Чернышевский с классовой, партийной точки зрения пытался подходить и к анализу философских систем, экономических и политических теорий, а также произведений искусства.

«Политические теории, да и всякие вообще философские учения, – писал Чернышевский, – создавались всегда под сильнейшим влиянием того общественного положения, к которому принадлежали, и каждый философ бывал представителем какой-нибудь из политических партий, боровшихся в его время за преобладание над обществом, к которому принадлежал философ». (Н. Г. Чернышевский, Избранные философские сочинения, 1938, стр. 44.)

Особенно ценны заслуги Белинского, Чернышевского и Добролюбова в разработке вопросов эстетики, попытки применения диалектики и материализма к объяснению литературы и искусства. Они усматривали основу искусства и литературы в исторической жизни народа: «Так как искусство, – писал Белинский, – со стороны своего содержания, есть выражение исторической жизни народа, то эта жизнь и имеет на него великое влияние, находясь к нему в таком же отношении, как масло к огню, который оно поддерживает в лампе, или, еще более, как почва к растениям, которым она дает питание». (В. Г. Белинский, Полное собрание сочинений, т. VIII, стр. 132.)

Основоположники исторического материализма Маркс и Энгельс ставили Чернышевского и Добролюбова как ученых и революционеров-демократов чрезвычайно высоко. Чернышевского Маркс по праву называл великим русским ученым и критиком.

Однако, несмотря на свою гениальность, ни Белинский, Герцен и Огарев, ни Чернышевский, Добролюбов и Писарев, в силу отсталости тогдашних русских общественных отношений (капитализм и пролетариат в России еще только зарождались), не смогли подняться до материалистического понимания истории и преодолеть идеализм. Материалисты в объяснении природы, они лишь приближались к историческому материализму, но в основном стояли на идеалистических позициях в объяснении коренных причин исторического развития общества; главную причину исторического прогресса они видели в развитии идей, в развитии науки, просвещения. Само их приближение к марксистским подходам было вызвано конкретно-историческим обострением отношений между интеллигенцией и властью, а также тем, что надстройка тогдашнего российского общества была глубоко европеизирована, что шло в противоречие с базисом аграрной страны. Однако в тех условиях общество шло к революции буржуазной, а потому бытие самих революционных демократов до чего-то более совершенного ещё не дозрело. Оно и базис самой России-то перезрело, дальше мирового контекста идти было некуда.

Аристократической реакцией на французскую революцию и материализм, на исторические взгляды французских просветителей явилась идеалистическая философия Гегеля, в том числе его философия истории. Пришла она со стороны Германии, где капитализм чрезвычайно медленно пробивал себе дорогу, и феодальная действительность была крайне сильна. Подобно французским материалистам Гегель признавал в своей «Философии истории», что «разум правит миром». Но у Гегеля это не обыкновенный человеческий разум того или иного правителя, законодателя, а безликий, фантастический «абсолютный» разум. Этот мистический разум, «мировой дух», якобы и правит миром. Движение солнечной системы происходит по неизменным законам; эти законы, говорит Гегель, суть ее разум. Но ни солнце, ни планеты не сознают этих законов. Подобно этому, утверждает Гегель, и во всемирной истории, во всех ее событиях действует безликий, скрытый разум, направляющий народы по путям истории.

Однако во всемирной истории, говорит Гегель, достигаются еще и несколько иные результаты, чем те цели, к которым люди стремятся. Люди добиваются удовлетворения своих интересов, но благодаря их деятельности осуществляется еще и нечто такое, что содержалось в действиях людей, но не сознавалось ими и не входило в их намерения. Гегель показал, используя диалектический подход, что совокупность действий вовсе не случайна. Правда здесь, по Гегелю, проявляется лишь скрытая сила «мирового духа». Так идея исторической необходимости, закономерности была выявлена и в достаточно серьёзной мере развита идеалистом Гегелем - но при этом им же и мистифицирована. Идеализм объективный, “с чёрного хода”, не отрицая, как позитивисты, но используя “багаж философии” со всеми его плюсами и минусами, но осознавший общность бытия, общность его закономерностей, взаимосвязанность явлений и закономерность в принципе, тем не менее смог выявить зерно истины, оставаясь в остальном глубоко заблуждающимся идейным направлением. Народы и государства выступают в «Философии истории» Гегеля как слепые орудия «мирового духа». Фактически, Гегель абсолютизировал объективное, полностью отрицая субъективный фактор. Каждый «исторический» народ, по Гегелю, осуществляет особую идею, а эти идеи являются ступенями развития мирового духа. Народы, которые не укладывались в фантастическую систему «Философии истории» Гегеля (например, славяне), были отнесены им к «неисторическим» народам. Германский народ и прусскую монархию Гегель считал высшим проявлением абсолютного духа. Весь ход мировой истории, по Гегелю, направлен к созданию и торжеству прусской монархии. Так в философии Гегеля нашел себе выражение реакционный прусский национализм и шовинизм, который закрыл его взор на истинные предпосылки к движению истории.

Вместо открытия действительных связей в истории Гегель привносил в нее фантастические связи извне, из области идеалистической философии. Мировая история превращалась Гегелем в осуществление «мировой идеи». Его философия истории, несмотря на выявленные им диалектичность и закономерность исторического процесса, проникнута мистикой и фатализмом, отчего содержит в себе достаточно много противоречий. Деятельность «мирового духа», как рок, как судьба, тяготеет над людьми. «Философия истории» Гегеля проповедует религиозную идею о предопределении, что для той эпохи было как одним из закономерных следствий созданного дискурса, так и важным в будущем моментом, который даже можно назвать реакционным - он заложил почву для развития идей о “единении нации во имя великой цели”, то есть для национализма, шовинизма и так вплоть до худших их проявлений. Гегель, как и всякий идеалист, извращает действительную связь явлений, событий, переворачивает общественные явления с ног на голову. Вместо того чтобы общественные идеи, политические взгляды, теории, политические учреждения выводить и объяснять из условий материальной жизни общества, идеализм выводит ход общественной жизни, истории из развития сознания, философских и политических теорий. Делал Гегель это, естественно, неосознанно - он был человеком своей эпохи, в которой ещё не появилось достаточных предпосылок для выявления объективных движущих сил человеческой истории. В то время мыслители только закладывали, сами того не осознавая, идейный фундамент, который в конкретной исторической ситуации середины XIX века даст наконец старт выявлению этих самых движущих сил.

Как показали Маркс и Энгельс, идеализм изображает реальное рабство трудящихся как идеальное, как рабство только в сознании, и уводит мысль эксплуатируемых от реальной борьбы в дебри фантазий, препятствует революционной борьбе угнетенных масс. Чтобы угнетенным массам подняться, им недостаточно «подняться в мыслях и оставить висеть над действительной, чувственной головой действительное, чувственное ярмо, которого не отгонишь прочь никаким колдовством с помощью идей. А между тем абсолютная критика (как именует Маркс школу младогегельянцев. – Ф. К.) научилась в Феноменологии Гегеля, по крайней мере, одному искусству – превращать реальные, объективные, вне меня существующие цепи в исключительно идеальные, исключительно субъективные, исключительно во мне существующие цепи и поэтому все внешние, чувственные битвы превращать в битвы чистых идей» (К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. III, стр. 106.)

Итак, идеализм, будь он продуктом французского Просвещения, немецкого Романтизма, рационалистов, эмпиристов, позитивистов, будь он материализмом по отношению к природе, но идеализмом по отношению к человеку, всё дело преобразования общества сводит к деятельности идеологов, творцов новых общественных и философских идей. Что же касается масс, народа, то к ним идеализм относится с пренебрежением, рассматривая их как мертвую, инертную «материю», которая будто бы приходит в движение лишь в результате активности духа. Подобное представление о роли народных масс и идеологов Маркс назвал карикатурным завершением гегелевского понимания истории, которое в свою очередь является спекулятивным, чисто умозрительным выражением христианско-германской догмы о противоположности духа и материи, бога и мира.

Ныне идеализм, независимо от взглядов самих идеалистов на текущую ситуацию, их слов или действий, является реакционным идеологическим оружием буржуазии против рабочего класса, против социализма. При помощи идеалистических ухищрений буржуазные идеологи, веруя или не веруя в то, что говорят, дезориентируют массы, дают извращенную картину общественной жизни, превратное объяснение событий: войн, революций, нищеты и бедствий трудящихся капиталистических стран. Отвергая реальную классовую борьбу трудящихся за коренное изменение условий материальной жизни общества, идеализм, проповедуемый правыми социалистами, переносит борьбу в сферу идей, в область сознания, сея иллюзии, будто можно изменить условия жизни путем морального самосовершенствования (или, например, победой на буржуазных выборах), и обрекает прогрессивные силы трудящихся, рабочий класс на пассивность и прозябание, что соответствует классовым интересам буржуазии.

Таким образом, в сумме, перед появлением марксизма в научном поле прочие направления мысли уже упёрлись в свой методологический потолок, в дальнейшем проводя лишь экспансию вширь, исследуя важные проблемы, но не пытаясь снять ключевые противоречия в своём ядре. Мейнстримная историческая наука, расширяя со временем круг проблем и конкретно-методологический арсенал, по уровню рассуждений сохраняла свои главные противоречия. Она всё ещё не могла выявить, ПОЧЕМУ история происходит так, как происходит, и либо уходит в полное отрицание истории как науки, либо в полный антиисторизм, либо вширь, в сторону отдельных исторических процессов. Это явление, впрочем, закономерно для капиталистической формации в целом и для науки в её рамках в частности. Корень данной проблемы кроется в том, что углубление исторической науки будет задевать интересы тех, кто оплачивает всю эту деятельность. Историческая наука, как и любая деятельность в капитализме, коммерциализирована, то есть классово-ориентирована в сторону собственников средств производства, у которых есть деньги на содержание историка. Историк сталкивается с противоречием между поиском истины и статусом-кво, и потому принимает решение о становлении “наёмником”, который если и заинтересован в истине, то только в той, что не противоречит текущему порядку вещей. Он становится интеллектуальным пролетарием, для которого знание - это не просто продукт его труда, но товар. Вот где корень зла. “Апелляция к продажности” используется при этом критиками со стороны постмодернизма, но и сами они не отличаются чистотой взглядов, представляя самую упадническую сторону науки - уход от реальности под давлением противоречий действительности, эпатаж с целью получить внимание массово       й аудитории. Только создание условий, в которых историки не будут подвергаться давлению рынка - а значит, невозможных в рамках капитализма - будет означать “освобождение истории” от этих оков. Но и сами противоречия исторической науки надо снимать, нужно искать то, что позволит рассматривать историю не идеально, но по-настоящему материалистически (надо понимать, что и при коммунизме историк останется человеком своего времени, а его мышление будет испытывать влияние среды, так что “чистая наука” и “чистый разум” будут невозможны даже после победы над капитализмом). И здесь на помощь приходит марксизм.

Маркс и Энгельс, создавая исторический материализм, подвергли идеализм по отношению к обществу уничтожающей критике. Эта критика была существенным условием революционного переворота, совершенного Марксом и Энгельсом в науке.

Возникновение исторического материализма: какие вопросы ставит и стремится решить исторический материализм

 

Диалектика приучает нас рассматривать не просто явления, но процессы в их связи с другими процессами, отношения между процессами общественной жизни (поскольку даже сам человек - это процесс). В общественной жизни мы наблюдаем отношения экономические, политические, идеологические. Существует ли определенная связь между этими отношениями и каков характер этой связи? – вот один из вопросов, на который призвана дать ответ наука об обществе. Есть ли в пестрой, многообразной, сложной и противоречивой смене исторических событий, во всем ходе развития общества внутренне необходимая связь, закономерность или же здесь, в общественной жизни, в отличие от природы царствуют случайность, хаос и произвол? Поскольку наука в целом и философия в частности в ходе своего развития пришли к выводу, что общество отдельно от остальной материи не существует, то логично предположить, что законы у него имеются. Однако тут же стоит поднять вопрос о том, существуют ли у самого общества законы, не распространяющиеся на остальную материю и обособляющие его от этой материи, или в обществе действуют исключительно косные законы природы? Вторая часть вопроса - это позиция современного позитивизма, и она довольно распространена среди основной массы “материалистов”, “прогрессивных сторонников старой школы”, если их можно так назвать. На это вопрос ответить тоже стоит, он исключительно важен для понимания нашей возможности изменять общество.

Человечество прошло длительный и сложный путь исторического развития: от первобытно-общинного строя, через рабство, феодализм и капитализм, к первым попыткам построить новое общество. Однако если мы понимаем, что развитие поступательное, что так или иначе было замечено даже учёными-идеалистами, то каковы движущие силы этого поступательного развития?

Чтобы открыть законы происхождения и развития животных и растительных организмов, потребовались тысячелетия, понадобились усилия многих ученых, многих великих умов. Еще бо́льших усилий потребовало открытие законов развития общества. Это открытие было совершено великими учителями рабочего класса Марксом и Энгельсом. Они дали ответ на вопросы, которые передовая мысль человечества уже поставила, над разрешением которых она билась, но которые не могла раньше разрешить. Только к моменту их деятельности в Европе сложились предпосылки для выявления этих движущих сил.

В формировании предпосылок материалистического понимания общественных явлений известную и значимую роль сыграли учения английских экономистов конца XVIII – начала XIX в. – А. Смита и Д. Рикардо, создавших трудовую теорию стоимости, а также французских историков первой четверти XIX в. – Тьерри, Гизо, Минье, пытавшихся понять историю английской революции XVII в. и историю французской революции XVIII в. как выражение борьбы классов, борьбы буржуазии против дворян-помещиков. Однако ни английские экономисты, ни французские историки не могли понять источник существования классов и действительные причины борьбы между ними. Они не могли из борьбы классов в разных странах вывести закон классовой борьбы, имеющий значение для всех классовых антагонистических обществ, в том числе и для капиталистического общества.

Буржуазная общественная мысль в объяснении истории социальной жизни не смогла выйти за пределы собирания фактов классовой борьбы, изображения лишь отдельных её сторон. «Домарксовская «социология» и историография в лучшем случае давали накопление сырых фактов, отрывочно набранных, и изображение отдельных сторон исторического процесса». (В. И. Ленин, Соч., т. 21, изд. 4, стр. 40.) Знал бы Ленин, что такое положение сохранится и в советской, и в современной науке…

Открытие материалистического понимания истории, выявление материального двигателя истории было возможно только на основе анализа обострившихся противоречий буржуазного общества, с позиций передового и последовательно революционного класса – пролетариата. Исторический материализм, как наука о законах общественного развития, не существует в вакууме научных дискуссий - он сам является закономерным продуктом общественной жизни; он возник как отражение назревших потребностей развития материальной жизни общества, как результат нарастания классовой борьбы.

Найти ключ к объяснению развития общества в движении, развитии материального производства, взятого в его общей форме, а не в виде отдельных его отраслей (земледелия, ремесла и т. д.), оказалось возможным лишь тогда, когда в самой общественной жизни производство было уже значительно обобществлено. Это «обобществление» производства в пределах отдельных стран, а затем и в мировом масштабе впервые осуществил капитализм.

В противовес распыленному, раздробленному хозяйству мелких крестьян и ремесленников, пишет Ленин, «крупное капиталистическое хозяйство, по самой уже технической природе своей, есть обобществленное хозяйство, т. е. и работает оно на миллионы людей и объединяет своими операциями, прямо и косвенно, сотни, тысячи и десятки тысяч семей». (В. И. Ленин, Соч., т. 25, изд. 4, стр. 314.)

Понять общественную жизнь, историю, как процесс смены одних общественных, политических форм другими, а не как нечто застойное, неподвижное, можно было только тогда, когда сама общественная жизнь вышла из малоподвижного состояния эпохи феодализма. Эпоха развития капитализма, особенно в конце XVIII и первой половине XIX в., представляла собой небывалый до тех пор процесс бурного развития как в области экономической, политической, так и духовной. Вслед за промышленным переворотом в Англии подобный же переворот происходил и в других европейских странах. На основе развития капиталистической экономики в Европе прокатилась волна буржуазных и буржуазно-демократических политических революций. В 30-х и 40-х годах XIX в. на политическую арену выступил новый общественный класс – пролетариат, который возник вместе с промышленной буржуазией как продукт крупного капиталистического производства.

В эпоху феодализма классы и классовые отношения были прикрыты сословными покровами, а борьба классов нередко протекала в форме борьбы за религиозные принципы. Так, например, крестьянство и городские народные массы Германии в XVI в. боролись против феодально-крепостнического гнёта под флагом борьбы против католицизма и католического духовенства во главе с папой, за «первоначальное христианство». Под флагом религиозной борьбы против католицизма вело войну против экономического притеснения и крепостничества население Чехии (гуситское движение). В России классовая борьба угнетенных масс в XV – XVII вв. иногда шла в форме религиозного сектантского движения. Крестьян к восстаниям толкала не столько религиозная составляющая их мировоззрения и не религиозные рефлексии интеллигентов, пропагандировавших свои взгляды в народной среде, сколько обстоятельства их жизни, кризис их собственных достаточно автономных, направленных на самообеспечение сельских хозяйств, вызванный внешним, имеющим вполне яркий классовый характер давлением. Идеи Мартина Лютера, например, за 100 лет до него высказывали авторитетные голландские богословы, но тогда для них почва ещё не вызрела, и они не прижились. Сама практика истории показывает, что любые идейные учения должны найти тех, кто в них заинтересован, но эпоха феодализма застилала это несекуляризированным сознанием населения, воспринимавшим любое бедствие через призму религиозной рефлескии, а потому бывшего ещё достаточно непоследовательным в непосредственном выражении собственной позиции по конкретным вопросам.

Эпоха капитализма упростила классовые отношения, обнажила экономические основы существования классов и классовой борьбы, обнажила действительные, реальные определяющие силы истории. Раньше, говорит Энгельс, исследование движущих причин истории было почти невозможно, вследствие того что связи их с их следствиями были крайне запутаны и завуалированы; с развитием капитализма решение этой загадки упростилось. «Со времени введения крупной промышленности, т. е. по крайней мере со времени европейского мира 1815 г., в Англии ни для кого уже не было тайной, что центром тяжести всей политической борьбы в этой стране являлись стремления к господству двух классов: землевладельческой аристократии (landed aristocracy), с одной стороны, и буржуазии (middle class) – с другой. Во Франции тот же самый факт дошел до сознания вместе с возвратом туда Бурбонов. Историки периода реставрации, от Тьерри до Гизо, Минье и Тьера, постоянно указывают на него как на ключ к пониманию французской истории, начиная со средних веков. А с 1830 г. в обеих этих странах рабочий класс, пролетариат, признан был третьим борцом за господство. Отношения так упростились, что только люди, умышленно закрывавшие глаза, могли не видеть, что в борьбе этих трех больших классов и в столкновениях их интересов заключается движущая сила всей новейшей истории, по крайней мере в указанных двух самых передовых странах». (К. Маркс и Ф. Энгельс, Избранные произведения, т. II, 1948, стр. 373 – 374.)

Родиной марксизма, в частности и исторического материализма, была Германия 40-х годов XIX в., а его творцами – вожди германского пролетариата Маркс и Энгельс. И это не случайно. К середине XIX в. центр революционного движения все более перемещался с Запада на Восток, в Германию, где назревала буржуазно-демократическая революция. Буржуазная революция в Германии должна была произойти при более зрелых экономических и политических условиях, при наличии более развитого пролетариата, чем буржуазные революции XVII в. в Англии и XVIII в. во Франции. При благоприятных обстоятельствах буржуазно-демократическая революция в Германии могла перерасти в революцию пролетарскую, социалистическую. Но революция 1848 года привела лишь к сращиванию крупного капитала и феодальной верхушки - и к тому, что Маркс решил обратить свой взгляд на причины этой и многих других революций по-другому, не так, как основная масса революционных активистов.