Из дневника Инны плотниковой

Поймала себя на том, что домой не хочу идти. Мне проще в университете, во дворе вот даже так сесть на лавочку с бутылкой «Фанты»?

Почему?

Вот ДОМ. Вроде бы, моё, обустроенное, пространство. С папой, с мамой, с моими любимыми книжками. И ещё в интернет можно сходить…

Потому что: ПРИВЫЧНОЕ. Не то что я к этому привыкла, ко мне привыкли. Видят меня, в соответствии с привычками. Даже книги, не говоря о родителях.

Вот, беру с полки «Хроники Эмбера», первый том. Принц Корвин борется за трон. Мне тринадцать лет, я читаю историю про ослеплённого принца Корвина, про то, как он память себе восстанавливает и глаза у него тоже восстанавливаются. Эта книга помнит о том, как мне было в тринадцать лет, когда мир вокруг временами переворачивался. И какие тогда были у меня дурацкие девчоночьи пубертатные комплексы. Как я сочувствовала Корвину, что Дейрдра — его сестра, и он не может на ней жениться. И как плакала, что Дейрдра погибла. Мне очень хотелось тогда быть на неё похожей, жаль, что Желязны её толком не описал.

Вот, Стругацкие, «Волны гасят ветер». Меньшая часть человечества быстро и необратимо опередит в развитии большую часть. Первый месяц первого курса, я тогда в первый раз поняла, что теряю взаимопонимание и с родителями, и с бывшими одноклассниками. С тех пор иногда мысль всплывает: где здесь записывают в Людены?

Вот Мураками, «Охота на овец». Дико меня передёргивало, когда я это читала. Особенно про уши главной героини… Даже к зеркалу бегала, проверять, какие у меня уши. Ничего особенного не нашла. Но от взбитой причёски решила отказаться. Это потому, что наш лектор по дифференциальным уравнениям называл всех студенток (оптом, на всякий случай) овечками. В итоге, конечно, выяснилось, что сдать ему нетрудно и дело не в гендерном шовинизме, как любят выражаться некоторые из моих друзей. Дело в том, что учебник надо внимательно прочитать, что половина нашего курса не сделала.

Или потому, что Мураками так прониклась, считаю, что волосы должны быть прямыми? Что мне нетрудно, а вот те, которые наследственно кудрявые… И всегда волосы зачёсываю так, чтобы уши были прикрыты.

Ага, конечно, Сапковский! Вдруг обнаружат у меня эльфийские гены!

Как ко мне привыкли книги!

Мама с папой ко мне привыкли, безусловно.

Оба, конечно, считают меня «книжной девочкой» и «заучкой».

Мама к тому же почему-то неспособной. Из-за моей намечавшейся тройки по матанализу, видимо. Эта тройка уже давно превратилась в пятёрку, Август Карлович, помнится, проставляя мне её в зачётку, сказал: вот все бы так внимательно уравнения решали. И даже показал (после того, как я решила одну его специально головоломную задачу), листочек одного студента, у которого цифра «2» по ходу страницы превращалась в цифру «5». Потом, когда я занялась анимацией, я это даже анимировала.

Август Карлович очень любит, тыкая пальцем в решение задачи, спрашивать: а это что за буква? А эта буква как называется? Что она означает?

Потом уже, в следующем семестре, я гордилась, что умею таким же размашистым движением, как он, писать на доске или в тетрадке  (про  не говорю, ко второму семестру это считалось детским садом).

А мама до сих пор не поняла. Ей нравиться возиться с первоклашками, и это, наверно, правильно, с первоклашками, возможно, и нужно возиться (но как хорошо, что в первом классе я не у мамы училась, я бы уже тогда не выдержала, всё-таки Мама — это одно, а учительница — это другое). И ей трудно понимать, что со мной теперь возятся другие люди, те, для которых греческие буквы совершенно естественны, которым совершенно понятно, что таблицу умножения можно целиком вывести из двух простых определений и что все формулы тригонометрии можно вывести за пять минут…

Самое интересное в Университете. Почему мне так неудобно было в школе и почему сейчас часто неудобно с мамой. Эти люди точно знают, что науке не всё известно. Поэтому и интересно заниматься наукой. Мне тоже интересно. Вот, сейчас выбираю, интересна ли мне дискретная оптимизация или нелинейная динамика.

Мама, возясь с первоклашками, конечно, объясняет им, что всё известно. Ещё бы она заметила, что дочь занимается наукой… Хотя, конечно, я не права. Мама — это мама. Наверно, я не могу ей толком объяснить, чем я занимаюсь. Почему не хожу в кино, на танцы, на дискотеки… А не хожу, потому что скучно, потому что кино можно в сети скачать, а танцевать нормально я так и не научилась, а ненормально как-то позорно, что ли. Родители не виноваты, сама в своё время не захотела.

Дискотека — это вообще реликт из молодости моих родителей. Это как если бы меня сейчас кто спросил, почему я неправильно вставляю перфоленту в считыватель. Нам в музее вычислительной техники показывали, что это такое, и экскурсовод говорил, что тридцать лет назад уметь это было обязательно. Да, я помню, как это было, внимательно втыкать иголку на виниловую пластинку. То же самое.

Папа тоже. Он не считает меня неспособной, в смысле учёбы, но непрерывно шутит насчёт того, что ему уже пора зятя и внуков.

Очень трудно приходить домой, где от тебя непрерывно ждут чего-то определённого. Хотя сама себя определить толком не умеешь…

Можно посидеть на лавочке. Можно даже потрепаться про политику и про школу с пацанами и девчонками, на лавочке. Они пиво пьют и курят, а меня от этого почему-то тошнит. Они не против, чтобы я пила «Фанту». Они очень смутно понимают, чем я занимаюсь, но понимают, что это круто, и даже чуть завидуют.

Они пару раз видели моего Пашку. Я не говорила им, что мы с Пашкой расстались, но они знают, что я нормальная девчонка, у которой может быть парень. Не «Синий Чулок», как папа считает. И не «Заучка», просто девчонка, которой интересна масса разных вещей и которой интересно про это рассказывать, иногда даже специально объяснять. Потому что это на самом деле интересно! Даже девочки из парикмахерского училища и мальчики из монтажного техникума иногда западали на приключения нелинейной динамики (волосы) и дискретной оптимизации (точный подсчёт строительных схем).

Я в Университете могу быть разной. Потому что разным интересуюсь.

Я даже во дворе могу быть разной. Потому что о разном рассказываю. И ещё одеваюсь очень по-разному.

Дома я почему-то не могу быть разной. Раньше мама ворчала на то, что я всегда хожу на учёбу в джинсах, потом ворчала на специально сшитую мне Юлькой полупрозрачную юбку до щиколотки, теперь ворчит на джинсовую юбку выше колен. Сейчас мама ворчит, что я дома хожу в футболке и спортивных трусах. Папа не ворчит, но регулярно напоминает: как можно, ты у нас такая красивая, и до сих пор без жениха.

На джинсы Пашка ворчал. Да, конечно, единственный человек, который видел меня без штанов (я дура, это мужчина мог написать, что кто-то видел его без штанов, но такая вот была девочка, ходящая только в джинсах).

Гладя меня по коленкам, он говорил: Ну это нехорошо, лишать всё человечество удовольствия видеть такие коленки! Ходи в короткой юбке, хотя бы иногда!

Снова удивительно, я решилась на короткую юбку именно тогда, когда мы с Пашкой расстались.

Интересно, встречусь ли я хотя бы однажды с человеком, который будет мне важен (не то, что во дворе) и который не будет недоволен тем, что я не совпадаю с его представлениями о том, какой (или кем, или чем) я должна быть.