Designing revolutionary tradition in the Soviet society in the 1920 – 30s.

 

Аннотация. В статье исследуется роль революционной традиции в системе советской идеологии. Анализируются героические образы актуальные для той эпохи. На примере произведений литературы и кинематографа рассматривается влияние революционной традиции на советскую культуру.

Ключевые слова: революция; революционная традиция; советская культура.

Abstract. The article researches a role of revolutionary tradition in a system of the Soviet ideology. It is analyzed the heroic images which were actual in that period. It considers the examples from literature and cinema as they influence on the Soviet culture.

Key words: revolution; revolutionary tradition; Soviet culture.

 

Первая половина 20-х гг., ознаменовавшаяся началом новой экономической политики, которая способствовала развитию хозяйственных структур, имела слабый идеологический оттенок. Развитие экономических отношений не предполагало идейного подчинения государству, поэтому возникла проблема рыночного спроса агитационных форм массовой культуры.

К 1928 г. советская власть столкнулась с двумя связанными проблемами: необходимость мобилизации для преодоления промышленного отставания и неэффективность пропаганды, которая не смогла подготовить массы к мобилизации. Хотя пропагандистская политика проводимая органами изначально была направлена на массовую культуру, представления, образование и прессу, результат общественного резонанса оказался недостаточным. [1, с. 40]

Важной составляющей политического регулирования стала система идеологии. Д. Бранденбергер обращает внимание на то, что в сфере культуры появились новые целенаправленные идеологические задачи. Массовая культура встраивалась в идеологические рамки, и власть, мобилизуя общество, формировала новый пантеон советских героев, социалистических мифов и легенд. [1, с. 41]

В качестве одного из выводов можно обозначить непостоянство и отчасти импровизационный характер прошедших трансформаций власти в 20-х гг. После перехода к НЭПу общество быстро вспомнило прежние практики хозяйствования и потребления. Советская власть была не готова идти по пути НЭПа. Ответом на зачатки свободной экономики стал индустриальный проект, в котором были сформированы новые задачи в сфере идеологии.

Отбор и переосмысление исторических персонажей требовали от власти начать поиск культурных образцов в недавнем прошлом. Участники революции и гражданской войны приобретают новое каноническое значение, а их образы начинают широко тиражироваться массовой культурой. Они становятся героями новой эпохи и символами власти.

Советский гражданин учился воспринимать образ героя в контексте революционной борьбы угнетаемого класса против своего классового врага. Принятие мифа отражалось на оценке действительности и формировало модель поведения. Новый советский человек закреплял в ритуалах различные виды ценностей: вещи, нормы, новое знание и «вождя». [2, с. 221]

Среди героев одно из важнейших мест занимал образ революционного вождя. Вождь революции становится центральной фигурой в пантеоне новых героев. Вождь являлся консолидирующей силой революционной борьбы, он изменил мир, освободил рабочих и крестьян от векового гнета.

Культ В.И. Ленина, начал конструироваться еще при его жизни. В честь 50-летия Ленина в 1920 г. многие советские поэты посвятили ему свои новые стихи. М. Горький написал эссе, в котором назвал Ленина «суровым реалистом» и «хитроумным политиком». Горький также замечает: «Ленин постепенно становится легендарной личностью. Это - хорошо». [3]

В середине 20-х гг. культ Ленина-героя продолжил распространяться. Поэт В. Маяковский в 1925 г. посвятил Ленину поэму «Владимир Ильич Ленин». В поэме образ Ленина представлен в нескольких определениях, таких как «пророк» и гений». Поэт подчеркивает, что хотя Ленин и был духовно един с народом, он обладал сверхчеловеческой способностью видеть «то, что временем закрыто», т.е. предопределять историю. [5]

Визуально, этот образ оформлялся в советском кинематографе и развивался с 1920-х по 1930-е гг. Ленин представлялся советскому зрителю не просто как организатор революционного движения, а как чуткий руководитель, не равнодушный к судьбам рядовых граждан («Человек с ружьем»). Отчасти он был даже мучеником и жертвой заговора, не отвернувшийся, тем не менее, от дела революции («Ленин в 1918 году», покушение Каплан).

Другим характерным героем эпохи был революционер-боец, неустрашимый преследователь классовых и идейных врагов. Этот героический образ, в лице В. Чапаева, создавался теми же идеологическими методами: литературная основа (роман Д. Фурманова «Чапаев») и экранизация (фильм Васильевых «Чапаев»). Чапаев представлен как выдающийся выходец из народа, обладающий врожденной ораторской привлекательностью, неизменно верный революционным идеалам. Здесь также представлен элемент мученичества, поданный в виде жертвы ради революции.

Чапаев, как герой романа Фурманова, обладал мощной харизмой, которая доминировала над недостатком целостности речи и единства выражения мысли. Чапаев привлекал своей правдивостью, искренностью и преданностью протесту против старого мира.

Легендарность личности Чапаева, несмотря на обыкновенные, человеческие качества, объяснялась большей концентрацией в нем героических черт, ценимых в революционно настроенных кругах – решимости и отваги. «Героическая масса» рядовых бойцов-революционеров поддерживала и одновременно воспроизводила этот образ. [7, с. 23]

Создание нового пантеона отвечало требованиям нарастающей индустриализации. Такими чрезвычайными идеологическими методами оформлялась идейная оболочка чрезвычайной эпохи. Герои революции и гражданской войны, символизирующие героическое прошлое, были призваны определить героическое будущее советского общества.

Массовая культура в советском обществе определялась и обновлялась идеологическими задачами. Широкие направления могут быть рассмотрены, кроме литературы и кино, и в создании целого ряда революционно-просветительских музеев.

За весь период идеологического подчинения и установления господства партии над литературной деятельностью появилось множество интересных произведений, отражающих события революции и гражданской войны. Стоит рассмотреть некоторые из этих работ, чтобы определить варианты отображения революции деятелями литературы.

В 1924 г. А. Серафимович заканчивает повесть «Железный поток», которая становится одним из наиболее значительных произведений послереволюционной литературы.

За основу повести было взято реальное событие 1918 г. – поход Таманской армии Северного Кавказа вдоль черноморского побережья к главным силам большевиков в том регионе.

Однако «Железный поток» это не просто описание стратегического маневра, это образ преодоления испытаний на пути к спасению. Огромная масса людей, среди которых есть женщины и дети, бегут от разрушений, голода и казачьего преследования.

Командир колонны, по фамилии Кожух, это герой типично революционного характера. Крестьянское происхождение и усвоенный боевой опыт ставят образ Кожуха в ряд других героических персонажей борцов-революционеров. Он осведомлен о рисках и берет ответственность за сохранение колонны на себя. Когда другие офицеры планируют отступать или укрываться, Кожух продолжает вести колонну вперед, и тем самым тянет за собой остальных. Его упорность ставит в тупик сослуживцев, но играет ему хорошую службу, делая из него настоящего непримиримого революционера.

Главные противники идущей колонны – казаки и матросы из прибрежных городов. Главное их отличие это то, что казаки – враги, которых необходимо физически уничтожить, чтобы сохранить целостность колонны и прямоту маршрута. Они атакуют часто из засады и отступают при первом же отпоре. Матросы же выступают в роли разжигателей недовольства и внутренних конфликтов. Хотя в конце концов они попросили прощения и нарекли Кожуха «батькой», приняв его покровительство. [6]

Сам путь колонны из тысяч людей полон лишений и трудностей. Эти испытания ложатся на плечи, как простых людей, так и вооруженных солдат. Испытания не расшатывают дисциплину и не позволяют проявляться эгоизму, напротив, они укрепляют коллективные отношения и закаливают характер каждого шествующего в колонне. Все это время в людях жила надежда спастись не столько самим, сколько спасти власть Советов.

В 1925 г. на киностудии «Мосфильм» Эйзенштейн снимает немой фильм «Броненосец «Потемкин». В честь 20-летия первой русской революции сюжет фильма ограничивается восстанием на броненосце «Потемкин» 1905-1907 гг.

По сюжету поводом для бунта матросов послужило испорченное мясо, которым хотели накормить команду броненосца. Матросы призывают остальных отказаться от червивого мяса, что воспринимается офицерами как неподчинение и зачинщики бунта приговариваются к расстрелу. Однако один матросов, Вакуленчук, поддерживает бунтовщиков и призывает остальных на помощь, затем матросы свергают офицеров с броненосца. Показательны групповые сцены драки – огромная масса матросов скидывает офицеров за борт, торжество коллективной борьбы подчеркивается летящими вверх шапками и клубами оружейного дыма. Смерть Вакуленчука поддана как убийство от рук реакционного палача.

Далее указывается на единство борьбы города и броненосца. Городские жители огромными потоками стекаются на похороны Вакуленчука, где их призывают присоединиться к сопротивлению матросов.

Жестокая реакция правительственных войск ярко продемонстрирована на одесской лестнице. Бегущие от угрозы солдатских штыков горожане приходят в панику. Их беззащитность подчеркивается катящейся с лестницы коляски с младенцем. За коляской твердым строем наступают солдаты.

Черноморская эскадра, призванная подавить восстание на броненосце, подходит к кораблю. Ожидание боя обращается в радостное торжество солидарности матросов разных кораблей. Массовое подбрасывание шапок и развивающийся советский флаг становятся последними сценами праздника бунта и революционной борьбы.

Дополняя по поводу репрезентативной роли смерти Вакуленчука, можно отметить интересный посыл этого образа. Смерть мученика революции должна была стать наибольшей жертвой ради общего блага. Это характерно не только для фильмов коллективного героизма, но и в дальнейшем будем характерно для индивидуальных героев.

В 20-е – 30-е гг. значительное место в большой политике воспитания занимает музей. Он становится социальным институтом, призванным не только сохранить и продемонстрировать культурные ценности, способствовать образованию подрастающего поколения, но и воплотить в себе реальность героического прошлого. Просветительская работа музеев заключалась в репрезентации революционных артефактов и пояснении событий революции, благодаря чему посетители могли наглядно убедиться в достоверности экранизируемой и описываемой в литературе революционной среды. [4, с. 37]

Музеи являлись научными учреждениями, где проводились научные дискуссии, массовые экскурсии и серии лекций. В просветительском плане экскурсии в музей для подрастающего поколения становились обычным школьным уроком, за тем исключением, что проводились они на музейном материале.

Площадкой презентации революционной традиции был целый ряд государственных институтов. Школа воспитывала советского человека на основах коллективного прошлого и настоящего, а пропаганда, оформленная в литературе и кинематографе, заполняла советскую реальность комплектом из мифов и символов революции.

 

Список литературы

1) Бранденбергер Д. Национал-большевизм. Сталинская массовая культура и формирование русского национального самосознания, СПб.: ДНК, 2009. – с.416.

2) Высоцкая А. Некоторые аспекты проявления мифологического в советской ментальности // Вестник СамГу №3 (77), 2010. – с. 219-222.

3) Горький М. Журнал "Коммунистический Интернационал", 1920, № 11. URL: http://gkaf.nsu.ru/mindolin/voice/gorklen.html (дата обращения: 06.05.2016).

4) Лобанова О., Шалабанова А., Плеханова Е., Организация просветительской работы в период становления советского государства (на примере музейной работы) // Международный журнал экспериментального образования №11, 2014. – с. 34-37.

5) Маяковский В. Владимир Ильич Ленин., Полное собрание сочинений в тринадцати томах. Том 6, 1925. URL: http://az.lib.ru/m/majakowskij_w_w/text_0480.shtml (дата обращения: 06.05.2016).

6) Серафимович А. «Железный поток». М., "Правда", 1981. URL: http://www.lib.ru/RUSSLIT/SERAFIMOWICH/ironflow.txt (дата обращения: 14.05.2016).

7) Фицпатрик Ш. Повседневный сталинизм. Социальная история Советской России в 30-е годы, М.: РОССПЭН, 2008. – с. 336.

 

УДК 94 (47).08

Опутин Илья Юрьевич

Студент кафедры Новой и Новейшей истории России

Пермский государственный гуманитарно-педагогический университет, Пермь, Россия, e-mail: [e-mail]