Эмпатия, выраженная через призму искусства

У эмпатии и искусства древняя история. Эстетик Роберт Вишер[24] в конце девятнадцатого века впервые использовал немецкое слово «Einfьhlung», чтобы описать, как человек, который смотрит на произведение искусства, проецирует собственные чувства на творчество художника, переживая опыт красоты. Философ эстетики Теодор Липпс[25] расширил концепцию и применил ее к межличностному взаимодействию, выбрав этот термин как синоним слова «эмпатия». Позднее немецкий философ, психолог и социолог Вильгельм Дильтей расширил сферу применения термина, обозначив им процесс, посредством которого один человек узнает, что думает и чувствует другой, – сейчас мы называем это «теорией разума». Эдвард Титченер[26] в конце концов придумал термин «эмпатия», осуществив своеобразный перевод с немецкого. Под «эмпатией» он подразумевал способность человека к самоанализу и переживанию эмоционального состояния других людей, которое выходит за рамки «симпатии», концепции – «мне плохо, потому что тебе плохо». «Эм» в слове «эмпатия» означает приобщение к чужому страданию, понимание мыслей, ощущение боли другого человека, как если бы наблюдатель испытывал ее сам, т. е. отождествление себя с другим человеком.

При помощи искусства мы возвращаемся к истокам эмпатии – к «Einfьhlung», к чувствам зрителя, эмоционально затронутым и растревоженным искусством. Обычно мы ценим искусство именно за эмоции, которые оно вызывает. Хотя у нас не всегда получается ощутить те же эмоции, что испытывал художник, но на интуитивном уровне можно уловить нечто, «вплетенное» в картину, например благодаря манере письма или деталям. Мы можем наблюдать проявления эмпатии в повседневной жизни: например, когда человеку больно – мы ощущаем его боль. В искусстве все немного иначе – художник сам создает эмоцию. Конечно, можно запечатлеть на фото «реальную» эмоцию – например, выражение лица ребенка, которого выносят из-под обломков разрушенного дома в Сирии, или Карла Ястржемского[27], требующего засчитать мяч, вылетевший за пределы поля. Художник сам определяет, какие эмоции хочет передать и как донести их до зрителя. Иногда вложенные творцом эмоции доходят до нас, а иногда мы ощущаем нечто подобное или что-то совсем иное.

В искусстве часто можно найти дополнительные слои, которые его усложняют. В случае с театром это большое количество участников – драматург, режиссер, актеры, зрители и даже театральный критик, все они объединяют усилия для создания произведения, что может немного исказить его смысл, поскольку каждый привносит в процесс свою точку зрения. Существует множество способов вызвать эмоцию – это может быть тень в дверном проеме или манера поведения персонажа, конкретная строчка песни или чувственный голос певца, или, если говорить о драме – особая, отточенная, хорошо отрепетированная и талантливо воспроизведенная фраза. Тем не менее искусство будет неполным без восприятия и эмоциональной вовлеченности зрителя. На рубеже двадцатого века Алоис Ригль[28], представитель Венской школы истории искусствознания, отметил, что зритель сотрудничает с художником, интерпретируя то, что видит на холсте, тем самым привнося в картину новый смысл. Он называл это явление «вовлеченностью зрителя».

Искусство тесно связано с нашими эмпатическими способностями, взаимодействие с ним похоже на общение между людьми.

Во всех видах искусства зритель объединяет личный опыт с опытом автора, выраженным в творении.

Просмотр визуальных образов, например картин, основан на зрительном контакте с произведением, этого может быть достаточно, чтобы вызвать эмпатическую реакцию. Когда зритель смотрит на изображение, он находит окно во внутренний мир картины и ее создателя. С точки зрения нейронауки, подобная реакция очень похожа на обработку мозгом человеческого лица при зрительном контакте.

Искусство объединяет людей в общественной и частной сферах, благодаря ему мы можем делиться своим опытом. Я помню, как была в Японии и стояла перед статуей большого Будды в Камакуре, – этот момент изменил мою жизнь. Созданная в 1252 году, скульптура возвышается на сорок футов над японским морским пейзажем, где когда-то стоял священный храм. Мир и спокойствие, исходящие от лица Будды, были сильны, как океанская волна и при этом легки, как перышко. Сила этого мирного чувства, казалось, затрагивала каждого человека на площади. Такой же сильный опыт я испытала, когда впервые увидела «Гернику» Пикассо, его политический упрек нацистским бомбардировкам баскского города во время гражданской войны в Испании. Используя лишь мазки кисти, формы и оттенки нейтральных цветов он смог изобразить трагедию войны и страдания, которые она неизбежно приносит людям. Это полотно вызвало у меня непередаваемое чувство тревоги и сострадания, после ознакомления с ним я твердо решила стать врачом.

Случалось ли с вами подобное? Если да, то у вас получилось испытать свойственную лишь человеку эмоцию, вызванную искусством. С точки зрения нейронауки, эта эмоция восходит к наскальным рисункам, к началу нашего вида. Осознание себя человеком приходит с желанием выразить нечто в форме произведения искусства или отозваться на такое произведение. Если это желание нельзя выразить, например в тюрьме, человек может дойти до полного духовного обнищания и отчуждения от общества. Искусство – великая объединяющая сила, которая помогает нам перейти от ви́дения, ограниченного собственной точкой зрения к пониманию этого мира.

Я имела честь и удовольствие поговорить с Эриком Канделом, нейробиологом из Колумбийского университета, лауреата Нобелевской премии 2000 года по физиологии и медицине за открытия, касающиеся передачи сигналов в нервной системе. В книге «The Age of Insight», он прекрасно описывает феномен соединения с искусством на внутреннем уровне:

«Наша реакция на искусство проистекает из неудержимого стремления воссоздать творческий процесс – его познавательный, эмоциональный и эмпатический аспекты – в собственном мозге… Это стремление, свойственное художникам и зрителям, по-видимому, объясняет, почему любая группа людей в любое время и в любом месте создавала определенные образы, хотя, казалось бы, искусство не нужно для выживания».

«Искусство – это приятная, поучительная попытка художника и зрителя рассказать о чем-то, поделиться друг с другом творческим процессом, который так нравится человеческому мозгу, – процессом, ведущим к озарению и внезапному признанию, которое мы замечаем в другом человеке. Это позволяет нам увидеть правду, лежащую в основе изображенной красоты или уродства».

При общении с Канделом, я спросила, что он думает о взаимодействии между искусством и зрителем.

«Как ученый, я использовал минималистский подход. Мне удалось обнаружить, что обучение, на уровне молекулярной биологии, происходит посредством модуляции высвобождения особого нейромедиатора. Меня всегда впечатляло, как много можно узнать, если посмотреть на мир с точки зрения минималиста. Например, работы Марка Ротко, абстрактного экспрессиониста, использовавшего образы и яркие цветные полосы, настолько мощны, что поначалу будто сливаются в одно цветовое пятно, пока вы не увидите, что каждая полоса накладывается на ряд других. Вы понимаете, что одна полоса состоит из множества других, и ваше восприятие меняется. Чем дольше смотришь, тем больше видишь», – говорит Кандел.

Искусство может быть неоднозначно, но зритель вносит свой вклад в общий опыт.

Наш мозг способен меняться под влиянием искусства, у нас есть возможность увидеть новые слои этого мира, новые детали и взаимосвязи. Искусство может стать величайшим связующим звеном нашего разделенного мира. Это сущность эмпатии.