претендующая на понимание историческойситуации в России и проповедуя гуманистические идеалы, интеллигенция практически оказалась не на высоте своих же задач, она не смогла понять природу российского характера, учесть его слабые и сильные стороны. Как писал С.А.Аскольдов, ее “примитивный материализм”, идейная скудость и духовная беспочвенность, безрелигиозность и враждебность христианству не позволили ей выступить “на одоление звериного начала русской души в союзе со святым” - “русский зверь, живший в народной душе, восстал в полный рост”. В этой связи социалистическую революцию он рассматривал как форму исторического суда над беспочвенностью гуманистически ориентированной идеологией и той русской интеллигенцией, которая ее проповедовала и которая вместо гуманистических принципов свободы, равенства и братства получила классовую ненависть и террор.[137]

И сегодня преодоление духовного кризиса общества во многом будет зависеть от позиции интеллигенции как носителя национально-культурного самосознания, ее понимания духовной специфики и корней российской культуры, от особенностей и характера ее социально-культурного творчества. Без охранительной роли самосознания экспансивные ценности-средства западного мира могут превратиться для многих в ценности абсолютные, определяющие их смысл жизни. Последствия подобного рода самоопределения - дальнейший разрыв с национальной духовной традицией, утрата смыслообразующих жизнь нациии человека ориентиров.

К сожалению, презрение к собственному национальному наследию, генетическая враждебность определенной части интеллигенции любым формам государственности и ценностям патриотизма, истоки которой коренятся в психологии нигилизма социалистов-шестидесятников прошлого века, стимулирует в обществе разрушительные импульсы. В этой связи высказывается даже точка зрения, согласно которой к интеллигенции следует относить лишь ту ее часть, которая занимает антироссийскую позицию, при этом позитивно ориентированные интеллектуалы, не разрушающие, но создающие могущество страны, выводится за границы понятия и соответствующего социального явления. В развитие этой позиции утверждается, что “институт интеллигенции должен в конце концов пасть, но падет он только в том случае, если ему в оппозицию встанет хотя бы часть людей высокой культуры”, и что “возрождение России зависит в конечном счете от того, как скоро и насколько успешно интеллектуалы вытеснят интеллигентов в составе интеллектуального слоя страны”.[138]

Национально-культурное назначение интеллигенции в ситуации духовного кризиса - переосмыслить традиционные ценности патриотизма, государственности, социальной справедливости, православия, рассматривая последние не только как элемент религии, но как “фермент, могущий войти в разные культуры и стимулировать их развитие в определенном направлении, не упраздняя их самобытностии своеобразия”;[139] понять культурную уникальность России и стать носителем социальной инициативы в поисках интегрирующей нацию идеи. Без национального идеала движение общества и его отдельных граждан будет оставаться хаотичным, неуправляемым и непредсказуемым. Придать ему смысл и вектор может и должна духовная элита общества, в этом и заключается ее призваниеи обязанность - “внедрить в душу народа, что правда есть в Русской земле и что высоко стоит ее знамя”.[140]

В противном случае будет неизбежным дальнейший отрыв интеллигенции (и власти) от основных социальных групп, являющихся носителем традиционных ценностей российской культуры, ослабление национальной духовной традиции, маргинализация и разложение самой интеллигенции, отказавшейся от своей историко-культурной миссии. В этой связи не теряют актуальность слова И.А.Ильина о том, что в ситуации кризиса духовная элита обществадолжна выполнить свой нравственный долг и призвание- “отказаться от своих субъективно-произвольных конструкций и всяких “гносеологических” и “диалектических” комбинаций и отдать свои силы предметному созерцанию, чтобы увидеть и указать на “духовные раны современной культуры, начиная с утраты священного во всей человеческой жизни и кончая исследованием тех бездн, в коих гнездится зломира”, установить “диагноз культурного кризиса”, причины создания “бессердечной культуры” и “духовного затмения”.[141]

Свой нравственный и профессиональный долг российская интеллигенция сможет выполнить лишь в том случае, если окажется способной подняться над “блочно-партийной” идеологией и субъективными политическими пристрастиями и объединиться на основе тех идеалов и ценностей, которые составляют специфику российской духовности. Именно усилиями самосознания можно снять тот “мировоззренческий диссонанс”, разрушаающий общество, культуру, личность, объединив полярные идеологические полюса - не за счет устранения их своеобразия (все они в равной мере есть продукт и выражение национального менталитета), а путем достижения взаимопонимания и согласия в решении главной задачи: гармоничного и естественного развития всех сторон государственной и общественной жизни в соответствии с духовными традициями российской культуры и истории.

Объединяющим фактором (и одновременно стержнем национальной идеологии) может стать идея духовного преображенияРоссии на пути воссоздания и развития “евразийской цивилизации” как уникального национально-культурного мира, в образе которого непротиворечиво соединялись бы, с одной стороны, ценности демократического устройства жизни и рыночной экономики, с другой - идеалы социальной справедливости, патриотизма, духовного мессианизма. В рамках такой идеологии можно будет избежать крайностей как индивидуализма (в том числе и усиливающегося этноцентризманародов России), так и насильственного коллективизма, разрешить конфликт между этими полюсами на основе утверждения идеи солидарности и соборности, понимания свободы человека не в смысле индивидуальной вседозволенности, а как искусства личностного самоопределения в соотношении с надличностными ценностями, имеющими в России прочную историческую традицию и составляющими основу национально-культурной ментальности.