А с к е т и ч е с к а я   и н т р о в е р з и я .

Интроверзия есть центростремительное направление ума. В интроверзии ум должен быть правильно центрирован. К какому центру должен быть обращен ум? В ответе на этот вопрос — вновь коренное различие релипий, мистики и мистико-аскетических методов, целая пропасть, через которую никакими синкретистскими мостами не перешагнуть.

Теос (Бог) и его Логос — единственный подлинный центр,— отвечают на поставленный вопрос религия, аскеза и мистика Логоса-Христа. Теоцеятризм индуизма иллюзорен, радж-иог пытается реализовать в себе Божество, Атмана-Брамана, чтобы затем идентифицировать себя с Божеством, притом или человек растворяется целиком в Божестве и от человека не остается следа, или Божество растворяется в человеке (адвайта — монизм). А в конце концов и Божество, и человек, и Космос (мир), растворяются в Небытии, в ничто. Тантрическая Йога влечет человека к микрокосму, илм к Змею (Кундалини), как центру. Ни Теос, ни Космос — отвечает. Гаутама Будда, — а Человек есть центр всего. И в процессебуддизации Теос и Космос сосредотачиваются вокруг Антропоса (человека), как единственного искупителя. Современник Гаутамы на Западе, знаменитый софист Протагор нашел гениальную формулу для антропоцентризма: «Человек есть мера всех вещей», — Протагора нужно считать основателем западного гуманизма.

Христос открыл вновь человечеству подлинный Центр Бытия, Идею Идей, утерянную человечеством, а Его умная аскеза стала школой интроверзии, с направлением к внутреннему Логосу в сердце, стала школой теофилин и теоцентризма человеческого ума.

Интроверзия требует больших усилий. Каллист и Игнатий говорят:

«Плод внутрисердечной (умной) молитвы требует долгого времени, подвига и нуждения себя и вообще все доброе немалым трудом и времени достигается» («Добротолюбие», 5,104).

Об обращении и внутрь-направлении ума говорит Григорий Палама:

«Как при обращении очей во вне, через видение вещей, ум рассеивается по сим вещам, так и при возвращении очей внутрь, это движение их естественно туда же внутрь сердца повлечет и ум того, кто усиливается дать ему обратное движение, собрав отвне внутрь» («Добротолюбие, 5,320).

Филимон говорит:

»Старайся хранить ум нерассеянным, всеусердно внимающим внутренним помыслам» (Добротолюбие, 3,403)».

Григорий Палама, отмечая различные фазы интроверзии, говорит о восхождении ума, как конечной стадии интроверзии:

«Возвращение ума в себя есть хранение себя, а восхождение его к Богу производится молитвою. Когда кто прибудет в сей собранности ума, тогда сильным самопринуждением утесняя быстротечность своих мыслей, умом приближается к Богу, встречает неизреченное, вкушает будущего века и духовными чувствами познает, сколь благ Господь» (Добр., 5,325).

С О Б И Р А Н И Е.

Главной чертой катастасиса является рассеивание и чрезмерное расходование сил человеческой три-мерии (духа, души и тела). Состояние, обратное ка-тастатическому рассеиванию сил, есть собранность, сосредоточенность духа и души, концентрация ума, воли и чувств. Силы, не расходуемые вне, на мир и мирские вещи, остаются внутри и собираются. Собранные силы тримерии имеют энергию и действие более значительные, чем при рассеивании их. Нельзя, конечно, вовсе не тратить силы на текущие жизненные нужды. Жизнь огромного большинства людей полна тяжелого труда. Учение о концентрации имеет в виду неразумное расточение внутренних богатств ума и души. Речь идет также не о подавлении жизненных функций, как утверждает поверхностная критика, а об ограничении их до известного минимума, чтобы дать место более интимным, скрытым духовным функциям и необходимую энергию для их проявления. Речь идет об борьбе с излишествами биологического ума: игрой представлений, потоком ассоциаций, навязчивых мыслей и образов, особенно с эффективной окраской и излишествами страстного ума, фантазии чувствительного сердца. Речь идет об ограничении внешнего человека, чтобы дать место и силы для проявления внутреннего человека.

Концентрация носит в древнецерковной аскетике название «собирания». Это есть выполнение завета Логоса-Христа:

«Кто не собирает со Мною, тот расточает» (Лук., И, Рассеяние, мечтательность, страстная деятельность ума и сердца есть расточение. Аскетический идеал трезвения, о котором говорит Ап. Павел и все древнецерковные аскетические писатели, есть главное условие для собирания. Собирание есть возвращение к самому себе, по Василию Великому, и возвращение к Отцу. Таков и эзотерический смысл евангельской притчи о блудном сыне:

«Пришедши в себя, сказал: встану и пойду к отцу моему» (Лук., 15,17).

С возвращением к отцу кончилось расточение, подобное смерти, и началась жизнь:

«Ибо сын мой был мертв и ожил; пропал и нашелся» (Лук., 15,24).

Исаак говорит о способах собирания ума:

«Когда пребываешь наедине, то занимай себя всегда чтением тропарей и кафизм, памятствованием о смерти, надеждой будущего. Все это собирает ум воедино, и не позволяет ему кружиться, пока не придет подлинное созерцание» (Слово, 72,362).

Состояние, обратное собранности ума, есть кружение и парение ума, рассеяние по предметам мира сего.

«Ум наш легок, и если не связан каким-либо размышлением, не прекращает парения» (там же, 362).

Собирание ума, как и собирание чувств и души, связано с «хранением» их. Отдельные виды и формы аскезы, как собирание, хранение, затвор и трезвение, тесно связаны друг с другом. Легкий и подвижный ум легко возбуждается фантазией, вращающей ум по своему усмотрению. Собирание ума есть в то же время и возвращение его к самому себе, по Василию Великому. О значении собранности ума в литургии Исаак говорит:

«Когда священник станет на молитву, молясь и собирая ум воедино, тогда Дух Св. нисходит на хлеб и вино, предложенные на жертвеннике» (Сл., 16,73).

Признаком собранности ума является способность его к созерцанию, а вершиной собранности является состояние восхищения и изумления ума (экстаза). Собранный воедино ум обретает черты божественного ума в смысле единства и простоты и способен к восприятию Единого. Аскетическое упрощение и унификация ума есть плодсобственного ума. В этом религиозно-аскетическом собирании ума достигаются и другие высшие состояния ума: исихия (мир, покой), блаженство, бесстрастие и безволие ума, мистическое единение с Богом. Наивысшим пунктом собранности ума является также его эротопоэз, превращение в любовь, при соединении ума с его умным, духовным чувством, без чего невозможно подлинное, чистое ведение (знание) и тайновидение. Собранный ум является главным фактором преображения и просветления человека, его уподобления, усыновления, обожания. В концентрации ума принимают участие и другие силы духа: воля и сила. Собирание ума есть в то же время собирание духа и души. О собирании души Исаак говорит:

«Смирение собирает душу воедино безмолвием и сосредотачивается она (душа) в самой себе» (Сл., 48, 214).

О некоторых признаках сосредоточенности души он говорит:

«От самого себя погрузиться внутри себя, войти в безмолвие, и вселиться в нем, оставив всецело все свои прежние мысли и чувствования, соделаться чем-то как бы несуществующим в твари, не пришедшим еще в бытие, вовсе незнаемым даже самой душе своей» (там же).

Аскетическое собирание связано с отречением от мира и от мирских вещей, рассеивающих ум и чувства. Чувства, По Диадоху, собираются в сердце и возрождают в нем внутреннее или единое чувство души и сердца.

Собирание души невозможно без собирания чувств. Концентрация ума способствует и концентрации чувств, связанных с их хранением.

«Чувства целомудренные и собранные воедино порождают в душе мир, и не попускают ей входить в испытание вещей. А когда душа не приемлет в себе ощущения вещей, тогда победа совершается без борьбы». (Исаак Сирианин, «Творения. Слова подвижнические», Москва, 1893. Сл. 5,32).

Собирание чувств невозможно без ограничения чувственности, без отказа от «ощущения вещей» и наслаждения вещами. Страсть есть антипод и враг собирания, концентрации. В страстной деятельности рождается рассеяние в мирском. Развитие своей тримерии или «собирание себя» есть основное условие реинтеграции человека и его апокастасиса (восстановления). Когда человек «собран в себе», он «уготовлен внимать Богу» (Исаак, ел. 16,72).

«В это время, когда совершаются молитвословия и моления перед Богом и собеседования с Ним, человек с усилием отовсюду собирает воедино все свои движения и помышления и погружается мыслию в едином Боге, и сердце его бывает наполнено Богом и оттого разумевает он непостижимое» (Исаак, Сл. 16, 74).

Молитва является универсальным средством самособирания человека. В молитве внимание и сосредоточение или собирание неотделимы друг от друга. Собирание в молитве совершается сокровенным образом, действием Логоса-Христа и Св. Духа. Ум приходит в изумление и упоение (там же). Собранность в себе связана со смирением, целомудрием чувств и другими религиозными добродетелями. Собирание ума носит у Дионисия Ареопаги-та название синеликсис и он говорит о «вхождении души в саму себя». Собирание себя при мистическом единении Дионисий называет симитиксис, когда осуществляется —

«единая и неделимая жизнь в Божественной Монаде и боголюбивое совершенство через священное единение разрозненых сил» (ЕКК1. №ег. 1.3).

Разъединенные и автономно действующие силы тримерии в их общей интенции при молитвенной концентрации теряют свои катастатические черты. Они очищаются, обновляются и одухотворяются, приобретают свою прежнюю, первозданную интеллигибельность и аганичность (любовность). Молитвенная концентрация вместе с хранением и трезвением есть путь к катаренсу (очищению), реинтеграции (восстановлению цельности), триадизации и метаморфозу (преображению).

Михаил Пселл говорит о примате ума и концентрации:

«Душа, идущая к совершенству, должна принес™ прежде всего разум в движение, придти к созерцанию ума. Разум делает это не сам по себе, а соединившись с умом» (Patr. M. t. 122, Deanima, 1029-1033)

Таким образом, в духовном делании разум (душевный ум) должен оторваться от чувственности, фантазии и рассудочности, то есть от своих обычных функций. Он делает это в концентрации, где он достигает соединения с духовным умом. Примат ума подтверждается следующими соображениями:

«Ум сродственен Богу, а уму сродственна логическая душа, логической душе — неразумная душа, а ей — природа, природе — тело, а телу — материя. Нужно всю душу привлечь к этой ближайшей к Богу разумной части души».

Пселл говорит дальше о тотальной инерции души в концентрации:

«Нужно все силы души, познавательные и жизненные, все энергии души бросить вверх, открыть всю бессмертную глубину души и всего себя, чтобы перенестись к Господу», (там же, 1137).

Величайший представитель древнехристианского гно-зиса Климент Александрийский говорит:

«Не перенося в мышление ни зрение, ни какие-либо из других чувств, касаясь предметов только чистым умом, обучаться истинной философии и в чистом уме созерцать божественное» («Stramat», Pair. M. t. 8/g. lib. 5, cap. 11,1011).

В религиозной аскезе возникает проблема очищения ума и чем полнее концентрация, тем чище ум. Очищение ума достигается в молитвенной концентрации полным изгнанием фантазии и всякой репродуктивной деятельности ума, так как образы и представления опечаливают ум, оставляют в нем следы, загрязняющие ум.

Ориген говорит:

«И войдя в клеть свою, и закрыв двери чувств, нисколько не устремляйся наружу, не позволяя и фантазии действовать в уме» (О молитве, Patr. Migne, t. 11/1,480).