Памяти солнечного барда Александра Лобановского

Солнечный бард Лобановский, Елагин Островский,

Остров из света и музыки лоской, Лаоской,

Лаской так слёзно сгорая, оплавятся свечи…

Сливочный день… Или ночь… Или, может быть, вечер?

 

Ты обернулся, улыбка над небом дрожала,

Музыка звоном разбилась и в сердце пропала,

Пламя свечи, что ты пил, как вино из бокала

Музыкой звезд, где-то там, над землёй опадало.

 

Солнечный тёзка, сгорая оплавилось время,

Чистое солнце и всадник вскочил уже в стремя,

Чёрным крылом осеняя безбрежные страны…

Рама…Так рано…Увы…Музыка раны…

 

 

В белых просторах

Чёрная кровь – кратер ночи

Лавою млечной чёрных баранов –

Тучами душ в моё сердце стучит,

Но растворяется рано.

 

Рану Аида я не зову,

Что вы мне шепчите, души, о жизни –

Я вместе с говором к вам поплыву,

К мёртвым цветам и оплаканной тризне.

 

Сколько людей – отражение крыш,

В чёрных скольженьях запутались тени…

Музыку Моцарта ночью услышь

Или обрывки стихотворений…

 

Ты, мой читатель, верю в тебя,

В чёрных мирах, миражах и видениях,

Я оторвала тяжелый свой страх

И воспарила в стихотворениях.

 

В белых просторах поэзии той

Я себя в светлом портрете узнала,

И зазвенела холодной водой,

И серебром городским вышивала

 

Сфинксов созвучье, мостов силуэт,

Хрупких оград вензеля золотые,

И разрастался серебряный свет

Над белоснежно-прекрасной Россией!

 

Город инкогнито

Почему так омыт и прекрасен

Воздух этого тихого лета?

В поднебесье качается ясень,

Сыплет ясными каплями света.

 

Мятный город сметает газеты –

Мнёт семнадцатых чисел портреты,

Папироски домов пожелтевших

Он меняет на дым сигареты

 

И уходит на дно переулка

Петербургских дворцов Патриарших,

Оставляя строкой от окурка

Чёрный росчерк и подпись «Петрарка»…

Отблески солнца

Отблески солнца в бархате лета,

Небо в преддверие зари,

Ночь догорает, ночь умирает –

Глупые слёзы утри.

 

Отблески рая – белая млечность,

Белые строчки росы…

Утром вдохни в себя мою нежность,

Складками спелой косы

 

Ты намотай печаль на запястье

И не снимай, как браслет -

В отблесках солнца плавает счастье,

Сколько отпущено лет

 

Нам на двоих тонкорунные нити –

Золото солнца – в руно…

Я заверну времени ситец

И постучу в окно!

 

В детстве

Так было, наверное, в самом начале –

Когда чайки что-то из бездны кричали,

Кидая просторы чистейшего неба,

А мы им бросали бессмертного хлеба.

 

Но детство прошло и просторы застыли –

Неужто когда-то мы чайками были?

И с ними летали, крылатые боги,

И видели белые нити дороги…

 

 

Моленье Георгина

Солнце плетёт огонь оригами –

Осень запуталась в паутине.

Я подарю серебристой маме ­­­

Лето в оранжевом Георгине.

 

Где-то безбрежны юные дали –

На безмятежной другой планете,

Тяжесть Земли мы всю пропахали

В поисках солнца, в мечтах о лете.

 

Ближе и ярче белые звезды,

Злая бездонность, ветров скуленье,

Пусть серебрится от счастья воздух ­­­–

Вот Георгина одно моленье!

Русь

В лунность склонились уснувшие травы,

Клевера стыло над лугом броженье,

Мироточили молитвой дубравы,

Их серебристое светлое пенье

 

Над безнадёгой, над горем, над бездной,

Русь сохранило в покое безбрежном,

Там я росой Вифлеемской воскресну,

В мае счастливом, в объятии нежном.

 

Кровь от рябины в росчерке неба,

Тяжесть прощаний, войною звенящих,

Жизнь по кусочкам блокадного хлеба,

Радио верящих и говорящих.

 

Белых берёз колокольная дымка

Даль освятит и омоет погосты,

К Богу плывёт православная рыбка,

Сеет икринки – Победные звезды!

Россия

Светлый молебен берез

Звоном церковным наполнен,

От колокольчиков слез

До колоколен.

 

Нежная дымка лугов

Душу мою освятила –

В библии русских снегов

Высшая сила.

 

Кровью морошки – война –

Красное марево неба.

Алая даль и страна –

Жизнь

моего

          деда.

                           Трём моим дедам (1941-1945)

Память черничного леса –

Та незабудка – война,

Из легионных замесов

Ночь, что от крови нежна.

 

Дедов священное трио

Немцев велели встречать –

Младший – гранатой, чтоб взрывом

Танки – в консервную рать.

 

Средний, травой прорастая,

- Громом смертельных боёв,

Из обгоревшего рая –

Фото, где с милой вдвоём.

 

Старший – салютом победы,

Что расцветёт над страной

И повернёт реку Леты

Внучкою                

       Дочкой

               Женой.   

Другой мир

 

Словно высвечен жёлтым, как кадр, июньский закат,

Он лазурно–лимонный в сирене–фиалковой дымке.

Фиолет превращается ночью в Немо асфальт

В его лужах лимонных плывут разноцветные рыбки.

 

В млечном море асфальтовом Сириус–месяц летит,

Отраженьем стирая бессмертных людей силуэты

Вмиг сияньем распустится серый, могильный гранит

И раскроют все тайны о прошлом седые газеты…

 

Иероглифы судеб на кладбищах заговорят,

Но бездомный старик, спящий в склепе, уже не услышит,

И бездонное солнце омоет прощальный обряд,

А июньское утро поплачет о чём–то на крышах.

Морское кладбище

 

Синего неба камланье,

Глубоководные стаи,

Моря седое дыханье

В чайке безбрежной растает,

 

Скрипки цикады всё ярче,

Глуше и приторней травы,

Чёрное ­­­– жгуче и жарче

В бликах серебряной лавы…

 

Кладбище звучно и глухо,

Море затопленных судеб,

Им нагадала старуха

То, чего в жизни не будет.

Добавляя свет

        

Солоно, солоно, солоно ­­­–

Море солёное слёз,

Солнца осеннее олово,

В мельницах ветра вопрос…

 

Крутится, крутится, крутится

В танго проклёванный лист,

В кружево, нежное кружево

Ветки как нити сплелись…

 

Падает, падает, падает

В ноги серебряный день,

В парке ребёнок и бабушка

Свет добавляют в тень…

Ливия

 

Ливия – льются ливни,

Ливия – слёзы летучие

Взрывы – острые бивни

Ночь разорвали, измучили.

 

Ливия – осы липкие,

Кровью медовой запачканы

Смерть пропечаталась пачками

Ливия – тени зыбкие.

 

Но расцветёт в пустыне

Звёздная кровь граната

В складках Корана стынет

Дата…Джихада.

Единое

 

У христиан и мусульман

Сердце стучит, как барабан –

Кто же взрастил радикальный ислам?

Кто над Землёй прошептал "ам-ам-ам"?

 

У христиан и мусульман

Солнце одно - напополам,

Грустен священник, задумчив имам,

Дань отдавая потухшим мирам...

 

У христиан и мусульман

Пепел песка, нефти стакан,

Звёздочки войн из небесных бархан

И караваны на Исфахан.

Бусы

 

Тобой пропечатаны дни,

Нанизаны чётки бус,

В глазах – Ихтиандры огни,

На лицах – любовный искус,

 

А солнце – осколки теней,

Их зыбкий, горячий песок,

А солнце – уносит людей

В закатный, малиновый шёлк

 

И в памяти брошенных бус

Осколки солёные слов,

И юности сахарный мусс,

И злое теченье ветров…

Моему Петербургу

 

Боже, как я люблю, я дышу серебристым асфальтом!

Я одета в мечты, я на всех языках говорю,

Вырастаю цветком из небесной породы базальта

Петербургом дышу и бездонностью белой не сплю!

 

Боже, как я хочу обнимать, обнимать этот город,

Белоснежной сиренью бессмертно звучать в небесах,

Свет и тени впитали заневский прокуренный солод

И коралловый дым в колокольных твоих волосах!

 

Обжигай и дурмань, я твоею навеки останусь,

Прикоснуться не дам к белокаменным письмам твоим

Иорданной водою омою душевную рану,

Поцелуем сотру запорошено-сфинксовый грим…

Но смеялась любовь

        

Вмиг состарился парк, молодящийся ранней весной,

Воплощения статуй застыли, тянувшись друг к другу,

Всё пошло по какому-то пошлому, бренному кругу,

Словно грязное золото листьев над бледной рекой.

 

Нас обжёг белый снег, всё стирая в кружении раннем –

Маргариту, мимозы и встречу в заветной дали,

Но смеялась любовь в златотканом сиянии тайном

И в молочное небо летели её корабли.

В твоём заповедном саду

Всё пронизано счастьем в твоём заповедном саду

И любовью несбывшейся и недозревшую болью,

Там трепещет сирень белоснежная, вся на виду

Растворяясь на синем холсте поднебесную солью

 

Вдруг встречаются взгляды, и падает, падает день

В круговерть голубиного глубоководного рая

Им даруют покой, бесконечность и нежную тень

Чтоб воскреснуть друг в друге под эхо земного трамвая.

Белый город

 

Весь в пыльце золотой,

Весь пронизанный солнечным светом,

Белый город святой,

Вечной ночи бемольное вето -

 

Мост Грифонов над смертью,

Качающий юное лето…

Лик Невы - абрис нефтью

 

Через чётки цепей,

Через кольца повенчанный с небом.

Белый сон королей,

Из блокадных осколочков хлеба.

 

Мост Грифонов над бездной,

Мерцающей графикой лета

Над померкшей навеки, дворянской, прощальной звездой.

Алый трамвай

Рельсы изрезали алый закат,

Алый трамвай перестукивал кровью,

– Казнь мы исполним, – колёса кричат,

–Головы скинете нам к изголовью!

 

Древний вожатый и странен, и слеп –

Едет куда–то в пространство пустое,

Но проступает проплаченный след –

Аннушка масло разлила льняное.

 

– Брызните жертвой, – противно визжат

Черти–колёса в тупом исступленье

И нарастает, в аду дребезжа,

Пыр–пыр–пыр–пыр–пыр–пыр–пыр – преступленье.

Белая тайна

 

Нежно и сладко, невыразимо

От аромата белой сирени,

Белая тайна падает мимо,

Тает в пруду её откровенье,

 

Словно любовью своей осеняя

Падает, падает, падает в Лету

Под уходящее эхо трамвая

В счастья страну, где нет безбилетных.

На недоступной планете

Синие дюны застыли

Над грозовой тишиной,

Небо две чайки пилили

Белокричащей струной,

 

Красные падали тени

На меднолобый песок,

В томной и приторной лени

Лился по венам ток.

 

На недоступной планете

Пена летела ввысь,

Бог, размышляя над этим,

Думал, что мы удались.

Белые лилии

 

Синяя, низкая сливина тучи

Двор фильтровала медным сияньем,

В той литографии странной, летучей

Я в объективе, на расстоянье

 

Видела лица двадцатого века,

Их глубину и в улыбке ребёнка

Тот первозданный восторг человека –

Как серебром на стекле тонко-тонко

 

Летом зима рисовала узоры,

Хитросплетенья заснеженных судеб,

Из пианино струились миноры,

Знало оно, что так скоро не будет

 

Длинных и нежных, чувствительных пальцев,

Музыки вечной, нетленной, бездонной…

Красная нить безобразила пяльцы…

Белые лилии…Белое…Порвано.

Мы по-Ахматовски похожи   

 

Мы по-Ахматовски похожи

На стаю странных голых птиц –

Из тонкой кальки нервной кожи,

Из-под серебряных ресниц

 

Мы извлекаем снов обломки

На белых айсбергах страниц.

Нам тело рвут головоломки,

Мы белым цветом среди птиц

 

Клеймили мира однотонность

Болтая с шепотом страниц…

Простив самим себе нескромность,

Мы пили души темных лиц,

 

В одной галактике предметов

Растили их сердечный стук…

Среди мольбы живых портретов,

Из Ада тянущихся рук,

 

Соединялись в мире мнимом,

Дрожали в улочках кривых,

Лишь только тени или мимы

В звучанье синих мостовых.

Шёлковый путь

Лица тонули в закатном кофе,

А караваны тянули шёлк.

Привкус песка растворяло кофе,

Алым огнём распускался восток.

 

В дымке малиновой спали барханы,

Шёлковой Азии странный покой

Кровь поглощали монет истуканы,

В небе звеня золотистой тоской

 

Тени верблюдов мечтали о влаге,

Каплей воды наполняя глаза,

И повернули древние маги

Шёлковой нитью время назад…

Переезд