Дворец Конгрессов, август 1998 г.

Надо признать, крошка Джулай в то время – вовсе не подарок! Каждый день она спрашивает себя, что она здесь забыла. Втайне она говорит себе, что могла бы провести время и получше, например, за чашкой кофе в компании подруг в «Ремонтнике». Все её друзья сейчас в летнем лагере на Кап д’Агд, в то время как она должна париться тут со всеми этими чужими людьми, чувствуя себя загнанным животным. Всё это настоящая пытка! Она думала, что достаточно уметь хорошо петь, чтобы выкручиваться. Но нет, её заставляют еще и играть спектакль, притворяться другим человеком в любой момент, когда от неё это потребуется! Всё, что у неё, Джулай, есть, её единственное оружие - голос, который поражает людей еще с тех времен, когда она была крошкой.. вот и вся программа! Такова «Зенатти.Версия 1998.»
После того «милого поцелуйчика» с Фьори, в этот день, я не в силах репетировать «Скакуна» (La Monture) перед всеми. Я не «врубаюсь» в неё одна на сцене, и всё тут! Момент моего соло – настоящая Голгофа. Сразу вслед за последними строчками Даниэля Лавуа про «быть священником и любить женщину», полное безразличие ко всему последующему действию злобно сжимает мне горло.
Жиль: «Жюли, видишь, там, на правой стороне сцены, в глубине, мы поставили зеркало. Встань на крестик, начерченный на полу, и начинай петь, стоя спиной к нему. Затем, медленно, чувственно, ты ласкаешь себя – глядя в зеркало, пожалуйста. Затем, в тот момент, когда ты поёшь «освободи меня от моего пояса, войди в меня, грязный развратник», ты кидаешь провокационный взгляд на Феба, который находится в левой части сцены. Ты заканчиваешь лицом к публике…» Ну разумеется! Из всей тонны информации, только что поступившей в мой мозг, слова «чувственно», «ласкаешь» и «в зеркало» меня тут же замораживают. Звучат первые аккорды песни, и я превращаюсь в статую. Добро пожаловать в Музей Гревен*!

В момент, когда я даю промашку, репетиция в самом разгаре. На какое-то время мы вообще перестаём петь. Я не вижу никакого выхода из ситуации. С обескураживающей уверенностью я начинаю перечислять самые абсурдные причины, которые помешают мне хорошо спеть: «Нет, Жиль, ты же понимаешь… стоя нелегко изобразить «чувственность»». Ну, если проблема в этом, черт побери, вот тебе стул! «Жиль, а зеркало, не слишком ли маленькое? Нет, скорее оно висит слишком низко!» Раз, и его поднимают… Короче, после двух часов уговоров и 365 оправданий, Жиль понимает, что загвоздка в чем-то другом. Он отводит в сторону Люка Пламондона и говорит ему, что я неспособна отдаться. Обалденное выражение! Все бегают вокруг меня, всё кружится вокруг моей драгоценной маленькой персоны. Неожиданно, и вопреки режиссёру, слова, слетевшие с чьих-то дружелюбных губ, выводят меня из трудного положения: «Наверно, ей надо прорепетировать в одиночестве». Не помню точно, от кого они исходили, но мне кажется, что это мой Люк протянул мне руку помощи. Зак, ассистентка режиссера, поднимается ко мне на сцену; она хватает меня за руку, чтобы увести вглубь зала. Там, в отдалении, короткая дискуссия. Я слышу, как Жиль, Шарль, Виктор и Люк цедят слова: «Чем мы занимаемся? Мы не можем продолжать вслепую…» Конец эпизода довольно размыт в моей памяти, но я помню, что все репетиции «Скакуна» отныне были укрыты от посторонних взглядов. Я вернулась в конце концов на сцену, защищенная занавесом прозрачного тюля, под «душем» света прожекторов, слепящим глаза, наедине с собственной тенью – такой же гигантской, как моя тревога. Я толком не понимаю, зачем понадобился тюль – требования мизансцены, или скрытая помощь Жиля, ради того, чтобы Флёр-дё-Лис наконец появилась? Я не знаю… В конечном итоге, моё первое настоящее исполнение этой песни состоялось 16 сентября 1998 г., перед 4200 зрителями. Все последующие дни я пытаюсь успокоить продюсеров и остальных членов группы, беспрестанно повторяя, что в день Х я буду готова.
Люк (Пламондон) деликатно отстаивает мою роль перед другими продюсерами. Думаю, это меня и спасло. Он верит в меня, и его доверием проникаются остальные. Дни репетиций проходят без враждебности в мой адрес. Жиль смиряется с моими моментами «ступора». Иногда он выпускает пар при Зак, которая его успокаивает и даже частично способствует моему прогрессу. Так, например, при первых аккордах «Скакуна» сама занимает место за тюлью. Я, у самого края сцены, наблюдаю за ней и учусь. Во время этих репетиций совершенно очевидно, что наблюдательница из меня лучшая, чем актриса! Годы спустя, я могу признаться, что самое лучшее, что мы умеем делать в семнадцать лет – это наблюдать.
Итак, в тот момент место, где я чувствую себя комфортней всего – это в зале, рядом с Люком и Жилем… Я довольно быстро добиваюсь места маленького внештатного советника. Иногда они даже принимают во внимание мои комментарии. Разумеется, я так горжусь этим!
Воспоминания приводят меня к телепередаче «Красная ковровая дорожка» (Tapis rouge), на France 2, - выпуск, посвященный нашему «триумфу» год спустя. Март 1999 г.: Люк Пламондон и я – перед монитором. В самый разгар беседы наше внимание привлечено незнакомкой: это молодая австралийская певица Тина Арена. Она поет «Воспоминания» (Memories) дуэтом с нашим Патриком.

 

Мы оба сражены изяществом и вокальными данными этого средоточия женственности. Я шепчу ему на ухо: «Люк, из Тины вышла бы отличная Эсмеральда…». Продолжение вы знаете. Тина сыграла Эсмеральду в лондонской постановке «Собора». Возможно, именно благодаря замолвленному мной словечку в тот знаменитый день…
Так что, я всюду вставляю свои пять копеек. Я вмешиваюсь даже туда, куда меня не просят. Париж-1998 явно похож на марокканский базар!

Вот уже несколько дней мы репетируем сцену казни Цыганки. По моему мнению, Флёр-дё-Лис должна присутствовать в этой сцене, мне это кажется неоспоримым фактом. Так что я немедленно иду в атаку на Люка и Жиля: «Я не понимаю, почему Флёр-дё-Лис нет в этом эпизоде!» Тоном неопытной обольстительницы я добавляю: «Парни, Флёр-дё-Лис..да, несомненно, она еще подросток, немного избалованный, согласна. Но ведь, несмотря на это, она больше, чем просто красивая куколка, предназначенная для замужества, не так ли? В конце концов, не буду слишком нескромной, если скажу, что именно она дергает за нитки в вашей истории. Если Феб – голова, то она – шея, которая им вертит, это между строк читается. Я не знаток творчества Гюго, это всего лишь неумолимая логика. Господа, просто необходимо, чтобы я присутствовала на сцене в этот момент. Концы сойдутся с концами. Если она всем своим видом бросит вызов Эсме, прогуливаясь у неё на глазах под ручку с Фебом, все сразу поймут, что это именно она постаралась, чтобы Цыганку повесили. И правильно, нечего было посягать на её парня! Месть никогда не выходит из моды». После всех этих неотразимых аргументов, каждый вечер на представлении я гордо выхожу на пустынную паперть. Эсмеральда в двух шагах от повешения, в то время как мой капитан бросает указания: «Что касается вас, бездомные, - вы будете изгнаны!» Распевая, Патрик поворачивается к Флёр-дё-Лис, своей принцессе, нежно берет её маленькую ручку и кладет её себе на плечо, в знак примирения. Личная месть Эсмеральде? Ну и что! Мой персонаж – Флёр-дё-Лис, её возраст её оправдывает! Маркизу де Мертёй** я сыграю, когда стану чуть постарше…
Итог всего этого повествования: малышка Джулай не умеет заставить своё тело совершать кульбиты по команде, но по крайней мере, она умеет заставить работать свой мозг, даже когда её об этом не просят!

*Музей Гревен (фр. Musée Grévin) — парижская версия популярного музея восковых фигур.
** Маркиза де Мертёй – персонаж романа Шодерло де Лакло «Опасные связи»