От системного анализа к системному подходу

В открытом мире

 

Термин системный анализ иногда употребляется просто как синоним системного подхода. Но системный подход – направление методологии научного познания, в основе которого лежит рассмотрение объектов как совокупных систем. Он ориентирует исследование на раскрытие сущностной целостности конгломерата объектов, на выявление разнообразных математических типов связей в нем и соединение их в единую теоретическую картину.

Строго говоря, подобные определения «целостности» достаточно поверхностны и уж, во всяком случае, не обладают свойством общности, охватом сколько-нибудь значительного числа существующих в Природе систем. Это постепенно становится все более ясным именно потому, что системный подход начинают все чаще декларировать в нематематических областях, при использовании умозрительных моделей, где его «стандартное» определение неконструктивно и не дает возможности использовать те или иные математические возможности комплексного рассмотрения ситуаций (если априорно предполагать, что эти возможности всегда существуют).

Из сказанного логично следует новая наука – изучение открытых систем.

Сказанное совсем не означает ограниченности системного подхода. Напротив, он сам начинает диктовать исследователям свои более правильные трактовки системы, формировать свое определение совокупности в процессе его применения. Все это проявление достаточно редкого случая, когда феноменологический подход (утверждение правильности мышления вплоть до первого обнаружения некорректности утверждений) как бы «сформировался сам», вышел из рамок аксиоматического мышления именно из-за системности (общности) определяемого понятия, перерос узкие рамки своего чисто математического представления и дал мощный импульс развитию действительно новой направленности науки – изучению открытых систем.

Как известно, из двух направлений системных исследований нынешняя фундаментальная наука выбирает преимущественно подход М. Месаровича [1] в ущерб восприятию идей Людвига фон Берталанфи [2} и уж совсем не упоминает подходы наших современников к созданию нового варианта системной теории или пересмотру существующих. Правда они пока таковы (по типу «ноосферы»), что и упоминать–то особо нечего. Прикладная же общая теория систем Дж. ван Гига [3] и вообще не теория, а хороший инженерный справочник.

Действительно, с точки зрения аксиоматической науки куда серьезнее строить общую теорию, «из которой должны следовать как выводы все остальные теории», чем заниматься поиском отличительных черт сложных систем, переводящих их в адекватное восприятие исследователем интеллектуальных систем только при понимании «как живых и активных». Тем более что современная аксиоматически построенная математика никогда не занималась такими проблемами и не пыталась ответить на просьбы заняться чем-нибудь подобным.

Однако жизнь постепенно все ставит на свои места, и «поперек» математического представления систем все более появляется ссылок на ученика Л. фон Берталанфи, К. Боулдинга [4], показавшего перспективность оценки систем через сравнение их собственного отношения к потоку входных сигналов (именно сигналов, а не информации, которой на входе систем не бывает – см. далее).

Чисто математический подход к попытке суммарного осмысления взаимодействующих хоть с кем-то систем, безусловно, требует их взаимного и сравнимого описания, ибо в ином случае системный подход получить невозможно ни по какому определению.

 

Раздели и властвуй?

 

Для простоты такого описания в первоначальное понимание системного подхода был заложен принцип дифференциации – раздели изучаемое на части и изучи взаимодействие подсистем, представив каждую из них «моделированием» «с достаточной степенью подробности представления» по мнению исследователя. Иного критерия представить себе невозможно и иначе понять общепризнанное определение системного подхода просто нельзя.

Но модели подсистем, образующие суммарную (обобщенную, интегрированную, учитывающую внутренние взаимосвязи) модель системы никогда не могут дать ничего, кроме уточнения обыкновенной математической модели той или иной достаточно сложной системы, которую не удалось адекватно представить без «системного» подхода. В конечном счете, мы понимаем – давайте, хоть что-то разрешим себе посмотреть в качестве замкнутых подсистем, будем, мол, верить, что ничего «страшного» от этого не случится.

Таким образом, системный подход просто был сведен к одному из вариантов повышения степени соответствия математической модели тому или иному желаемому варианту абстрагирования изучаемого объекта.

Для того чтобы ни у кого не осталось в этом ни малейшего сомнения, и никто не попытался сочетать системный подход и поиск признаков живого в системе (пойти по пути, изначально предложенному фон Берталанфи), прямо в определение системного анализа (в который явно превращался при этом системный подход) были введены утверждения о необходимости построения обобщенной математической (всегда замкнутой по самой сути математики) модели, использования не менее замкнутых вычислительных машин и информационных систем.

Все это формировалось еще в те времена, когда замкнутость машин не обсуждалась, а алгоритмичность информационных систем ни у кого не вызывала сомнения в плане своей правомочности в представлении ситуации.

Вот здесь-то и проявилась самостоятельность и вольность комплексного, системного подхода, не прощающего насилия принудительного замыкания всех изучаемых систем. В отличие от математики и вычислительных машин, информационные системы, вопреки ожиданиям «чистых математиков» и вопреки нежеланию ученых определить, наконец, что же они такое, повели себя как свободные, вполне активные системы, проявляющие свое «незамыкаемое» лицо, свою более или менее открытую сущность вне зависимости от всех стандартных подходов современной науки, или же как просто разрушающиеся «по неизвестным причинам» в процессе своего существования.

 

Сначала убьем, потом изучим

 

Действительно, для того, чтобы «убить» живое начало в любой системе, вполне достаточно построить ее математическую модель. Любая природная система, в отличие от любой технической, представляется математикой неадекватно именно в самой интересной ее части – особенностей существования как живого. Любые моделирования динамических свойств живого ведут к построению механических игрушек, но не «живого».

Первое, что умирает, и что никогда не возникает при математических исследованиях «интеллектуальных» систем – это сам интеллект, то, что очевидно и откровенно математике неподвластно и ею непредставимо, как бы ни определяли его наши «около математики» (вместе с информацией и сопряженными понятиями), многие известные ученые.

Если кому-то покажется этого мало, и будут продолжены попытки построения «системного анализа» для чего бы то ни было, кроме как чисто технических, то есть не Природных систем, то укажем еще и на необходимость в соответствии с общепринятым подходом и «по определению системного подхода» использовать вычислительную технику.

Как известно, вся вычислительная техника основывается сегодня на фон Неймановской архитектуре и, в полной цепи своих представлений, лежит в интервале от простейшего конечного автомата до нереализуемой в действительности универсальной машины А. Тьюринга. То есть в интервале от контекстно-независимого языка описаний систем (математики и программирования) до контекстно-зависимого (собственного языка живых систем), но именно, что только «до». Далее пути для нее нет.

Сколько бы ни тратили времени и денег на создание новых языков и совершенствование существующих архитектур машин, никакого реального прогресса в представлении живых систем на этом пути никогда не будет, ибо это ветвь – тупиковая, ветвь адресных, контекстно-независимых машин, безнадежно далеких от всех известных Природе решений для живого.

А если попробуем уйти от «машины обработки информации», так уходить-то нынче некуда. Другой, в общепринятом понимании, нет. И тут возникает множество сомнений и интересных ассоциаций.