Экономическая реформа в Германии: переход к функционирующему рынку

Убежденность Эрхарда в том, что единственный способ быстро покончить с разрухой, нищетой и за­сильем спекулянтов — демонтаж командно — распре­делительной системы и включение рыночных меха­низмов, в послевоенной Германии разделяли немно­гие.

В американской военной администрации тоже далеко не всем пришлась по вкусу идея дополнить денежную ре­форму радикальной ломкой системы административного регулирования цен.

В этих условиях от Эрхарда потребовалось не­малое политическое мужество, чтобы под свою лич­ную ответственность отдать распоряжение о введении в действие принятого Экономическим советом, но не получившего одобрения оккупационных властей за­кона об Основных принципах хозяйственной струк­туры и политике цен после денежной реформы. Как вспоминал позднее сам Эрхард, этот шаг позволил ему одним махом выбросить в мусорный ящик сотни всяких предписаний, которые регулировали экономи­ческую жизнь и цены.

В июне 1948 г. было отменено около 90 % действо­вавших до этого инструкций по контролю над це­нами. Но 10 % продолжали действовать. Сохранил­ся контроль над ценами на транспорте, на основные продукты питания, на квартплату, на почтовые услуги, на основные виды сырья, на сталь, уголь, чугун и еще по нескольким позициям. Жесткие го­сударственные регламентации сохранялись поначалу и в сфере внешней торговли.

Было бы ошибкой пытаться свести хозяйственную реформу в Германии к единовременному акту. Мини­мально необходимая критическая масса рыночных преобразований была действительно осуществлена быстро, а главное — комплексно. Одновременный запуск денежной и хозяйственной реформы, либера­лизация цен на достаточно большие и связанные друг с другом товарные группы в обрабатывающих отраслях позволили добиться, чтобы заработали це­новые сигналы, которые постоянно вынуждали про­изводство приспосабливаться к спросу. Но из этого вовсе не следует, что стержнем стратегии эрхардовских реформ была концепция “большого скачка” или “шоковой терапии”.

Скорее хозяйственная реформа в Германии пред­ставляла собой серию взаимосвязанных, но постепен­ных и растянутых во времени шагов, осуществление которых заняло не недели и не месяцы, а годы. Так, контроль над ценами основных продуктов питания был снят лишь в 1958 г., когда была восстановлена конвертируемость марки. Транспортные и почтовые тарифы повысились только в 1966 г. — после снятия дотаций отраслям средств связи, но с переводом со­ответствующих социальных выплат в бюджет Минис­терства труда.

Довольно долго сохранялись государственные до­тации для поддержания цен на уголь, чугун, сталь, электроэнергию, газ. К слову сказать, в угольной промышленности ФРГ дотации существуют и сегод­ня. Ратификация Закона о свободе конкуренции, ко­торый Эрхард считал одним из центральных элемен­тов своей реформы, тоже затянулась до 1957 г. Если иметь в виду создание всех необходимых рыночных институтов, структур и законодательной базы, то процесс становления послевоенного экономического порядка в известном смысле завершился в Германии лишь в конце 50-х — начале 60-х годов.

Из сказанного выше, однако же, вовсе не следует и другого — что Эрхард однозначно отдавал предпо­чтение стратегии постепенной трансформации, был сторонником градуалистского подхода. Многие из осуществлявшихся в ходе реформы мероприятий носили вынужденный характер и объяснялись либо необходимостью дости­жения политического компромисса с оппонентами в парламенте, либо прямым давлением со стороны ок­купационных властей. Речь идет не только о темпах либерализации цен, но и о таких, например, фактах, как предоставление специальной финансовой помощи государства для реализации программы жилищного строительства и организации общественных работ, o введении административных ограничений импорта и усилении валютного контроля в качестве средства борьбы с внешнеторговым дефицитом, о создании в январе 1952 г. специального инвестиционного под государственным патронажем для оказания финансовой поддержки “приоритетным” отраслям и т.д. С точки зрения Эрхарда, все это были вынужденные отклонения от последовательной стратегии рыночных преобразований, а вовсе не сознательно избранная и оптимальная политика.

В целом же германский опыт свидетельствует ско­рее о том, что обе стратегии — “большой скачок” градуализм — представляют собой не столько взаимоисключающие, сколько взаимодополняющие, о6огащающие друг друга стратегии преобразования системы. Центральный вопрос заключается не в том, какой стратегии в конечном счете следует изначала отдать предпочтение, а в том, в какой мере в различ­ных условиях тот или иной способ действий позволя­ет более успешно идти к конечной цели. Для Эрхар­да, во всяком случае, первичным был вопрос не ско­рости движения, а системного, комплексного харак­тера рыночных преобразований.

Внешне жизнь, особенно в больших городах, из­менилась довольно быстро. Витрины магазинов впе­рвые за много лет вновь наполнились товарами. Цены “кусались”, но люди начали привыкать к мысли, что за работу платят реальными деньгами, на которые можно что-то купить. Постепенно вопрос начал смещаться в другую плоскость: как и сколько нужно трудиться, чтобы заработать достаточное ко­личество денег? Одним из таких путей для многих немцев в те годы стала сверхурочная работа, оплата за которую по новым правилам не облагалась подоходным налогом. По данным Федерального бюро статистики, в 1947 г. мужчины работа­ли в среднем 39,8 часов в неделю, в 1948 г. — уже 43 часа, а в 1949 и 1960 гг. - 49 часов в неделю. Труд снова приобрел смысл. Люди поверили, что деньги можно заработать честным трудом, а не только перепродажей аме­риканских сигарет. В этом заключался один из важнейших нравственных аспектов реформы, о которых упоминал позднее Эрхард.

Германия постепенно выходила из спячки и депрессии. Но до окончательного выздоровления было еще далеко. В целом ситуация в экономике и в обществе про­должала оставаться еще очень неустойчивой. Против­ники Эрхарда ждали лишь повода, чтобы выступить единым фронтом против его “рыночных эксперимен­тов”. Очень скоро они его получили. Сам Эрхард скажет впоследствии, что второе полугодие 1948 г. стало одним из самых драматических периодов в эко­номической истории послевоенной Германии.

Осенью 1948 г. цены снова поползли вверх. К концу года рост составил 15 % по сравнению с июлем месяцем. Причины замаячившей опасности нового инфляционного витка были достаточно оче­видны. Возникла та самая ситуация, о которой пред­упреждал Эрхард, настаивая на значительно боль­шем, чем планировали американцы, “урезании” де­нежной массы: покупательный спрос и реальное предложение оказались несбалансированными. Теку­щие заработки, деньги, выданные на каждого человека при начале реформы, сбережения, которые были переведены из старых рейхсмарок в новые (послед­ние две суммы вместе составили около 3,5 млрд марок) — все это немедленно хлынуло на потреби­тельский рынок. Даже весьма сенсационный рост производства во втором полугодии 1948 г. — с сере­дины до конца года он составил почти 50 % — ока­зался не в состоянии удовлетворить возникший ажиотажный спрос.

Эрхард интуи­тивно чувствовал: запущенная в оборот новая де­нежная масса даже после всех “обрезаний” все равно велика. При определении ее объема эксперты имели весьма смутное представление о реальных возмож­ностях ее товарного обеспечения, но еще меньше они могли предугадать, как поведет себя покупатель. Ре­альность же выглядела так: за три с половиной меся­ца — с 30 июня по 15 октября 1948 г. — денежное обращение возросло на 156 % (с 2,174 до 5,560 млрд марок). К 31 декабря 1948 г. количество денежных знаков, бывших в обращении, составило 6,641 млрд марок. Понятно, что столь резкий рост количества денег в обращении повлиял и на поведение покупате­лей, и на динамику цен.

Как только в конце лета — начале осени 1948 г. начался рост цен, по инициативе Эрхарда не­замедлительно были предприняты меры, чтобы не дать разгуляться инфляции:

— специальным законом о блокировании вкладов было заморожено 70 % средств на счетах населения;

— для того чтобы оказать давление на производи­телей и торговцев, а покупателям дать правильные ориентиры, регулярно публиковались каталоги так называемых “уместных цен”, учитывающих реаль­ные издержки производства и “разумную прибыль”;

— была принята государственная программа; “Каждому человеку” для обеспечения населения по сниженным ценам довольно узкой номенклатуры самых необходимых потребительских товаров;

— Центральный банк повысил требования к обя­зательным резервам коммерческих банков (с 10 % до 15 %), чтобы сдержать их кредитную экспансию. Когда же это не помогло, ЦБ перешел 16 ноября 1948 г. к политике кредитного контингентирования, означавшей, по существу, запрет на выдачу всех кредитов, который был снят 22 марта 1949 г. только для текущих ссуд;

— для быстрого наполнения внутреннего рынка недостающими товарами и создания конкурентной среды были сделаны первые шаги в сторону либера­лизации внешней торговли. Только вся совокупность этих и других мер по­зволила предотвратить раскручивание инфляционной спирали. В конце декабря 1948 г. рост цен заметно замедлился.

Международные котировки убедительнее всяких комментариев показывали динамику стабилизации новой немецкой марки и рост доверия к ней. В конце 1948 г. на валютной бирже в Цюрихе за одну марку давали 0,2 швейцарского франка, в конце февраля 1949 г. — уже 0,5, в конце 1949 г. — 0,75, а в конце 1964 г. — 1,08 швейцарского франка.

Относительная стабилизация экономической си­туации в западных зонах весной — летом 1949 г. про­должалась, однако, недолго. Во второй половине 1949 г. на передний план вышла проблема растущей безработицы — из плена. возвращались солдаты, в стране было много беженцев, продолжался приток переселенцев из бывших немецких земель на Восто­ке. Если цены к этому времени вернулись к уровню июня 1948 г., то принявшая массовый характер без­работица грозила привести к серьезным социально-политическим конфликтам. В течение только 1949 г. число безработных увеличилось с 800 тыс. до 1,5 млн, а в начале 1950 г. подскочило до 2 млн че­ловек, что составило 13,5 % от общего числа трудо­способного населения. Причины столь стремительно­го роста заключались не столько в сокращении рабо­чих мест, сколько в лавинообразном притоке допол­нительных рабочих рук за счет переселенцев с Вос­тока и возвращения беженцев. Отвечать за все это пришлось, естественно, Эрхарду.

Всплеск безра­ботицы был порожден, главным образом, совершен­но специфическими причинами. Переселение немцев с “восточных территорий”, отошедших после войны к Польше и Чехословакии, носило такие масштабы, что население ФРГ росло буквально как на дрож­жах. К 1950 г. численность населения на территории Западной Германии возросла по сравнению с довоен­ным периодом на 12 млн человек. Только на­чавшая набирать обороты промышленность была не в состоянии моментально поглотить эту многомиллион­ную массу новых рабочих рук.

В этой ситуации, по мнению Эрхарда, нужны были не пожарные меры типа широкомасштабного предоставления дешевых кредитов и рожденных в спешке государственных программ искусственного создания рабочих мест, а серьезная работа по моби­лизации и эффективному использованию инвестици­онных ресурсов. Вставать же на путь инфляционной накачки экономики Эрхард считал гибельным для судьбы реформ и будущего страны. “Социалисты пытаются втянуть нас в авантюристические кредит­ные проекты в духе политики полной занятости, — отвечал Эрхард на аргументы своих оппонентов. —...При этом они ссылаются на превратно понятые теории Кейнса, которые предусматривают предостав­ление дополнительных кредитов для устранения со­циальных сбоев в совершенно иных условиях посравнению с ситуацией в Германии. Мне думается, что Кейнс перевернулся бы в гробу, если бы узнал, что его эпигоны собираются сделать из него фокус­ника, якобы способного за одну ночь с помощью одной кредитной политики исцелить все болячки пятнадцати трагических лет”.

В конце марта 1949 г. Банк немецких земель вре­менно отказался от жесткой кредитной политики. С 11 июня 1949 г. обязательный минимум банковских резервов был снижен с15 % до 12 %, 27 мая 1949 г. последовало снижение ставки учетного процента на 0,5 % и затем 14 июля того же года еще на 0,5 %. В конце лета коммерческим банкам была предоставлена специальная дотация в размере 300 млн. марок, кото­рую они обязаны были использовать для предостав­ления долгосрочных кредитов промышленным пред­приятиям. 1 сентября было повторно проведено сни­жение обязательного минимума банковских резервов, а также снижение ставок по срочным и бессрочным вкладам. Зимой, когда безработица приняла особен­но угрожающие размеры, были выделены специаль­ные дотации для создания дополнительных рабочих мест в жилищном строительстве. В апреле 1950 г. федеральное правительство приняло решение о сни­жении налогового бремени и возвратной выплате уже уплаченных по прежним налоговым ставкам сумм.

Все эти тщательно дозированные меры вскоре на­чали давать первые результаты. Выступая в середине сентября 1950 г. на коллегии своего министерства, Эрхард констатировал: среднемесячный прирост про­изводства составляет около 3—4 %, экспорт к лету 1950 г. увеличился вдвое, показатели безработицы заметно пошли вниз. Это было именно то “органи­ческое развитие” на базе последовательной и взве­шенной политики, не создававшей угрозу инфляции, которого добивался Эрхард. Но жизнь вновь спутала все карты.

Разразившийся в конце июня 1950 г. междуна­родный политический кризис в связи с событиями в Корее породил такую комбинацию неблагоприятных обстоятельств, что под вопрос была поставлена не только политическая судьба самого Эрхарда, но и проводившийся им курс рыночных преобразований. Уже 14 марта 1951 г. он предлагает правительству свою программу преодоления последствий “корейского кризиса” для германской эконо­мики.

Уже к исходу 1952 г. удалось свести внешнеторговый баланс с активом в 705,9 млн. марок и погасить основные долги. Меры по стимулированию экспорта, предпринятые Эрхардом параллельно с вынужденным введением ограничений на импорт, начали приносить плоды. В первой половине 1952 г. рост цен, вызванный “корейским кризисом”, прекратился. Спал и ажиотажный спрос. Продолжался устойчивый рост промышленного производства. Набравшая обороты промышленность требовала новых рабочих рук: число занятых в 1952 г. увеличилось до 15 млн. человек по сравнению с 13,83 млн. в 1950 г. Индекс стоимости жизни вырос в 1951 г. по сравнению с предыдущим годом на 7,7 %, в 1952 г. - только на 1,8 %, а в 1953 г. уже упал ровно на те же 1,8 %.

Особенно заметны были улучшения в решении острей­шей жилищной проблемы. Количество вновь отстроенных квартир поднялось с 219 тыс. в 1949 г. до 441 тыс. в 1951 г. С 1953 г. вводилось более полумиллиона квартир в год. При этом доля финансирования жилищного стро­ительства со стороны государства, земель, коммун состав­ляла 30 %, а 40 —50 % давал рынок капиталов.

Необходимо только добавить социальную реформу, которая тесно связана с двумя другими. Именно она сыграла роль того «обезболива­ющего средства», которое помогло проглотить «горькую пилюлю» де­нежной реформы и операцию введения рынка. Во-первых, это относи­тельно равные стартовые условия (вспомним процедуру обмена денег). Элементы социальной реформы, которая как и экономическая развива­лась на протяжении всего периода строительства рыночного хозяйства (приблизительно 10—15 лет, до достижения конвертируемости DM), следующие:

— восстановление свободного рынка рабочей силы и социальной структуры путем введения свободы ассоциаций и тарифной автономии. самоуправления в системе социального страхования;

— введение зашиты работников, в особенности от увольнений (1951 г.), защиты материнства (1952 г.) и инвалидов (1953 г.);

— определение законных прав участия рабочих в управлении сна­чала на горных предприятиях (1951 г.), а затем на других—в Законе о предприятиях (1952 г.);

— возмещение военных потерь на основе Федерального закона с попечении 1950 г. и Закона о возмещении ущерба, нанесенного войной (1952 г.);

— программа строительства жилья, которая с самого начала име­ла целью поддержку частной собственности в жилищной сфере;

— восстановление дееспособности пенсионного страхования и вве­дение динамической пенсии 1957 г. путем пересчета ее в зависимости от зарплаты;

— введение пособий на детей (начиная с троих детей) в 1954 г.

Эти и другие меры позволили значительно облегчить переход к ры­ночной экономике. Но как точно заметил Ральф Цепперник. «социаль­ное в конкуренции как раз то, что вообще на рынок приходит большое предложение товаров».

Антикартельный закон

Важнейшим условием успешной трансформации экономической системы Германии в направлении со­циального рыночного хозяйства Эрхард считал ста­новление конкурентной среды и конкурентного пове­дения хозяйствующих субъектов. Ни частная собст­венность, ни либерализация цен сами по себе еще не являются достаточной гарантией эффективного и ди­намичного функционирования рыночных механиз­мов. Только в условиях конкуренции и свободного доступа на рынок цены могут выполнять свою ин­формационную и регулирующую функции. Только конкуренция направляет деятельность частных про­изводителей в благоприятное для всего общества русло. Ведь в ней побеждает тот, кто лучше удовле­творяет интересы потребителей. Таким образом, про­является, как считал Эрхард, изначально внутренне присущая рыночной экономике социальная функция, когда потребитель, его интересы занимают централь­ное место в хозяйственной деятельности.

Однако Эрхард, как и представители Фрайбург­ской школы, вовсе не считал, что спонтанное разви­тие конкуренции всегда ведет к желаемым результа­там. Из прошлого опыта было хорошо известно, что не упорядоченная и не ограниченная определенными правилами свободная конкуренция часто порождает у одних хозяйствующих субъектов искушение огра­ничить свободу других и, следовательно, ограничить конкуренцию. Типичный пример — вырастание кар­телей из свободной конкуренции и на основе ее принципов.

Эта проблема имела для будущего хозяйственной реформы в Германии отнюдь не абстрактный харак­тер. До конца второй мировой войны Германия счи­талась классической страной картелей. Первые кар­тели возникли здесь в конце прошлого столетия после экономического кризиса 1873 г. и в дальней­шем их число росло, как на дрожжах. Если в 1911 г. их насчитывалось около 600, то в 1925 г. уже 3000.

К моменту окончания войны в Германии не суще­ствовало не только действующих антикартельных за­конов, но и по существу не было сколько-нибудь се­рьезной правовой базы в этой области. Между тем, к 1939 г. в Германии действовало не менее 2 500 кар­тельных соглашений (из них около 1 900 в промышленности). Во второй половине 40-х годов союзни­кам удалось осуществить принудительное разукруп­нение и децентрализацию ряда ведущих германских концернов в химической, сталелитейной, угледобы­вающей промышленности, а также в банковском сек­торе. Однако к моменту создания ФРГ в 1949 г. работа декартелизации в западных зонах была еще далеко не закончена. В июле 1949 г. специальная группа экспертов Управления экономики “Бизоний” возглавляемая Эрхардом подготовила первый и крайне жесткий вариант Закона против ограничения конкуренции. Вся концепция этого проекта была построена на принципе безусловного и полного запрета любых картельных соглашений. Как и следовало ожидать, реакция промышленных и политических кругах была бурной и противоречивой. В адрес Эрхарда немедленно посыпались обвинения чуть ли не в коллаборационизме, попытках удушить по указке оккупационных мастей крупную германскую промышленность.

Жесткий “антикартельный закон” Эрхард не раз называл “сердцевиной” своей концепции “социаль­ного рыночного хозяйства”. Честная и свободная конкуренция не только является главной гарантией эффективности экономической системы, но и выпол­няет важную социальную функцию защиты прав и интересов потребителя, поскольку дает ему возможность выбрать нужный товар требуемого качества и наиболее низкой цене.

Однако экономическая конкуренция есть лишь одно из проявлений более широкого понятия “свободы”. Она дает возможность выявить, кто лучший в решении той или иной задачи; какие методы и приемыявляются наиболее оптимальными и эффективными для решения этой задачи; она, наконец, застав­ляет каждого мобилизовать свои силы, способности и творческую энергию, чтобы быть в числе первых. Посягательство на принцип состязательности есть посягательство на свободу. В политике это ведет к тоталитаризму. В экономике — к подрыву самого принципа свободы предпринимательства и реанимации командно-распределительной системы. Причем Эрхард постоянно повторяет, что для него абсолютно все равно, кто пытается ликвидировать свободное ценообразование и установить контроль над ценами, — государство или картели.

Однако только 4 июля 1957 г. был одобрен Закон против ограничения конкуренции.

Первая и ключевая статья закона, которую неиз­менно отстаивал Эрхард и которую всячески стреми­лись изъять его противники, сохранилась в первона­чальной редакции. Согласно этой статье, признава­лись недействительными любые соглашения между предприятиями или объединениями предприятий, если они “путем ограничения конкуренции способны влиять на производство или рыночный оборот това­ров или промышленных изделий”.

Под картелями при этом понималась любая дого­воренность между юридически независимыми пред­приятиями, которые во имя достижения общей цели сами (и в большинстве случаев — добровольно) соглашались ограничить свою экономическую самостоятельность, чтобы тем или иным способом добиться односторонних преимуществ для себя путем ограничения конкурентных возможностей для других. К наиболее распространенным типам картельных согласований относятся, например, договоренности об установлении единых продажных цен, об установлении я каждой договаривающейся стороны твердых от объема производимой продукции с целью искусственного снижения предложения на рынке, о распределении между участниками соглашения региональных рынков сбыта и т.д. Такого рода “горизонтальные” картели (т. е. договоренности между производителями) ст. 1 признавала безусловно недействительными с самого начала, т.е. ставила под запрет.

В то же время из-под действия Закона выводились некоторые типы картельных соглашений: о верхних пределах предоставляемых скидок со сред­ней цены, об унификации условий поставки и расчетов, о совместных усилиях по рационализации производства, о стимулировании экспорта, о совместных сферах по преодолению структурных кризисов и некоторые другие. В Законе были предусмотрены также изъятия по отраслевому принципу. Так, достаточно широкие возможности для заключения картельных соглашений предусматривались в морском, речном, воздушном транспорте, в сельском хозяйстве, в строительстве, в страховом деле, в энергетике.

Наряду с запретом “горизонтальных” картелей закон признавал недействительными “вертикальные” артели, т.е. договоренности между производителем и продавцом, ограничивающие конкурентные возможности других производителей и других продавцов. Так, например, запрещались договоренности, обязывающие продавца не закупать товары у других производителей, не продавать товары каким-то определенным покупателям, продавать товары только по ценам, указанным производителями, и т.д.

Наконец, еще один раздел закона был направлен против появления “господствующих на рынке пред­приятий”. В Германии обычно под этим понимается контроль со стороны одного предприятия над 1/3 рынка соответствующего товара, или контроль со сто­роны трех или менее предприятий над долей рынка, равной доле 50 и более выступающих на том же рынке предприятий, или контроль пяти и менее предприятий над 2/3 и более рынка соответствующего товара.

Германское чудо»

К концу 50-х — началу 60-х годов Западная Германия изменилась до неузнаваемости. Сухие цифры статистики могут дать лишь очень примерное представление о том качественном скачке, который прошел в жизни людей и всем облике страны за 10 лет после начала реформ.

Почти 8 млн. семей переселились в новые дома и квартиры. Стоимость жизни по сравнению с 1950 г. выросла в 60 г. на 20,5 %, но реальная зарплата рабочего, занятого промышленности, — на 73,5 %. Качественно улучшилось состояние средняя немецкая семья потребляла уже не только на 70 % больше мяса, почти вдвое больше яиц, в 1 раза больше птицы, но и могла позволить себе некоторые “излишества”. Так, почти втрое возросло потребление цитрусовых, вчетверо — кофе. Немцы стали втрое больше выкуривать сигарет и в 2,3 раза больше пить пива.

В каждой третьей семье появился телевизор, в каждой порой — холодильник, в каждой четвертой — стиральная шина, а убирать квартиру при помощи пылесоса стали в 65 % семей.

Но что больше всего поражало воображение рядового немецкого бюргера, так это 8 млн.новеньких легковых автомобилей, появившихся на дорогах Западной Германии. Не все еще могли позволить себе “Фольксваген”, не гово­ря уже о “Мерседесе” или БМВ, но 27 % семей к 1962 г. имели свой автомобиль. Причем не только предпринимате­ли, торговцы и прочий состоятельный люд. Статистика ут­верждает, что к 1962 г. 40 % семей служащих и 22 % ра­бочих семей были моторизованы. Жители ФРГ первыми в Европе стали превращаться в нацию туристов. В начале 60-х годов уже не единицы, а десятки и сотни тысяч могли позволить себе поездку в Париж, летний от­пуск в Италии или Испании, рождественские каникулы в австрийских или швейцарских Альпах. В 1962 г. западные немцы израсходовали на туристические поездки около 4,8 млрд.марок.

Именно в начале 60-х годов на страницах газет все чаще стало появляться сло­вечко “чудо”, когда речь заходила о потребитель­ском буме в ФРГ. В роли главного “чудотворца” вы­ступал, разумеется, Эрхард. Но то, что внешне похо­дило на чудо, покоилось на солидном экономическом фундаменте. Катализаторами экономического чуда, безусловно, была комбинация следующих факторов: 1) кредиты сырьем и товарами по плану Маршалла, 2) валютная реформа, 3) освобождение цен и ликвидация системы административного распределения ресурсов.

В первой половине 1950 года розничные цены упали на 10,6% по сравнению с аналогичным периодом прошлого года. Германия перестала быть инфляционной страной. С 1950 по 1962 год  потребительские цены в Германии выросли всего на 28%, в то время как во Франции на 86%, Италии на 51%, Швеции на 67%, США 27%.

Уже в 1950 году был достигнут довоенный уровень промышленного производства. Рост зарплат был следствие роста производительности труда, а не результатом решения правительства. В 1949 году реальная зарплата увеличилась на 20,5%. Bank Deutscher Lander постепенно увеличивал резервы с 10% до 15%, проведя ряд мер по стабилизации банковской сферы.

К началу 60-х годов ВВП Западной Германии увели­чился по сравнению с 1950 г. почти в три раза, среднего­довые темпы экономического роста за десятилетие состав­ляли почти 10 %. Это был самый высокий показатель за всю историю страны. На диаграмме 1 явно выражена тенденция роста ВВП на 1 рабочего. Если в 1950 г. этот показатель был равен 7399, то в 1967 г. он составил 17282, т.е. увеличился в 2,3 раза.

Источник: cайт Университета Торонто (www.dc1.chass.utoronto.ca/pwt/countries.html)

Импорт сырья по программе Маршалла значительно поправил положение немецкой промышленности. При этом благоприятная конъюнктура мирового рынка создавала очень благоприятный фон для развития экспорта. С октября 1949 г. до декабря 1950 объем экспорта утроился. Когда в 1952 г. план Маршалла был завершен, ФРГ спокойно обходилось без него: в 1951 г. объем экспорта превысил объем импорта. ФРГ стала вторым после США ми­ровым экспортером. Стабильность немецкой марки вызы­вала удивление и зависть соседей.

Безработица почти рас­сосалась и уже в 1961 г. составляла меньше 1 %. Количе­ство свободных рабочих мест в три раза превышало число безработных. Система социальной защиты не плодила иж­дивенцев, но позволяла каждому достойно встретить и ста­рость, и болезни.

Динамика основных макроэкономических показателей Германии отражена в табл. 1

Использование ВВП по направлениям (инвестиции, потребление, государственные расходы), в %

	1950	1951	1952	1953	1954	1955	1956	1957	1958	1959	1960	1961	1962	1963	1964	1965
Инвестиции	28,1	26,6	27	26,2	28,2	31,4	30,5	29,9	29,4	30,8	31,9	31,8	31,3	30,2	32,2	32,7
Потребление	54,5	54,1	53,8	55,7	54,4	52,8	54,1	54,6	55,1	53,8	53,1	53,6	54,1	54,3	53,2	53,8
Государст-венные расходы	17,1	17,5	17,7	16,5	15,7	14,4	13,7	13,6	14,2	14,3	14,2	14,4	15,3	15,9	15	14,9

Источник: cайт Университета Торонто (www.dc1.chass.utoronto.ca/pwt/countries.html)

Проанализировав данные таблицы 1, можно сделать вывод, что главное направление использования ВВП – потребление. Доля потребления в ВВП в годы реформ Эрхарда не опустилась ниже 50%. Что касается инвестиций, то наблюдалась тенденция к их увеличению. В 1950 г. доля инвестиций в ВВП составляла 28,1%, в 1965 г. она увеличилась до 32,7%. Доля государственных расходов в ВВП постепенно снижалась в годы реформ, что подтверждает утверждения ордолибералистов о вреде широкомасштабного вмешательства государства в экономику.

В стране проходила широкомасштабная конверсия военных заводов. Было дешевле переориентировать производства  вооружения на потребительские товары, чем строить заводы с нуля. Помогли и научно-технические программы подготовки специалистов, которые, надо признать, не прекращались даже во время войны. 

Ставка на производство потребительских товаров частными производителями в условиях свободной конкуренции полностью себя оправдала. Благодаря использованию новейших технологий, высокому качеству и низким производственным затратам немецкие товары стали одними из самых конкурентных в мире. Налоговая политика заставляла предприятия направлять деньги в инвестиции, что при стабильных деньгах и выгодном курсе создавало дополнительные преимущества для экспортеров. Как федеральное, так и местные правительства не проявляли активности на фондовых рынках, жили по средствам и имели профицит бюджета. Таким образом, финансовая дисциплина органов государственной власти также стала одним из компонентов, обеспечивших немецкое экономическое чудо.  

Впечатляющие успехи, которых достигла за ко­роткий срок Западная Германия в экономике и в социальной сфере, в разное время и в разных странах ждали одни и те же вопросы. В чем же секрет быстрого рывка? Согласно Эрхарду именно рыночная эко­номика составляет фундамент общественного устрой­ства, основанного на принципах свободы и состяза­тельности. И именно такое общественное устройство в наибольшей степени раскрепощает творческую энергию и инициативу современного человека. Имен­но свобода и состязательность, подчеркивает Эрхард, обеспечивают экономический прогресс и позволяют “потребителю, т.е. всему народу, пользоваться пре­имуществами более высокой производительности труда”. Из этого следует логический вывод: соци­альная компонента неразрывно связана с рыночной экономикой, поскольку именно эффективность эко­номики позволяет достигнуть наиболее благоприят­ного обеспечения общественных потребностей с точки зрения количества, качества и уровня цен. Исходя из этой функциональной взаимосвязи, наша экономическая политика именуется также “социально рыночной экономикой”, — заключает Эрхард. Основа концепции социального рыночного хозяйства конечно, либерализм.

Однако, в отличие от сторонников классического либерализма, Эрхард не считал возможным самоустранение государства от влияния на экономическую жизнь. Практика послевоенного возрождения хозяйствa Западной Германии убедила его в том, что рыночная экономика — это отнюдь не спонтанно возникающая система “заданной гармонии”, а, напротив, конструкция в высшей степени хрупкая. Если ее рассматривать в исторической ретроспективе. Предоставленная самой себе, система lassez faire неизбежно идет к концентрации капитала и производства, экономической и политической власти, сращиванию бизнеса и власти. Именно поэтому Эрхард — вслед за своими предше­ственниками — ставит вопрос об особой ответствен­ности государства за создание и поддержание такого хозяйственного порядка, который бы способствовал постоянному воспроизводству конкурентной среды и конкурентного поведения хозяйствующих субъектов. В этом вопросе Эрхард солидарен с позицией ордолибералов, и прежде всего — В. Ойкена, кото­рый четко сформулировал основные принципы кон­курентного порядка.

Заслуга Эрхарда состоит, прежде всего, в том, что он в сложнейший период трансформации экономи­ческой системы ФРГ сумел не только достаточно полно и системно реализовать основные принципы “хозяйственного порядка” в практической политике, но и убедительно доказал на деле, что концентра­ция усилий государства на формировании и поддер­жании рыночной и конкурентной среды более эф­фективно воздействует на экономическое развитие, чем прямое государственное вмешательство в хозяй­ственные процессы. Тем самым получил свое под­тверждение, казалось бы, банальный тезис о том, что критерием эффективности государства являются не сами по себе масштабы его активности, а ее ко­нечные результаты.