Глава 34. Беспокойная суббота продолжается

Старика не без труда уложили на диван. Прихожане обступили своего пастора и направили на него вытянутые руки, передавая ладонями исцеляющую силу Духа Святого.

— Молитесь!.. — хрипел, задыхаясь, Дамблдор. — Руки… руки возложите!

Паства взволнованно бормотала молитвы.

— Господи, просим Тебя, во имя Иисуса, помоги…

— Отец, ниспошли облегчение, коснись Духом Исцеления…

— Нитроглицерина дайте! — выкрикнула сестра Роланда. — Минерва, у вас есть нитроглицерин?

— Во имя Отца, и Сына, и Духа святого…

— Иисус, Ты взял на Себя немощи, понес болезни… Коснись рукою Своею сына Твоего Альбуса, призри на его страдания, сними боль, облегчи муку…

— «Скорую» вызовите кто-нибудь! — крик Хуч потонул в бормотанье паствы.

— Ранами Христа мы исцелены… На Тебя, Иисус, уповаем…

«Вот так и архиепископ Уиллис надеялся», — мелькнуло у Гарри.

— Я позвоню Северусу… нет, лучше Люпину!

Миссис Уизли перехватила его руку с телефоном.

— Я уже звоню, — она набрала три девятки со своего мобильного. — Срочно, соедините со службой неотложной помощи! Кливер сквер, двенадцать, сердечный приступ! Да, в сознании. Нет. Да. Боли в грудной клетке. Угу. Страховка? Не знаю, должна быть, — она прикрыла ухо рукой: молитвы становились все громче. — Едут, — коротко сказала она в ответ на тревожный взгляд Гарри.

— Исповедаться… — задыхался пастор. — Грех… взял на душу… Грех убивает…

— Господи, покрой пастора Альбуса кровью Иисуса, — бубнили братья и сестры во Христе. — Прости ему всякий грех и проступок, во имя Бога Живого…

— Если это инфаркт, каждая минута дорога, — нервно сказала миссис Уизли.

Гарри смотрел в окно — не едет ли «cкорая».

— Может, все-таки позвонить Северусу?

— А он тут при чем! — фыркнула экономка. — Если это приступ стенокардии или инфаркт, то его в реанимацию отправят. Тут резать нечего, даже я знаю.

К счастью, Господь был милостив к грешному служителю «Источника Любви». «Скорая» приехала быстро, вдобавок не простая: по запросу миссис Уизли на Кливер сквер прислали машину выездной кардиологической бригады. Стонущего пастора уложили на носилки и погрузили в Бедфорд. Прихожане обступили микроавтобус, многословно молясь и шумно благословляя.

— Разойдитесь, — сердито сказал шофер: толпящиеся евангелисты тянули руки к носилкам, не давая закрыть дверцы фургона.

— Куда вы его повезете? Я санитар детской кардиохирургии Лондон Бридж, — Гарри с трудом протолкался сквозь толпу молящихся. — Пожалуйста, разрешите мне его сопровождать!

Фельдшер окинул молодого человека высокомерным взглядом.

— Своих хватает. Вы родственник, нет? Мы не берем сопровождающих. В Лондон Бридж и повезем. Да разойдитесь вы к чертовой матери! — вконец рассердился он: молящиеся прихожане гроздьями висели на задних дверях. — Поехали!

«Чертова мать» подействовала безотказно: евангелисты отпрянули от машины. Дверцы фургона захлопнулись, и Бедфорд рванул с места. Гарри подивился оперативности бригады: «скорая» подъехала ровно через семь минут после звонка миссис Уизли. Если бы не путающиеся под ногами прихожане, времени на транспортировку грешного пастора ушло бы значительно меньше.

— Я поеду на автобусе! — сказал он. — Кто со мной?

К удивлению Гарри, ехать никто не хотел.

— Остается только молиться, — вздохнула сестра Помона.

— Гарри, сейчас нет смысла ехать, — сказала миссис Уизли. — И без нас разберутся.

— Да не в этом дело! Он думает, вы все его бросили! Все его предали! — с отчаянием воскликнул юноша. — Даже не по-христиански, а по-человечески! Неужели вы не понимаете? Все больные утешаются, когда знают, что кто-то их ждет и за них переживает, пусть даже в коридоре! Тем более, если вы будете молиться…

— Молиться можно и здесь. С ним будет Сам Господь, — сухо сказала сестра Минерва. — Этого более чем достаточно. Мы сделали все от нас зависящее: отдали проблему в руки Божьи. Он все усмотрит.

— Пастору будет легче, если вы… — он обвел взглядом группу сестер и братьев по вере и замолчал. Многие все еще молились, шевеля губами. Их глаза вдруг показались ему совершенно пустыми. Гарри безнадежно махнул рукой.

— Вы со мной едете? — спросил он миссис Уизли.

— Я навещу его завтра, — спокойно сказала та. — Нас не пустят в реанимацию. И не переживайте так, Гарри. Думаю, о нем позаботятся.

Из-за поворота показался красный даблдеккер. Не попрощавшись, Гарри бросился к автобусной остановке.

*****

Глядя в окно автобуса на проплывающие мимо вереницы домов, юноша глубоко задумался. С удивлением он понял, что Альбус Дамблдор был для него много большим, чем просто пастором церкви. Старик принял его, как сына, и, несмотря на его тягу к суровым и порой страшным рассказам о грехах и грешниках, которыми пастор любил пичкать Гарри, возможно, Дамблдор искренне желал ему добра, думал юноша. Во всяком случае, старик не был равнодушен к юному христианину: Гарри замечал, что пастор выделяет его из толпы прихожан. В расположении Дамблдора юному евангелисту виделась тень любви Отца, той любви, которую юноша только представлял себе в мечтах. Гарри был единственным, кого пастор неоднократно приглашал к себе домой на чашку чая. Возможно, старику хотелось, чтобы когда-нибудь юноша стал его последователем: как-то он даже обмолвился о том, что Гарри не худо бы поступить учиться в Библейский институт. Так называлась харизматическая школа, из которой вышло много известных проповедников. К несчастью, все разговоры об этом сводились к покаянию и крещению: без них о Библейском институте и думать было нечего.

Однажды юный христианин едва не признался пастору в своих грешных наклонностях. Гарри сам завел разговор о грехах и желаниях плоти, надеясь собраться с духом и открыться пастору, как отцу. Дамблдор тут же повел беседу о слугах сатаны, и, вспомнив учение Иисуса о том, что «род сей изгоняется постом и молитвой», вовлек юношу в двухчасовое священнодействие, покуда тот потерял ощущение реальности: к концу второго часа молитвы Гарри уже видел в пасторе едва ли не Самого Отца, сошедшего на землю во плоти.

После молитвы Дамблдор показал ему злополучную книгу о бесах. Самую страшную книгу, когда-либо виденную юношей и поразившую его воображение до глубины души: художник мастерски изобразил грешников, мучимых в аду за похоть. Юный евангелист не подозревал, что его можно чем-то напугать: в гостиной пастора висела копия знаменитого триптиха Босха «Страшный Суд», от которой Гарри не мог отвести взгляд, хотя творящееся в преисподней выглядело отвратительно. Возле этого триптиха они обычно пили чай. Книга о бесах оказалась куда страшней картины Босха: каждому эротическому переживанию грешника соответствовал свой мерзопакостный бес. Он преследовал несчастного в течение жизни, и, наконец, когда ад распахивал нечестивцу свои гостеприимные пламенные объятия, слуга сатаны получал долгожданную жертву в вечное владение.

Пастор неторопливо листал книгу, от каждой страницы которой веяло жутью. Жертвы похоти корчились в муках: безобразные бесы всех сортов и размеров вгрызались в их плоть изнутри и снаружи, отрывали, откручивали, резали, изъязвляли и поджигали половые органы нечестивцев, с тем, чтобы вновь прирастить изувеченную часть тела на место и с хохотом начать по новому кругу, и так — вечность. Дамблдор с охотой пояснял суть каждого греха, тыкая узловатым пальцем в красочные иллюстрации адовых мук: «И так — бесконечно!»

Художник, вдохновленный то ли Богом, то ли дьяволом, был воистину талантлив. Особо удались ему бесы мужеложства, а может, юный христианин разглядывал их дольше и внимательней, чем всех прочих.

«Расплата за грех — смерть», — вновь прозвучал в ушах Гарри голос пастора Дамблдора. Юноша вздрогнул и очнулся, как раз вовремя: он едва не проехал остановку на Тули-стрит.

*****

— Я знаю, кто вы такой, мистер Поттер, — заведующий отделением реанимации неодобрительно посмотрел на Гарри поверх очков. — Поверьте, вам нет никакой необходимости видеть мистера э-э… Дамблдора. Средних размеров инфаркт миокарда. Мы провели все необходимые мероприятия, включая тромболизис. К счастью, пациента доставили вовремя, так что мы успели восстановить кровоток и ограничить зону некроза. Скажите прямо, ваш визит связан с очередной программой благотворительного фонда? У пастора не оказалось медицинской страховки! Его не должны были сюда везти! С каких пор Бог мешает налоги платить? — сердито сказал завотделением. — Откуда такие берутся… Мы на него дорогущую тенектеплазу извели, а он и стрептокиназы не заслужил, как выяснилось! Вдобавок, «эхо» показало проблемы с клапаном. Ну это уж дудки, пускай из своего кармана на коррекцию отстегивает! И пусть профессор Снейп сам с ним разбирается, — пробурчал он. — Нечего санитаров посылать, мог бы и сам зайти.

— Профессор Снейп? — удивился Гарри. — Он меня не посылал, сэр. Он даже не знает, что случилось. Альбус Дамблдор — пастор моей церкви. А насчет страховки… я не разбираюсь, по правде говоря. Пожалуйста, сэр, пропустите меня к нему, буквально на минутку! Просто чтобы он знал, что его не бросили, — умоляющий голос юного санитара способен был растопить арктические льды.

Заведующий реанимацией вздохнул.

— Две минуты, Поттер, — буркнул он. — Пациент под кислородом.

Гарри поблагодарил заведующего и опрометью бросился в палату интенсивной терапии.

Кровать пастора была частично задернута ширмой. Молодой человек подошел ближе и вгляделся в посеревшее лицо больного. Пастора Дамблдора было не узнать — он был бледен и измучен, даже великолепная борода казалась всклокоченной и потускневшей. В нос несчастного была введена кислородная трубка, в вену безжизненной руки поступал глюкозно-инсулиновый раствор. Перед санитаром Поттером лежал больной ослабевший старик, ничем не напоминающий грозного Моисея. Сердце Гарри охватила щемящая жалость: сейчас он любил Дамблдора, как никогда раньше.

— Пастор Дамблдор, — тихо позвал он.

Морщинистые веки старика дрогнули. Он открыл глаза и посмотрел на Гарри потухшим взглядом обреченного на муки грешника. Без очков его лицо утратило жесткие черты и казалось непривычно беспомощным.

— Не разговаривайте, пожалуйста, — попросил юноша. — Меня только на минутку сюда пустили. Когда вам станет лучше, мы сможем к вам приходить. Никто вас не предал, сэр, никто не бросил! Все за вас молятся, Бог вас не оставит…

Губы пастора шевельнулись.

— Что-что? — Гарри наклонился к измученному серому лицу.

— Долорес, — прошептал старик.

— Долорес? — удивленно переспросил молодой человек. — Какая Доло… Госпожа Амбридж? — сообразил он. — Вы хотите, чтобы я ей сообщил, что вы тут?

Лицо пастора сморщилось, он с досадой мотнул головой, едва не вырвав трубку с кислородом.

— Грех, — сипло сказал он. — Умру за грех.

— Вы не умрете, — с горячностью сказал Гарри. — Все будет хорошо, вам вовремя провели тромболизис, и теперь будет все в порядке, вы скоро поправитесь и…

— Поттер? — услышал Гарри у себя за спиной и обернулся. Незнакомый доктор, сидевший в углу у монитора, поманил его пальцем. — Подойдите на минутку.

— Я — Чарли Уизли, кардиолог, — представился он. Гарри вытаращил глаза: из-под шапочки выбивались рыжие волосы, черты лица казались смутно знакомыми. Очевидно, представителей семейства Уизли можно было обнаружить в любой точке Лондона. — Альбус Дамблдор — ваш родственник?

— Нет, сэр, — покачал головой Гарри. — Но я его хорошо знаю. Он э-э… пастор моей церкви.

Кардиолог задумчиво почесал затылок. Из-под шапочки выпрыгнул еще один рыжий вихор.

— Вы общаетесь с профессором Снейпом, насколько мне известно, — сказал он. Гарри невольно покраснел от досады: даже в чужом отделении его знали как протеже знаменитого кардиохирурга. — Передайте ему, пусть подойдет, посмотрит этого Дамблдора. Без страховки старику ничего не светит.

— А при чем тут мистер Снейп? — удивился Гарри. — Мне сказали, нет никакой необходимости…

— Боюсь, что есть, — негромко сказал кардиолог, кивнув головой в сторону монитора: кроме зубцов ЭКГ и всевозможных цифр, на экране медленно вращалось трехмерное изображение пасторского сердца. — Сердце непомерно увеличено, и клапан… Ох и не нравится мне этот клапан, — пробормотал доктор Уизли. — «Эхо» показывает митральную регургитацию. Вдобавок характерный систолический шум, ну это понятно.

— Что все это значит? — санитар Поттер слегка смутился: диагноз «митральная регургитация» был ему не знаком.

— Нужна замена клапана. Но без страховки его не будут оперировать бесплатно.

— Как это не будут? — возмутился Гарри. — Если нужна операция по жизненным показаниям…

— Нуждающиеся в операции по жизненным показаниям и без страховки отправляются в государственную больницу и ждут в очередях. У нас замена клапана стоит пятнадцать тысяч фунтов, — сказал доктор Уизли. — Старик заявил, что таких денег у него нет.

— Не может быть, что нет, — поразился Гарри. Даже он знал, что пасторский автомобиль стоит не менее ста тысяч. — Я знаю мистера Дамблдора, он наверняка может…

— Может, но не хочет. Это не первый старый скупердяй в моей практике, — сердито фыркнул кардиолог. — Короче говоря, передайте профессору Снейпу, пусть зайдет и посмотрит: клапан — дрянь. Завотделением наверняка сбагрит вашего пастора в государственную клинику, ну а там путевку в рай быстро выпишут. У нас совершенно другой уровень, даже говорить не о чем. Профессор Снейп, как президент фонда «Сердце» — единственный, кто берет таких пациентов.

Гарри удивленно моргнул: про этот фонд он слышал неоднократно, но понятия не имел, кто его президент. Операции детям из приюта финансировались за счет благотворительного фонда.

— Хорошо, — неуверенно сказал он, вспомнив о глухой ненависти профессора Снейпа к пастору «Источника Любви». — Я ему передам.

Он вернулся к постели Дамблдора, но тот, очевидно, заснул. Гарри тяжело вздохнул, с минуту потоптался у одра несчастного грешника, погладил его сухую холодную руку и вышел.

Поразмыслив, он отправился в свое отделение, в надежде, что кто-нибудь из своих растолкует ему вопрос о страховке, вернее, о ее отсутствии. С точки зрения санитара Поттера, отказ менять клапан без страховки приравнивался к смертному греху.

Первой, на кого он наткнулся в коридоре, оказалась не кто иная, как Нимфадора Тонкс.

— Что ты тут делаешь? — нервно спросила она, не здороваясь. — Ты уже свое отдежурил!

— Я хотел поговорить с доктором Люпином, — растерянно моргнул Гарри, инстинктивно отступая назад: медсестра надвигалась на него грудью, не давая даже подойти к кабинету кардиохирурга.

— Так и знала! — воскликнула она, гневно сверкнув глазами. — Стучать пришел!

— Стучать? — удивленно переспросил Гарри. Внезапно он понял, что имеет в виду Тонкс. Краска бросилась ему в лицо. — Господи, Нимфадора, у меня и в мыслях не было… Я совсем по другому поводу!

— Ну конечно, по другому поводу, — ядовито сказала медсестра. — Какой у тебя еще повод выслужиться, как не открыть Ремусу глаза на происходящее?

— Что вы городите! — вышел из себя Гарри. — Да я бы в жизни не сказал ему о вас с Гермионой!

— О, Боже, — простонала Нимфадора. — Не произноси ее имя! Гарри, умоляю, давай поговорим. Я тебе должна это объяснить, я в любом случае собиралась это сделать. Идем, — она потянула его за рукав. — Чаю попьем.

Юный санитар не успел оглянуться, как оказался в сестринской. Нимфадора плотно закрыла дверь, включила электрический чайник и жестом пригласила юношу за стол.

— Гарри, выслушай меня, — начала она. — Я знаю, ты хорошо относишься к Ремусу. Я это вижу, не слепая.

— Да, поэтому я и не собирался ему ничего рассказывать. Мы уже говорили с Герми, она меня о том же просила, — раздраженно сказал Гарри. — Я не понимаю только, к чему такая секретность. Впрочем, это не мое дело, — прибавил он.

— Выслушай меня, Гарри, — умоляюще сказала Нимфадора. — Пойми, Ремусу лучше не знать, что Гермиона в Лондоне, — она поставила перед Гарри чашку с кипятком и ткнула туда пакетик чая. — Если он узнает…

Гарри недоумевающе уставился в расстроенное лицо Нимфадоры. Без косметики она казалась моложе и меньше напоминала ему Вавилонскую блудницу.

— Я понимаю, со стороны это кажется глупостью, — вздохнула она. — Не знаю, что тебе говорила о нас Гермиона…

— Ничего, кроме того, что она вас любит, — негромко сказал Гарри, хмуро гоняя по чашке пакетик чая.

— Знаешь, мы обе из Эдинбурга, — медленно начала Нимфадора. — Мы дружили с детства, жили в одном доме, на одном этаже… Герми была для меня как младшая сестренка. Я старше на шесть лет, но мы были неразлучны, сколько себя помню. И гуляли целыми днями вместе, и ночевали друг у друга. И все у нас было общее, игрушки и вещи, радость и грусть… А однажды мы поняли, что у нас и душа одна на двоих. Смеялись, плакали, мечтали, планы строили… Даже не помню, когда все началось… Когда дружба стала самым дорогим, что есть, самым важным и нужным. Когда перестала быть просто дружбой. Когда вдруг оказалось, что друг без друга — ни жить, ни дышать… — серо-голубые глаза девушки вдруг затуманились дымкой воспоминаний. — До сих пор думаю, что это было наше лучшее время. Оно… не повторится больше, — тихо и хрипло сказала она.

Гарри растерянно молчал. В голосе Нимфадоры звучала неподдельная горечь.

— Я понимаю, — сказал, наконец, он. — Но ведь это было давно… Разве Ремус об этом не знает?

— О-о, еще как знает! — кусая губы, сказала девушка. — Рем приехал в Эдинбург на конференцию, так мы познакомились… Когда мы стали с ним встречаться, Герми начала буквально сходить с ума. Ходила за нами хвостиком, портила все свидания, всюду лезла третьей... Сейчас я понимаю, что сама тогда наделала глупостей… Я была с ней жестокой. Сказала, что ей нужен свой парень, и если она меня любит, то пусть тоже с кем-нибудь встречается, а нас оставит в покое. Даже парня ей нашла, — с горечью сказала она. — Она, бедняжка, меня слушала. Во всем. Как старшую сестру. Даже в этом… послушала. Потеряла невинность с нелюбимым, с чужим, только потому, что я ей сказала, что так надо, — Нимфадора закрыла ладонью глаза. — Боже, какая я сволочь, — прошептала она. — Не могу себе простить… Но я… я влюбилась в Рема. Оглохла, ослепла, очерствела… Не знаю, как Герми это все пережила.

— Это давно было? — безрадостно спросил Гарри. История с чужим парнем показалась ему довольно гнусной.

— Два года назад, — прошептала Нимфадора, бессмысленно помешивая холодный чай: она к нему не притронулась. — Господи, ведь ей тогда было всего шестнадцать. Самое ужасное — ничего не помогло. Гермиона все время была с нами, и Ремус ее возненавидел… Свадьбу нам испортила, это целая история… Во время церемонии священник спросил, нет ли у кого возражений против нашего союза, тут она и выскочила со своими протестами, опозорила нас на весь Эдинбург. Мы переехали в Лидс, потом в Бристоль, а она повсюду тащилась за нами. Выслеживала, выжидала… Ремус был в шоке. Он не думал, что женщины способны на такие сильные чувства. Вообще мужчины ни черта не понимают, — вздохнула Нимфадора, — думают, если у девушек членов нет, так это и любовью назвать нельзя. Бред какой… Для любви сердце нужно, а не член…

Гарри задумчиво крутил в руках чертика, ловко сделанного из капельницы ручищами санитара Хагрида: на досуге тот сплетал из трубочек разных зверей, раскрашивал спиртовыми маркерами и дарил юным пациентам. Зверушки и человечки получались разные, но Хагрид упорно называл всех «чертиками».

— Понимаешь, Гарри, мы тогда устали от ее любви. Ремус говорит, это нечто деспотичное и страшное. Я не знаю, что это. Но ведь это любовь, — прошептала Нимфадора. — Может, чувства женщин сильнее, чем обыкновенная любовь.

— Разве любовь бывает обыкновенной? — задумчиво спросил Гарри. Его мысли перескочили на Северуса, к груди прилила странная теплая волна.

— Тебе ли не знать разницы, — фыркнула Нимфадора.

— Мне не с чем сравнивать, — тихо сказал Гарри, удивляясь, как легко далось ему признание.

— В Бристоле… случилась ужасная история, — продолжила девушка. — Не знаю, рассказывать или… Хорошо, — с тяжелым вздохом сказала она, глядя в широко распахнутые глаза юного санитара: тот слушал с неподдельным интересом. — Я забеременела, когда мы еще жили в Эдинбурге… Гермиона не знала, я боялась ей говорить, чувствовала, что не стоит… Однажды она в очередной раз подстерегла меня на улице, и опять ринулась выяснять отношения. Неожиданно появился Ремус, мы с ним в ресторан собирались. Стал прогонять ее, а она, как всегда, стала напрашиваться идти с нами. Рем начал злиться, ну ты сам знаешь, как он злится… Герми его тогда не боялась. Не помню уже, как все вышло, но мы все трое перессорились, и у меня случился срыв потом… Может, действительно стресс, а возможно, и другая причина была, до сих пор не знаю. Меня забрали в больницу с кровотечением. А Ремус… Решил, что все из-за нее. Едва ее не убил, даром, что тихий. Не знаю, что он ей тогда наговорил, но… Герми пришла ко мне в больницу. Прощения просила, — глухо сказала Нимфадора. — Сказала, что едет домой, пришла попрощаться. Я не поверила, но она и в самом деле исчезла, — медсестра замолчала, задумчиво глядя на чертика в руках Гарри. — А потом… мы тоже уехали из Бристоля, профессор Снейп давно Ремуса в Лондон Бридж приглашал. Вот и все. Я даже не подозревала, что она здесь. Пока не узнала, что произошло. Мне очень ее жаль, — тихо прибавила она. — Но я даже не знаю, что делать. Я не могу поощрять ее чувства. Ремус просто не переживет, если узнает, что она опять меня преследует.

— Вы ее больше не любите? — задумчиво спросил Гарри.

Нимфадора посмотрела на юношу странным тяжелым взглядом.

— Люблю. И она это чувствует, — хрипло сказала она.

Гарри с удивлением посмотрел на девушку.

— Тебе легче, Гарри. Над тобой не висит вопрос семьи, материнства… Женщину с детства натаскивают на то, что она — будущая мать и жена. Девушка с пеленок рвется замуж, думает, вот он, предел мечтаний! Даже если женщина не намерена коптиться у плиты, а делает карьеру, все равно считает священным долгом пригреть на груди хоть завалящего мужика! — с какой-то злостью сказала она. — О да, все ждут принцев. А принцесс, видите ли, нельзя любить, это даже любовью не считается. Даже Ремус поначалу не верил, все смеялся, думал, девочки балуются.

Она отпила глоток остывшего чая и замолчала.

— Вы хотите уйти от Ремуса? — нахмурился Гарри. Судя по всему, Нимфадоре надоело греть на груди доктора Люпина, решил он.

— Нет. Никуда я не уйду, — Нимфадора устремила на Гарри спокойный взгляд своих удивительных глаз: вблизи их радужки напоминали распустившиеся цветы цикория. — Я люблю Рема. И… у нас будет ребенок.

— О-о, — взволновался Гарри. — Это… это замечательно! А Гермиона знает? — он вдруг нахмурился: бывшая сестра во Христе теперь казалась ему опасной.

— Знает, — сказала медсестра. — На этот раз знает.

Она встала и потянулась — грациозно, как большая красивая кошка. Юноша подумал, что другой на его месте влюбился бы в Нимфу с первого взгляда. Гарри смотрел на чувственные губы, беззастенчиво разглядывал большую грудь под костюмом медсестры, кожей ощущал ее привлекательность, но это не задевало ни единой струны в его душе: как и все девушки, Нимфадора казалась ему загадочной инопланетянкой.

— Герми сказала тебе, кто с ней… кто ее изнасиловал? — задал он мучивший его вопрос.

— Какой-то подлец, — злобно ответила девушка. — Узнаю, кто он, убью голыми руками. А я узнаю, — страшным голосом пообещала она.

Гарри стало не по себе: Нимфадора Тонкс в гневе наверняка была страшней тигрицы. В его воображении тут же соткалась картина в стиле адовых мук Иеронима Босха: разъяренная медсестра рвет ногтями красивое лицо Драко Малфоя. Страшное видение прервал звук мобильного. Путаясь в халате, надетом для визита в реанимацию, Гарри извлек из джинсов телефон.

— Северус, я в клинике, — судя по всему, скрываться от Тонкс не имело смысла.

— Что случилось? — быстро спросил мистер Снейп. Голос показался Гарри взволнованным.

— Со мной все в порядке, но… У пастора Дамблдора инфаркт. Он в реанимации, — сказал Гарри, размышляя, стоит ли сразу говорить про замену клапана.

— Вот так Бог благослови-ил, — насмешливо протянул мистер Снейп. — А вы чем можете помочь, Гарри? Я приеду, заберу вас.

— Что вы, спите, я все равно уже еду домой… то есть, к вам, — сказал Гарри.

— Домой, — поправил Северус. — Может, забрать все-таки?

— Северус…

— Гарри.

— Почему вы не спите?

— Чего-то не хватает, мистер Поттер.

— И чего же?

— Это не по телефону. Приезжайте, покажу.

— Северус…

Гарри улыбался, напрочь забыв о присутствии Нимфадоры. Та кивнула ему на прощанье и тихо вышла: мысли санитара Поттера витали далеко.

Покинув отделение, молодой человек вышел в холл и ткнул в кнопку лифта. Через несколько секунд двери плавно разъехались в стороны, и Гарри вошел в кабину, все так же улыбаясь и ничего не видя перед собой: он думал о Северусе.

— Гарри? — услышал он и обернулся: позади стояли Сириус Блэк и доктор Дэйн из лаборатории «Лондон Би Эйч».

— Добрый вечер, — Гарри хотел спросить, как доктор Блэк себя чувствует, но тот был увлечен разговором с мистером Дэйном.

— Я было решил, что ты завещаешь клинике свою почку, — смеясь, сказал Дэйн. Гарри нравился этот сотрудник — бородатый, симпатичный и улыбчивый.

— Какую, к чертям, почку! — сердито сказал Блэк. — Я этой клинике даже порцию утренней мочи не пожертвую!

— Какая жалость. Нам будет недоставать твоей мочи, Сириус! Ладно, к черту мочу, объясни мне, зачем тебе понадобился такой развернутый анализ?

— Я думал, проверка на гепатит, как обычно, — пожал плечами Блэк.

— Какой там гепатит! Типичный анализ на тканевую совместимость, я еще удивился, зачем это тебе надо.

— Кто давал запрос? — взволнованно спросил бывший хирург.

— Как, кто? Ты сам и давал.

— Чушь собачья! Ничего я не запрашивал!

— Ты анкету подписал при мне, Сириус, меньше пить надо!

— Я прекрасно помню анкету, кроме галочек ВИЧ, гепатитов и стафилококка, ни черта там не было! О, Господи! — он вдруг замолчал.

Гарри покосился на доктора Блэка: тот стоял, вытаращив глаза и открыв рот.

— Галочки мог кто угодно добавить. Потом, — тихо сказал он. — Кто имеет доступ к базе данных сотрудников?

— Половина лаборатории, Сириус. Послушай, у тебя паранойя. Кто позарится на твои старые больные почки?

Лифт открылся, не дослушав разговор, Гарри буркнул «Всего доброго» и пулей вылетел из клиники: через пару минут уходил последний автобус.

*****

Гарри тихо открыл дверь и вошел в прихожую, стараясь не шуметь. В доме было темно и тихо — очевидно, Северус спал. Юноша прошел в кухню-столовую, не включая свет, на тот случай, если профессор опять задремал на диване у камина. Столовая была пуста, и Гарри щелкнул выключателем. Круглая лампа под абажуром осветила красиво накрытый стол с фруктами, орехами и бутылкой красного вина.

У Гарри перехватило дыхание. Что-то горячее и острое резануло по глазам, подступило к горлу, стеснило грудь. Он вдохнул несколько раз ртом, чтобы не расплакаться глупо, как ребенок. Его никто никогда не ждал. Никто не звонил, волнуясь, почему он задерживается. Никто не звал домой. Мысль, что Северус не мог заснуть, потому что его нет рядом, казалась абсурдной, но другого объяснения накрытому столу не было: миссис Уизли бывала в доме только по утрам.

Гарри поднялся наверх. Дверь в профессорскую спальню была открыта, комнату освещал слабый свет ночника. Северус, как был в брюках и рубашке, спал, положив на грудь руку с мобильным телефоном.

Не задумываясь, что делает, Гарри лег рядом, подперев щеку ладонью. Замирая от нежности, он долгое время лежал, всматриваясь в лицо Северуса и прислушиваясь к его тихому дыханию. Не удержавшись от соблазна, он осторожно погладил разметавшиеся по подушке волосы своего друга, но тот не пошевелился. Прикосновение к волосам было опрометчивым поступком: это лишь раззадорило пробуждающихся бесов.

Гарри осторожно забрал телефон из руки спящего. Северус вздохнул, но не проснулся. Юноша наклонился и коснулся губами теплой кожи на груди в вырезе рубашки. Теряя голову от нахлынувших чувств, он вдыхал, пил трепещущими ноздрями запах тела, смешанный с едва уловимым ароматом туалетной воды. Его губы отыскали нежную впадинку между ключицами, и, измученный странной неутолимой жаждой, Гарри припал к ней губами, как иссушенный пустыней путник к живительному источнику.

К несчастью, жажда не утолялась, но теперь к ней прибавилась страсть настоящего исследователя: осмелевший путник начал осторожно расстегивать пуговицы профессорской рубашки, открывая для навигации новые пути и горизонты. Сокровище путешественник отыскал довольно быстро: на теплом вздыхающем холме, как купол миниатюрной мечети, расположился маленький темный сосок. Задыхаясь от волнения, Гарри наклонился над находкой и медленно провел по ней языком.

— Боже, — невольно всхлипнул он.

Даже в его грешных мечтах это не было так хорошо.

Мосты были взорваны: Гарри накрыл приоткрытыми губами облюбованное сокровище, понимая, что приближает врата ада, но уже не в силах противостоять искушению. Горячий, влажный, любопытный язык путника заскользил по затвердевающему бугорку, ощупывая, облизывая и изучая рельеф местности.

— Мистер Поттер, — вдруг прошептал Северус. — Мой вы драгоценный.

Гарри отскочил с колотящимся сердцем, весь дрожа и сгорая от стыда за свой грешный порыв.

— Я не хотел… то есть, я хотел… вас разбудить, — прерывающимся от волнения голосом сказал он.

— Я так и понял, — Северус приподнялся на локтях и с улыбкой смотрел на пылающее от смущения лицо юноши: румянец был заметен даже в свете ночника.

Внезапно Северус перестал улыбаться, совершенно черные в полумраке глаза стали странно-серьезными.

— Я… наслаждаюсь каждым мгновением, — он взял в ладони худую тонкую руку юноши и коснулся губами шершавой от хлорамина кожи. — Каждой минутой с тобой, Гарри.

*****

 

Глава 35. А миссис Уизли предупреждала...

Гарри проснулся, разбуженный странным звуком. С минуту он прислушивался к загадочному мерному гудению, пока сообразил, что это не что иное, как пылесос.

«Миссис Уизли», — с досадой подумал он.

Вставать расхотелось. Он закрыл глаза, постепенно припоминая вчерашний вечер. Видимо, Господь все же хранил его от падения в пылающие объятья ада. И его, и профессорские бесы спасовали перед прозаическим чувством голода. Северус вспомнил, что оба не обедали. Охваченный чувством, весьма похожим на разочарование, Гарри спустился вслед за профессором в кухню. Аппетитное изобилие божьих даров развеяло остатки бесовского наваждения, и Гарри накинулся на ужин со страстью бывалого чревоугодника. Вдобавок к сему греху, которому мистер Снейп явно потворствовал, молодой человек чересчур увлекся повышением гемоглобина с помощью красного вина. Северус даже вынужден был отобрать сладкое лекарство, и, судя по всему, был прав: сейчас Гарри чувствовал во рту противный привкус — с повышением гемоглобина он переусердствовал. Лечение дало неожиданный результат: обычно сдержанный, вчера он стал непомерно говорлив и вывалил на Северуса все новости вчерашнего дня, начиная от пасторского инфаркта и кончая историей Нимфадоры. Сейчас Гарри досадовал на себя: быть может, о последнем говорить не стоило. Его подстегнуло то, что, как выяснилось, Северус знал от Ремуса о существовании подруги Нимфадоры, но не предполагал, что ею окажется их общая знакомая Гермиона Грейнджер.

Мистер Снейп был на редкость хорошим слушателем, и Гарри говорил без умолку — так стремительно несется поток сквозь прорвавшуюся плотину.

Единственное, о чем он умолчал, был диагноз Альбуса Дамблдора. Гарри интуитивно чувствовал, что профессор вряд ли захочет принимать участие в пасторских проблемах, и решил отложить разговор — в любом случае, до понедельника еще было время.

Взбодренный вкусным ужином и вином, Гарри был готов разговаривать с Северусом до утра. Остановился он только тогда, когда заметил, что профессор буквально засыпает на глазах, убаюканный рассказами о кузене Дадли. К ужасу молодого человека, выяснилось, что мистер Снейп после ночного дежурства спал всего три часа, пока он ездил на служение домашней группы.

Пожелания спокойной ночи Гарри не мог вспомнить без обжигающего стыда: выпитое вино прибавило ему смелости, и даже после ужина он вертелся вокруг профессора, как щенок, который просит почесать за ухом. Бесы, приободренные спиртным, вышли из-под контроля: Гарри попытался поцеловать на ночь мистера Снейпа, одновременно втолковывая профессору, что он очень хороший человек. Хороший человек под натиском его дружеских излияний отчего-то скрылся в ванной и плескался там так долго, что Гарри, утомленный ожиданием, попросту заснул в профессорской спальне. К его удивлению, проснулся он у себя в комнате на диване, и как он туда попал, оставалось загадкой.

Гарри казалось, что с тех пор, как он поселился в доме Северуса, они будто поменялись ролями: тот стал вести себя намного сдержаннее, а сам он, к своему стыду, все больше поддавался грешным желаниям плоти. Дружеские симпатии к мистеру Снейпу все больше перерастали в одержимость: незадачливый христианин, подмятый бесами похоти, едва сдерживался, так хотелось лишний раз прикоснуться к какой-нибудь части тела дорогого друга.

Приняв твердое решение извиниться за вчерашнее и впредь держать себя в руках, Гарри поспешил в ванную — судя по нарастающему гулу пылесоса, миссис Уизли неумолимо приближалась к его комнате.

Держать себя в руках пришлось в самом что ни на есть прямом смысле, хотя на сей раз хватило и одной руки: утренние бесы были неприхотливы и удовольствовались воспоминанием о затвердевающем соске под языком начинающего грешника. Угнетенный очередным фиаско в борьбе с бесовскими легионами, Гарри быстро умылся, поспешно оделся и выглянул в коридор, как раз вовремя: сестра Молли уже подобралась к его двери.

— Доброе утро, Гарри, — ее голос звучал как ни в чем не бывало, будто тот был на служении, а не выглядывал из бывшего кабинета профессора Снейпа, испуганный, встрепанный и свежесогрешивший.

— Доброе утро, миссис Уизли, — церемонно сказал он, краснея и лихорадочно раздумывая, в какой части дома будет лучше пережить утреннее вторжение экономки.

— Я уже почти закончила, — сообщила сестра Молли. — Осталась ваша комната, Гарри. Переоденусь и поеду к нашему пастору. Такое совпадение, мой сын, Чарли, — его лечащий врач, так что меня как-нибудь да пропустят.

— Так и подумал, что мистер Уизли — ваш сын! Давайте я с вами поеду, — вдохновился Гарри.

— Вам не обязательно сейчас ехать, Гарри. Мистер Снейп сказал, что хочет с вами где-то отдохнуть, — она коснулась его руки, предупреждая возражения. — Гарри, прошу вас, не отказывайтесь. У профессора тяжелейшая работа, он почти не расслабляется, а ему нужно переключаться, иначе так с ума сойти недолго. Прогуляйтесь с ним, что вам стоит?

— Я не отказываюсь, — удивленно сказал юноша. — Я ничего не знаю про прогулку. Он мне даже не говорил, — Гарри оглянулся на дверь профессорской спальни: она была открыта, самого Северуса не было видно. — И где…

— Бегать пошел, — фыркнула миссис Уизли.

— В смысле, бегать? — не понял Гарри.

— Спортом решил заняться, — пояснила миссис Уизли и вдруг рассмеялась. — Я его в последнее время не узнаю.

— А раньше он э-э… бегал по утрам?

Экономка выронила из рук щетку от пылесоса и расхохоталась самым возмутительным образом.

— Сроду не бегал! Он это не любит, точно знаю. В спортзал ходит, тот, что при клинике, ну вы, наверное, знаете. Туда и Чарли мой заглядывает… Там и бассейн неплохой. Но вот бегать по Ноттинг Хилл… Правда, тут многие жиром трясут по утрам, даже госпожа Амбридж, — миссис Уизли неодобрительно покачала головой.

— У мистера Снейпа нет жира, — обиделся Гарри.

— Вы так уверены? — раздался за его спиной насмешливый голос.