Отчуждение науки от производительного труда

Нет нужды оспаривать выводы о все возрастающем значении науки в современном обществе, и особенно —в будущем. Вместе с тем нельзя не замечать, что во многих случаях анализ использования возможностей развития науки осуществляется вне ее обусловленности социально-экономическим способом производства. Подобно тому, как последний подменяется технологическими производственными формами, так и социально-экономическое воспроизводство научного труда и его носителей нередко заменяется технологией научной деятельности и распространения научных знаний. Предельно адекватно такой подход выражен упомянутыми выше словами М. Кастельса: «Я думаю, — следовательно, я произвожу». Речь в этом случае идет не просто о «производстве» мыслей. Их создание, например, у Т. Сакайя трактуется как непосредственное воспроизводство стоимостей: «созданная знанием стоимость... обладает уникальной чертой: она создается индивидуализированными усилиями, в то время как обычная стоимость предполагает обобществление труда—на последнем базируется индустриальное общество»[727]. Стоимость же в виде знания не имеет никакого прямого отношения к издержкам, связанным с ее созданием[728].

Такой подход исходит из отчуждения науки от труда, хотя посредством труда только и возможна практическая реализация сил науки в реальном производстве. Науке придается свойство самостоятельно создавать стоимость, следовательно, и капитал непосредственно в виде знаний, без необходимости обращения к труду и их овеществления в процессе материального производства. Вместо экономического процесса производства стоимости выставляется сам познавательный процесс получения знания. С этим связана общая подмена экономического воспроизводства науки и ее реализации в материальном производстве технологией создания научного знания.

Чтобы понять смысл и содержание социально-экономического производства науки, его следует рассматривать с двух сторон: а) с точки зрения самого процесса экономического производства науки, его методов и способов; б) с точки зрения его результата, т. е. когда наука берется в качестве определенной формы общественного богатства. Само собой разумеется, что связь указанных моментов осуществляется в системе определенных производственных отношений.

С первого взгляда кажется, что сторонами экономического производства науки являются: сам творческий процесс, или научная деятельность, и наука как система знаний, т. е. знания. Вполне очевидно, что без научной деятельности никакой науки или знания не будет, как без труда не бывает его продукта. Имеются и определенные представления о природе научного творчества, используемых в нем средствах, о его результатах, т. е. знаниях, информации, открытиях и т. п.

В литературе по проблемам знаний, когда речь заходит о процессе производства, чаще всего подразумевается научная деятельность как процесс научного творчества. А все «научное» производство нередко представляется в виде системы «научная деятельность —наука», в которой первый член выступает процессом производства, затратами труда, второй—результатами, характеризуемыми понятиями: «знание», «информация», «научный отчет», «разработка» и т. д. Авторы одной из работ, например, утверждают, что «научный труд — главный двигатель науки, — как и труд в любой отрасли народного хозяйства, предполагает наличие трех элементов: целесообразной научной деятельности, предметов труда и средств труда». К средствам труда в сфере науки они относят орудия труда — приборы и оборудование, а к предмету труда —реактивы, экспериментальные образцы, материалы, а также накопленные знания[729].

Разумеется, в научной, как и всякой иной деятельности, можно обнаружить все названные моменты, т. е. деятельность, ее предмет и средства. Вполне возможно, что их анализ в других науках, например в физиологии высшей нервной деятельности, психологии, педагогике, логике и теории познания, стоит намного выше, чем в экономике. Во всяком случае, трудно убедить кого-нибудь в правильности суждения о том, что, например, математик (или философ), «обрабатывая» каким-либо прибором или при помощи иного оборудования накопленные истины, достигает новых знаний. Столь же трудно согласиться с общим выводом, что научная продукция создается «в результате воздействия научного работника на предмет труда при помощи средств труда»[730].

Экономический подход не может сводиться к анализу технологии научного труда. Как из процесса физического труда нельзя объяснить, что является его результатом — прибавочная стоимость или продукт для общества, — так и из процесса научного труда невозможно вывести экономическое определение производства науки.

Само экономическое производство есть нечто другое, чем научный процесс, процесс производства или создания знания, мысли. Экономическое производство науки не есть связь между научной деятельностью и знанием как ее результатом, оно есть связь между материальным производством и наукой как одним из превращенных результатов этого материального производства — созданного им свободного от производительного труда свободного времени для научной деятельности.

В общем смысле эта связь состоит в том, что материальное производство в конечном счете определяет уровень науки, достигнутую ступень научного познания. Развитие науки, особенно естествознания, а вместе с ним и остальных наук, находится в соответствии с развитием материального производства. Материальным производством создаются техническая база науки, приборы и научное оборудование, материалы для экспериментальных работ, что во многом определяет состояние развития науки. Материальное производство создает соответствующий жизненный фонд для работников науки и научного обслуживания и тем самым предопределяет не только возможности заниматься научным трудом, но и количество занятых в нем.

Короче говоря, известная зависимость между материальным производством и наукой, сформулированная в виде общей формы причинно-следственной связи, нуждается в конкретизации, причем в такой, которая раскрывала бы ее экономический механизм. Выявить его — это значит объяснить соответствующими экономическими законами и категориями производство науки как производительной силы общества и формы общественного богатства: воспроизводство научно-технических работников, накопление научных знаний и ряд других звеньев экономического способа производства и развития науки.

Очевидно, что на одной стороне должно стоять материальное производство, на другой — наука как деятельность и система знаний одновременно. Лишь в этом случае можно будет говорить об экономическом подходе к производству науки, которая приобретает превращенную форму экономического результата или продукта экономического развития общества, т. е. развития материального производства. Эта связь является и объектом приложения экономической категории производственных отношений к производству науки.

Не случайно авторы, исходящие из технологии научного труда, не смогли рационально использовать категорию экономических отношений применительно к науке и ограничились тем, что производственные отношения в сфере науки свели к технологическим или межличностным отношениям. Технологическими они оказываются у тех, кто отождествляет научный процесс с производственным, а личностными — у сторонников концепции науки как отрасли особого, «духовного» производства. Но и у тех и других они не имеют характера собственно экономических отношений, особенно отношений собственности. По мнению, например, Г. Лахтина, который производственные отношения ищет в связях научной деятельности с ее «нематериальным продуктом» — знаниями, не может быть и речи о какой-то частной или общественной (государственной) форме собственности, охватывающей науку, ее производство или распределение[731]. Невозможность применения к знаниям категории стоимости и других экономических понятий используется для ограждения науки от традиционных экономических отношений, в том числе отношений собственности. Аргументы при этом оказываются теми же: всеобщий характер научного труда и принадлежность знаний всему обществу исключают по существу частную или общественную собственность в этой сфере.

Данные выводы и аргументы теряют смысл, как только мы представим науку и научную деятельность явлениями, возникшими, существующими и функционирующими на основе создаваемого материальным производством прибавочного продукта. Последний реализуется и в процессе научной деятельности, протекающей в свободное время общества: он приобретает вид средств существования и развития людей науки. В этом случае экономические отношения в своих классических формах, в том числе в виде отношений собственности, обнаруживают себя и применительно к науке.

Сэкономленное рабочее время, превращаемое в свободное время, оказывается достоянием или небольшой части лиц господствующего класса, или достоянием широких народных масс, что, следовательно, выражает соответствующие отношения собственности. Кроме того, в отношениях материального производства и науки отражается положение различных классов и социальных групп в обществе, в частности рабочего класса и интеллигенции, работников физического и умственного труда. Обмен этих видов социально-экономической деятельности образует значительную сторону производственных отношений.

Система «материальное производство — наука» при капитализме приобретает характерную для этого строя социально-экономическую форму. Здесь производительные силы общественного труда выступают как силы капитала: не только материальные вещи, но и формы общественного труда —кооперация, мануфактура, фабрика, как показал К. Маркс, получают свое развитие в виде форм движения капитала, и потому производительные силы труда, развившиеся из этих форм общественного труда, а стало быть, и наука принимают вид производительных сил капитала. Капитал присваивает себе не только производительные силы общественного труда, но и всеобщие общественные производительные силы, к которым относится и наука. Поэтому всюду, где научный труд входит в процесс капиталистического производства и оказывается включенным в состав капитала, он неизбежно подчиняется отношениям эксплуатации. Капитал применяет науку как средство, создающее прибавочную стоимость или способствующее ее образованию. Вследствие этого инженерно-научные кадры, занятые на капиталистических предприятиях, по отношению к капиталу выступают как наемная рабочая сила и в то же время как орудие капитала против рабочих.

Капитал эксплуатирует их труд в целях получения прибавочной стоимости. Одновременно с этим труд инженерно-технических и научных работников используется капиталом для эксплуатации непосредственного труда. Получается сложная картина классовых взаимоотношений между рабочими, инженерно-техническими работниками и капиталистами.

Нужно, конечно, считаться с тем фактом, что результатом развития современного производства является рост количества людей, выполняющих интеллектуальные функции. Без их участия, безусловно, не может происходить развитие производства. Но все дело в том, что увеличение доли интеллигенции не только не снимает классового разделения и классовых антагонизмов буржуазного общества, а, наоборот, их обостряет. Прогрессивная тенденция, состоящая в увеличении доли научного труда, на почве капитализма несет с собой социальные конфликты и необходимо связана с ограничением развития главной производительной силы — рабочих. Кроме того, она сопровождается безработицей в среде работников умственного труда. Все это не может не тормозить развитие производительных сил вообще и сил умственного, научного труда. По-иному и быть не может: вся система капиталистических производственных отношений препятствует развитию этой силы. Современная Россия тому свидетельство.

Другим важнейшим проявлением капиталистической формы связи материального производства и науки является обострение противоположности между умственным и физическим трудом. Казалось бы, что если в производстве увеличивается число трудящихся, функция которых носит интеллектуальный характер, то и труд рабочих должен подняться до уровня инженерно-технической деятельности. Такая объективная тенденция, порождаемая развитием техники, действительно существует. Но ей при капитализме противостоит другая, прямо противоположная тенденция — усиливающееся классовое разделение труда, увеличивающийся разрыв между умственным и физическим трудом, обострение социальных противоречий между буржуазной интеллигенцией и рабочим классом.

Производственное потребление науки в экономическом отношении сводится к ее потреблению как непосредственной производительной силы, реализованной в средствах производства или в живом труде. Нет сомнения в том, что потребление науки в производстве отличается от процесса потребления средств производства или физического труда. Но утверждать, что при всех условиях в процессе потребления наука не отчуждается, было бы неправильно. Покупая рабочую силу научных или инженерно-технических работников и потребляя ее в процессе производства прибавочной стоимости, капиталист, безусловно, отчуждает научную силу этих работников, их способность к научному труду. Экономическое отношение потребления здесь такое же, как и при потреблении обычной рабочей силы.

Это же относится к другой экономической форме потребления науки — ее потреблению в виде услуги (например, деятельность учителя, врача). Знание как услуга обменивается на часть дохода, которая идет на получение жизненных средств и условий развития творческих способностей учителя или преподавателя вуза. Обмен дохода на услуги такого рода приобретает различный социально-экономический характер в зависимости от общественного строя, в котором он происходит. При капитализме источником, из которого оплачиваются эти услуги, могут быть доходы капиталиста (капиталистического государства), заработная плата наемного работника.

Капитал далеко не всегда заинтересован в производительном использовании и развитии науки, а также в подготовке научно образованных работников. Как только капитал пришел к власти в современной России, ее прежде процветающая наука оказалась невостребованной как государством, так и предпринимателями. За период после установления капитализма в России государственное финансирование научно-технической системы сократилось в десятки (25-30) раз. По известному выражению академика В. Н. Страхова, прозвучавшему в его выступлении за круглым столом Госдумы (февраль 1999), со стороны «чавкающего борова» — березовских, Гусинских, потаниных, Ходорковских и др., бесполезно было бы ждать вложений в науку, им российская наука стала ненужной.

Высшие учебные заведения России по существу перестали готовить кадры для самой науки. В лучшем случае они заняты подготовкой «товарного труда» для рынка, прикрытого иллюзорной формулой «человеческого капитала». Для интеграции науки и образования президентом был предложен «единый рынок знаний». Из 3200 вузов 2600 переведены на частно-рыночные условия подготовки студентов и лишь 600 вузов остаются государственными, но и в них уже значительную долю занимает платное обучение.

Не следует думать, что в странах западного капитализма дела обстоят лучше. По свидетельству Л. Туроу в США инвестиции в образование сокращаются, стипендии заменяются займами, в университетах развивается платное обучение, государственные расходы урезаются[69].

Анализ экономического производства науки не исчерпывается объяснением процесса создания материального базиса функционирования и развития науки. Этого недостаточно для того, чтобы выявить существо научной (как и другой социальной) деятельности. Надо еще объяснить, как продукт материального производства, составляющий условие непроизводственной деятельности, превращается в свое инобытие, например, в феномен науки, т. е. реализуется в форме духовного производства и его результатов. Сам по себе продукт материального производства еще не есть элемент духовного богатства, в последнее он еще должен быть превращен, т. е. материальному продукту нужно пройти этап особой «переработки», и лишь после этого он может получить форму духовного явления. Производство науки включает и эту стадию — научную деятельность как таковую и ее продукцию в виде знаний, информации, открытий, изобретений и т. п.

Само собой разумеется, что названный этап воспроизводства науки подчиняется не только экономическим законам. Многое здесь подвластно принципам собственно научного творчества. Но остаются в силе и экономические законы, ибо научная деятельность в непроизводственной сфере сохраняет свой экономический аспект и включается в систему обычных экономических отношений.

В одних условиях научная деятельность, участвуя в производстве материального продукта и реализуясь в нем, образует звено или функцию материального производства и не может не входить в него. В других — она лишь ставит задачу получения знаний, информации, но не овеществляется в материальном продукте производства и не может быть включена в него. Однако материальное и нематериальное производство нужно ставить не только рядом друг с другом, но и рассмотреть одно продуктом (результатом) другого. Тогда более правильно выявится их единство и различие.

В самом деле, если рассматривать общественный процесс производства в широком смысле, то вся непроизводственная сфера оказывается его конечным результатом. Вполне понятно, что результат производства не может не составлять звена самой системы производства, подобно тому, как материальный продукт всходит в систему материального производства в его узком смысле. С другой стороны, нельзя отождествить область производства, где создается материальный продукт в непосредственном виде, с той сферой деятельности, в которой происходит дальнейшее превращение материального продукта в составные элементы социального и духовного богатства.

Ставя вопрос о непроизводственной сфере как результате материального производства, можно тем самым решить проблему — осмыслить природу перехода от материального производства к духовному. Основанием для того является теория распредмечивания овеществленного в продукте труда, рассмотренная ранее в главе о потребительном производстве (глава 10).

При поверхностном анализе материальные продукты (объективизированный труд) и субъективные элементы кажутся самостоятельными по отношению друг к другу формами существования богатства. Однако действительная наука, как отмечал К. Маркс, преодолевает эту видимость, в частности самостоятельность вещной формы богатства, и выявляет, что оно скорее выступает как деятельность людей. «Призрак товарного мира рассеивается и этот мир выступает всего лишь как постоянно исчезающее и постоянно вновь создаваемое объективирование человеческого труда»[732].

Своим исчезновением, т. е. потреблением, материальные продукты служат жизнеутверждению человека — его самосохранению и развитию. Труд выполняет функцию посредника между произведенным продуктом и жизнеутверждающим себя субъектом. Этой функцией он охватывает обе крайности: своей деятельностью человек овеществляет себя в предмете, а освоение им продукта проявляется как его собственное развитие. Мир материального богатства образует лишь условие для собственного осуществления человека как разумного существа, творящего науку и собственное научное развитие. Распредмечивание его овеществленного труда в живой деятельности полагает его как научно обогащающую себя личность[733].

Этот процесс превращений, идущий от материального продукта к его проявлению в форме деятельности и от нее к развитию человека, должен быть взят за исходную схему при анализе положения науки в непроизводственной сфере. Имея в виду процесс превращения результата материального производства в феномен науки, мы должны исходить из того, что в этом процессе кристаллизовавшийся в продукте труд при его распредмечивании приобретает сначала состояние субъективной деятельности (в данном случае непроизводительной научной деятельности), а затем форму духовного продукта этой деятельности, например знания. В состоянии субъективного труда научная деятельность в непроизводственной сфере не выступает в качестве созидателя стоимости, поскольку она сама есть лишь приведенная в движение овеществленная субстанция, т. е. стоимость, создаваемая в материальном производстве. Соответственно продукт живого научного труда в виде знания, теории остается на уровне идеального образования, не являющегося созданной стоимостью. Знание или иные духовные блага не обладают стоимостью не потому, что в процессе их творения человек не взаимодействует с природой и ее силами, а потому, что они (знания) — это превращенные в идеальные формы уже созданного ранее материального продукта (национального дохода). Потребление части национального дохода в форме научного труда не означает, что национальный доход в экономическом смысле бесследно исчезает, а научный труд в виде своих полезных эффектов (услуг) создает фонд жизненных средств, обеспечивающих деятельность его носителей. Нельзя сказать, что духовные блага составляют такой же фонд жизненных благ, как и материальные, доставляемые материальным производством. И не составляют они этого жизненного фонда не только потому, что, скажем, они могут быть бесплатными. Дело в том, что эти блага, как и созидающая их деятельность, своим первичным источником имеют произведенный в сфере материального производства продукт: первоначальный производительный труд и его продукт превращаются в непроизводительный труд и его продукт. Но затраты производительного труда и их результаты, потребляясь в ином виде, сохраняют свою экономическую сущность: при товарном производстве —это стоимость воспроизводства рабочей силы научно- технических работников.

Иногда отличие результата научного труда от продукта материального производства, от стоимости видят в духовной сущности первого, свободной от материального воплощения. И в целом это правильно: знания, теории составляют идеальные образования. Однако они могут потребляться лишь тогда, когда приобретают материализованную форму. Они не существуют без материальной оболочки: без языковой или другой знаковой системы. Признавая подобного рода материализацию духовных продуктов, вместе с тем нельзя не видеть, что она не имеет экономической сущности, не является, скажем, овеществлением производительного труда. По этой причине названная материализация или овеществление научного труда не может приниматься в расчет в экономике (язык, например, не является экономическим продуктом).

С другой стороны, продукты научного труда не должны быть исключены из состава экономически значимых результатов, воплощающихся в определенных экономических формах.

Сущность того первоначала, инобытием которого они являются, т. е. продукта материального производства, продолжает существовать и в этих духовных продуктах, особенно в тех их проявлениях, каким, например, предстает научно подготовленный человек. Если продуктом труда педагога выступает получивший определенное образование работник, то это образование будет «важнейшим сохраненным результатом предшествующего труда, существующего в самом живом труде». К предшествующему же труду может быть отнесен и тот труд, который был воплощен в части дохода рабочего, обмененного им на услугу в виде образования. Одним словом, и в самом научном труде, и в его полезном эффекте, в конечном счете обнаруживает себя материальный продукт, произведенный в сфере материального производства, но распредмеченный в научном труде и его продукте. Дело лишь в том, что материальный продукт, превращенный в феномен науки, принимает экономическую форму услуги.

Это, прежде всего — сама научная деятельность как таковая. Свое полезное действие или полезный эффект она может выявить непосредственно, т. е. без превращения в результат, отделенный от самой деятельности, или посредством результата, приобретающего самостоятельную форму существования. В первом случае, полезный результат научной деятельности потребляется вместе с актом деятельности, например получением консультации в процессе беседы с ученым, слушанием лекций преподавателя и т. п. Здесь научная деятельность принимает форму услуги, т. е. последняя оказывается самой деятельностью и потребляется в процессе деятельности.

Во втором случае, результат отделяется как от созидающей его научной деятельности, так и от его потребителя, и получает форму существующего самостоятельно (в какой-нибудь материальной оболочке) научного произведения (книга, научный отчет, записанный на пленку доклад, разработка, зафиксированная в форме чертежа, и т. п.). Эти результаты ценны как элемент науки не своей материальной оболочкой, а своим духовным содержанием. Оно и является продуктом научной деятельности, а не материальная оболочка, составляемая той или иной знаковой системой. Об этом приходится напоминать потому, что иногда за результат (толкуемый как материальный продукт) научной деятельности принимается предметность оболочки, вещное оформление научной мысли. Книга, например, в этом качестве составляет продукт типографского производства, а не результат научной деятельности.

Преобладающей формой услуг, созданных научной деятельностью как таковой (в непроизводственной сфере), являются нематериальные в экономическом смысле услуги, вернее услуги, не имеющие природы экономической вещи, т. е. не материализованные в экономическом продукте, хотя результат мыслительной деятельности, потребляемый в качестве услуги, всегда имеет материальную оболочку (не обязательно экономическую).

В системе экономических явлений научная деятельность и ее полезный эффект, принимающие вид услуги, не образуют фонда потребления, имеющего самостоятельный источник в общественно полезном труде непроизводственной сферы. Такого рода услуги — превращенная форма продукта материального производства или национального дохода. Они являются формой непроизводительной деятельности, обмененной на производительную, овеществленную в продукте. Поэтому, включенные в товарно-денежные отношения, этого рода услуги своим эквивалентом имеют общественно необходимые затраты труда, идущие на производство того продукта, который превращается в научную деятельность и ее полезный эффект. Взамен этой деятельности и ее результатов работники науки получают определенную часть национального дохода, затрачиваемую на поддержание их существования и соответствующее развитие. Поэтому в общую величину труда, расходуемого на производство всего фонда потребительских благ, в том числе и услуг, включаются только затраты производительного труда. Затраты же непроизводительной деятельности, в данном случае научной, не могут образовать второй дополнительный источник «стоимостей» в виде услуг, поскольку сама эта деятельность и является услугой.

Нельзя согласиться с мнением, что труд, затрачиваемый на создание данного научного произведения, образует стоимость, которая прибавляется к стоимости общественного продукта или к национальному доходу. Неправомерно также источником заработной платы работников науки или культуры считать созданную ими «стоимость». В действительности их заработная плата образуется из перераспределенной части национального дохода, т. е. той части, которая обменивается на услуги, оказываемые этими работниками обществу своей научной деятельностью или ее результатами. К этой категории обмена, например, относится «всякий обмен личных услуг на доход (сюда относится также работа для личного потребления, приготовление пищи, шитье и т. д., работа садовника и т. д., вплоть до всех непроизводительных классов, государственных служащих, врачей, адвокатов, ученых и т. д.)»[734].

Может показаться, что потребитель услуги, оказываемой работником науки, покупает рабочую силу последнего и потребляет ее в виде научного труда. На самом деле здесь речь идет не о рабочей силе как стоимости, а лишь о потребительной стоимости труда, не имеющего стоимости. В этом акте обмениваются потребительные стоимости: живой труд как услуга и жизненные средства, принадлежащие потребителю данной услуги. Взамен своих жизненных средств он получает полезность научного труда или труд, создающий полезность. «Труд обменивается здесь, —писал К. Маркс, — не как потребительная стоимость для производства стоимости, а как сама особенная потребительная стоимость, как стоимость для потребления»[735].

В акте обмена, следовательно, участвуют овеществленный и живой труд со стороны своих потребительных свойств, хотя в одном случае один труд приобретает объективную форму, а другой — субъективную. Содержанием обмена здесь выступает не стоимость, а если учитывается количество того или иного труда, то это образует лишь формальную сторону дела, т. е. определенные количества труда служат для измерения особенных форм полезности труда или для их сопоставления. Обмен осуществляется на основе простого обращения, хотя каждый раз подчиняется господствующим экономическим отношениям.

Что касается пропорций обмена услуг ученых на доход, то они определяются соответствующими экономическими законами производства. Получаемая в обмен на научный труд доля дохода зависит, безусловно, от соотношения спроса и предложения, а в конечном счете —от издержек производства, с помощью которых осуществляется подготовка работников научного труда. Вместе с тем определение цены подобного рода услуг остается формальным актом, поскольку здесь обмениваются простые потребительные стоимости. С другой стороны, на этот формальный акт всегда оказывают влияние существующие экономические отношения. Если, например, производство услуг имеет характер капиталистического предприятия, то обмен услуг на доход предполагает, что владелец предприятия должен иметь определенную прибыль. Это обстоятельство учитывается в механизме образования цены на услугу, и обмен совершается по образцу стоимостных отношений, хотя по своей природе он сводится к обмену потребительных стоимостей. При обмене услуг на доход вне рамок капиталистического предприятия стоимостные категории приобретают формальное значение, поскольку, потребляя, владелец дохода приобретает не стоимость рабочей силы научного работника, а полезность его труда. Потребление труда ученого или учителя не приводит к тому, чтобы потребляющий эту услугу обогатился вновь созданной этим трудом стоимостью, приобрел капитал.