Руководство писателями — нелегкая задача

Иван Гронский на эту роль не подошел. Он завалил многие, если не все, участки поручаемой ему работы: оргкомитет Союза советских писателей, газету, журнал «Новый мир». Свою тягу к алкоголю он в одном из писем Сталину объяснял и оправдывал необходимостью творческого общения с писателями, которые, как известно, склонны к идолопоклонству Бахусу:

«В заключение я хочу затронуть другой вопрос, связанный с вопросом о так наз. пьянках. Дело в том, что за последние годы я ввязался в большую работу среди интеллигенции, в работу для меня не совсем привычную и чрезвычайно трудную. У меня установились связи с сотнями людей из среды интеллигенции. Многие из них бывают у меня, у многих из них я бываю, все они обращаются ко мне со всякого рода просьбами, приходят посоветоваться, звонят по телефону, пишут письма и т. д. и т. п. Это — своеобразная, большая партийная работа, которая нигде и никем не учитывается, но которая меня буквально выматывает. Я подсчитал как-то телефонные звонки, и получилось, что в день я подхожу в среднем от 100 до 200 раз к телефону. Можно было бы не подходить к телефону, но ведь эта публика страшно обидчивая. Не подойдешь к телефону, не зайдешь в гости к кому-либо или если время от времени не пригласишь к себе, — обидятся эти люди, и обиды эти, к сожалению, очень легко переходят на партию и на советскую власть, не говоря уже о литературных организациях. Кроме того, все они грызутся между собою, интригуют, сплетничают, льстят, пытаются сколотить в своих интересах всякого рода беспринципные группы и группочки. Во всем этом нужно разбираться, быть в курсе всей этой мышиной возни и гнуть, гнуть свою линию, не портя отношений с каждым из писателей и художников, но и не уступая им ни в чем. Я еще никогда не вел такой трудной и такой дьявольски сложной работы. А так как на эту работу я поставлен партией и срыв на этой работе будет в какой-то мере ударом по партии, я делаю все, отдаю все, что имею, не жалея ни здоровья, ничего для того, чтоб это поручение партии выполнить, и выполнить возможно лучше. Я знаю, что на этой работе провалились такие люди, как [редактор “Красной нови” Александр] Воронский, [редактор “Нового мира” Вячеслав] Полонский и рапповцы, специально занимавшиеся литературой и искусством в течение ряда лет. У них были накопленные годами знания в этой области. У меня этих знаний нет. Я вынужден по ходу изучать предмет, знакомиться с текущей литературой и всей этой штукой руководить, имея еще на своих плечах газету и ряд других нагрузок.

Может быть, я плохо выполняю работу среди интеллигенции, может быть, я не гожусь для этой работы, тогда нужно заменить меня другим работником, но работу эту надо вести, т. к. эта работа есть, по сути, борьба за интеллигенцию. Если мы не поведем за собой интеллигенцию, поведет ее за собой враг. Это я чувствую буквально на каждом шагу.

Я прекращу всякие пьянки, но встречаться с представителями интеллигенции я должен и вести работу среди них обязан. Выпивать я не буду совершенно, но уничтожит ли это сплетни, которые создаются буквально на каждом шагу? Думаю, что это сплетни не уничтожит. На сплетни я никогда и никому не жаловался, но когда они превращаются в метод борьбы, о них нужно сказать»[57].

Смещение Гронского, который в момент апрельского постановления был назначен главным комиссаром оргкомитета ССП, сигнализировало об изменении курса Сталина в отношениях с попутчиками, хотя с Радеком у Гронского отношения были неплохие (в письме он называл его: «Дружище Карл!»).

В январе 34-го на съезде «победителей» Бухарин был избран кандидатом в члены ЦК. Усилилась его роль в Академии Наук. Но для истории советской культуры и литературы более значительным оказался факт, не зафиксированный в явных решениях Политбюро. Где-то в мае-июне была подготовлена новая повестка дня Первого съезда писателей. Радикально измененная, она поручала Бухарину выступить на съезде с докладом о советской поэзии. Докладчик получал карт-бланш для трактовки советской поэзии и советских поэтов. На некоторое время Бухарин назначался наместником Сталина в царстве поэзии, чрезвычайным комиссаром с мандатом «Инстанции». Мандельштама (под гарантию Пастернака) спасут именно благодаря этому монаршему мандату.

В конце мая 1934 года Бухарин получил еще одно подтверждение твердости его положения на бирже советской власти. Была утверждена редколлегия очередного горьковского издательского проекта — книги «Люди первой и второй пятилетки». 31 мая Сталин дает добро на записку Стецкого от 27 мая. Резолюция Сталина: «Пункт 3. Главную редакцию книги поручить тт. Бухарину, Стецкому, Мехлису. И. Сталин». Проект решения был более благоприятен по отношению к Бухарину, но вождь решил умерить пыл номенклатурного восторга.

«Проект. Постановление Политбюро ЦК

1. Согласиться с предложением А. М. Горького о написании книги “Люди первой и второй пятилетки”.

Задача книги — показать в художественных образах социалистическую переделку людей в классовых боях за социализм и за овладение техникой в первой и второй пятилетке и революционное преобразование России старой, капиталистической в страну социализма. Книга должна быть написана коллективом писателей и издана к 1 января 1936 г.

2. Поручить издательству “Известия” выделить необходимые средства для работы над созданием этой книги.

3. Главную редакцию книги поручить Н. И. Бухарину (вычеркнуто Сталиным. — Л. М.). Бюро писательского коллектива утвердить в составе: Н. Бухарин, Горький, Мехлис*, Радек*, Ф. Гладков, Бр[уно] Ясенский, Г. Корабельников,
Б. Агапов, Ставский*, Шолохов*, Киршон*[58]».

С такой же авторитарной уверенностью в решении любимых кадровых головоломок вождь вскоре будет добавлять любимых и вычеркивать провинившихся кандидатов в спи­ски правления (пленума), секретариата, президиума ССП. Пар­тийная пирамидальность постоянно, даже в случае с изданием книги воссоздавала пейзажи цековских коридоров с ковровыми дорожками, часовыми, графинами при граненых стаканах на пломбированных тумбочках. Для живых людей первой и второй пятилеток готовилась пустынная долина без надгробных памятников под общим куполом нового мирового порядка и всевидящим оком высшего вождя, замену которому на альтернативной основе не подготовили. А тройки становились пятерками, шестерками, семерками — колоды карт вскоре могло не хватить.