На нём пижама, поверх которой надета тёплая безрукавка, закрывающая горло и тапочки.

 

Гарри.

Бендинер слушает.... Да, да, Гарри. Или ты думаешь, что здесь живёт ещё кто-то под этой фамилией? (Некоторое время он слушает).

Вот что, Алоиз, когда ты затевал эту афёру со строительством, то не прислушался к совету старика Гарри. Больше того, ты уговорил меня дать тебе денег под такие смешные проценты, что я даже постеснялся сказать об этом моему помощнику Марку.... Да, я помню это, Алоиз...

Но послезавтра истекает уже третий срок платежей и, если ты думаешь, что я буду переносить его бесконечно, то это твоя очередная ошибка.

 

В процессе разговора он начинает переминаться с ноги на ногу. Ему очень нужно в туалет и он хочет поскорее закончить разговор.

 

О чём ты говоришь, Алоиз? Ни что уже не сделает меня более одиноким. Когда-то я слишком хорошо усвоил твои уроки бизнеса.... И не надо взывать к моему религиозному чувству. После того, что фашисты сделали с евреями, я меньше стал советоваться с богом.

 

Терпеть становиться всё труднее, и он то присаживается на край стола, то начинает притоптывать ногами.

 

Меня ждёт неотложное дело, и, если я потрачу на тебя хотя бы ещё минуту, последствия могут быть печальными. В конце концов, Алоиз, сумма, которую ты можешь потерять на этой дурацкой сделке, не столь велика. Дай отставку одной-двум любовницам, и ты останешься при своих.... Что?... Вот именно, я обхожусь без женщин и поэтому богат.... Видишь, ты уже смеёшься, значит, не так плохи у тебя дела.

 

Терпеть становится невмоготу.

 

Всё, Алоиз, меня ждут, и скоро лопнут от нетерпения.... Что?... Какой контракт?... Ты хочешь прочитать его мне по телефону?!!.. Нет!!!... Ну, вот что, так и быть, я распоряжусь, чтобы в банке подождали ещё месяц. Но это в последний раз! Пока.

(Он бросает трубку и, теряя тапочки, бежит в туалет)

Боже, кто бы знал, ЧТО заставляет меня играть в поддавки!

 

Некоторое время сцена пуста. Слышен звонок в дверь. Через паузу – опять. Из ванной комнаты выглядывает удивлённый Гарри.

В руках у него большая клизма.

Он, было, направляется с ней к двери, но потом возвращается и прячет её. Посмотрев в дверной глазок,

Гарри открывает дверь. Входит Марк.

 

Марк.

Здравствуй, Гарри. Как ты и предсказывал, наши акции поползли вверх. По всей видимости, пароходная компания...

 

Гарри.

Марк, почему ты не позвонил мне, как обычно, по домофону?

 

Марк.

Извини, Гарри. Внизу какие-то люди заносили в подъезд вещи, и дверь была открыта. Консьерж за столько лет привык, что я прихожу к тебе едва ли не каждое утро и...

 

Гарри (перебивая).

Да, но это неудобно. В конце концов, я мог быть не один.

 

Марк (встревожено).

Ты что, вызывал врача? Тебя опять мучает непроходимость?

 

Гарри.

Все врачи, которые когда-либо лечили меня, уже умерли.

 

Марк.

О Господи, Гарри, я не всегда понимаю, шутишь ты или у тебя дурное настроение.

Гарри.

Все мои шутки от дурного настроения, Марк.

 

Марк.

Что тебя расстроило?

 

Гарри.

А что может меня радовать, если я вызываю только медицинские ассоциации?

 

Марк.

Я знаю, Гарри, тебе нужна женщина.

 

Гарри.

Что?!

Марк.

По уходу... Я был бы рад, если бы рядом с тобой кто-то был. Нет, нет, мне не в тягость отнести в прачечную бельё или купить для тебя лекарства, но, если бы это делалось женскими руками, то это было бы... уместней.

 

Гарри.

Ты прекрасно знаешь моё отношение к женщинам. Моя последняя жена...

 

Марк.

Её двадцать лет уже нет на этом свете.

 

Гарри.

Да? А я думал, что она только вчера швырнула в тебя супницей, когда ты сказал, что американские женщины никогда не научатся делать настоящие кнедлики.

 

Марк.

Но ведь это так, Гарри. Согласись, что моя Голда всегда их делала намного лучше.

 

Гарри.

Нет, Марк, ты не уговоришь меня впустить в дом женщину. Все они хотят только одного: денег, денег и денег. Даже служанки, и те старались что-нибудь украсть.

 

Марк.

Четыре года назад я предлагал тебе взять в дом мою дальнюю родственницу Эсфирь, девушку удивительно добрую и почитающую родителей. За несколько долларов в неделю она вела бы хозяйство и вряд ли разорила тебя. Почему ты тогда не согласился?

Гарри (с пафосом).

Взять в дом холостого мужчины молоденькую девушку?..

 

Марк.

Да-да, моя Голда до сих пор улыбается, когда вспоминает твои слова о том, что ты боялся её скомпрометировать.

 

Гарри.

Что тут смешного? Я был бы вынужден на ней жениться.

 

Марк (улыбаясь).

Ты?

 

Гарри.

А что? Мне только восемьдесят два! Поверь, я ещё помню, как окручивать хорошеньких девушек из еврейских религиозных семей. Несколько коробок сладостей, два похода в кино и мы уже идём под хупу.

 

М а р к (смеётся).

Да, Эсфирь любит сладости. Но в кино... ты бы не высидел и половину сеанса с твоим мочевым пузырём.

 

Гарри.

Ну, довольно. Займись-ка лучше почтой. Меня волнует, что до сих пор нет известий от Линча из Сан-Диего. Как там его новое дело?