Двойственность библиографической информации

 

Библиографической информации свойственна двойственность, отражающая в себе двойственность отношения “документ – потребитель информации”.

С одной стороны, библиографическая информация основана на документе как непосредственном объекте библиографирования. Отчуждая от документов, организуя и упорядочивая сведения о них, библиографическая информация отражает, моделирует документальные массивы и потоки, причем это может делаться вне зависимости от потребителя, его информационных потребностей и целей чтения. В результате происходит библиографическое упорядочение отношений между документами, но не между документами и потребителями. На этой основе начался в свое время длительный процесс разработки и совершенствования библиотечно-библиографических классификаций документов, принципов и методов их предметизации. Этот классификационный аспект библиографического отношения к документу всегда привлекал к себе много внимания и оказался наиболее разработанным в библиографической науке. Тем более что его разработка велась в едином русле с созданием общих классификаций человеческих знаний и всегда опиралась на внебиблиографические достижения в этой области. Обращенность библиографической информации к документу находит также свое реальное выражение в развитии централизованной каталогизации печатной продукции, в тенденции к национальной и международной унификации (стандартизации) библиографического описания, в выработке единых принципов и правил каталогизации и т. п.

С другой стороны, библиографическая информация обращена к потребителям как непосредственным или потенциальным (предполагаемым) объектам библиографического воздействия. Именно эта сторона двойственности библиографической информации непосредственно выражает ее общественное назначение, ее нацеленность на реализацию соответствий между документами и потребителями.

Двойственность библиографической информации в истории библиографии. Ее значение, прежде всего, в том, что появляется возможность под новым углом зрения рассмотреть и оценить некоторые процессы и события прошлого.

В дореволюционной России конца XIX – начала XX в. рассматриваемая двойственность библиографической информации, даже не будучи еще четко осознанной библиографами того времени, выступала в качестве внутренней библиографической основы их идейного размежевания на “академиков” и “общественников”, т. е. на представителей так называемого академического и демократического течений отечественной библиографической мысли. Академическая замкнутость, оторванность от животрепещущих проблем общественной жизни, свойственные представителям первого направления, вполне соответствовали их ограниченным представлениям о задачах “чистой” книговедческой науки – библиографии, основанным, по существу, целиком и исключительно на первой стороне двойственности библиографической информации.

Классическая формулировка этой ограниченности содержится в высказывании одного из наиболее видных представителей “академического” направления русской дореволюционной библиографии, впоследствии известного советского ученого-библиографоведа, заведующего кафедрой библиографии Московского государственного библиотечного института Б.С. Боднарского (1874 – 1968). Он писал, что библиография как наука покоится на “тройном фундаменте”: 1) исчерпывающей полноте выявления произведений печати; 2) полноте и точности их библиографического описания; 3) расположении в “строгом порядке библиографической классификации и алфавита” [16, с. 84 – 85]. В этих формулировках отчетливо выражена связь с документом как объектом библиографирования и полностью отсутствует другая сторона – потребитель информации.

Эта ограниченность “академического” направления, получившая свое законченное выражение в рамках концепции “библиография – исчерпывающе-описательная наука о книге”, давала о себе знать и в первые десятилетия после Октябрьской революции. Она, например, отчетливо видна в определении библиографии известного советского книговеда и библиографа М.Н. Куфаева (1888 – 1948): “Как дисциплина книговедения библиография является самостоятельным знанием о книге, исследуя и описывая ее подобно тому, как историческое источниковедение исследует и описывает исторические памятники или как география описывает отдельные страны и народы земли” [47, с. 24].

Отразилась эта ограниченность и во взглядах другого известного библиотековеда, книговеда и библиографа, доктора педагогических наук, профессора Московского государственного библиотечного института Е.И. Шамурина (1889 – 1962), который в 1927г. утверждал, что “для библиографа книга... и плохая и... хорошая одинаково ценны. Ценность и значимость приобретены ими уже одним фактом их существования. В отношении библиографа к книге есть всегда элемент вещности... Конкретный факт существования книги, как вещи,...для него... важнее того содержания, того идеологически нового, что она дает...” [99, с. 10 – 11]. Этим и объясняется, по Е.И. Шамурину, стремление библиографа отразить только внешние признаки книги.

В дореволюционной России, как уже отмечалось, академической позиции противостояло демократическое (рекомендательно-педагогическое) направление, лучшие представители которого, призывая связать библиографию с потребностями общественного развития, с задачами народного просвещения, объективно основывались на второй стороне двойственности библиографической информации. Так, например, К.Н. Дерунов, констатировав, что “между жизнью и библиографией, между публикой и библиографом всегда пролегала бездонная пропасть”, считал первоочередной задачей библиографии “становление тесной связи с жизнью своего века и своего народа” [27, с 11]. В руководстве чтением и воспитании читателей он видел главную цель библиографического труда.

В первые годы Советской власти борьба с влиянием формально-описательных библиографических концепций приобрела особенно острые формы. На переднем крае этой борьбы в 20-х – начале 30-х гг. находилась Н.К. Крупская, а из библиографов, прежде всего, Л.Н. Троповский, который очень много сделал для того, чтобы нацелить библиографию на активное участие в решении практических задач хозяйственного строительства, выдвинуть на первый план рекомендательную библиографию, ориентированную на потребности массового читателя.

Теоретическое значение двойственности библиографической информации. Рассматриваемая двойственность библиографической информации играет очень важную роль в теории библиографии, в дальнейшем она будет обнаруживаться во всех основных библиографических понятиях и оказывать влияние на их структуру и содержание.

В теоретическом плане особенно важно подчеркнуть следующее. Библиографическая информация, в сущности, представляет собой единство некоторых субстанциональных и функциональных качеств. Субстанциональное в библиографической информации связано с первой стороной ее двойственности, т. е. с документом как непосредственным объектом библиографирования (так называемое библиографическое знание о документе в форме библиографической записи и есть “субстанция” библиографической информации). Функциональное определяется другой стороной двойственности (обращенностью к потребителю как цели библиографического воздействия). Единство же первого и второго в том, что второе включает в себя (предполагает, подразумевает) первое как средство своей собственной реализации. В результате оказывается, что сущность библиографической информации в конечном итоге заключена во второй стороне ее двойственности и может быть раскрыта и описана только в понятиях общественных функций, связанных с задачами библиографического обеспечения потребителей информации.

Обращенность библиографической информации к документу при всей ее относительной самостоятельности служит лишь необходимым средством решения задач, возникающих в ходе практической реализации общественного назначения (функциональной целенаправленности) библиографической информации.