Джиллиан возвращается в больницу

Встреча с Мелани Фёрст не внесла никакой ясности в происходящее. Наоборот, всё становилось ещё более запутанным. Не удавалось выстроить какой-то мало-мальски правдоподобной гипотезы. «Пластмассовое лицо. Что бы это вообще могло значить? Может, маска? Очень похоже на маску», - думала Джилл. Самое странное, что все эти обрывки информации удивительным образом перекликались с её снами. Если верить в историю Лика Фёрста, то ему парализовало часть лица. Его дочь говорит про какое-то «пластмассовое лицо». Джон в её сне избавляется от лица, буквально сдирая его. Это не могло быть просто случайностью или совпадением. Теперь Джиллиан начала сомневаться в том, что наблюдала в уборной приступ сумасшествия мужа. А может, имеет место и душевная болезнь и что-то ещё одновременно? Может быть, сумасшествие – лишь следствие? Побочный эффект?

От Мелани Фёрст Джилл снова отправилась в больницу к отцу. В коридоре она столкнулась с каким-то мужчиной: крепкого телосложения, брюнет, в чёрном пальто, слегка небритый. Его недобрый и очень тяжёлый взгляд упал сверху, словно бетонная плита. Словно огромный питон посмотрел на маленькую жертву. Странная способность. Обычно на Джилл такие вещи не действовали. На мгновение она остановилась. Почему-то показалось, что этот человек неслучаен здесь и стоит получше запомнить его. Она даже обернулась вслед, но человек очень быстро исчез из поля зрения. Появилось плохое предчувствие - резко, внезапно и, вроде бы, абсолютно беспричинно. Это как первобытный страх, который заставляет человека пасть ниц перед грозой или затмением, - он гонит вперёд, а тело действует на уровне рефлексов, не обращая внимания на здравый смысл и логику.

Через минуту Джиллиан, подгоняемая беспокойными ощущениями – предвестниками чего-то плохого, была в палате отца. Вокруг него уже суетились врачи и медсёстры. Сплошной монотонный звуковой сигнал кардиомонитора говорил об отсутствии сердцебиения. Врачи аккуратно попросили Джилл выйти. Спустя десять минут ей сообщили страшную новость.

В дальнейшем результаты вскрытия ничего не покажут. Специалисты разведут руками, не сообщая ничего конкретного. Внезапная остановка сердца. Причина неизвестна. А Джиллиан так и не сможет забыть того подозрительного мужчину в коридоре…

Джон навещает мать

На следующий день после интервью Джон проснулся прямо на полу. Вечерняя молитва успокоила его. На фоне накопившейся усталости и недосыпа его буквально придавило к полу. После такого сна некоторые части тела порядком затекли. Разбитость от предыдущих дней немного спала, но до конца не ушла. Видимо, её невозможно было вывести из организма за одну ночь: требовался продолжительный отдых. Технология пока не беспокоила. Вероятно, ему решили дать передышку – поощрение за вчерашнее интервью. Хотелось есть. Он залез в холодильник и сделал себе пару сандвичей. Заварил кофе.

Его не покидали мысли о произошедшем вчера. Состояние – похмелье. Тяжёлая расплата за вчерашнее, за последний год… Сегодня всё выглядело несколько иначе – настолько нереальными казались события прошлого дня. Джон отчаянно и неосознанно убеждал себя, что этого вообще не было. Возможно, это просто такая странная игра воображения на фоне психического расстройства? Возможно, и хэшбрейкеров не существует? Лишь часы на руке, подаренные одним из членов этой тайной организации, говорили об обратном.

Говорят, преступники всегда возвращаются на место преступления. И Джону тоже хотелось вернуться в логово борцов за свободу, чтобы убедиться в том, что это не дурацкие игры больного разума. От этого поступка его удерживал лишь страх перед тем, что это действительно окажется правдой.

Другая тема его размышлений – это вчерашнее интервью. Хозяева технологии – руководство «Дримс Пикчерз» – хотели превратить Джона в символ новой сексуальной революции, сочетающий в себе христианскую мораль и идеи полной, безграничной свободы. «Если родители видели вчерашнее интервью…» - Джону не хотелось продолжать эту мысль. Она страшила его, снова погружая в безысходность.

«В Реддинге в любом случае кто-нибудь смотрел. А значит, родители скоро всё узнают. Надо действовать. Не знаю как, но нужно, что-то делать пока не стало совсем поздно», - продолжал он рассуждать.

«Родители в случае чего, скорее всего, позвонили бы. Звонков пока не было, а значит, и беспокоиться, вроде бы, не о чем. Может, я слишком крепко спал? Или это затишье перед бурей?!»

Джон взял телефон в руки, решив проверить, нет ли пропущенных.

«Может, Джилл опять звонила?»

На экране горело одно сообщение. От Джилл. Сердце Джона тут же забилось чаще. Он поспешил его открыть:

«Не знаю, Джон, что с тобой происходит. Почему ты не хочешь просто поговорить… Обсудить всё... После твоих заявлений я не могу... Я не знаю, что происходит… И твоя мама… Она в больнице, Джон…»

«Что? Как в больнице? Что с ней? Что случилось? Почему? Мне надо ехать в Реддинг. Немедленно», - с этой мыслью Джон в спешке собрался и покинул своё убежище.

***

Путь до Реддинга составлял восемь часов, но Джон, в этот раз совершенно наплевав на правила, постоянно превышая скорость, сэкономил почти целый час времени. Он буквально вбежал в больницу и сразу же набросился на медсестёр в приёмной:

- Где она? Миссис Вайер?

- Кем Вы ей приходитесь? – спросила одна из работниц. Вероятно, для неё подобные вещи, когда кто-то на нервах врывается в больницу, были совершенно не в новинку.

- Номер… Скажите, номер палаты, - Джон совершенно не слышал, что его спрашивают. Лишь одно волновало – он хотел увидеть маму прямо сейчас.

- Кто Вы? Я же не могу пускать туда кого попало, - продолжала медсестра.

- Сын. Джон Вайер.

- А, я Вас узнала. Вы – актёр, кажется.

- Да, - недовольно ответил Джон. Сейчас меньше всего хотелось, чтобы ему напоминали о его профессии.

- Документы есть какие-нибудь с собой?

- Права.

- Оставляйте.

Джон пошарил по карманам и, отыскав документ со своей фотографией, отдал его медсестре.

- Палата №311. Это на третьем этаже. Можете на лифте или идите туда. Там направо и в конце коридора лестница.

- Хорошо. Спасибо Вам, - и Джон пустился бегом к палате.

- Назад будете возвращаться - не забудьте забрать свои права. Я пока тут всё заполню, - крикнула ему вслед сестра.

- Ты что? Ты зачем его так пустила? – спросила вторая медсестра.

- Это же Джон Вайер.

- Кто?

- Ну этот, что сыграл гомосексуалиста. Помнишь, в пятницу показывали?

- А, да, точно. Похож.

***

Возле палаты никого не было. Отец Джона уехал на обед. Джон надел белый халат и зашёл внутрь. На кровати - родной и очень близкий человек. Глаза закрыты. Тело без движения. Сигналы пульса и медленное дыхание говорят о том, что жизнь ещё теплится в нём. Как будто спит. Как будто пройдёт совсем немного времени, веки поднимутся, и мама посмотрит на сына. Она не поверит своим глазам, потом протянет к нему руки, возьмёт его за лицо и всего ощупает, чтобы убедиться, что это её мальчик, её Джонни. Она будет рада видеть его. А он в свою очередь крепко обнимет и пожалеет её. Столько тепла и заботы она подарила ему. Как теперь успеть вернуть всё это? Отплатить тем же?

Но пока ничего не происходит, пока она лежит без движения. Джон садится рядом и томительно смотрит на неё – он ещё надеется на чудо. Но чудо – это в сказках. Реальность крайне редко даёт второй шанс. Скорее всего, ему не удастся ей всё рассказать, а жаль… Так хотелось бы, чтобы она всё узнала. Ведь при всей видимой близости, они были не так близки, как кажется. С какого-то возраста мы все начинаем немного сторониться родителей, стесняться их любви и заботы, думая, что она нам больше не нужна. Возможно, так и должно быть: дети должны дать понять родителям, что выросли и не нуждаются больше в их чрезмерной опеке. Как же тяжело родителям в этот момент – осознавать, что в них больше нет такой необходимости, как раньше.

А взрослая жизнь вообще создаёт много условностей и требует от тебя совершенно определённых проявлений. И появляются стены. И даже с родителями ты уже не можешь быть до конца честным и открытым. И если возникают какие-то проблемы, то ты просто не рассказываешь о них: не хочется, чтобы родители лишний раз переживали. Отчасти это забота о них, а отчасти – всё то же стремление казаться взрослее. «А, он ещё совсем ребёнок», - никому не нравятся такие реплики в свой адрес, так ведь? Я сам всё могу. Я сам всё умею. Я сам способен решать свои проблемы. А они точно не смогут мне ничем помочь.

И сейчас Джон как никогда был прав: родители не могли ему помочь и вряд ли кто-то мог бы, поэтому особого смысла в том, чтобы каким-то образом донести до них всю правду, действительно не было. Но сейчас просто хотелось откровенности. Хватит лжи. Хватит этих внешних оболочек. Хватит тайн.

- Мама, я… Я долго думал… Знаешь, всё что со мной происходит. Я сам во всём виноват. Как-то всё… сыплется на тебя, сыплется. Думаешь, сейчас… Вот-вот… Главное – цель. Исполнение мечты. А остальное… Средства, методы... Разве это важно? Разве важно - как? Главное – дошёл. Сумел. Получил, что хотел. Разве не этому нас всех учат с самого детства? Разве не это мы впитываем с молоком матери, ещё лёжа в пелёнках? В чём моя вина?!! Что я сделал не так? Я хотел стать актёром - и стал. Я хотел славы - и получил её. Я искал то, что сделает меня ещё лучше, ещё талантливее, - и нашёл. Многие остановились бы. Сказали бы «хватит», «у меня и так всё есть». Но даже деньги и слава не могут затмить идеал, к которому стремишься… И она… Она казалась мне выходом… Чёрт возьми, неужели кто-нибудь на моём месте поступил бы иначе?! Джиллиан? Джиллиан… - Джон опустил голову и заплакал.

На секунду показалось, что мама шевельнула пальцами руки. Он тут же схватил её за руку:

- Мама? Мама?! Ты меня слышишь? Мамочка, очнись!

В этот момент дверь в палату открылась. Джон обернулся. В дверях стоял отец. С минуту они молчали, просто смотрели друг на друга, не зная, что сказать, не зная, с чего начать этот ожидаемо тяжёлый разговор. Первым заговорил отец, так как Джон точно не решился бы.

- Приехал? – спросил он, тихонько прикрыв дверь и присев на край стула возле входа.

- Да, как только узнал, - ответил Джон. Сейчас он чувствовал себя маленьким мальчиком, который очень сильно набедокурил и будет получать хорошую взбучку от родителей.

- Джиллиан позвонила?

- Нет, прислала сообщение. Прислала ещё вчера, но я… Я увидел его только сегодня и… - начал было оправдываться Джон.

- И как же так получилось? – вдруг перебил его отец.

- Что? – Джон неумышленно, скорее на уровне рефлексов, опять же, того маленького мальчика, изобразил полное непонимание.

- Ты. Твоя роль. Твои интервью.

- Вы посмотрели фильм? Я же…

- Да, чёрт возьми, - снова отец перебил его, - мы посмотрели его! А что ты думал? Тут весь город на нас смотрит как на прокажённых! Ты думал, что я сдержу слово? А ты держишь слово? – Томас сделал паузу, ожидая ответа, но Джон молчал. Ему нечего было сказать в своё оправдание. Даже если это всё технология, даже если его вынуждают делать это, говорить это, он всё равно чувствовал себя виноватым. Отец снова взорвался:

- Да и что это вообще такое? Какие-то фонды, ЛГБДТ, транс… их чёрт знает, что!!! Сплошное п… Грех! Блуд! Что это? Откуда это взялось? Откуда это в тебе? Мой сын! – снова пауза. – Что, молчишь? Ну, давай, скажи что-нибудь в своё оправдание. Ну же, я хочу услышать… Что-нибудь. Давай же!

- Я… Я пока не могу всего объяснить… Это не… Это всё… Сейчас пока не могу. Понимаешь?

- Нет, не понимаю, - снова набросился отец. – Видит Бог, я не понимаю, как так получилось. Что я сделал не так? Что мы с твоей мамой сделали не так? Мэри. Теперь ты. Ведь всё ей дали, ничуть не меньше, чем остальным. Что ей было нужно всё время? Чего не хватало? Что, сейчас всё хорошо? Теперь у Мэри всё прекрасно? Нет у неё ничего прекрасного и быть не может! И ты туда же – во все тяжкие. Ведь тебе даже Слово Божье дали. У некоторых и того нет, и они не настолько порочны. Думаешь, это тебе что-то принесёт? Станешь ещё богаче и известнее? Может, купишь яхту или личный самолёт?

- Нет, - Джон покачал головой.

- А нас? Тоже купишь? Меня, маму, Эмили, братьев? Всех купишь? – снова пауза.

- Я всегда считал, что твои увлечения… Это… Это всё от дьявола… Театр, лицедейство – порождение дьявола! Но нет же… Я просто слишком суеверен. У меня, как у религиозного человека, слишком много предрассудков!!! И твоя мать потворствовала тебе! Расплата. За всё будет расплата. Даже за «потворствование» придётся платить, - глаза Томаса горели слепой верой. Затем он снова утих.

Джон молчал. Он хотел что-то объяснить, но не знал как. Обстоятельства складывались не в его пользу: мать в больнице, он совершил убийство, технология, запрещающая сказать лишнее слово. Состояние психики – не к чёрту. Мысли - в кашу. Сложно было сформулировать что-то, чтобы это хоть как-то объясняло происходящее, умело обойдя систему защиты. Отцу Джона, возможно, были и не нужны ответы. Он просто хотел выговориться, сказать своему отпрыску в лицо всё, что думает об этом.

- И ты…. Ну ладно я, но мать… Смотри, что ты сделал! Это ведь всё ты! Твоё интервью! Из-за тебя она здесь! И Джиллиан… Бедная Джиллиан… Как же она плохо выглядит, - отец закачал головой.

- Она была здесь?

- Хоть бы подумал, что она беременна, - не слыша вопроса сына, продолжал отец.

- Она… беременна?! – глаза Джона расширились от удивления. – Откуда ты… Откуда ты знаешь?

- Она сама сказала, - отец тоже удивился. Он был уверен, что Джон знает, но по выражению лица было видно, что он впервые об этом слышит. – А ты… не знал? Я думал, она тебе первому… А потом уже нам…

Джон покачал головой. Слёзы сами собой потекли по щекам. Взгляд провалился в пустоту.

- Да, Джонни, она беременна. Ждёт ребёнка от тебя. А ты устроил неизвестно что…

Джон снова посмотрел на отца. Тот опустил голову. Для Томаса это была вовсе не злоба на сына, а, скорее, отчаяние. Джон взглянул на мать, бездвижно лежащую на больничной койке. Рядом сам собою возник силуэт Джилл. Она уже с животом и смотрит на Джона с укором и болью. Она страдает. Он бросил их. Бросил на произвол судьбы.

«Что я наделал?» - удар током через всё тело, взрыв изнутри. Волной подбросило со стула.

«Наружу. Глоток воздуха. Бежать. К ней. К свободе. Куда-нибудь».

- Я всё исправлю. Я должен. Только хватило бы. По-другому нельзя. Видит Бог, я исправлю. Всё исправлю! – шепча судорожно себе под нос, Джон выбежал из палаты. Отец что-то кричал ему вслед, но Джон уже не слышал его. Он нёсся на всех парах из больницы. Неизвестно куда. Никакого плана, никаких мыслей. Сейчас просто хотелось вырваться. Прочь. Просто, как в детстве, - убежать, не оглядываясь.

- Мужчина, постойте! Вы забыли права! – вдруг услышал он где-то слева.

- Ваши права! – вторил ему всё тот же голос.

Он повернулся. В приёмной его звала медсестра. Он подбежал к ней.

- Вот возьмите, и вот тут вот распишитесь о посещении, - Джон взял ручку и подписал документ, повторяя себе под нос одну и ту же фразу: «Я всё исправлю… всё исправлю…»

По дороге в город

Снова за руль – и опять бесконечная дорога шумит под колёсами, разрезая рыжий песок серой полосой асфальта на две половинки. Небо упало сверху прозрачным голубым куполом. Мелкие облака тают, словно сахарная вата, от палящего солнца. Морщинистые скалы вдалеке, кактусы трубами и редкий лишайник – всё застыло под давящей вечностью небес. Лишь одиноко парящие птицы в вышине и иногда пролетающие мимо машины сообщают о том, что проезжающий путник не одинок в этом мире, что ещё где-то есть очаги жизни.

А что если один? Что если мир необитаем? Как тогда? Робинзон Крузо в своей личной Вселенной. И, вроде бы, никто не мешает. Не нужно бороться, выживать, искать одобрения, взаимопонимания, отстаивать свою точку зрения. Тут только ты наблюдатель. Только твоя точка зрения единственно правильная. И, вроде бы, полная гармония. Вроде бы, связь с космосом. Но чего-то всё равно не хватает. Назойливое ощущение, что чего-то лишён. Чего-то очень важного. Нет! Посадите рядом такого же! Или нет – абсолютно другого! И пусть мы начнём спорить, пусть мы начнём ненавидеть друг друга или даже воевать. Всё равно это куда интереснее, чем безмолвие вечности.

Но сейчас – отдушина. Хочется в единое целое, в абсолютное равновесие. Хочется оторваться от земли и, пролетев над миром людей, посмотреть свысока на все их проблемы и насладиться моментом. Больше они тебя не касаются. Побыть птицей хоть мгновение…

- Завтра в одиннадцать часов вечера я участвую в Шоу Дэвида Волкмана. Я должен быть готов. Я должен явиться туда вовремя. Мне нужно надеть свой лучший костюм и привести себя в порядок. Завтра ответственный день, - вдруг заговорил Джон. Этот диалог с самим собой вернул его в реальность. На этот раз технология была настроена более изощрённо: это было не просто сообщение от кого-то, а речь шла как бы от него самого. Он будто сам себя убеждал в необходимости отправиться на это шоу. Психика Джонни за последние несколько дней значительно ослабла, поэтому тактика давала определённый эффект. Снова манипуляции «Эмоушен Диджитал» смешивались с мыслями Джона в один поток. Нить сознания терялась. Всё сливалось и текло само собой.

- Какой костюм мне выбрать? Более строгий или более щегольской? Может, тот - с прошлой церемонии? Завтра вечер должен быть свободен. Надо предупредить Джиллиан, что я уйду, - продолжала технология. В этом запрограммированном монологе акцент внимания умышленно смещался так, чтобы Джон не думал на тему «идти или не идти на интервью». Пусть выбор уже сделан, и всё, что нужно решить, это: в чём пойти, предупредить жену и освободить вечернее время.

«А вдруг нет никакой технологии? Эффект Плацебо? Фикция, инсценировка, что-то вроде гипноза. Такое ведь бывает, не так ли? Вдруг это…? Может, мне и правда нужно пойти? Куда? Туда или…? Я уже давал ему интервью, кажется. В прошлом году, вроде бы. Да, точно! Это было накануне Рождества! Там ещё были такие маленькие блестящие ангелочки… А вдруг ничего не будет? Вдруг это всё игра воображения? А может, мне действительно нужна помощь? Какой же костюм надеть? Люблю тот чёрный смокинг, который мы покупали вместе с Джилл ещё на первую церемонию. И тот полосатый галстук к нему очень подходит. Плевать на правила, на их нормы приличия! Да, решено! И туфли… те… чёрные… очень удобные…»

Рон Кларк

Звонок. Телефон – оживший кусок пластика. Если это она – не отвечать. Пока не отвечать. Надо придумать, что дальше. Пусто. Как контузия. Просто шум, помехи – ничего более. Как ни парадоксально, но факт о её беременности - дистанция: он не мог так рисковать, а рядом с ним – нет гарантий. Люди, затеявшие эту игру, не остановятся ни перед чем, и Джиллиан может превратиться в ещё один инструмент.

«Как сделать так, чтобы быть рядом и в то же время достаточно далеко, чтобы не причинить ей вреда?»

Побуждения, к сожалению, недостаточно. Если биться головой о стену, то, скорее всего, разобьется голова. Нужен план, как разобрать эту стену по кусочкам. Но как стройный алгоритм может прорасти из хаоса?

Доброжелателей у него, вроде бы, больше не было - общаться, стало быть, не с кем. Потребность в мобильном устройстве фактически равнялась нулю. Обычно минуты безразличия хватало, чтобы телефон снова впал в кому, но на этот раз кусок пластика проявлял завидную настойчивость.

Уже пять минут тишину, в которой так легко плодились мысли и вырастали из глубины сознания яркие образы, была нарушала знакомая мелодия. Наконец, Джон не выдержал - пластик победил. Он не стал брать в руки телефон, как будто не хотелось марать их о что-то липкое и навязчивое, а попытался посмотреть, что написано на экране, хоть это было не совсем удобно за рулём.

«Рон Кларк», - прочитал про себя Джон. «А ему что нужно?»

Джон явно не был настроен ни с кем разговаривать. Да, Рон был его другом - лучшим и, пожалуй, единственным. Но сейчас хотелось побыть в изоляции, избавить себя от любых соприкосновений с внешним миром. Ему нравился тот временный вакуум, который ореолом безразличия ко всему происходящему окружил со всех сторон. Сейчас он поднимет трубку и придётся отвечать на бесчисленные вопросы, что-то врать, что-то скрывать, а некоторые вещи рассказать он всё равно не сможет, даже если хотел бы. Так к чему этот бессмысленный и бесполезный разговор? Но что-то внутри подтолкнуло его ответить на звонок. Вероятно, это было осознание ценности настоящей дружбы: пусть он не может быть с Роном до конца честным - по крайней мере, этому человеку точно небезразлична его жизнь.

- Привет, Рон, - сухо ответил Джон. У него не хватало душевных сил, чтобы изображать радость или что-то ещё. Не хотелось больше играть. Хотелось хоть мгновение побыть настоящим, самим собой, снять все маски, перестать быть актёром.

- Не очень-то ты держишь свои обещания, - вдруг сразу набросился на него товарищ. В голосе не было обиды, скорее, это прозвучало как шутка, но с лёгкой претензией. Вот за это Джон особенно любил Рона: умел он очень мягко и тонко намекнуть на различные неприятные обстоятельства их дружбы. Хотя это всё же было не совсем в духе Рона – начинать разговор с претензий: обычно он подходил к ним очень плавно.

- В смысле? – Джон изобразил непонимание.

- В смысле исчез куда-то. Встретил твоих товарищей по цеху – никто тебя не видел. Никто толком не знает, где ты. Совсем не вспоминаешь про своих старых друзей.

- Ну у меня их не так много.

- Один точно есть. И что-то ему подсказывает, что у нашего Джонни не всё в порядке.

- Даже не знаю, что тебе сказать, - Джон тяжело выдохнул, хотелось заплакать прямо в трубку, но он сдержался. Или технология сдержала его?! Определять её вмешательство в эмоции становилось всё сложнее. Она словно соединялась с ним в единое целое. И это означало лишь одно: скоро она станет его неотъемлемой частью навсегда - частью его как личности.

Обычно после такого выдоха следует длительный монолог откровений, но монолога не последовало. Вместо этого: – Понимаешь, не могу. Чувствую себя тем, кто не слушал наставлений родителей в детстве… В итоге – судьба держится на расплавленном воске, скрепившем перья надежды на невозможное. Бедный Икар… Как же всё-таки трагично - познать небесную свободу птицы и тут же свалиться вниз, не имея возможности сопротивляться незыблемому закону – закону притяжения.

- Что-то я не узнаю нашего Джонни. Откуда такие упаднические мысли? Ты же всегда держал нос высоко?

- Нос держал, но где же верх?

- Не совсем понимаю, о чём ты. Может, встретимся? Поболтаем? Как раз расскажешь мне об этом?

- Да, надо как-нибудь, - ответил Джон безучастно, подразумевая, что в ближайшее время это невозможно.

- Давай сегодня вечером.

- Сегодня?! – удивился Джон.

- Да. Хоть прямо сейчас приезжай. Приглашаю в гости. Переехал недавно. Так сказать, новоселье.

- Не знаю, Рон. Мне сейчас совсем не до праздников. Не хочу шума и компаний, - Джон на ходу придумывал отговорки.

- Так там и не праздник вовсе. Я позвал только тебя. Подумал: почему бы не порадоваться этому событию со своим старым и очень хорошим другом? – прозвучало это тепло, словно Джона сейчас обернули тёплым пледом и дали чашечку горячего шоколада. Запахло уютом и безопасностью. Даже слишком хорошо. Обычно таким свойством обладает лесть. Фактически он загнал Джона в угол, выходом из которого был один единственный ответ:

- Ладно, я сейчас из Реддинга еду. Заскочу к тебе ненадолго. Скинь новые координаты.

- Из Реддинга? Что-то ты частенько стал туда ездить? Что-то случилось?

- Да, Ронни, всё время что-то происходит. Жизнь не стоит на месте, к сожалению.

***

Плана пока не было. Может быть, и правда, Рон что-нибудь посоветует. Всё рассказать ему он не сможет, но как-то намекнуть, смоделировать похожую ситуацию... Вдруг что-то получится. Решение часто приходит в самых неожиданных, порою банальных обстоятельствах. Одно Джон знал точно: Рон – его лучший друг, и если уж просить у кого-то совета или помощи, то Рон – первый человек, к которому стоит обратиться.

Рон Кларк явно не терял даром времени: постепенно из мелкого агента он превратился в довольно влиятельного продюсера. Об этом говорил адрес его нового пристанища – Беверли-Хиллз. Пристанищем оказалась вилла: не слишком огромная, но и не самая маленькая, по размерам и убранству способная конкурировать с виллами многих знаменитостей и крупных деятелей кинобизнеса.

Признаться, Джон был слегка удивлён. Не к такому образу Рона Кларка он привык. Для него Рон всегда оставался тем худощавым парнишкой в рваных джинсах, который на последние деньги покупал билеты на автобус и мотался по киностудиям в поисках заработка, вместе с ним искал дешёвое жильё на окраинах Лос-Анджелеса. Конечно, Джон понимал, что жизнь меняется и что Рон уже давно не худощав и не ходит в рваных джинсах. Он был искренне рад тому, что мечты друга тоже воплощаются в жизнь. Удивление вызывал не сам рост, а, скорее, контраст.

Джону открыл хмурый дворецкий с каменным и невыразительным лицом. Он молча проводил его в гостиную, предложил присесть на удобный кожаный диван, включил телевизор, затем поставил рядом на столик поднос с выпивкой и молча растворился.

Вскоре появился и сам хозяин.

- А, приветствую тебя, Джонни, - произнёс он и дружественно развёл руки в стороны.

«Да, вот тебе и паренёк в рваных джинсах», - почему-то промелькнула первая мысль у Джона. Рон Кларк был одет просто с иголочки. Как будто это была не встреча со старым другом, а визит с официальными переговорами. Хотя, ради исключения излишнего формализма, он всё же не стал надевать галстук и, надо сказать, выглядел слегка неопрятно. Как будто настолько привык к таким роскошным вещам, что мог не заботиться об их виде.

- Прошу, Джонни, налей себе что-нибудь выпить, - Рон указал на поднос.

- Нет, спасибо. Я же говорил, что ненадолго. Ещё сегодня много дел, и я к тому же за рулём, - внешне Джон держался молодцом, чего нельзя было сказать о его внутреннем состоянии.

- Ну это не проблема: мы легко организуем тебе водителя.

- Нет, спасибо. Сегодня я сам.

- Как знаешь. Ну что, рассказывай, приятель: как ты? Как Джилл? И что, чёрт возьми, там с тобой происходит?

- Джиллиан нормально, вроде бы. Я средне, - начал неуверенно врать Джон. Когда он так делал, непроизвольно имитировал лёгкий кашель. Это создавало паузы, и было немного больше времени, чтобы продумать свои ответы.

- Как она пережила смерть отца? – вдруг спросил Рон. – Да, такая трагедия. Кто бы мог подумать. Какой-то пьяный водитель за рулём - и нет человека. И не просто человека. Кристофер Фокс! – произнёс Рон торжественно. – Человек-глыба! Настоящий режиссёр! Наверное, сама не своя?

У Джона расширились глаза. Он не мог скрыть своего шока, хоть и попытался это сделать. Рон смотрел на него очень внимательно. Было неясно, заметил он его реакцию или нет, но вида не подал.

В таких ситуациях надо отвечать размытыми общими фразами, ничего не говоря конкретно и по существу. Этим искусством в совершенстве владеют политтехнологи.

- Пока держится, - на лету импровизировал Джон.

В голове меж тем закрутился ворох мыслей. Он не знал обстоятельств и всех подробностей смерти отца Джиллиан. Из разговора с Роном было понятно, что его, скорее всего, сбила машина. Пьяный водитель. Чистая случайность. Но сейчас, когда Джону приоткрылась завеса, и схема того, как всё устроено, предстала почти воочию, на каком-то совершенно интуитивном уровне ему показалось, что смерть отца Джилл также не была случайной, как и всё происходящее с ним. Это звенья одной цепи. Часть общей закономерности. Ещё одна переменная в уравнении, решив которое, можно легко предвидеть, что будет дальше.

- А в Реддинг зачем ездил?

- Да так, надо было с родителями повидаться, - Джон не хотел пока рассказывать Рону, что ещё и его мать лежит в больнице при смерти, и уж тем более не хотел вдаваться в причины. Разговор явно не клеился, так как Джон буквально выдавливал из себя каждое слово. От дальнейших объяснений спас телевизор. Джон переключил своё внимание на него. Рон также невольно повернулся к экрану.

По телевизору показывали вечернее телешоу. В качестве приглашённых гостей там сидел Люк Стоун - тот самый, что играл Алана Кроу в «Гранях любви». Джон с болью посмотрел на него. Он вдруг вспомнил этот омерзительный поцелуй, объятия, от которых кожа вдруг начинала чесаться, как от какой-то грязи или аллергии. Как же это было всё-таки мерзко для него. Как он это пережил? Что заставляло его вновь и вновь приходить на съёмочную площадку? Дай человеку надежду, и он пойдёт за ней, потому что такова его природа. Нет, он не виноват. Он не виноват, что его предали. Хитрый расчёт, но он оправдал себя. Роль сыграна. Теперь мало, что от него зависит.

- Скажите, Люк, - артистичная пауза, - тяжело было?

Закадровый смех.

- Да, безусловно, было очень тяжело. Я, признаться честно, никогда не играл таких откровенных ролей, но благодаря тому, что меня окружали настоящие профессионалы, всё получилось.

- Получилось, не то слово. Главный претендент на премию «Оскар» за лучшую мужскую роль.

Закадровые возгласы и аплодисменты.

- Это, я так понимаю, Ваш первый опыт в таком масштабном кино?

- Да, до этого я играл в нескольких малобюджетных фильмах, потом переключился на сериалы, и там мне удалось добиться большего успеха, показать себя с лучшей стороны. Потом меня пригласили в большое кино. И, кстати, это произошло благодаря одному очень хорошему человеку, которого я бы хотел особенно поблагодарить. Рон Кларк, если ты смотришь, спасибо тебе. Без тебя бы этого ничего не было, и двери «Дримс Пикчерз» были бы для меня до сих пор закрыты, - довольное лицо Люка показали крупным планом.

Бывает так, что мысль, словно случайный прохожий, проносится мимо тебя. Сначала ты не обращаешь на неё никакого внимания. Кто с интересом смотрит на случайных прохожих? Но потом вдруг что-то закрадывается в твою голову, что-то еле заметное. Ты оборачиваешься, но эта «мысль - случайный прохожий» уже ушла от тебя и почти растворилась среди людей. Где-то вдалеке ты ловишь краем глаза её спину. Ты говоришь себе: «Ничего такого». И снова продолжаешь свой путь, но лёгкое, навязчивое послевкусие остаётся: «А может, что-то важное? Вдруг проглядел? Упустил?» И вот продолжая брести в таких раздумьях, ничего не замечая, ты вдруг снова сталкиваешься с этим случайным прохожим, но теперь он уже не убегает от тебя прочь. Теперь он стоит перед тобой лицом к лицу. Перегородил тебе путь - и деться от него просто некуда. И в этот момент приходится мужественно поднять голову и посмотреть ему в глаза.

В голове начал собираться пазл, который до этого выглядел неубедительной кучей мусора. Записки, обрывки фраз, живые трагедии, технология, «Дримс Пикчерз» – всё вдруг в один миг начало складываться в общую картину, как будто кто-то только что отдал Джону последнюю деталь головоломки, без которой та не имела решения. Теперь всё предельно ясно. Остаётся только с мужеством поднять глаза и посмотреть в лицо случайному прохожему…

- Ты? – спросил Джон, обращаясь к Рону. Вопрос состоял всего лишь из одного слова и, вроде бы, было совершенно непонятно, о чём он, но Рон его прекрасно понял – это читалось в глазах. Ставки сделаны. Пришло время раскрыть карты. Либо выиграл, либо проиграл – одно из двух.

- Да, Джон, - ответил Рон.

- Но ты же… - хотел было воскликнуть Джон, но Рон перебил его:

- Знаю, Джон. Знаю, что хочешь сказать. И мне нечего тебе ответить. Не знаю, наверное, этому нет оправдания. Единственный довод – так устроен мир: либо ты - либо тебя; либо вилла на Беверли-Хиллз - либо убогая съёмная квартирка на окраине Лос-Анджелеса. Нет середины. Середины нет. Есть выбор, и, когда он сделан, тебе остаётся только идти. И ты прекрасно знаешь, о чём я, так как ты находишься в точно такой же ситуации, - Рон сделал паузу. – Да, Джон, бежать, увы, некуда. Ставки слишком высоки. И ты даже себе представить не можешь, какие серьёзные игроки сидят за этим столом.

- Ты тоже предал… Ради чего, Рон? Ради виллы?! Ради той роскоши, которой ты себя окружил?! Ради этого ты ведёшь всех нас на эшафот? – Джон не смотрел уже на Рона, он говорил это больше самому себе. Глаза нервно бегали из стороны в сторону в поисках чего-то такого, что в данный момент может быть опорой.

- Джонни, ты не понимаешь. Не все в этом мире рождаются способными, умными и талантливыми, как ты, как Джилл… Как Люк Стоун, - он махнул рукой в сторону телевизора. - Не всем сыплется на голову божья благодать. Легко рассуждать, купаясь в лучах славы и каждый год получая статуэтку от киноакадемии. А что делать остальным? Что делать мне? Они имеют право на достойную жизнь или нет? Я имею на это право? В конце концов, не моя вина: вы сами принимаете решение. А то, что вы так легкомысленно и халатно к этому относитесь, так это ваши проблемы, а не мои. Вы почему-то решили, что этот мир создан для вас: именно вас должны все хвалить, вам должны рукоплескать, на вас должны быть обращены все взоры и телекамеры.

- Нет, этого не может быть… Не может быть… Не верю… Кругом враги… Предатели… Не верю… - психика Джона явно не выдерживала. У него начинался нервный приступ. Он словно умалишённый качался взад-вперёд, махая головой и продолжая твердить самому себе: - Не верю… Нет, не может быть… Всё продано! Всё!

Рон подскочил к Джону и начал трясти его за плечи, пытаясь привести в чувство:

- Ты пойми, Джон, если у тебя ещё была возможность избежать всего этого – у меня не было ни единого шанса. Либо ты в стае и каждый день сыт, либо тебе будет суждено скитаться одиноким хищником, питаться падалью и доедать остатки. Тебя ждёт суровая, голодная действительность, пока в один прекрасный день ты и сам из хищника не превратишься в добычу.

- Ты знал о технологии? – отстранился Джон.

- Джон, прошу, пойми…

- Ты знал о технологии?!

- Да, но не сразу – потом… Когда Оскар…

- Ты знал, что будет? Тебя посвятили в их планы? Говори!

- Джон…

- Знал или нет?

- Знал…

Джон вскочил с дивана. Его метало по комнате от злобы и негодования. Кларк без сил упал на колени и опустил голову.

- Ты знал, что произойдёт и что будет в итоге. Что мне придётся… Придётся сниматься в этой… Что моя семья! Джилл! Что мне придётся с ней… И… И ты ничего не сделал..? Никак не предупредил меня? Не помог?

- Джон, они за всем следят. Всё контролируют. Все наши встречи, звонки. Помнишь, тогда мы шатались по городу до утра? Думаешь, это случайность? Думаешь, само собой так вышло? Думаешь, сегодняшняя наша встреча случайность? Нет, это они, Джон… Они послали меня. И я помогаю. Помогаю тебе как могу. Чтобы ты не сорвался, не слетел с катушек. Пойми, это всё, что в моих силах. Джон, прошу, тебе лучше…

- Всё, я больше не могу этого слушать! Не могу… Не хочу… Прочь… Прочь отсюда… - Джон ринулся к выходу.

- Думаешь, они так отпустят тебя? Ещё не понял, что у тебя нет вариантов? – Рон кричал вслед, пытаясь остановить друга. – Вспомни, что стало с Робертом Шаферзом. Все вы наступаете на одни и те же грабли: думаете, что вы какие-то уникальные, что у других не получилось, а у вас получится. Не получится, Джон. Не получится. А ведь надо совсем немного: просто принять и смириться со своей ролью. Ты ведь актёр. Ты делал это тысячу раз! Что тебе стоит сделать это снова?

- Ты мне предлагаешь смириться с тем, что у меня не будет Джилл? Что меня собираются превратить в…?! Лучше смерть, чем такое!!!

- Джон, решительно говорю тебе, подумай. Подумай тысячу раз. Они пойдут на всё. Не только твоя жизнь, но и жизни твоих близких - всё может стать разменной монетой. Они знают, они всё знают… Они знают, что Джилл беременна… Они знают, что твоя мать в больнице… Её отец, Джон! Он влез туда, куда не следовало, и… Прошу тебя, остановись. Не делай ещё больше ошибок!