Научиться тому, чему нельзя научить

Врачи в Кембридже были правы. «Мы не учим студентов-медиков рассуждать правильно. Мы побуждаем их научиться этому». Практическая мудрость – не то, что можно освоить, слушая лекции в аудитории, читая книги и сдавая экзамены. Ее нельзя преподавать как отдельный «предмет» и даже как навык общего характера, который можно будет при необходимости применить. Практическая мудрость неотделима от реальной практической деятельности юриста и учителя, врача и банковского работника, армейского офицера, консультанта по вопросам домашнего насилия – или уборщика вроде Люка. Ее невозможно развить в отрыве от всех этих практик. Воспитать в себе нравственное отношение к делу и волю действовать в соответствии с этим отношением – равно как и приобрести технические навыки – можно только в процессе практического обучения профессиональному мастерству. Вот почему мудрость ассоциируется с опытом. Но не с любым опытом, а с таким, который позволяет развивать мудрость. Обретение именно такого опыта и ставят во главу угла мудрые Преобразователи Системы.

Те, кто меняет Систему, знают, что новички лучше всего осваивают дело под присмотром наставников, которые работают рядом. Опытные практики направляют и руководят; показывают, как действовать; рассказывают о своем опыте; знакомят с основными правилами и процедурами, которые служат в качестве «строительных лесов», шаг за шагом проводя ученика через его первые опыты и подстраховывая. Такие наставники знают, что их ученики обретут мудрость, преодолевая ограничения, налагаемые теми самыми правилами, которые они будут пытаться применить.

Преобразователи Системы знают и то, что новички должны учиться извлекать полезный опыт и тогда, когда наставника рядом нет, – что как раз и поощряет Питер Коэн, по ходу практики возлагая на своих студентов все больше ответственности за лечение больных. В такой ситуации самооценка и размышления требуют не просто навыков. Они требуют мужества и честности, чтобы исправлять ошибки.

Но для получения опыта, способствующего обретению мудрости, недостаточно иметь нескольких хороших наставников. Поэтому Преобразователи Системы создают институты, культура и организация которых поощряют развитие мудрого подхода к решению ежедневных практических задач, помогают воспитывать не только нравственные принципы, но и волю к тому, чтобы действовать в соответствии с этими принципами. И одних только проповедей здесь недостаточно. Приверженность принципам, преданность делу должны воплощаться в каждом взаимодействии между практикующими специалистами, учениками, студентами, пациентами и клиентами. Студенты-юристы с большей вероятностью разовьют в себе сострадание и стремление к справедливости, работая в юридических клиниках для малоимущих горожан, чем просто прослушивая очередной этический курс о высоких целях правосудия. Директора школ в Сан-Диего помогают учителям совершенствоваться не потому, что таковы требования штата, но потому, что чувствуют поддержку всего школьного сообщества, частью которого стали они сами и в котором ценится качество преподавания. Сотрудники местных банков развития стремятся эффективно работать с финансами сообщества потому, что так же, как и их клиенты, являются членами этого сообщества. Начинающие врачи в Кембриджской больнице работают в среде, ориентированной на пациента; на них возлагают ответственность и дают время, достаточное для того, чтобы лучше узнавать больных и заботиться о них. Пациенты учат их эмпатии и самоотверженности, а преподаватели-наставники демонстрируют образцы работы с пациентами.

Преобразователи Системы знают, что правила и стимулы – необходимая часть институтов, которые они создают. Но они также знают, что любые правила являются не более чем «строительными лесами» или – иногда – последним прибежищем. Прежде всего эти институты обязаны преследовать достойные цели и поощрять всех участников процесса стремиться к тому же – делать свое дело должным образом.

Такой (поистине государственный) подход – не утопия, он вполне присущ нам. Многие молодые люди по-прежнему выбирают ту или иную сферу деятельности, потому что хотят приносить пользу, делать нужное дело, совершенствоваться и достигать высот в избранной профессии. Но то, как их учат, и реалии, с которыми они сталкиваются, начиная работать, разрушает их приверженность идеалам. Создание институтов, которые стали бы сообществами людей, стремящихся научиться приверженности истинным целям профессии, желающих честно заниматься своим делом, служить людям и обществу в целом, – вот что ведет к обретению и развитию практической мудрости.

 

Мудрость и счастье

 

Итак, мы не должны увлекаться правилами и стимулами, которые вытесняют мудрость из нашей жизни. Но путь проб и ошибок, предполагающий обретение и развитие практической мудрости, часто оказывается трудным, требующим большой отдачи и лишенным привлекательности. Так с какой стати кто-то будет тратить на это силы? Чего ради брать на себя бремя и риск нарушения правил, как это сделали школьные учителя из Хьюстона, сопротивлявшиеся требованию вести уроки по предписанному сценарию? Или браться за еще более тяжкую задачу – реформировать систему так, чтобы она поощряла обретение и развитие мудрости, – как это сделали Тони Альварадо и Алан Берсин из Сан-Диего или Дэвид Хирш и Барбара Огур из Кембриджа? Может быть, проще добавить еще один набор правил и стимулов?

Одна из причин такого самоотверженного поведения – чувство долга. Многие люди чувствуют призвание служить делу, приносить пользу окружающим и обществу в целом. Однако, общаясь с энтузиастами – Дэйвом Хиршем, Барбарой Огур, Джой Хокинс и другими, – мы поняли, что дело не столько в долге, сколько в радости. Да, мудрый подход к делу улучшает жизнь пациентов, клиентов и студентов, которых мы лечим, обслуживаем и учим. Но он делает лучше и нашу собственную жизнь. Чем больше мудрости в наших делах и поступках – тем мы счастливее.

Аристотель, доказывая важность практической мудрости, понимал это. Цель жизни, утверждал он, – благоденствие человека, то, что мы сегодня называем счастьем. Но невозможно достичь благоденствия без желания и умения ежедневно и постоянно делать этический выбор. Это желание и умение как раз и опирается на практическую мудрость. Обретая ее, мы процветаем. Без нее – чахнем.

Связь мудрости со счастьем, о которой говорил Аристотель, не есть нечто очевидное. Мы знаем это, потому что когда-то не сразу понимали объяснения наших наставников, а теперь сами видим такое же недоумение в глазах наших подопечных.

Все поменялось, когда, объясняя связь мудрости со счастьем нашим студентам, мы услышали их рассуждения о любви и дружбе. Все они согласились, что глубокие и близкие социальные отношения для них очень важны и невозможно быть счастливым, если не любишь и не любим. Рассказывали об эпизодах из их собственных дружеских отношений. Вскоре выяснилось: они хотят видеть в друзьях то же самое, что и друзья в них, – честность, доброту, верность, терпение, понимание, чуткость и смелость. Ясно стало также, насколько трудно культивировать в себе и проявлять эти качества. Понимание того, как оставаться честным, сохраняя баланс между честностью и добротой, требует рассудительности. Чуткость и способность к сопереживанию – навыки, которые очень непросто приобрести. Способность дружить и быть другом связана со множеством повседневных этических решений, каждое из которых, в свою очередь, зависит от практической мудрости. И удары, которые приходится получать, постигая «школу жизни», – кризисы, стычки, разрыв дружеских связей, пробы и ошибки, – как правило, весьма болезненны. Но студенты, похоже, готовы были подниматься после этих ударов, чтобы снова и снова пытаться стать мудрее, – они хотели заслужить дружбу и все, что она дает. Если ты хороший друг, от этого хорошо не только другим, но и тебе самому. Но невозможно испытать это счастье без обретения практической мудрости и понимания того, что представляет собой настоящая дружба.

Связь мудрости со счастьем понятна любому, кто растит ребенка. Семья – путь к процветанию и обретению счастья. Но нет большего испытания, чем воспитание детей. Ежедневно, ежечасно приходится принимать множество решений, которые трудно даже перечислить, потому что непонятно, с чего начать. Когда следует успокоить, а когда лучше дать поплакать? Когда и как сказать «нет»? С какого возраста и каким образом учить помогать по дому? В каких случаях разъяснять и убеждать, а в каких просто жестко требовать? Как найти баланс между стремлением уберечь их от опасности и необходимостью позволять действовать и терпеть неудачи и боль – с тем, чтобы они обрели самостоятельность?

В спортзале одной из школ в пригороде Филадельфии детский психолог Венди Моджел обсуждала с родителями проблему предоставления ребенку независимости. Помещение, несмотря на отсутствие сидячих мест, было заполнено до отказа – люди хотели услышать советы по воспитанию детей. И услышали, что большинство из них излишне опекают и контролируют своих чад.

К такому выводу Моджел пришла, постоянно сталкиваясь в своей практике с родителями, которые обращаются к ней за помощью, будучи не в силах решить проблемы своих детей. Между тем эти проблемы не были каким-то образом связаны с психиатрическими диагнозами и вообще не относились к области психопатологии. Моджел стала замечать, что есть нечто общее у «проблем», которые озвучивали родители. Во-первых, родители хотели, чтобы жизнь их детей была совершенна, чтобы в ней не было ни страданий, ни огорчений. А во-вторых, родители не доверяли своему собственному представлению о том, как такую жизнь для детей создать. Моджел пришла к выводу, что центральной для родителей являлась проблема предоставления детям самостоятельности. Они были до такой степени настроены на обеспечение безопасности и успешности своих отпрысков, что у тех просто не имелось шансов совершать ошибки и учиться на них. Родители хотели, чтобы в жизни детей ошибок не было. Моджел поняла, что в такой ситуации ее психологический тренинг почти ничего не даст. Тогда она обратилась к традиционному источнику мудрости – для нее это был Талмуд[239].

В тот вечер примеры Моджел заставляли родителей смеяться и хмуриться одновременно: в ее рассказах о других людях они узнавали свои собственные попытки контролировать все и вся. Там, например, была история про родителей, которые наблюдали за своими детьми, находящимися в лагере, с помощью видеокамер. Увидев, что маленькая Сьюзи ходит в одиночестве за группой болтающих ровесников, они позвонили директору и потребовали разобраться, не подвергли ли девочку остракизму. «Талмуд, – говорит Моджел, – суммирует еврейскую традицию воспитания детей в одной фразе: „Отец должен научить своего сына плавать“[240](90)». Родители, обращавшиеся к Моджел, так отчаянно защищали детей от всех мыслимых и немыслимых бед, что плавать их не научили. «Реальной защитой, – утверждает Моджел, – может стать только обучение детей управлять рисками самостоятельно, поскольку под колпаком их удержать невозможно. Давая шанс самостоятельно справиться с некоторыми опасностями и позволяя иногда делать безрассудные или необдуманные шаги, мы учим их противостоять ударам судьбы» (92–93).

Но если избыточный контроль – проблема, то вседозволенность – тоже не решение. Позволяя дочери встречаться с кем угодно и возвращаться домой когда угодно или сыну – гонять на велосипеде где ни попадя либо, в отсутствие контроля, употреблять наркотики или алкоголь, можно, конечно, научить ребенка справляться с жизненными испытаниями, но риск такой «учебы» чересчур велик. Удары жизни могут оказаться слишком жестокими. Нужен определенный жизненный опыт, чтобы найти баланс, научить ребенка быть независимым – точно так же, как нужен практический опыт, чтобы понять, когда и где отпустить того, кого учишь плавать. Вы ведь не бросите его на глубине в надежде на благополучный исход. Вы сначала позволите ему плескаться на мелководье, затем перенесете туда, где поглубже, и будете поддерживать, пока он не научится плавать. Будете не только рассказывать, но и показывать. Наденете на него индивидуальные спасательные средства и внимательно осмотрите, чтобы убедиться: все в порядке, можно отпускать. Так вы будете учить ребенка плавать, создавая для него «строительные леса», моделируя действия и помогая. И не достаточно просто знать, когда его отпустить: обучить плаванию – значит помочь обрести уверенность (смелость, терпение, силу духа) и рассудительность, чтобы понимать, насколько глубоко следует заходить в воду, как далеко заплывать и когда выйти.

Мудрость, необходимую для того, чтобы уравновесить стремление защитить детей с необходимостью позволить им учиться «обдирая коленки», можно развить разными путями – под руководством таких людей, как Моджел, под влиянием советов друзей и семьи. Но более всего – размышляя над собственными ошибками. Фактически, наши дети часто выступают в роли наших наставников, потому что дают нам понять, когда наши попытки оказываются ошибочными. Психолог Бонни Ойе говорит о самых мудрых из мам, которых она знает: «Они смеются и говорят мне, что это дети вырастили их»[241].

«Удовольствие» – не первое слово, которое приходит на ум при описании того, что мы чувствовали, когда наши дети учили нас методом проб и ошибок. Но мы хотели научиться быть хорошими родителями, чтобы помочь нашим детям расти. Поэтому мы стремились обрести мудрость, которая помогала бы нам исполнять родительские обязанности. Нам нужно было научиться оценивать не собственный сиюминутный успех, но воспитание ребенка в целом. Именно в этом мы находили свое счастье и радость. Вероятно, именно это имел в виду Аристотель, когда говорил: «Одна ласточка не делает весны, как и один ясный день; так же и один счастливый не сделает человека полностью счастливым»[242].