Д.Н. Узнадзе и психологическое исследование установки

На рубеже 30-х и 40-х годов в целом законченную картину представляют исследования установки, о которых уже упоминалось на страницах нашей книги. Начатые Д.Н. Узнадзе и его сотрудниками еще в начале 20-годов и получившие завершение[543] в последние годы его жизни (умер в 1950 г.), они вместе с тем становятся отправной точкой для обширных работ, которые в настоящее время осуществляет большой коллектив Института психологии АН Грузинской ССР (директор А.С. Прангишвили). Содержательный обзор важнейших итогов и этапов теоретической и экспериментальной разработки проблемы установки можно найти в статьях А.С. Прангишвили «Общепсихологическая теория установки» и Р.Г. Натадзе «Экспериментальные основы теории установки Д.Н. Узнадзе»[544]. Это позволяет нам из излагать историю возникновения и развития этой существенно важной психологической проблемы.

В центре теории, разрабатываемой Д.Н. Узнадзе и его учениками и сотрудниками, как известно, находилось понятие «установка». На протяжении всей истории советской психологической науки, не только в период формирования ее основ, но и в последние годы, вокруг концепции Д.Н. Узнадзе развертываются дискуссии и обсуждения.

В чем заключаются основные положения теории установки? Для этого необходимо сказать о типичных экспериментах, в которых обнаруживается психологическая сущность данного понятия. Д.Н. Узнадзе и его сотрудниками была разработана специальная экспериментальная методика изучения установки.

У испытуемого создавалась познавательная потребность разрешить экспериментальную задачу, предлагаемую ему экспери-

316

ментатором. Ему предлагали несколько раз подряд (10-15 раз) сравнить между собой на ощупь два неравных шара, из которых один больше, а другой меньше. После этого в очередной экспозиции шаров их подменяли двумя равными. В этой победней экспозиции, которая составляла критическую часть опыта, у испытуемого возникла иллюзия неравности одинаковых шаров.

[ Илл. 12 ] Дмитрий Николаевич Узнадзе (1886-1950)

 

Этот и подобные ему опыты дали возможность Д.Н. Узнадзе выдвинуть гипотезу о том, что в ходе предварительных экспозиций у испытуемого выработалась готовность к восприятию неравных шаров. Эту готовность определенным образом удовлетворить данную познавательную потребность Узнадзе назвал установкой.

Первоначально выявив явление установки в процессе восприятия, Узнадзе в дальнейшем изучал ее роль в других психических процессах, а также показал различные формы и виды установки. Так, им было обнаружено, что установка возникает в центральной нервной системе и не является (продуктам деятельности периферической части анализаторов. Это доказал следующий опыт. Испытуемому последовательно давали в правую руку сначала большой, а затем меньший шар. Эта экспозиция повторялась 10-15 раз. В критическом опыте испытуемый получал последовательно в левую руку пару равновеликих шаров. В результате возникала иллюзия объема и для той руки, которая в установочных опытах участия не принимала. Аналогичные факты были получены и в области зрения. Установка, которая возникала при фиксировании объекта левым глазом, распространялась и на правый глаз и т.п. Все эти опыты позволили Узнадзе сделать вывод, что установка как готовность, направленная к определенной активности, является особенностью деятельности «целостной личности». Установка, по мнению Узнадзе, характеризует состояние личности, которое невозможно вывести из «частных» понятий о психических процессах, а также из частных характеристик деятельности периферических частей отдельных анализаторов.

317

Для понимания сущности теории установки важно учесть, что грузинские психологи различают понятия установки и «фиксированной установки». В тех опытах, о которых шла речь выше, обнаруживалось состояние «психики, которое в теории Д.Н. Узнадзе обозначается как «фиксированная установка», т.е. установка, которая закрепилась и упрочилась в результате целого ряда установочных опытов. Фиксированная установка – это лишь частный случай более общего явления – установки как универсального психологического состояния готовности к определенной активности.

Важно подчеркнуть, что теория установки не является застывшей, статичной концепцией. Если сравнить то, что писал Д.Н. Узнадзе в начале 20-х годов, с теми выводами, к которым он пришел к концу 30-х – 40-м годам, то станет ясно, что как философское обоснование, так и понимание структуры установки, ее физиологической природы существенно изменилось за прошедшие десятилетия. Эти изменения были обусловлены тем, что теория установки изменялась и развивалась внутри советской психологии и вместе с ней. Этого, на наш взгляд, не понял А.А. Кутелия[545], который относил высказывания Д.Н. Узнадзе, имевшие место в 1920 г., ко всем последующим этапам развития теории.

В критических выступлениях разных лет делались попытки взять под сомнение сам факт существования установки. Однако многочисленные исследования Д.Н. Узнадзе, А.С. Прангишвили, Р.Г. Натадзе, Б.И. Хачапуридзе и других грузинских психологов неопровержимо свидетельствуют о том, что установка – это объективная закономерность, существование которой не зависит от того, что о ней думают и говорят люди (хотя истолкование этой закономерности, т.е. ее субъективное понимание, может быть различным).

Критики теории установки неоднократно пытались доказать, что установка, если она и имеет место, не есть реальный психический акт, а лишь только физиологическое явление и, следовательно, не подлежит компетенции психологов. Для нас очевидно, что установка – это такая же психическая реальность, как и другие психические факты (желания, интересы, убеждения). Это, во всяком случае, определенный существенный аспект психической деятельности, ее важная сторона или свойство. Отвергать установку как психическое – это значит мыслить, что факты, о которых свидетельствуют соответствующие эксперименты, не являются фактами отражения действительности в мозгу человека и особенностями этого отражательного процесса. Как и все психические акты, установка имеет физиологический меха-

318

низм, но, как и всякий психический акт, не может быть сведена к физиологическому механизму.

Теория установки – психологическая концепция, которая вызывала к себе критическое отношение во многом в связи с тем, что некоторые ее общие положения являлись длительное время неустановившимися (положение осложнялось тем, что основные труды по изучению установки в 30-40-е годы не были переведены на русский язык). Справедливое недоумение вызывало, к примеру, встречающиеся у сторонников этой теории утверждение, что установка «первична» по отношению к психическим явлениям (Э.К. Абашидзе). По всей вероятности, сама постановка этого вопроса являлась неправильной. Проблема «первичности» или «вторичности» психического процесса – это гносеологическая проблема, а вопрос о том, что предшествует в процессе отражения: установка психическим явлениям или психические явления установке – это вопрос конкретно психологический. Если учесть, что установка, как это следует из всей совокупности работ Узнадзе и его сотрудников, не только предпосылка психических явлений, но и их следствие, то можно сказать, что установка и предшествует и те предшествует психическим явлениям, возникающим на ее основе. Можно было бы привести некоторые другие положения теории установки, которые нуждались и нуждаются в уточнении. Однако значение этих спорных пунктов указанной теории не идет «и в какое сравнение с той ролью, которую играли и играют исследования, посвященные установке, вошедшие в фонд лучших трудов советской психологии.

В противоположность психологическому мифотворчеству Фрейда труды Д.Н. Узнадзе и его учеников заложили фундамент трактуемой с позиций марксистско-ленинской психологии концепции «бессознательного», позволили с помощью строгих объективных экспериментальных методик исследовать сложные формы неосознаваемой мозговой деятельности, определяемые конкретным психологическим содержанием объективной ситуации. Таким образом, впервые в истории психологии (как у нас, так и за рубежом) концепция «бессознательного» была поставлена на почву научных фактов. И хотя до настоящего времени не затихли споры вокруг понятия установки (в частности, до сих пор дебатируется вопрос: может ли установка рассматриваться как состояние, при любых условиях остающееся неосознаваемым, что следует из работ Д.Н. Узнадзе), однако совершенно очевидно, что в борьбе с фрейдистскими и прочими «глубинными» учениями теория установки, раскрывающая самое существо «бессознательного» как фактора, обусловливаемого деятельностью и, в свою очередь, влияющего на деятельность, выступила в качестве надежного оружия. Тем самым, понятие «установка» по праву вошло в совокупность понятий, образующих основу советской психологии:

319

4. Теоретические вопросы психологии в трудах С.Л. Рубинштейна

Важнейшая черта, характеризующая развитие советской психологии во второй половине 30-х годов, – формирование теоретического единства советской психологии на основе марксистско-ленинского учения. Б.Г. Ананьев писал: «Начиная с 1937-1938 гг. и до начала Великой Отечественной войны наблюдается все возрастающий подъем советской психологии, выражающийся как в разработке важнейших теоретических проблем психологической науки, так и в значительном количестве оригинальных конкретных исследований, открывающих новые явления и закономерности развития психики и сознания. За эти годы были опубликованы ценные работы в самых разнообразных областях психологии. Разнообразие проблем и методов исследования, появление ряда творческих направлений в конкретизации марксистско-ленинской теории в психологии свидетельствовали о том, что достигнутое к этому времени теоретическое единство советской психологии способствует многогранному расцвету нашей науки»[546]. И хотя в этот период советские психологи отчетливо осознают, что исторический процесс радикального изменения и обновления философских основ психологии в своих важнейших сторонах определился, однако было бы неверным утверждать, что уже тогда было ясно, какие значительные трудности встанут на пути развития психологической науки.

Теоретическое единство советской психологии, обусловленное переходом ее на марксистско-ленинские пути развития, получает отражение в ряде книг, обобщающих основные вопросы психологии, и прежде всего в учебниках и учебных пособиях; типичны для этого нового этапа учебное пособие для педвузов «Психология» под редакцией К.Н. Корнилова, Б.М. Теплова и Л.М. Шварца (1-е издание в 1938 г., второе – в 1941 г.), в составлении которого принимал участие большой коллектив научных работников, и учебное пособие под редакцией Г.С. Костюка «Психология» (1939 г.), написанное украинскими психологами. С этого времени коллективное авторство вузовских учебников по психологии становится у нас своего рода традицией, возникновение которой, несомненно, связано с достижением теоретического единства советской психологии.

Разработка важнейших теоретических проблем советской психологии была существенно продвинута в связи с опубликованием книги С.Л. Рубинштейна «Основы общей психологии» (1-е издание в 1940 г., 2-е издание – в 1947 г.). Книга С.Л. Рубинштейна явилась в те годы значительным событием прежде всего потому, что она отвечала острой потребности обобщения накопленного

320

в советской науке материала и выработки определенного отношения к трудам зарубежных психологов. Не случайно, что «Основы общей психологии» оказались в центре внимания на заседаниях секции психологии крупнейшего предвоенного совещания педагогов и психологов – Всесоюзной конференции по педагогическим наукам (19-28 апреля 1941 г.). Книга всесторонне обсуждалась на состоявшейся 22-24 марта 1941 г. научной сессии кафедры психологии Ленинградского государственного педагогического института имени Герцена, на которую собрались психологи Ленинграда, Москвы, Харькова, Ростова, Свердловска, Еревана и других городов страны. Развернутый отзыв на книгу С.Л. Рубинштейна был дан Б.М. Тепловым и Л.М. Шварцем[547].

Большой объем книги (65 печатных листов), ее многоплановость, многообразие задач (достаточно сказать, что Рубинштейн предназначал книгу в качестве учебного пособия для высших педагогических учебных заведений и университетов и вместе с тем строил ее как исследовательскую, во многих отношениях Дискуссионную работу) затрудняли оценку его труда. Однако общий замысел книги был ясен – отразить общее состояние передовой психологической мысли, дать представление о том, чем живет и куда идет советская психология. Очевидной была «сверхзадача» книги – дать очерк системы советской психологии. Однако С.Л. Рубинштейн лишь отчасти выполнил поставленные в книге задачи. В наименьшей степени ему удалось выполнить указанную «сверхзадачу»: «Построить систему марксистской психологии С.Л. Рубинштейну в своих «Основах» не удалось»[548].

Три проблемы, выдвинутые С.Л. Рубинштейном (проблемы развития психики, соотношения деятельности и сознания и преодоления абстрактного функционализма), мыслились им как проблемы, решение которых обеспечит выполнение центральных задач монографии. Однако на пути их решения встретились серьезные трудности.

Несомненной заслугой С.Л. Рубинштейна явилось выделение в систематическом курсе психологии проблемы развития психики и включение специальных глав, посвященных этой проблеме. Ему, несомненно, удалось показать элементы диалектики в процессе психического развития, он широко использовал материалы общей биологии, например идеи Северцова (принцип «единства строения и функции»). Не вызывала возражений и формулировка Рубинштейна: «Ребенок не развивается и воспитывается, а развивается, воспитываясь и обучаясь». Однако приходится согласиться с оценкой Б.М. Теплова и Л.М. Шварца, что настоящая формулировка носила по преимуществу словесный характер и

321

не могла существенно продвинуть вперед разработку проблемы. Не случайно, что конкретная характеристика психического развития ребенка занимала незначительную часть рассматриваемого раздела.

Вторая проблема, поставленная Рубинштейном, – проблема сознания и деятельности имела весьма важное значение, особенно если иметь в виду, что не так уж много времени прошло с тех пор, как на развалинах поведенческой психологии утвердилось сознание человека в качестве предмета психологического исследования. Обращаясь к указанной проблеме, автор «Основ общей психологии» суммировал сложившееся к этому периоду в советской психологии понимание психики как отражения реального бытия, но не пассивного, не зеркального отражения, а отражения в процессе активного воздействия человека на природные и общественные явления, иначе говоря, в процессе конкретной деятельности. Отношение между сознанием человека и его деятельностью не может быть понято, по мнению С.Л. Рубинштейна (как и других советских психологов), как простая внешняя связь, как отношение между двумя параллельными рядами, нельзя ее понимать и как отношение тождества. Психика и деятельность образуют единство. Это правильное понимание С.Л. Рубинштейн превращал в основу критического подхода к обычному для буржуазной психологии изучению психики, оторванной от деятельности и существующей в замкнутом внутреннем мире. Дуализму сознания и деятельности, утвердившемуся в буржуазной психологии со времен Декарта, Рубинштейн противопоставил монистический тезис: «Все психические процессы... выступают в действительности как стороны, моменты труда, игры, учения, одного из видов деятельности. Реально они существуют лишь во взаимосвязи и взаимопереходах всех сторон сознания внутри конкретной деятельности, формируясь в ней и ею определяясь»[549]; «осуществляясь реально в различных видах конкретной деятельности, психические процессы в ней же и формируются»[550].

Ценность постановки проблемы о единстве сознания и деятельности, назревавшей в психологии едва ли не с начала 30-х, но конкретно и четко сформулированной С.Л. Рубинштейном (и независимо от него П.П. Блонским, А.Н. Леонтьевым и др.) на рубеже 40-х годов, исключительно велика. Она давала возможность советской психологии избежать участи остаться «описательной» наукой и в то же время во многом устраняла опасность проникновения в ее теоретическое ядро идей «психической причинности», т.е. идеалистических представлений, или уже знакомых нам по рефлексологии попыток «сведения» психики к

322

физиологическим процессам, т.е. механицизма. Вместе с тем психология, изучающая психику в условиях конкретной деятельности, а именно такой стремился представить ее С.Л. Рубинштейн, могла быть в самых исходных своих позициях связана с практикой. «Марксистско-ленинский тезис о единстве психики и деятельности открывает путь к подлинному объяснению в психологии, дает возможность вскрывать действительные причины тех фактов и процессов, которые изучает психология»[551].

 

[ Илл. 13 ] Сергей Леонидович Рубинштейн (1889-1960)

 

Что же касается третьей задачи, поставленной С.Л. Рубинштейном, – задачи преодоления абстрактного функционализма, то хотя эта задача уже на протяжении ряда лет, начиная с методологических дискуссий начала 30-х годов, находилась в поле зрения советских психологов и выделялась ими как одна из центральных методологических задач науки, однако она в то время не могла получить адекватного решения ни в одной из обобщающих работ, в том числе и в «Основах общей психологии», хотя в конкретных исследованиях (П.П. Блонский, Л.С. Выготский и др.), как можно было убедиться, намечались пути подхода к ней с позиций марксистской диалектики.

С.Л. Рубинштейн видел основной путь борьбы с «абстрактным функционализмом» в осуществлении перехода к изучению сознания в конкретной деятельности, в которой, как им подчеркивалось, оно,не только проявляется, то и формируется. Здесь Рубинштейн правильно схватывал усиливающиеся в этот период в исследовательской работе советских психологов тенденции изучать психические процессы в данной конкретной деятельности, отыскивая закономерности их формирования в условиях этой деятельности. Однако в самом содержании своей книги он так и не сумел реализовать принцип единства сознания и деятельности, ограничившись, что и само по себе было важно, лишь постановкой проблемы. Ни в главах, где осуществлялось «анали-

323

тическое изучение психических процессов», ни в главах, посвященных собственно анализу деятельности, принцип единства сознания и деятельности так и не стал ключом к пониманию закономерностей психической жизни, и тем самым (преодоление «абстрактного функционализма» было осуществлено во многом декларативно.

Каковы бы ни были недостатки книги С.Л. Рубинштейна, она справедливо оценивалась в целом как серьезное научное достижение[552]. Она импонировала советскому читателю глубиной теоретических обобщений, смелостью научной мысли, отсутствием боязни вторгаться в область острых дискуссионных вопросов, исключительным богатством исследовательского материала, привлеченного автором и относящегося не только к собственно психологической области, но и в области пограничных с психологией специальностей. Появление содержательной и остро дискуссионной[553] книги С.Л. Рубинштейна в последний предвоенный год и оценка ее в психологической и философской литературе являются ярким свидетельством того факта (упорно отрицаемого некоторыми зарубежными историками советской психологии), что никакого «затухания» принципиальной теоретической полемики и никакого «оскудения» творческой мысли в этот период не наблюдалось. Великая Отечественная война застает советскую психологическую науку в разгар ее теоретического оформления и, выдвинув неотложные практические, оборонные задачи, на несколько лет прерывает этот плодотворный процесс, к которому советские психологи возвращаются в первые послевоенные годы.