Поднимаю глаза. Анни смотрит на меня даже с какой-то нежностью.

-- Выходит, ты совсем не изменился? Все такой же глупый?

На ее лице удовлетворение. Но до чего же усталый у нее вид!

-- Ты дорожный столб, -- говорит она, -- столб, который стоит на

Обочине. Ты невозмутимо сообщаешь и всю свою жизнь будешь сообщать, что до

Мелена двадцать семь километров, а до Монтаржи сорок два. Вот почему ты мне

Так необходим.

-- Я тебе необходим? Я был тебе необходим все четыре года, что мы не

Виделись? Хорошо же ты скрывала свои чувства.

Я говорю это с улыбкой, иначе она подумает, что я на нее в обиде. Но я

Чувствую, что улыбка получилась насквозь фальшивая. Мне не по себе.

-- Как ты глуп! Видеть тебя -- если речь об этом -- необходимости у

Меня, конечно, нет. В тебе, понимаешь ли, нет ничего такого, что особенно

Радовало бы глаз. Но мне необходимо, чтобы ты жил на свете и чтобы ты не

Менялся. Ты как платиновый метр, который хранится где-то, не то в Париже, не

То поблизости. Не думаю, чтобы кому-нибудь когда-нибудь хотелось его видеть.

-- Вот и ошибаешься.

-- Не важно, мне во всяком случае не хочется. Но я рада, что он

Существует, что он равен в точности десятимиллионной доле четвертой части

Земного меридиана. И я думаю об этом каждый раз, когда при мне что-нибудь

Измеряют в квартире или когда я покупаю материю.

-- Вот как? -- холодно говорю я.

-- Но ведь я могла бы думать о тебе просто как о некоем абстрактном

Свойстве, о своего рода мерке. Ты должен быть благодарен, что я каждый раз

Вспоминаю при этом твое лицо.

Итак, вот они опять, наши классические препирательства, которые в былые

дни мне приходилось поддерживать, испытывая в душе простые, пошлые желания:

Сказать ей, что я ее люблю, стиснуть ее в объятьях. Сегодня у меня никаких

Желаний нет. Разве что помолчать, посмотреть на нее и в молчании ощутить все

Значение невероятного события -- передо мной Анни. А для нее -- неужели для

Нее этот день похож на все другие? Ее руки не дрожат. Наверно, в тот день,

Когда она мне написала, ей надо было мне что-то сказать, а может, это была

Минутная прихоть. Теперь всего этого след простыл.

И вдруг Анни улыбается мне с такой откровенной нежностью, что на глаза

У меня навертываются слезы.

-- Я думала о тебе гораздо чаще, чем о платиновом метре. Не проходило

Дня, чтобы я не думала о тебе. И вспоминала тебя в мельчайших подробностях.

Она встает, подходит ко мне и опирается руками мне на плечи.

-- Посмей сказать, что ты вспоминал мое лицо, хотя сам ты на меня

Жалуешься.

-- Это нечестно, -- отвечаю я, -- ты же знаешь, у меня скверная память.

-- Значит, признаешься -- ты меня совсем забыл. Ну скажи, ты узнал бы

Меня на улице?

-- Еще бы. Но ведь не об этом речь.

-- Помнишь ты хотя бы, какого цвета у меня волосы?

-- Само собой! Белокурые.

Она смеется.

-- Как гордо ты это сказал. Ты же сейчас на них глядишь, так что

Напрягать память тебе не приходится.

Она взъерошила мне волосы.

-- А у тебя волосы рыжие, -- говорит она, передразнивая меня. -- В

Первый раз, когда я тебя увидела, на тебе была -- никогда ее не забуду --

Мягкая шляпа сиреневого оттенка, которая ну никак не вязалась с твоими

Рыжими волосами. Глазам было больно. А где теперь твоя шляпа? Хочу выяснить,

По-прежнему ли у тебя такой дурной вкус?

-- Я больше не ношу шляп.

Она присвистывает, вытаращив глаза.

-- Сам ты до этого додуматься не мог. Сам? Ну, поздравляю. Молодец!

Правда, это следовало сообразить давно. Твои волосы не сочетаются ни с чем,

Они не смотрятся ни со шляпами, ни с подушками кресел, ни даже с обоями,

Если обои служат им фоном. Или тебе надо нахлобучивать шляпу по самые уши,

Как ту английскую, фетровую, которую ты купил в Лондоне. Ты засунул свои

Вихры под шляпу, и можно было подумать, что у тебя вообще череп голый. -- И

Добавляет решительным тоном, каким обычно завершают привычные ссоры: -- Тебе

Это совсем не шло.

Я не помню, о какой шляпе речь.

-- А я разве говорил, что мне это идет?

-- Еще бы, конечно, говорил! Только об этом и говорил. И украдкой

Гляделся в зеркало, когда думал, что я тебя не вижу.