Демографическая ситуация и повседневная жизнь в XIX в.

На этот век приходится фантастический рост населения, 1800 188 млн, 1850 266 млн, 1900 401 млн, 1914 468 млн человек. Такой невероятный, никогда ранее не встречавшийся рост населения – важнейший факт, влиявший на общество, экономику, политику, само мироощущение людей того времени, - ощущение роста, развития, силы. Возрастная структура тоже менялась, люди стали жить дольше, увеличивалась «ожидаемая» продолжительность жизни – среднестатистическое количество лет жищни после детсва, статистику портила только высокая детская смертность (до 10 лет), в середине века средняя продождительоность жизни составляла 35 лет, увеличилось количество людей в возрасте. Возрастная структура представляла пирамиды со слегка утолщенным основанием: до 20 лет 40%, до 45 35% и т.д., общество того времени было гораздо моложе. Физическое долголетие привело к тому, что большее количество людей стало переживать фазу старости, более четко выделись фазы детства и юности, жизненный цикло приобрел привычный нам вид. Соотношение полов: мальчиков рождалось чуть больше, чем девочек, хлтя женщин в обществе было больше, чем мужчин.

Причины огромного роста населения: это самое мирное столетие Нового времени (в XVII в. 2 мирных года, в XVIII в. только 16), в XIX в. войн было меньше и убито было в 7 раз меньше, чем в предыдущем времени; 5 апреля 1815 года извержение вулкана Тамборра в Индонезии – репетиция ядерной зимы, поднявшийся вулканический пепел привел к 4 самым холодным годам в истории, в частности 1816 год – «год без лета», снег падал летом, у этого явления были огромные последствия (с ним связывали замедление маршей французских войск и поражение при Ватерлоо), в культуре (полотна английских художников-романтиков с закатами и рассветами, стихотворения Байрона, рождение романов-ужастиков про вампиров, которые английские литераторы рассказывали друг другу дома, не сумев поехать на отдых); массовый голод по всей земле, страшные эпидемии холеры, зародившиеся в Индии и пришедшие в Европу в 1830-х годах. Однако в целом демографический баланс в итоге вышле положительным: структурно на первую половину XIX в. приходится завершение т.н. «малого ледникового периода» (с XV в.), потепление, которое хорошо сказалось на сельском хозяйстве и уровне жизни. До середины XVIII в. в Европе существовала высокая рождаемость и высокая же смертность, регулятором была именно высокая смертность, высокий брачный возраст, безбрачие значительной части населения. В XIX в. начался т.н. «демографический переход» - переход от старой демографической модели (высокая рождаемость и смертность) к новой (низкая рождаемость и низкая смертность), из-за переходного характера XIX в. на него приходится демографический взрыв, сначала резко снижается смертность, но люди не успевают приспособиться, и рождаемость несколько поколений еще остается высокой (т.н. «демографические ножницы» которые сначала сомкнуты, XIX в. очень сильно размыкаются, сейчас снова смыкаются). По странам ситуация различалась, быстрее все росло население в Англии, потом в Нидерландах, единственная страна, где население не росло, а даже уменьшалось – Ирландия (из-за «великого голода» 1840-х годов, вызванного болезнью картофеля, более 1 млн умерло, 200 тыс. каждый год уезжало в Соединенные штаты), но она явно исключение. Особенная ситуация сложилась во Франции, здесь рождаемость начала снижаться очень рано, еще с конца XVIII в., преобладало мелкое крестьянское хозяйство, и крестьяне стремились избежать дальнейшего дробления земли с помощью снижения рождаемости (картина «крестьянская семья» в учебнике медякова – отец, мать и всего один ребенок!), делалось это с помощью высокого брачного возраста, желавшие жениться мужчины предпочитали вдов и женщин в возрасте, чтобы избежать большого количества детей, большая часть населения была безбрачной, наконец, очень распространена была архаичная практика отдавать детей кормилицам, где дети умирали от недостаточного ухода питания. В результате Франция стала самой «старой» страной Европы, в конечном счете из самой населенной страны Европы она единственная избежала демографического взрыва, уже с середины XIX в. она стала активно привлекать иммигрантов («смуглеющая Франция»). Другой фактор роста населения – снижение смертности, которая при Старом порядке всегда была очень высокой. Снижение достигалось в первую очередь за счет снижения детской смертности в результате применения элементарных гигиенических мер, прививок, простого кипячения воды и молока, более широкого использования мыла, потом появилась пастеризации, детям стали просто уделять больше внимания. Люди стали переходить от шерстяной одежде больше к одежде из хлопка, больше мыться, мыть голову целый два раза в месяц, чистить зубы раз в неделю и т.д. Если классическая смерть при Старом порядке – стремительная смерть от инфекции, то в конце XIX в. века это спокойная смерть о системных заболеваний. В результате в конце XIX в. смертность сместилась от детей больше к старикам. Рост рождаемости способствовал быстрому росту капиталистической экономики, которая могла прокормить гораздо больше людей.

В XIX в. меняется сама семья, появляется ее планирование, а рождаемость начинает осознанно сменяться. В это время появляется гораздо больше браков и семей, снимаются многие юридические рамки, мешавшие заключить брак, в результате резко снижается количество внебрачных детей, дети все больше живут в семье, а не на улице. Раньше главным типом семьи была т.н. «большая семья», которая вызывалась в первую очередь экономическими обстоятельствами, ограниченными возможностями завести собственную семью. В XIX в. распространяется малая семья из родителей и детей, это изменение именно качественное, а не количественное. Семья перестает быть производственной ячейкой, подход к браку перестает быть в основном экономическим, слишком серьезным для эмоций делом, члены семьи воспринимались не столько лично, сколько эмоционально (и тут все вспомнили про любовь Обломова к Пшеницыной) как при Старом порядке, появляется феномен романтической любви между супругами, ребенок начинает восприниматься как особенное существо, его перестают считать «маленьким взрослым», перестают воспринимать их исключительно функционально и начинают воспитывать. Итого, Медяков считает, что старая семья – классический брак по расчету в самом грубом смысле. Новая же семья в связи с бурным развитием экономики возникает в XIX в. Она уходит из производство, семья скорее потребляет, а не производит, это пространство скорее отдыха, чем работы, экономические факторы при заключении брака постепенно отходят назад, на смену брака по расчету приходит брак по любви. Отныне интересы семьи не преобладали в огромной степени над интересами отдельного человека (раньше умерший муж, например, очень быстро заменялся новым, например, братом умершего), отношения в семье индивидуализируются, это отражается и в языке, с обращения «вы» переходят на «ты». По той же причине увеличивается и количество разводов, хотя юридические это сделать было трудно, во многих странах разводы были просто запрещены. Возник новый идеал – не крепкая работница, а беззащитное существо, которое нуждается в защите мужчины и одновременно гармонично восполняет его односторонность, мужчина начинает олицетворять рациональное объективное, женщина – эмоциональное субъективное. Работа постепенно превращается в удел мужчины, а женщина больше остается с детьми, женщина постепенно попадает в экономическую зависимость от мужчины, отсюда новое обоснование патриархальных отношений. В Англии раньше всех женщины получают право распоряжаться своим имуществом, позднее они получают право сохранять детей при разводе. Детей начинают считать отдельным возрастом, для них появляются отдельных игрушки и книги, сами эти идеи зародились еще у швейцарских педагогов XVIII в., но развитие они получили уже в XIX в. В изменившемся отношении к детям кроется ответ на вопрос о причинах падения рождаемости. В начале XX в. типичной стала семья с 3-4 детьми, вместо 12-15 раньше, причины этого лежат больше частью в психологической плоскости – на большом количестве детей экономили, но не для себя, а в пользу уже имевшегося, детям уделяют отныне особое внимание, воспитывают их, повышают качество их жизни. Одновременно в отдельную фазу выделилась юность, «XIX в. открыл юность». Это происходило из-за ускоренного взросления и полового созревания детей в это время, увеличения срока нахождения детей в семье и школе, ребенок не выставлялся теперь как можно скорее на улицу в разновозрастной производственный коллектив, а оказывался в компании своих сверстников, что способствовало осмыслению юности как особенного периода жизни. Вне зависимости от убеждений, религий и т.д. все европейцы того времени признавали семью важнейшим институтом и относились к ней как к святыне. Семья была абсолютной нормой, высмеивали именно холостяков, старых дев, вдов и т.д. Такова новая семья, буржуазная семья, с экономическим достатком, свободой выбора будущего супруга и т.д. Притом именно буржуазия, буржуазная семья, а не дворянская, отныне стала тем примером, следовать которому стремились все слои населения. Крестьянская семья все еще тесно была связана с производством, она традиционно не была так замкнута от внешнего мира, как буржуазная семья. Своеобразной была семья рабочих, здесь честная жизнь не отделялась жестко от внешнего мира, здесь не было общего производства, она была прагматичным способом выживания в очень тяжелых условиях, здесь рано заключали брак, потому что самостоятельно начинали зарабатывать рано, быстро достигали потолка заработной платы, ждать было особенно нечего. Здесь существовала т.н. «рабочая аристократия», которая служила проводником ценностей буржуазной семьи, в частности ее эмоционального подтекста. Итого далее всего к идеалу буржуазной войны к Первой мировой войне ушла Англия, во Франции в семейной жизни сохранялась значительная производственная составляющая.

Модернизация в XIX в. затронула и сам физический облик человека, на это время значительно увеличиваются средний вес и рост человека, потому что изменяется его рацион питания, одежда, жилище. В прошлое окончательно уходят голодные катастрофы, другой проблемой было длительное структурное недоедание, не переходящее в голод, в XIX в. постепенно потребление еды на человека растет и к концу века кое где даже превышает физиологический минимум. Исчезает древний ритм голода – жирная осень, голодная весна, меняется качество и характер пищи, она становится богаче и разнообразнее, появляется представление о разной пищевой ценности продуктов, происходит постепенный сдвиг от растительной к мясной пище, потребление мяса на человека увеличивается где-то в два раза, повышается потребление сахара. Это происходит от постепенного роста реальных доходов населения, от улучшения самих продуктов питания, благодаря промышленному перевороту и транспортной революции, появляются промышленные холодильники (что принципиально меняет ситуацию со снабжением мясом и рыбой), изобретение маргарина позволяет лучше снабжать жиром простое население, в 1890-е годы появляются консервы – «аристократическая пища» из-за своей дороговизны. Происходит общая демократизация питания, уменьшаются политические различия, в том числе гастрономические, между разными слоями общества, торговцы открывают закон того, что миллионы медных монеток лучше горки золота богачей (так дешевые коробочки с чаем сэра Липтона сделали его богатейшим человеком, а чай перестал быть предметом роскоши). В питании все слои общества тоже стремятся ориентироваться на буржуазные семьи, например, употреблять пищу с помощью ножа и вилки.

Социальный статус человека отчетливее всего демонстрировала одежда, в XIX в. она сохраняет эту функцию, но в целом происходит эгализация, люди разных общественных слоев начинают носить одинаковую одежду. Тон этому процессу задавали буржуа, они перестал копировать дворянство, чувствовали себя хозяевами жизни и могли позволить себе расслабиться – в костюме (о, Боже) исчезает тонкая талия, фрак становится все больше похож на пиджак, воротники перестают быть острыми и стоячими, цилиндр сменяется шляпой, на рубеже веков появляются брючные стрелки. Женская одежда трансформировалась чуть медленнее, она должна была демонстрировать богатство и благополучие семьи, тогда как мужская должна была быть в первую очередь функциональной. СО временем на женской одежде отражается и эмансипация (война против корсетов), возникает мода на ниспадающие платья, платья-туники. Одежда в целом становится гораздо более удобной и простой. Мужчины перестают носить бороду и усы, пользоваться пудрой и румянами, женщины также перестают столько пользоваться косметикой, которая вообще до Сары Бернар считалась пошлостью. Т.е. одежда становится более простой и демократичной. Одежда стандартизируется, ее все больше изготовляют на фабриках, появляются «номерные серии», обувь начинает выпускать отдельно для правой и левой ноги, одежда дешевеет и становится более доступной. Ну и, как всегда, все сказанное выше, нужно релятивировать. Особенно сильно подражать буржуазии в одежде стремились, как ни странно, рабочие, крестьяне также стремились подряжать жизни горожан, нося шляпы.

Жилье резко растет в количестве, а домовладение превращается в постоянный источник дохода, появляются т.н. «доходные дома», возрастает количество этажей. В разных странах ситуация с жилье была разной, в Англии продолжали преобладать коттеджи, в Германии жилье снимали практически все. Дом был выражением достатка и стиля жизни, он хорошо воплощал отделенность от внешней жизни, характерную для буржуазии, - отгородиться от улицы деревьями, лужайкой, прихожей, ширмой («век ширм»). Помещения теперь загромождены вещами разных стилей, которые должны показать «дом-полную чашу». К началу XX века это постепенно уходит, интерьер становится проще, а роскошь уменьшается. Крестьяне и рабочие стремились подражать буржуазному жилью, напрмиер, в крестьянских домах появилась т.н. «чистая комната» - аналог гостиной. Интерьер буржуазных домов копирует рабочая аристократия, ставя у себя тахту, ширмы.

Лекция III

“Великие идеологии»: либерализм, консерватизм и социализм в первой половине XIX в.

Они появляются потому, что они способны объяснять, в XIX в. такие объяснения были нужны, ведь потрясались основы обществ, менялись отношения социальные. экономические, политические, ведь Французская революция взорвала и взбудоражила весь Старый свет.

Главная идеология XIX в. – либерализм. Термин происходит от liberalis (свободный), его сначала использовали для обозначения сторонников испанской конституции в 1812 году, потом он распространился шире. Первый этап либерализма, этап классического/раннего/революционного либерализма, второй этап – 1860-1870-е годы, когда либерализм организуется, появляются либеральные партии, одновременно появляются новые политические и социальные реалии, которые приводят к кризису либерализма. В основе либерализма лежал оптимистичный образ человека как разумного ответственного существа, который автономен и независим, потому что руководствуется собственным умом. История представлялась как постоянный прогресс, восхождение от низшего к высшему путем совершенствования человеческого разума: права человека, конституция, разделение властей, принципы конкуренции в политике и экономике. Главный носитель либерализма – буржуазия, но в Венгрии и Испании – дворянство. Главная ценность либерализма – свобода, свобода как личные права, во главе всего находится личность, а не общество, крайний воинствующий индивидуализм – характерная черта либерализма, свобода понимается не как «свобода для», а как «свобода от», свобода является не средством, а высшей целью. Практической же целью либералов стало устройство такого общества и политической системы, которая бы не позволила нарушать такие личные свободы. Т.е. свобода общества – средство для обеспечения свободы личности. От кого нужно защищать эту свободу: первоначально от Старого порядка, абсолютистского государства, сословного строя, но они уже ушли в прошлое. Тогда следующий вопрос: а как быть с народом? - либералы опасались угрозы «тирании большинства», которая и погубит личную свободу, эту угрозу они пытались купировать с помощью избирательного ценза. Родина либерализма – Англия, это связано со спецификой ее политического развития, это единственная страна, которая вступила а XIX в. уже с промышленным переворотом и торжеством буржуазии, ее авангардная позиция обуславливает специфику английского либерализма. Для него особенно важны экономические проблемы, которые разрабатывала «манчестерская школа», существовала и мощная идейная традиция политического либерализма, отцами которого называли Мондевиля, Локка, Смита. На этой почве появляется первый вариант либерализма – утилитаризм (учение о пользе), его основатель Джереми Бентом, сын богатого адвоката, гениальный ребенок. Он считал, что человек как довольно простое существо стремится лишь добиться наслаждений и избежать страданий, т.е. сыскать себе пользы. Ему нужно помочь в выборе, для чего Бентом разработал «моральную арифметику» с таблицами и графиками и т.д. Он стремился примирить общественный и частный интерес, притом он считал, что в сущности такого противоречия нет, и общий интерес – лишь сумма частных интересов. Главной ценностью для него была не свобода, а собственность и безопасность, а свободу он считал философской абстракцией, не особенно нужной и даже опасной. Он первоначально выступал за высокий имущественный ценз, но потом свои взгляды пересмотрел, предлагал его расширить и даже пришел к идее о вмешательстве государства в социальную сферу. Онс читал, что ценность каждой личности такова, что каждый человек на самом деле заслуживает отдельного памятника, а поскольку технически это невозможно, то пусть таким памятником будет тело – после смерти он самомумифицировался, а его мумия была выставлена в Университетском колледже Лондона, который он основал, и где пребывает до сих пор, ее реально возят на заседания Ученого совета. Другим либералом был Джон Стюарт Миль, выдающаяся личность, в которого с рождения вколачивали либеральный принципы, его отец был соратником Бентома и из сына сделал эксперимент о воспитании свободной личности, его безжалостно воспитывали с раннего детства. Его эссе «О свободе» стало Библией европейского либерализма, он дополнил учение Бентома о согласовании частного и общественного, он четко аргументировал и обосновал личную свободу как условие гармоничного развития не только личности, но и всего общества, общество в котором такой гарантии нет, будет господствовать «коллективная посредственность», оно будет обречено на стагнацию и гибель. Единственное оправдание нарушения свободы – предотвращения действия, опасного для свободы другого. Там же он обосновывает существование свободного общества и государства, допускает не только ослабление ценза в будущем, но даже введение всеобщего избирательного права. Пока же н считал, что только образованным люди обладают достаточным сознанием, и только имущие обладают достаточным досугом.

Французский либерализм больше всех других был ответом на вызовы Французской революции, в нем также была несколько сдвинута тематика в сторону вопроса о том, как можно восстановить французское общество так, чтобы не допустить повторения того, что произошло. ОН был более жестким и радикальным именно из-за опыта революции. а первые позиции выдвигается проблема сочетание свободы и равенства, либерализма и демократии. Главный французский либерал Бенджамен Констан («Принципы политики»), он швейцарский дворянин, который побывал революционером, сторонником и противником Наполеона, особенно его карьера взлетела во время Реставрации. Он также подчеркивал приоритет личной свободы над свободой общественной («свобода для» ради «свободы от»), он писал, что не важно, в чьих руках политическая власть – монарха или правительство республики, важен объем этой власти, опасный или неопасный для свободы личности. Он жестко не принимал народный суверенитет, который называл «судорожной тирании», выступал за очень высокий имущественный ценз, принципиально не желал допускать народ к политике, ведь бедняки глупы и необразованны, ими легко манипулировать, власть им нужна только для того, чтобы покуситься на чужую собственность. В отличие от англичан, он выступал за как можно более низкую заработную плату рабочим, что было способом указать рабочим их место в социальной системе. Алексис де Токвиль, потомок очень древнего аристократического рода, он не оставил никакого большого систематизированного труда, но зато написал книгу «О демократии в Америке», которая принесла ему места в парламенте и во французской Академии наук. Он обладал невероятным чутьем эпохи, уже в январе 1848 года он в Национальном собрании всех неожиданно предупредил депутатов о том, что надвигается революция. Ему особенно интересно было соотношение либерализма и демократии. Если Констан жестко не принимал демократию, то для Токвиля она уже наступила, демократическая революция уже совершилась, притом что лично он «боялся ее, будучи аристократом по инстинктам». Он исследовал диалектику свободы и равенства, последствия демократии, считал, что равенство укрепляет уверенность людей в себе, это способствуют оптимизму, предприимчивости и экономическому процветанию, но с другой стороны, такая концентрация на экономическом процветании делает людей равнодушными к политике и тем самым готовит приход такого деспотизма, которого еще не знала история, деспотизма, который будет опираться на формальное верховенство народа. Демократия, по его мнению, нивелирует мысли и поступки, ведет к «тирании большинства», и тем самым губит личную свободу, даже свободу мысли. (Настоящий либерализм – не абсурд, а разум, идеология компромисса» (с) Медяков. «Свобода есть лишь там, где есть свобода всеобщего мнения» Миль).

Немецкий либерализм отличается своим «отставанием», он появляется до начала промышленной революции еще в рамках традиционного общества, его носителем здесь становится не буржуазия, а очень узкий слой интеллектуалов, начитавшихся французских и английских книжек. Немецкий либерализм расколот религиозно и территориально, север ориентируется на английский либерализм, а юг на французский. Отсюда немецкий либерализм весьма умеренный, государство у немецких либералов, в стране «оборонительной модернизации» (против последствий французской революции) не столько враг личной свободы, сколько союзник в деле проведения реформ. Для немецкого большое значение имел национальный вопрос, притом крупных фигур там не было. Типичная его фигура – Лоренс фон Штайн, которого интересовали вопросы свободы личности и собственности, разница в размерах собственности, по его мнению, и определяет зависимость тех, кто не обладает, о тех, кто обладает. Отсюда свобода внутри общества само по себе не возможна, общество - это вообще не свобода, принести ее может только государство, которое стоит «над схваткой», именно оно гарантирует права личности – это т.н. «немецкая этатистская традиция», идея «социальной монархии».

Левым конкурентом либерализма был социализма, как термин появился в 1826 году для обозначения сторонников Оуена. В середине века появилась работа Энгельса «Развитие социализма от утопии к науке». Социализм имел два этапа: утопический, до революций 1848 года, и после нее научный социализм или марксизм. Социализм так же, как и либерализм, видел человека в позитивных тонах, так же признавал позитивную динамику истории, они имели и общее происхождение – осмысление французской революции и ее лозунга: «свобода, равенство, братство». Если либералы предпочли свободу, то социалисты равенство, общество, устроенное по предложениям либералов, с точки зрения социалистов, был миром эгоизма и социальной несправедливости. Социализма вместе с тем, в некоторой степени, был реакцией на промышленный переворот и очень сильные изменения в экономической и социальной жизни. Он стал альтернативным проектом общественных изменений, в отличие от либералов, которые обосновывали реально происходившие изменения, и от консерваторов, которые идеализировали реально существовавшее прошлое. Для социализма была все так же очень характерна утопия, утопический характер идей. Социалист Кабэ написал утопический роман «Путешествие в Икарию», республику, где существует полное уравнительство и единообразие, такая модель устройства общества современникам, жившим в страшную эпоху промышленного переворота, казалась очень привлекательной. Книжка получила бешеную популярность, к Кабэ присоединились многие, чтобы отплыть в Америку и там построить идеальное общество. Известным социалистом был граф Сен-Симон, аристократ невероятной древности, чей род восходил к Карлу Великому. Он был военным, революционером, спекулянтом, а потом и социалистом. Его называют отцом социализма, поскольку именно он разработал принципиальные термины, изложил принципиальные идеи социализма: гармоничное бесклассовое общество, построенное на основе технического прогресса. Новое общество, по Сен-Симону, было «промышленной системой», в которой растворялось все остальное, там было всего два класса: класс паразитов, не связанных с промышленностью, и промышленников, там существовала «промышленная монархия», где большую роль играл совет ученых и промышленников. Сен-Симон притом совсем не эгалитарист, он выступал последовательным сторонником частной собственности. Другой социалист сын мелкого лавочника Шарль Фурье, чья жизнь была и в личном, и в карьерном смысле несчастна, отсюда в его трудах особенно сильна критическая часть. Он критиковал классовый характер государства, которое всегда все равно защищает богатых и все равно всегда обманывает бедных, он первый указал на слабое место либеральной доктрины – формальный характер провозглашаемых прав. Он считал, что ни одна из существовавших систем власти такой ситуации не изменить, потому нужно создать что-то принципиально новое – «Новый промышленный и социэтарный мир». В основе такого общества должны были лежать производственно-потребительские фаланги. Фурье также не эгалитарист, он создал сложную систему распределения по талантам, участию и т.д. Он выступил идеологом крайне коллективистского воспитания детей вот прямо с пеленок и считал, что с появлением и установлением фаланг принципиально изменится даже природа. Другим социалистом был англичанин Роберт Оуэн, жестокий борец с буржуазным обществом, он вышел из низов и сам сделал себе головокружительную карьеру, на его предприятиях была огромная прибыль и огромные социальные гарантии для рабочих, высокие заработная плата. В его учении ест сильный отпечаток Просвещения, он абсолютизирует роль внешних факторов, особенно, воспитания в деле создания нового общества. Он считал, что характер и человека, и общества, объясняет характером среды, а эта среда – капиталистическая, не нормальная, мир зла и наживы. Т.е. капиталист Оуэн был яростным противником капитализма. Он предложил создавать «поселки-общности» типа фаланг Фурье, но на основе общественной собственности, которые должны были наглядно демонстрировать людям преимущества такого устройства. Такое поселение он основал в США, но через два года оно уже распалось, и Оуэн, невероятно практичный и умный предприниматель, растерял большую часть своего состояния. Интересно, что и Сен-Симон, и Фурье, и Оуэн - утопических социалистов, вообще не апеллировали к насилию, призывали действовать постепенно, примером, воспитанием, их учения носили выраженный социальный характер. Поэтому и пропасть между такими социалистами и либералами была не такой уж большой. Но в середине века появляется марксизм. Предками Маркса было целое поколение раввинов, и это отразилось на его философии истории, придав ей уже с детства мессианский оттенок. Он защитил в 23 года докторскую по философии, но места ему в академии не нашлось, он занялся критической журналистикой. Потом он встретился с Энгельсом и стали разрабатывать совершенно новое учение, в 1864 г. они основали Первый интернационал. Маркс был очень язвительным, острым на язык, крайне не принимал иного мнения м постоянно ругал и противников, и соратников. Его главным идеологическим оружием стал т.н. «исторический материализм», он утверждал, что не будет подробно рисовать новое общество, но только укажет, что общее историческое развитие ведет к нему и именно к нему. Для Маркса важна философия Гегеля, у него он взял идею четырех царств: восточного, греческого, римского и германского, притом переход, прогресс от одного к другому происходит через развитие народного духа. Эту схему Маркс наполнил новым содержанием, уничтожив, правда, дух. Вместо царств он создал четыре способа производства: азиатский, античный, феодальный и капиталистический, вместо духа тут производственные отношения. Притом если у Гегеля переход в другую стадию происходит автоматически, то у Маркса исключительно путем насилия – «повивальной бабки истории», он теоретически обосновал и оправдал революцию, как насильственный переход к новому лучшему обществу. Притом его социализм был действительно социализмом научным, свои идеи он старался обосновать и доказать научно, а потому он решил написать «биографию капитализма» - знаменитый «Капитал». Проблема, однако, заключается в том, что он окунулся в историю, уже имея в своей голове свою собственную сложившуюся схему, поэтому постоянно ошибался. Под конец жизни ошибочность и ущербность такого подхода он и сам понял под конец жизни, потому и «капитал» остался недописанным.

Франсуа Шатобриан ввел термин «консерватизма» для обозначения противников Французской революции, так он назвал и свой журнал, выходивший с 1815 года. В отличие от либерализма и социализма, консерватизм – больше, чем идеология, это естественное человеческое состояние. Существовало множество вариаций консерватизма – от реакционного до либерального. Реакционный консерватизм стремился вернуть прошлое, статус-кво стремился сохранить настоящее, реформаторский консерватизм допускал некоторые изменения, наконец появился даже «революционный консерватизм», призывавший создавать то, что будет достойно сохранения. В основе такого мировоззрения лежал принципиально другой образ человека: человек слаб, он мыслит не только рационально, но и иррационально. Раз он слаб, ему нужен опекун, если в нем сочетается ангельское и животное, ему нужен наставник, раз он «просто злобная тварь», то ему нужен тюремщик. Поэтому отправной точкой такого взгляда является не свобода, а порядок, цель которого, воспитать и облагородить человека. Сохранить же такой порядок позволяет авторитет, а не закон, как предлагали либералы, притом авторитет не может разделять, а соответственно невозможно и разделение властей. Консерваторы осуждали восхищение либералов и социалистов прогрессом, утверждая, что отнюдь не известно, что там таится: «идея бесконечного прогресса, это идея бесцельного прогресса, самая пустая и страшная мысль». Прогрессу противопоставлялась идея органичной традиции. Общество консерваторы понимали не как сумму атомов (как у либералов), а как паутину, в которой неравенство естественно, оно означает не только подчинение, но и помощь, и покровительство.

Лекция IV