Второе русское протогосударство со столицей в Невогарде/Рюриковом городке

 

Если доверять приведенным сообщениям, то создается впечатление, что во втором случае мы имеем дело с какими‑то иными росами, чем в первом, – чуждыми христианству и впервые обсуждающими возможность его принятия. Это второе крещение росов происходит при патриархе Игнатии (867–877 гг.), а прибытие архиерея к росам предположительно датируют 874 г. Предварительные переговоры происходили, видимо, ранее, в начале 870‑х гг. Кто же этот «архонт», о котором в обеих гомилиях и в «Окружном послании» Фотия, сообщающих о набеге 860 г., не говорится ни слова и который, по описанию Константина VII, для проповеди христианского епископа созывает народное собрание и присутствует на нем во главе старейшин около 868–874 гг., что весьма напоминает то, как протекала санкционированная конунгом и народным собранием деятельность папского посланника Ансгария у свеонов, как это описано в «Житии святого Ансгария»? (Кузенков 2003: 127–129)?

Ко времени переговоров с росами, предшествовавших принятию ими – как бы заново – христианства при Василии I и Игнатии, относится и письмо самого Василия I, отправленное в 871 г. восточнофранкскому королю Людовику II Немецкому, содержание которого реконструируется на базе сохранившегося ответа Людовика II, последовавшего в том же 871 г. Василий I писал Людовику, что тот не имеет права называться императором, а должен довольствоваться титулом rex, и упоминал, что титул кагана (chaganus) имеют владыки аваров, хазар и норманнов (поскольку Людовик II в ответном письме пишет, что знает лишь кагана авар, но не кагана хазар и норманнов). Едва ли можно сомневаться, что под норманнами в письме Людовика (nortmanni) подразумевался народ ῥῶς, вероятно так и названный в письме Василия, но переименованный Людовиком в соответствии с западной, латиноязычной традицией (Иоанн Диакон, позднее Лиутпранд). Этот каган норманнов по времени соответствует тому архонту росов, о котором упоминается в «Жизнеописании Василия I». В письме к Людовику II Василий I намеренно называет владыку росов‑норманнов не архонтом (как это было принято в византийской официальной традиции), а его действительным титулом «каган», дабы показать адресату, что он, подобно властителю варваров‑росов, претендует на титул явно более высокий, чем титул «rex».

После сопоставления документальных и археологических сведений с данными дендрохронологии представляется высоко вероятным, что титул «каган» в письме Василия I относится к более поздней, другой руси, которая заняла место прежней после военных катаклизмов второй половины 860‑х гг., т. е. что это титул Рюрика, имеющего резиденцию уже у истоков Волхова, на «Городище», где найдена редкая на Руси серебряная монета Василия I (Носов 1990: 94).

Следующее по времени упоминание того же титула у русов содержится в так называемой Анонимной записке. При описании болотистого «острова русов» отмечается, что «у них есть царь, называемый хāкāн‑рȳс». Также рассказывается, что русы везут пленников из ас‑сакалиба «в Хазаран и Булкар и там продают». Для датировки той реальной ситуации, что отражена в этом источнике, наиболее важно упоминание в нем вла‑стителя волжских болгар Алмуша, сына Шилки, исповедующего ислам, т. е. того самого царя, которого Ибн Фадлан застал во главе государства болгар в 922 г. Из «Книги Ахмеда ибн Фадлана» и исследования А. П. Ковалевского следует, что Алмуш принял ислам еще до прибытия посольства, а к 922 г. он уже имел взрослых детей, но еще не был старым; в итоге его возраст – где‑то около 50 лет (Ковалевский 1956). Ясно, что такую ответственную акцию, как принятие ислама, явно враждебную по отношению к иудеям‑хазарам, от коих он находился в политической зависимости, Алмуш мог предпринять, только будучи вполне взрослым и уверенно возглавляющим Болгарию человеком, т. е. старше 20 лет. Из этого следует, что наш источник отражает ситуацию не ранее 892–894 гг., а возможно, и несколько позже, но, вероятно, не позднее 913 г., которым ряд специалистов ограничивают время создания текста Ибн Русте, наиболее раннего автора, пересказавшего «Анонимную записку» около 903–913 гг.

Близкую и чрезмерно точную дату создания этого текста, опираясь на локализацию и историю венгров в конце IX в., дает Д. Е. Мишин – 889–892 гг. (или 889–895 гг.), но она основана на целой цепочке допущений (Мишин 2002: 51–58).

Вот перевод интересующего нас отрывка (с вариантами):

 

Что же касается ар‑Русийи, то она находится на острове (полуострове), окруженном озером (малым морем, большой рекой). Остров, на котором они живут, протяженностью в три дня пути, покрыт лесами и болотами, нездоров и сыр до того, что стоит человеку ступить ногой на землю, как она трясется из‑за обилия в ней влаги. У них есть царь, называемый хāкāн‑рȳс. Они нападают на ас‑сакалиба, подъезжают к ним на кораблях, высаживаются, забирают их в плен, везут в Хазаран и Булкар и там продают. Они не имеют пашен, а питаются тем, что привозят из земли ас‑сакалиба. <…>. Единственное их занятие – торговля соболями, белками и прочими мехами. <…>. У них много городов и живут они привольно. Гостям оказывают почет… (Новосельцев 1965: 397)[73].

 

Еще в 1984 г. я настаивал на том, что для последней трети IX – начала X в. ранний Hо́lmgarðr = ранний Νεμογαρδάς < *Νεβογαρδάς, упоминаемый Порфирогенетом, = раний Новгород, основанный Рюриком = Рюриково городище и что этот многоименный пункт является политическим центром болотистого «острова русов» и, возможно, района Hо́lmgarðar («островные огороженные усадьбы»), а также предположил, что сообщение о «трех днях пути» по острову соответствовало занимающей 3–4 дня поездке на легкой ладье от Рюрикова городища до Ладоги (ок. 200 км вниз по Волхову). Топоним Хольмгард я рассматривал как чисто скандинавский – «огороженная усадьба на острове», а Невогард – как финно‑скандинавский, объясняемый из финск. neva «болото, болотистое озеро или река» и сканд. garðr «усадьба», что в итоге дает «усадьба у болотистого озера» – название, подходящее к Рюрикову городищу у Ильменя (Мачинский 1984: 18–22).

О подобной соотнесенности этих топонимов и стоящих за ними реальностей я писал и позднее, переводя топоним «Невогард» как «болотная усадьба» и обращая внимание на обозначение болотцев на Новгородчине диалектным словом невьи и на наличие огромного болота Невий мох к востоку от Ильменя. Там же я утверждал, что «финно‑скандинавское название „Невогард“ имело соответствие в славянском „Новгород“» и оба они первоначально обозначали городок, основанный Рюриком. «Новгород времен Рюрика, Олега, Игоря и первых лет жизни Святослава – это Городище» (Мачинский 2002а: 14–15, 25–27; 2003а: 22). Лингвистическую достоверность подобной трактовки с некоторыми уточнениями обосновал Вяч. С. Кулешов (Кулешов 2003: 34).

В комментарии к слову Νεμογαρδάς < *Νεβογαρδάς в издании текста и перевода «Об управлении империей» 1989 г. (Мельникова, Петрухин, Зализняк 1989: 310–311) утверждается, что интерпретация его как Новгорода Великого «общепринята», первая часть названия интерпретируется как славянское nov‑, novo‑, а вторая – как отражение архаичного славянского неполногласия гард (град) при одновременном влиянии скандинавского Hо́lmgarðr (Мельникова 1977: 199–210). Там же упоминается и явно неверное отнесение А. Н. Кирпичниковым этого названия к Ладоге (Кирпичников 1988), отмечается, на основании работы Е. Н. Носова 1987 г., что «резиденцией новгородских князей и их дружин» было Городище, но никаких выводов из этого не делается, а уравнение «ранний *Νεβογαρδάς = ранний Новгород = ранний Hо́lmgarðr = Рюриково городище», предложенное в 1984 г. Д. А. Мачинским, не упоминается и не рассматривается[74].

В 1990 г. в итоговой главе монографии, посвященной Рюрикову городищу, Н. Е. Носов, игнорируя мою статью 1984 г., ему хорошо известную, расплывчато соглашается с мнениями разных исследователей, что городище в древности могло называться Холмгород (?) и что отсюда – сканд. Hо́lmgarðr, или Словенск, аналогичный городу Слава из восточных сообщений о «трех группах руси», а топоним «Невогард», скорее всего, обозначал Новгород‑Северский или Новгород Волынский (???) (Носов 1990: 184–199). Насколько мне известно, ни в одной из своих более поздних работ Е. Н. Носов не отказался от этого не имеющего основания и смысла «предположения». Более того, в его же проблемной статье 2005 г. читаем: «Возникновение наименования „Hо́lmgarðr“ следует отнести к концу VIII – началу IX в., когда скандинавы начали подниматься вверх по Волхову из Ладоги. Возможно, появление топонима было обусловлено характером местности в истоке Волхова, где на холмах среди низменной поймы располагалось множество отдельных славянских поселков, но не исключено, что главный из них назывался Хълмъгородъ». Однако хорошо известно, что никаких «славянских поселков» рубежа VIII–IX вв. здесь не обнаружено[75]. Кроме того, там же Е. Н. Носов наконец‑то определенно сообщает: «Городище – это и есть древнейший летописный Новгород» (Носов 2005: 31–32; ранее об этом же: Носов 1995), не говоря при этом ни слова ни о названии *Νεβογαρδάς, ни об «острове русов». Наконец, в обобщающей статье 2007 г. «Тридцать лет раскопок Городища: итоги и перспективы» также ничего не сказано о древнем именовании Городища и его окрестностей по данным письменных источников, зато категорически заявлено, что «Рюриково городище предшествовало Новгороду», что неточно, если не оговорить, что древнейший Новгород и есть Городище[76].

Поскольку иных «итогов и перспектив» не предвидится, кратко изложу свое видение проблемы, минимизируя аргументацию и ссылки.

В начале IX в. Aldeigja‑Ладога‑Aldeigjuborg, столица русского протогосударства, была прикрыта с трех сторон целым рядом «боргов» на основных речных путях. Это Alaborg/Aluborg на Сяси у Рождественского порога, контролировавший кратчайший водный путь из озера Нево в Поволжье (Джаксон, Мачинский 1989а; Мачинский, Панкратова 1996; 2002); это Trelleborg (Холопий/Робий городок) ниже слияния Волхова и Волховца (Носов, Плохов 2005). Древние названия последнего реконструируются из немецкого названия этого «городка» Drelleborg/Drelleborch, передающего сканд. Trelleborg в новгородско‑ганзейских договорах, и из его славянорусского наименования «Холопий городок». Поселения с названием Trelleborg существовали в скандинавских странах, наиболее известные – укрепленные викингские лагеря на острове Зеландия и в Южной Швеции, причем последний возник лишь в конце X в. Trelleborg означает «крепость рабов». Примерно такое же значение у славянского наименования Холопий городок или, возможно, более раннего Робий городок, сохранившегося в названии ближайшей речки Робейка.

Полагаю, что скандинавские Trelleborg’и могли называться так потому, что они находились на путях работорговли и в них в определенные моменты концентрировались большие группы рабов. Вероятно, такого происхождения и имя нашего Trelleborg’а – Робьего (Холопьего) городка. Он находился в важном торгово‑речном узле, через него уже в начале IX в. шел поток арабского серебра (клад 811 г.), здесь же могли временно концентрироваться рабы и пленные, предназначенные для сбыта на Западе и Востоке. Менее вероятно, что его постоянным населением были те ас‑сакалиба (славяне и балто‑славяне), которых русы рассматривали и как потенциальных рабов для продажи. Наш Trelleborg, возможно, самый ранний из соименных поселений.

Aldeigjuborg, Alaborg и Trelleborg были местами, защищенными самой природой, и требовали незначительных древесно‑земляных укреплений. Зато Любшанское городище (древнее имя неизвестно), прикрывавшее Ладогу с севера, не позже конца VIII в. имело мощные земле‑каменно‑деревянные укрепления и было настоящим borg’ом. Сюда же относится городок Новые Дубовики, контролировавший Волховские пороги. Возможно, к этой же системе относился и Изборск – скандинавский Iseborg < *Isuborg (Мачинский 1986; 1990); возражения моих друзей в этой связи меня не убедили (Джаксон, Рождественская 1988), тем более что появились дополнительные факты в пользу моей гипотезы (Белецкий 1993; 1996а; Плоткин 1993). Не исключено, что в этой «системе borg’ов» позднее появился и еще один – Hо́lmgarðaborg, как назван, видимо, Рюриков городок в одном из списков полуфантастической «Саги о Хрольве Пешеходе», сохранившей тем не менее уникальные данные о топонимике и географии Северной Руси (Мачинский, Панкратова 1996; 2002)[77].

Однако при наличии такой системы «боргов» вся территория протогосударства, видимо, называлась почему‑то Гарды (Garðar) – «огражденные дворы», возможно, как предполагают, из‑за созвучия со славянским гард/град – «укрепленное место, городок». Само название Hо́lmgarðr (Рюриков городок) – чисто скандинавское – «огражденный двор на острове». На базе слова garðr образован целый ряд названий, которыми именно и только скандинавы обозначали в IX–XI вв. русское протогосударство и государство (Garðar, Garðaríki) и «столичные» протогорода и города на «пути из варяг в греки»[78]. Вариант *Hо́lmgarðar (предположительно реконструируемый на основе упоминаемых в сагах Hо́lmgarðaríki и Hо́lmgarðaborg) мог бы обозначать систему поселений (дворов, хуторов) русов и славян на возвышенных местах среди заливной и местами болотистой поймы в верховьях Волхова, превращающейся весной в сплошной разлив, но, к сожалению, такие поселения пока не обнаружены. В любом случае никакого славянского «*Холмгорода» не обнаруживается ни в письменных источниках, ни в археологическом материале.

Название *Nevogarðr < *Nεβογαρδάς > Νεμογαρδάς (Рюриков городок) – финно‑скандинавское и означает «огражденный двор (или дворы) на болоте (в болотистой местности)». Это название, перенесенное позднее на собственно Новгород, сохранило в скандинавско‑германской традиции свою вторую часть – garðr (Nо́garðr, Nogardia), а в греческой – первую, nevo. В списке одиннадцати епископий «Великой Росии», составленном в середине XII в., имеем: Πελογράδων (Белоград = Белгород), Νευογράδων (Невоград = Новъград), Τζερνιγόβων (Чернигов), Πολοτζίκων (Полоцк) и т. д. (Бибиков 1981: 62–63). Чрезвычайно интересно, что Νευογράδων (Невоград) назван сразу за Белгородом, где епископия была учреждена так же, как и в Новгороде, еще при Владимире, и перед Черниговом, Полоцком и др., где епископии были созданы позднее. Вероятно, здесь отражено название собственно Новгорода (Νευογράδων), как оно было воспринято греками в 989–990‑х гг., когда и учреждалась новгородская епископия. Этот источник доказывает, что первая часть названия устойчиво воспринималась греками как Nevo‑ (Nεβο‑, Νευο‑), а скандинавское garðr заменилось в конце X в. славянским градъ. Соединительное о в *Νεβογαρδάς и Νευογράδων соответствует нормам среднегреческого языка, и, возможно, появилось лишь в греческом воспроизведении названия. Но в условиях трехъязычия, существовавшего в Поволховье, нельзя полностью исключать того, что финский корень * nev‑ и скандинавский * garð‑ объединило славянское соединительное о. Славянское название сначала Рюрикова городка и, позднее, во второй половине X в., – собственно Новгорода реконструируется как * Nev(ъ, о)gordъ > * Нев(ъ, о)градъ > * Нов(ъ, о)градъ. Чисто скандинавское название реконструируется как * Nevagarðr. Однако, не являясь лингвистом, я буду в дальнейшем в основном использовать только форму, зафиксированную в письменной традиции с учетом принятой всеми замены μ на β: *Nεβογαρδάς = * Nevo‑garðr = Невогард [79].

Показательно, что в итоговой статье Е. Н. Носов, старательно обходя темы этнического состава населения и древнейших названий Рюрикова городища, дает два рисунка – «Находки скандинавского происхождения» и «Находки финноугорского происхождения», а вот рисунка «Находки славянского происхождения» нет: не набралось даже на один рисунок (Носов 2007: 29–31, рис 3, 4). Все это вполне соответствует финно‑скандинавскому названию поселения.

Именем Hо́lmgarðr и, возможно, Hо́lmgarðar называли Рюриков городок и систему окружающих его «дворов» скандинавы, приезжавшие сюда из‑за моря по Волхову, а именем *Nevagarðr и, возможно, *Nevagarðar – местные росы, полиэтничные военно‑торговые дружины, в которых лидировали и преобладали потомки скандинавов. Смысл обоих названий – «огражденный двор (дворы) на острове» и «огражденный двор (дворы) на болоте» – суммарно вполне соответствует болотистому «острову русов» «Анонимной записки», где упоминаются «города», и, следовательно, один из них является главной резиденцией (столицей) властителя, именуемого «хāкāн‑рȳс». Эта столица и именуется в русских летописях Новгородом при ретроспективном рассказе о событиях 862–970‑х гг. Но весьма вероятно, что уже в это время на славянском языке это название звучало как * Нев(ъ, о)гордъ и * Нев(ъ, о)градъ и в такой форме было перенесено в конце X в. на возникший в середине X в. при Ольге другой административно‑торговый центр в том же микрорайоне, который стал называться Новгородом/Новъградом лишь тогда, когда в нем был построен укрепленный детинец. Словом garðr скандинавы преимущественно обозначали двор, усадьбу с оградой, тогда как для обозначения крепости преимущественно употреблялось слово borg. Присутствие слова garðr в именовании трех столиц – Рюрикова городка, Киева и Константинополя, вероятнее всего, связано с тем, что в этих городах находились дворы верховных владык (кагана‑князя и императора): Miklagarðr «Великий двор (императора)». На то, что garðr понималось и носителями славянского языка скорее как «двор», чем «град», может указывать топоним Ярославово дворище, фиксирующий первый перенос (с Рюрикова городка?) княжеского (вероятно, огражденного) двора на Торговую часть формирующегося собственно Новгорода (рис. 10).

Итак, в городке, построенном (по ПВЛ) Рюриком (по сумме разнородных источников, около 864–870 гг.), позднее, в 890‑х, а возможно, и в 900‑х гг., уже находилась резиденция хакана руси, как это явствует из сопоставления данных «Анонимной записки», византийских и скандинавских источников. Вероятно, она была здесь уже в 871 г., когда Василий I писал письмо Людовику II. Но каким образом этот титул был унаследован вновь пришедшей «всей русью» от доминировавшей здесь ранее местной «руси»? Возможно, как это часто бывало и как это особо акцентируется в «ладожских» сагах о древних временах, передача власти и титула происходила по женской линии, через брак с женой или дочерью прежнего погибшего властителя. Может удивить, что на рубеже IX–X вв. резиденция хакана была на севере, тогда как по ПВЛ Игорь и Олег осели в Киеве уже в 882 г. Однако обратим внимание на то, что в договорах Олега с Византией в 907 и 911 гг. Игорь вообще не упоминается, а эпическое предание сохранило память о том, что после похода Олег зачем‑то едет в Новгород и затем в Ладогу, где он и похоронен. Многое указывает на то, что Олег рассматривал Киев как свое личное «кормление», отобранное у пришедших ранее с севера Аскольда и Дира, а верховный хакан Inger/Ingor/Игорь еще «сидел» на севере как минимум до 912 г.

Таким образом, категорическое утверждение К. Цукермана (Zucker‑man 2000) о том, что первый Русский каганат (по его терминологии) прекратил существование «в начале 870‑х гг.», а Рюрик появился в Ладоге «около 875 г.» и что ни Рюрик, ни Игорь не именовались каганами, не подтверждается[80]. Рассказ об «острове русов» явно записан со слов побывавших там «гостей» с Ближнего Востока, пораженных его болотистостью и «зловонностью», и доказывает (при сопоставлении с иными источниками), что к середине 890‑х гг. центр второго русского протогосударства был у истоков Волхова и возглавлял его хāкāн‑рȳс.

Далее я коснусь четырех важных сюжетов.

 

О топониме Куйяба (Кūyābā) и русском хакане в середине X в.

 

У Ибн Фадлана (922 г.) имеются сведения, косвенно говорящие об особой сакральности царя (малика) русов. На столбе, помещаемом на вершине кургана, пишется (рунами? – Д. М.) имя погребенного и имя царя русов. Царь почти освобожден от практической деятельности. «Вместе с ним в его очень высоком замке (Вышгород? – Д. М.) находятся 400 мужей со своими девушками; эти мужи днем сидят и пьют с ним, а ночью спят у подножия его ложа». У самого царя 40 (вариант – 400) наложниц, с которыми он прилюдно совокупляется (культ сексуальной силы властителя, позднее отмеченный у «великого кагана» Владимира, имевшего 300 наложниц в Вышгороде. – Д. М.). Кроме того, царь разрешает возникающие ссоры, а в случае непримиримости сторон назначает судебный поединок – так же, как хāкāн‑рȳс в «Анонимной записке»[81], наконец, «у него есть заместитель, который командует войсками, нападает на врагов и замещает его у подданных» (Ковалевский 1956: 146)[82]. Сразу после этого рассказа Ибн Фадлан сообщает о высокосакрализованном «большом хакане» хазар, о его 25 женах и 60 наложницах; «его заместителя называют хакан‑бек», он командует войсками, управляет государством, ему подчиняются иноземные цари. Хотя царь русов не назван хаканом, но сравнение его с хаканом хазар напрашивается. По мнению А. П. Ковалевского, и начало рассказа о хакане хазар: «Что же касается царя хазар», «указывает на то, что Ибн Фадлан находится здесь под влиянием предшествующего рассказа о царе русов» (Ковалевский 1956: 267).

Отметим, что ни византийские, ни франкские императоры официально не признавали за росами права на титул хакан/хаган, именуя их лишь архонтами. Не признают за ними права на этот титул ни в арабском мире, ни, как видим здесь, в Хазарии и Болгарии. Во всех случаях, включая «Анонимную записку», речь идет лишь о том, что сами росы именуют своего владыку хаканом[83]. Весьма вероятно, что «царь» русов у Ибн Фадлана соответствует хакану «Анонимной записки», только первый фиксируется в письменном тексте несколько позднее второго.

Где‑то в диапазоне 923–951 гг. в арабо‑персидской географической традиции появляются сообщения о «трех группах руси». Отсылаю читателя к моей статье 1985 г., где есть неточности и наивности, но с основным выводом которой я согласен и ныне (Мачинский 1985а), а также к трудам моих предшественников‑единомышленников (Смiрнов 1928; Minorsky 1937). Эти сообщения впервые достоверно зафиксированы в сочинении ал‑Истахри, написанном около 930–933 гг., переработанном в 950–951 гг. и известном в последней редакции. У ал‑Истахри эти же сведения около 950–960‑х гг. заимствует Ибн Хаукал. Предполагают, что сведения ал‑Истахри восходят к сочинению ал‑Балхи (920‑е гг.). Но поскольку местоположение трех групп руси определяется относительно города Булгара, еще не существовавшего во время путешествия Ибн Фадлана (922 г.), ясно, что информация о трех территориальных группах руси была получена позднее этой даты.

Особое внимание привлекает название и местоположение столицы первой группы русов, ближайшей к Булгару, – Kūjābā. Другая группа – Artāniyyah со столицей в Artā, жители которой «спускаются по воде для торговли в Куйабу, вывозя из Artā черных соболей, черных лисиц и олово», и не допускают чужеземцев в свои земли. Ал‑Истахри и Ибн Хаукал сохранили также сведения о тех временах, когда Куйаба еще не считалась городом русов: «Русы – варварский народ, живущий в стороне булгар на реке Итиль между ними и ас‑сакалиба <…>. И те шкуры бобра, которые везут во все концы света и которых нет нигде, кроме как в северных реках, что в стороне булгар, руссов и Куйабы» (Новосельцев 1965: 404).

Многие исследователи, начиная с А. П. Новосельцева (1965), логично локализуют Artāniyyah и Artā в районе Верхнего Поволжья около Ростова и Белоозера, но при этом город Kūjābā, расположенный на речном пути между Arṯā и Булгаром, эти же и другие современные российские ученые уверенно и однозначно отождествляют с Киевом на среднем Днепре (Коновалова 1995). Я давно уверен, что восточные источники просто кричат о том, что эта Kūjābā – не Киев на Днепре, а некое поселение в верхнем Поволжье. Нашлись у меня и предшественники[84] (рис. 10).

Ситуация еще более проясняется, если обратиться к «Худуд ал‑Аалам», персоязычному географическому сочинению (982–983 гг.), в котором также сообщается о «трех городах» русов (здесь они не названы «группами»). Сложность в том, что по традиции сведения о «трех городах» в «Худуд ал‑Аалам» считают вариантом текста ал‑Истахри о «трех группах», а предшествующее им сообщение о «стране русов» – вариантом текста «Анонимной записки» об острове русов (Новосельцев 1965: 397–414). На самом деле эти два сообщения в «Худуд ал‑Аалам» неразрывно взаимосвязаны, и каждое из них в отдельности и оба они в единстве отнюдь не являются прямым заимствованием из более ранних сочинений.

Цитирую наиважнейшие отрывки:

 

Страна (русов). На восток от нее – гора печенегов (Жигули. – Д. М.), на юг – река Рута (Ока, по В. Ф. Минорскому), на запад – славяне, на север – ненаселенный север. Это большая страна, и народ ее… склонный к ссорам и воинственный <…> Царя их зовут рȳс‑хāкāн. Страна эта изобилует всеми жизненными благами.

 

Вот что думал известный арабист о соотношении этого текста с более ранним сообщением об «острове русов»: «Худуд ал‑Аалам от всей темы оставил лишь одну фразу <…>: „Они называют государя рȳс‑хāкāн“. Представляется, что замещение в Худуд ал‑Аалам термина хāкāн‑рȳс на рȳс‑хāкāн не случайно и показывает, как и весь окружающий эту фразу текст, на использование „Худуд ал‑Аалам“ иного, чем Ибн Русте и Гардизи, оригинала» (Заходер 1967: 79). Если у Ибн Русте хакан живет на болотистом и нездоровом острове, то в «Худуд ал‑Аалам» – в большой стране, изобилующей всеми благами. Если у Ибн Русте русы хоронят тела умерших, то в «Худуд ал‑Аалам» они их сжигают. Текст «Худуд ал‑Аалам» несомненно отражает новые, более поздние данные о русах, чем Ибн Русте, т. е. явно относится к X в.

Уточнить terminus post quem помогает вторая часть этого же рассказа «Худуд ал‑Аалам» о «трех городах» Руси:

 

Река Рус (Верхняя Волга. – Д. М.), вытекающая из страны славян, течет на восток, пока не приходит в пределы русов. Затем она идет вдоль границ Артаб, Слаба и Куйаба, которые являются городами русов, и вдоль границ хифжах идет к югу к пределам печенегов, впадает в реку Итиль (Кама – Волга. – Д. М.).

 

Итак, городами русов названы Куйа. а (Куйяба), Сла. а и Артаб (по А. П. Новосельцеву). В этом свидетельстве мы вновь имеем дело не с повторением, а с развитием более ранней традиции: здесь впервые говорится, что из «ближайшего к мусульманам» города Куйа. а вывозят меха и ценные мечи, а из Артаба – очень ценные клинки для мечей и мечи. В качестве terminus ante quem для арабских источников «Худуд ал‑Аалам» я полагаю возможным рассматривать 968/969 гг., когда, согласно Ибн Хаукалу, русами были разгромлены Булгар и Итиль[85], поскольку это событие не упоминается в «Худуд ал‑Аалам» (982/983), где очень подробно описаны народы, государства и города Восточной Европы. Таким образом, сведения о владыке русов с титулом рȳс‑хāкāн могут быть отнесены ко времени между началом 930‑х и серединой 960‑х гг.

Отмечу, что ни один их трех городов верхневолжской руси в «Худуд ал‑Аалам» не назван резиденцией хакана. Она как бы находится за границами территорий трех групп где‑то в пределах «большой страны», изобилующей «всеми жизненными благами».

В «Худуд ал‑Аалам» мы имеем бесспорное свидетельство применения титула «хакан» около середины X в. к верховному владыке Руси, которым мог быть либо Игорь, либо Святослав. В целом мы имеем надежные свидетельства существования у русов титула хакан/каган для 837–839 гг., 870–871 гг., ок. 892–913 гг., ок. 930–967 гг., ок. 978/980–1015 гг. (Владимир в Киеве), в 1019–1054 гг. (Ярослав в Киеве)[86]. Вероятно, титулом «каган» русы обозначали своего «царя» и в 922 г. Несомненна преемственность титула, несмотря на прерывание мужской линии первой династии около 850–860‑х гг. и появление новой династии около середины 860–870‑х гг.

Как и раньше, я полагаю, что «группа Куйаба» соответствует той группе курганных могильников уже полиэтничной «руси», которая появляется в бассейне Нерли в плодородном Суздальском Ополье не ранее 920‑х гг. Сам «город Куйаба» соответствует самому южному и наиболее близкому по речному пути к Булгару археологическому комплексу у д. Васильково на Нерли, состоящему для X в. из городища, селища и трех курганных могильников (Мачинский 1985а; Лапшин 1981; Лапшин, Мухина 1988).

Этот городок и открытое поселение с могильниками, где еще в XIX в. сохранялось около 300 курганов, находились в стратегически и экономически важнейшем районе, около впадения Нерли в Клязьму[87], на водном пути, ведущем из района оз. Неро и Ярославля, освоенного русами (по археолого‑нумизматическим данным) уже в IX в., в Волжскую Болгарию (Нерль – Клязьма – Ока – Волга). Этот юго‑восточный опорный пункт руси возникает во второй четверти X в. (возможно, в 920‑х гг.), т. е. тогда, когда у восточных авторов появляются сведения о «трех группах» руси в Поволжье, и находится как раз на речном пути из Арты/Артаба в Волжскую Болгарию. Преобладающий обряд погребения здесь (как и в «трех группах») – сожжение. Вещевой комплекс могильников имеет «го‑родской» характер. С начала XI в. количество населения значительно уменьшается. Это связано, вероятнее всего, с тем, что в 983 г. Владимир, наложив повторную дань на вятичей, «оттоле иде в Поле и, покорив Поле, построи град Суздаль» (Татищев 1964: 132) (рис. 10).

Относительно того, как название территории и города Куйаба могло оказаться в Волго‑Окском междуречье, уместно процитировать современного лингвиста В. Л. Васильева, который объясняет новгородский топоним Киево, развивая топографическую гипотезу происхождения названия днепровскоого Киева, выдвинутую в 1968 г. С. Роспондом (Роспонд 1968): «…Ойконим Киев связан происхождением с топографическим термином, близким к польск. kujawa „голое место среди лесов“; укр. диал. куява „крутой холм, пустое место“ и др. Древнеписьменные упоминания Киева неславянскими источниками (гр. Κίοαβα, перс. Kujaba, Kujave, араб. Kūyāba, Kūyāva, Khyiav и др.) тоже подводят к реконструкции топографического названия * Куява: * Kyj, позднее преобразованного под влиянием посессивной антропонимической модели и давшего др. – русcк. Кыевъ <…>. …для поддержки топографической версии применительно к днепровскому Киеву существует весомый аргумент, по‑видимому до сих пор недостаточно оцененный. Это наименование жителей древнего Киева – кыяне (позднее киевляне не в счет), исконный летописный катойконим, который отражают и древнескандинавские источники (др. – сканд. Kœnugarðr, „Киев“, или „Кыян(ов)ъ‑город“, Kœnir „кыяне, жители Киева“ (Джаксон 2000: 64–68). <…> если же считать имя Кия мотивирующим началом названия днепровского Киева, то мы вправе ожидать появления патронимически оформленного киевичи, которое означало бы „люди рода Кия“ <…>. По отношению к днепровскому Киеву таких образований как раз и нет, зато присутствует форма кыяне, убедительно подразумевающая первичный апеллятив, а не личное имя» (Васильев 2005: 210, 211). Отмеченные В. Л. Васильевым на карте (рис. 9) топонимы, аналогичные или близкие названию Киев, широко распространены на всей территории расселения славян в VII–XI вв., в том числе и в Волго‑Окском междуречье.

Добавлю, что с топонимом Киев тесно соотнесен этноним поляне, область Куявы в Польше находится на восточной границе большого племени полян, а предполагаемая Куйаба на Нерли расположена в плодородном почти безлесом Ополье, или просто в Поле, как названа эта местность в летописях, используемых В. Н. Татищевым. Все это вполне соответствует значению польск. – укр. куява – «голое место среди лесов, крутой холм, пустое место». Если же принять возможность двойной – не только славянской, но и тюркской этимологии имени Киева (и одноименных пунктов), то это вполне соответствует предполагаемой Куябе на Нерли, где встречались купцы тюрков‑болгар и славяно‑скандинавской Руси (см. Кляшторный 2009).