Методы графического освоения заимствований

 

Иноязычное слово может включаться в письменный текст тремя способами: при помощи трансплантации [от лат. transplantatio ‘пересаживание’] - инкрустации заимствования с сохранением оригинальной графики; транскрипции [от лат. transcriptio ‘переписывание’] - передачи звукового состава слова при помощи графических символов заимствующего языка; или же транслитерации, ориентированной на передачу буквенного состава иноязычных слов с помощью алфавита заимствующего языка.

Метод трансплантации пользовался популярностью во второй половине XVIII и XIX вв. (роман английского писателя Hook’a был издан на французском языке Lagrange’ем). В кириллических текстах послереволюционной эпохи трансплантированные заимствования практически не встречаются, однако в современных текстах нередко можно увидеть иноязычное слово, написанное латиницей (платье от Versace, вечеринка luxury). С одной стороны, метод трансплантации удобен тем, что слово выделяется в тексте и опознается как иноязычное. С другой стороны, верно произнести его смогут только те, кто владеет языком-источником. Запись иноязычного слова латиницей свидетельствует о том, что оно недостаточно освоено и воспринимается читающим как инородное. Когда заимствование становится общеупотребительным, оно передается на письме средствами русской графики.

Для подобного «графического перевода» существуют два основных способа: транскрипция и транслитерация. На начальных этапах вхождения в язык преобладает использование транслитерации.

Метод транслитерации оформился в конце XIX в. при составлении каталогов прусских научных библиотек, когда потребовалось единообразно представить названия книг, написанных с использованием разных систем письма (латинской, кириллической, арабской, индийской и др). Разработанные в 1899 и 1908 гг. инструкции по переводу на латиницу иных алфавитных систем в дальнейшем легли в основу стандарта транслитерации, предложенного Международной организацией по стандартизации (ISO - International Organization for Standardization).

Использование транскрипции в чистом виде не решит проблему разнобоя в написании заимствованных слов, потому что не всегда можно найти адекватное буквенное обозначение для звуков другого языка (например, в русском языке нет звука, среднего между [в] и [у.] Отсюда - разнобой в написаниях типа Уильям/Вильям).

Об этом пишет, в частности, А. В. Суперанская: «Абсолютного соответствия они [иноязычные фонемы] иметь не могут, потому что фонематическая система каждого языка - явление строго индивидуальное и “международных” фонем нет» [Суперанская 1978: 121].

Как транскрипция, так и транслитерация в чистом виде применяются довольно редко. Чаще всего при передаче иноязычных написаний принципы транслитерации совмещаются с принципами транскрипции, которая в этом случае основывается на правилах графики соответствующего языка.

При этом споры по поводу того, каким из этих способов следует передавать заимствованные слова средствами русской графики, ведутся давно.

Так, еще Я. К. Грот отмечал, что «иностранные слова можем мы вообще писать только так, как произносим их, потому, во-первых, что имеем ограниченный запас букв, а, во-вторых, что поневоле подчиняем иностранный выговор законам своей фонетики» [цит. по: Суперанская 1978: 118].

Л. В. Щерба констатировал: «Самый общий вопрос можно сформулировать так: чтó брать у иностранцев - написание или произношение, т. е. говорить ли Схакэспэарэ или Шекспир, Лиэбкнэхт или Липкнехт. Жизнь уже давно и, как мне кажется, бесповоротно решила этот вопрос в пользу произношения, правда… не без некоторых небольших реверансов в сторону написания» [Щерба 1931: 191].

А. М. Сухотин отмечал, что надо стремиться к тому, «чтобы транскрибированное название вызывало в представлении по возможности меньшее количество возможных вариантов оригинального написания. Отсюда желательность отражения в русской транскрипции тех особенностей написания, которые, не препятствуя правильному чтению, помогают воспроизвести оригинал (двойные согласные, немые буквы, которые в русском не будут произноситься)» [Сухотин 1935: 138].

При этом очевидно, что передача как иноязычного написания, так и произношения может быть точной лишь до определенного предела, который определяется фонетико-орфографическими требованиями заимствующего языка. Чем они строже, тем ограниченнее возможности следования оригинальному произношению и написанию. «Нестрогие в данном случае нормы русского языка приводят к... непоследовательности... стремление точно следовать произношению и написанию оригинала при передаче имен нарицательных противоречит одному из принципов русской орфографии - единому написанию одних и тех же морфем в составе родственных слов и проверке безударных гласных ударными» [Суперанская 1978: 184].

По свидетельству Л. П. Крысина, в последние десятилетия преобладает тенденция к передаче иностранного слова в соответствии с его звуковой формой, а не к побуквенному переводу: «...сравните с XIX веком, когда, например, английское “Ivangoe” - название знаменитого романа Вальтера Скотта - передавалось как Ивангое, вместо более позднего Айвенго. Передача по-русски английского e-mail в соответствии с его произношением в языке-источнике должна давать форму имейл, а произносить это слово надо с твердым “м” иМЭйл»[Крысин 2000: 38].

Возможность применения различных способов освоения заимствованных слов - транслитерации и транскрипции - создает значительные трудности для пишущих, вследствие чего недавние заимствования нередко существуют в письменной речи в нескольких графических вариантах.

При составлении регулирующих правил лингвисты должны учитывать практику письма. Развивается и система правописания, и сам язык (в том числе путем пополнения новыми словами). А если учесть, что разработка правил, принятых в 1956 г., началась еще в 1930-е гг. XX в., трудно ожидать, что и сегодня смогут справляться с обслуживанием письменного языка. Об этом свидетельствует в том числе и разнобой в написании многих слов.

Критикуя сегодняшнюю орфографическую науку за то, что в ней «предписывающая роль... определенно доминирует над описывающей», Н. Д. Голев настаивает на изучении узуальных предпочтений в письменной практике: «...не определена и системно не изучается специфика обычной орфографической деятельности рядовых носителей русского языка как одной из форм речевой деятельности»; «по логике стихийной конвенциальности (“все так пишут”) установлению правильного написания должно предшествовать изучение реального написания (или потенций написания, установленных в эксперименте) и выявление функционального “орфотипа”» [Голев 2004: 112].

Одновременно с научным переустройством русской орфографии всегда протекает процесс ее стихийного преобразования, когда внедрение новшеств в практику письма опережает теоретические рекомендации ученых. И все предписания оказываются безрезультатными, если они идут наперекор этой исподволь зреющей тенденции в развитии русского письма.

Таким образом, решения кодификаторов должны базироваться как на теории, так и на явлениях письменной практики. (По замечанию Л. П. Калакуцкой, «существуют языковые факты, которые не подчиняются какому-либо правилу. Лишь длительное наблюдение за их “поведением” позволяет найти для них более четкую орфографическую рекомендацию» [Калакуцкая 1988: 58].) Несмотря на очевидность этого вывода, в практической части данной работы будут представлены примеры того, как нередко рекомендации лингвистов расходятся с узуальными предпочтениями.