Определенная идея. Все эти крошечные подрагивания были отделены друг от

Друга, выступали сами по себе. Они со всех сторон кишели на ветках и сучьях.

Они вихрились вокруг этих высохших рук, обволакивая их крохотными ураганами.

Само собой, движение было чем-то иным, нежели дерево. И все равно это был

Абсолют. Вещь. Все, на что натыкался мой взгляд, было заполнено. На концах

Веток роились существования, они непрерывно обновлялись, но они не рождались

Никогда. Существующий ветер гигантской мухой садился на дерево, и дерево

Трепетало. Но трепет не был нарождающимся свойством, переходом от

Возможности к действию; это была вещь, вещь-трепетание растекалась по

Дереву, завладевала им, сотрясала его и вдруг покидала, уносясь прочь, чтобы

Крутиться вокруг самой себя. Все было полным-полно, все было действием,

Разреженного времени не было, все, даже самое незаметное содроганье,

Состояло из существования. И все существующее, что мельтешило вокруг дерева,

Не являлось ниоткуда и не исчезло никуда. Вдруг оказывалось, что оно

Существует, и потом вдруг что уже -- нет. Существование лишено памяти: от

Ушедших оно не сохраняет ничего -- даже воспоминания. Существование всюду до

Бесконечности излишне, излишне всегда и всюду. Существование всегда

Ограничено только существованием. Я привалился к скамье, оглушенный,

Раздавленный избытком не имеющих начала существ: все вокруг распускалось,

Расцветало, в ушах звенело от существований, сама моя плоть трепетала и

приоткрывалась, отдаваясь вселенскому почкованию, это было омерзительно. "Но

К чему, -- подумал я, -- к чему столько существований, если все похожи друг

на друга?" Зачем столько одинаковых деревьев? Столько потерпевших неудачу

Существований, которые упорно возобновляются и снова терпят неудачи,

Напоминая неловкие усилия насекомого, опрокинувшегося на спину. (Я и сам

Одно из таких усилий.) Это изобилие вовсе не казалось щедростью -- наоборот.

Оно было хмурым, хилым, тяготившим самое себя. Деревья, громоздкие,

неуклюжие тела... Я рассмеялся, вспомнив вдруг, как в книгах описывают

Великолепную весну, когда все лопается, взрывается и буйно расцветает.

Нашлись дураки, которые толкуют о воле к власти, о борьбе за жизнь. Неужто

Они никогда не смотрели на животное или на дерево? Вот этот платан с пятнами

Проплешин, вот этот полусгнивший дуб -- и меня хотят уверить, что это

Молодые, рвущиеся к небу силы? Или этот корень? Очевидно, мне должно

Представить его себе как алчный коготь, раздирающий землю, чтобы вырвать у

Нее пищу?

Нет, я не могу смотреть на вещи такими глазами. Дряблость, слабость --

Да. Деревья зыбились. И это значило, что они рвутся к небу? Скорее уж они

Никли; с минуты на минуту я ждал, что стволы их сморщатся, как усталый

Фаллос, что они съежатся и мягкой, черной, складчатой грудой рухнут на

Землю. ОНИ НЕ ХОТЕЛИ СУЩЕСТВОВАТЬ, но не могли не существовать -- вот в чем

Загвоздка. И они потихоньку, без малейшего пыла, варили себе свои крохотные

Варева: сок медленно, нехотя поднимался по сосудам, а корни медленно уходили

В землю. Но каждую минуту казалось, что сейчас они плюнут на все и сгинут.

Усталые, старые, они продолжали свое нерадивое существование, потому что у

Них не хватало сил умереть, потому что смерть могла их настигнуть только

Извне: только музыкальные мелодии гордо несут в себе, как внутреннюю

Необходимость, свою собственную смерть: но они ведь не существуют. А все

Сущее рождается беспричинно, продолжается по недостатку сил и умирает

Случайно. Я откинулся назад и закрыл глаза. Но всполошившиеся образы тотчас

Ринулись вперед, заняв существованием все пространство под моими сомкнутыми

Веками: существованием заполнено все, и человеку от него никуда не деться.

Странные образы. Они представляли уйму разных вещей. Но не подлинных

Вещей, а их подобий. Деревянные предметы походили на стулья, на деревянные