Апостольский дворец, зал аудиенций

Июля 2014 года

 

С утра были отменены все мероприятия на весь день. Официально объявили, что Папа нездоров. Многие кардиналы разошлись по домам, кроме тех, которые нужны были в предстоящем мероприятии.

Этим же утром командиры частей Швейцарской гвардии получили неожиданный приказ вскрыть оружейные комнаты. Обычно вооружение швейцарского гвардейца состоит из великолепной старинной алебарды, которую он носит открыто, и пистолета «SIG P226», который он носит под роскошным средневековым камзолом. Только в одной из неприметных комнат в Апостольском соборе постоянно дежурят несколько вооруженных современным оружием гвардейцев на случай нападения на Папу или теракта на площади Святого Петра. Но сейчас гвардейцев ждали автоматы «SIG» и снайперские винтовки модели «3000» и «551». Все они умели отлично пользоваться своим оружием, проходя тренировки на стрельбище карабинеров или выезжая в горы, чтобы присоединиться к альпийским стрелкам. Все они проходили службу в составе специальных подразделений швейцарской армии и прошли жесточайший отбор, чтобы войти в число тех семисот счастливчиков, которые входили в Швейцарскую гвардию Ватикана, напоминая, прежде всего жителям Швейцарии, о героическом и славном прошлом этой страны…

В девять часов со стороны улицы Григория XII появились несколько неприметных машин. Их пустили внутрь Ватикана через железнодорожные ворота, которые обычно бывают закрыты…

Машины прокатились по тихим, зеленым ватиканским улицам и остановились с тыльной части Апостольского собора у двора Святого Дамаза. В машинах были до зубов вооруженные люди, и все это напоминало встречу двух главарей мексиканской наркомафии где-нибудь в штате Чьяпас. Но все это происходило в Ватикане, средоточии благости и центре христианского мира.

Пожилой, много видевший человек в отличном костюме прошел через двор, неторопливо поднялся по лестницам, ведущим в ложи. Его сопровождал средних лет человек со взглядом убийцы, он держался всего на шаг позади него. Остальные отстали сильнее…

Пройдя ложами, человек оказался в царской зале, а оттуда – в Паулинской капелле, знаменитой тем, что в ней находились две фрески работы Микеланджело. Сейчас зала была пуста, и в ней находился только человек в пурпурном кардинальском одеянии и с властным взглядом истинного правителя…

Пожилой, по виду едва ли не в два раза старше того, кто был в кардинальском пурпуре, человек сделал несколько шагов вперед, склонился к протянутой ему руке, запечатлел поцелуй. Это был поцелуй вассала…

– Я рад, что вы прибыли столь рано, синьор Мануэль… – сказал Пьетро Антонио Салези ди Марентини, барон Салези, граф ди Марентини.

– Для меня милость находиться в одном помещении со Святым Отцом, – сказал Мануэль Альварадо.

– Вы знаете, кто будет представлять другую сторону встречи? – осведомился Папа.

– Полагаю, что сам…

– Да. И мне хотелось бы, чтобы вас не сводило с истинного пути то, что у этого человека есть государство, а у вас его нет. Вера – вот тот цемент, что скрепляет людскую пыль в народы. Вера – вот тот фундамент, на котором зиждется здание непобедимой Империи. Вера – вот та клятва, которую должен принести в душе каждый солдат, чтобы стать непобедимым.

– Истинно так.

Папа поднял палец, говоря, что еще не закончил.

– Целые народы погрязли в грехе, разврате, бесплодном преклонении золотому тельцу. Европа погибла, Россия в будущем разделит ее участь. В ваших же руках – целый континент. Мы не должны нести веру тем, кто отринул Бога в душе, мы должны нести ее как огонь тем, кто выходит из тьмы неверия. Ваш континент заключает в себе будущее мира.

– Осмелюсь спросить, Святой Отец, а как же…

Папа искривил в улыбке тонкие губы.

– Господь услышал наши молитвы. Тот, кто препятствовал нам, препятствовал естественному ходу истории и возвышению имени Его – покинул сию юдоль скорби. И с его кончиной вопрос возврата денег, которые он украл у нас всех, становится вполне решаемым…

– Слава Богу… – с чувством произнес наркомафиози. Его можно было понять – из-за действий барона Полетти и его людей в Риме и Ватикане счет Альварадо в банке Ватикана на двадцать миллиардов долларов оказался обесцененным. Теперь появилась возможность реально получить эти деньги…

 

– …Сила церкви – в ее единстве…

Кардинал Алессандро Антонио да Скалья, тайный магистр ордена Тамплиеров, давний германский агент смотрел на Папу с любовью и почитанием во взгляде – хотя в сердце его бушевала ненависть. Только что… сладостными словами ему был предъявлен настоящий ультиматум. Либо он принимает его – либо не принимает. Мануэль Альварадо сидит рядом на тот самый случай, а за ним – все силы Ада, начиная со служителей культа Санта-Муэрте.

Он проиграл. У него больше нет козырей, его единственный козырь отобрали русские в том вертолетном налете. У него больше нет сына Полетти, монастырь разгромлен и преданнейшие из преданных – теперь у Христа. И контакт с немцами тоже потерян – Коперник предал его. Орден Тамплиеров получил такой удар, какой он не получал со времен Французской революции, когда уничтожено было много тайных членов Братии.

И он сам никогда не станет Папой. Потому что он много старше теперешнего Папы, и он просто не доживет до того момента, как тот умрет и появится возможность претендовать на папский престол. А сделать то же самое, что с Иоанном Павлом I, что с Бенедиктом XVI, – уже не получится…

Если тебя заставили поклониться – поклонись очень и очень низко. И помни об этом до того самого дня, пока не представится возможность отомстить…

Сто сорок второй магистр ордена Тамплиеров, Государственный секретарь Ватикана, агент британской разведки, кардинал Алессандро Антонио да Скалья привстал, чтобы поцеловать протянутую руку Папы. Фронда в Ватикане была подавлена. Непокорные приведены к повиновению без единой капли крови, пролитой внутри церкви.

Теперь предстояло пожать плоды.

Альварадо озабоченно посмотрел на часы.

– Он опаздывает.

Папа улыбнулся.

– Он придет…

 

– …Вера – вот тот цемент, что скрепляет людскую пыль в народы. Вера – вот тот фундамент, на котором зиждется здание непобедимой Империи…

Диктатор, пошевелился в кресле. Только бы не спугнуть… только бы не показать, насколько ему интересно все это. Иначе эта старая крыса поймет, что можно давить, и мгновенно воспользуется ситуацией…

– …Вера – вот та клятва, которую должен принести в душе каждый солдат, чтобы стать непобедимым…

Диктатор сонными, полуприкрытыми глазами смотрел на сидящего напротив за небольшим столиком работы Челлини человеком. Они вообще были в чем-то похожи. Оба – грузные, солидные, несущие на своих плечах тяжкий груз прожитых лет. Один родился в семье известного прокурора, другой – в семье известного на всю Мексику предпринимателя. Оба считали возможным решать судьбы народов и государств и делали это. Прямо сейчас…

– Осмелюсь напомнить вам… дражайший синьор Альварадо, что в вашей стране уже более тридцати лет не прекращается война. Североамериканцы потеряли в вашей стране более двадцати тысяч солдат только убитыми, потери международного континента приближаются к трем тысячам. По сути, вы предлагаете мне сделать ставку, поставить на кон собственную страну. И ради чего? Ради территории, где закона не существует. Вы понимаете, что Италия в случае подписания предлагаемого вами соглашения принимает на себя ответственность за происходящее в Мексике перед концертом Великих Держав, в том числе перед САСШ и Священной Римской империей? Какие гарантии вы нам можете дать?

Альварадо поднял глаза к небу.

– Волю Господа…

Кантарелла только зло усмехнулся.

– Синьор, мы находимся там, где это не пустые слова…

– Хорошо… Давайте еще раз.

– Охотно. Глава Мексиканского переходного правительства обращается к вам, синьор, с просьбой о вассалитете. Есть какие-либо юридические препятствия к этому?

– Теперь нет.

Теперь усмехнулся Альварадо.

– Да, у вас же нет больше депутатов… Далее – Италия оговаривает разделение юрисдикции… все это техническая сторона дела, синьор.

– Как насчет военной?

– Проблем не будет.

– Вот как?

– Я контролирую ситуацию, синьор.

– Ой ли… Я сильно сомневаюсь, что ситуацию в вашей стране вообще способен кто-либо контролировать.

– В крайнем случае, нам понадобится помощь. Один или два авианосца, десантные корабли. У вас же четыре авианосца…

– И ни один из них не стоит без дела.

Мануэль Альварадо нехорошо прищурился.

– Дела? Какого дела, друг мой? Вы заперли сами себя в этой грязной луже, которую кто-то в шутку зовет «наше море». С тем же успехом вы можете сказать – наша лужа, потому что ничего хорошего в ней нет. Посмотрите! Оглянитесь по сторонам! Оба океана перед вами! Флот, который теперь больше британского! Армия, готовая сражаться и умирать, – дайте ей только веру!

Альварадо помолчал.

– У нас есть притча. О лягушке, которая прыгнула в колодец и не может выбраться. Для нее небо теперь – этот колодец…

Сенатор Кантарелла покачал головой.

– Не пойдет.

– Почему?

– Два нерешенных вопроса. Первый – кто прогарантирует мне, что все это не закончится точно так же, как с Североамериканскими соединенными штатами?

– Я, – ответил Альварадо, – вы должны понимать, почему присутствие североамериканских войск вызывает такую ярость. Североамериканцы слишком сильны…

Старый наркобарон ядовито улыбнулся.

– Были сильны. И у них была идея. Мессианская идея, которую они готовы были проводить в жизнь пулями. Идея о демократии. Матерь божья, какая демократия? Нужна ли она отцу, который продает свою дочь в бордель, чтобы поднять остальных? Нужна ли она матери, которая рассчитывает, сколько из ее детей доживут до совершеннолетия? Да, им в первую очередь нужна демократия. Североамериканцы мне напоминают человека, который надел тяжелые ботинки – и удивляется, а почему жуки и червяки ненавидят его. Ведь он сам их не ненавидит, он просто идет, топая ногами, верно ведь? Вы слабы – и в вашей слабости есть сила. Мы будем с вами наравне.

Наркобарон поднял палец.

– А перспективы открываются грандиозные. Что мы сможем сделать, пока Англия не построит новый авианосный флот – а ей на это потребуется десять лет как минимум? Подчиним себе Южную Америку? Наведем порядок в Бразилии? Организуем Центральноамериканские соединенные штаты? Югоамериканские соединенные штаты? Боливарианскую конфедерацию? Или вспомним про то, что еще сто пятьдесят лет назад то, что САСШ считает своей южной провинцией, принадлежало совсем другому народу, а?

Кантарелла с усилием кивнул.

– Допустим. Но как быть с Берлинским мирным договором? Ведь Берлин будет категорически против…

– Да, про Берлин…

Произнесший это замечание Папа взял со стола старинный, начищенный, блестящий колокольчик для вызова слуг. Звякнул несколько раз.

– Что это значит?

– Сейчас увидите, сударь…

Было тихо. Очень тихо. Потом они услышали шаги…

– Кто это? – нервно спросил Кантарелла. – Мы не договаривались о присутствии…

– Сейчас… сейчас…

Раздвинув руками филигранные створки дверей, в залу вошел еще один человек. Высокий, плотный, в светло-сером костюме, пошитом в лучшем берлинском ателье…

– Доброго дня… – сказал Альварадо по-немецки, – вот наш дорогой друг полагает, что Берлин будет категорически против нашего маленького… гм… предприятия. А как вы считаете, герр генерал…

– Я полагаю, что Берлин будет очень даже не против… – сказал генерал-майор сил полиции, полицай-президент Берлина и личный советник Кайзера, доктор Александр Марвиц…

 

Папа собственноручно разливал в бокалы дорогое вино из ватиканской пинотеки, [352] считающейся одной из лучших в мире.

– Предлагаю тост, дети мои… – сказал он, – за то, чтобы свет Царствия Божьего озарил все уголки нашей Земли. За то, чтобы не осталось ни единого на ней уголка, где бы не трепетали, слыша имя Божие…

Бокалы столкнулись над столом, где на расходной карте мира штрихами была отмечена создаваемая невидимая Католическая империя. И неважно, что политические границы пока разделяют народы, ведь пока народы верят в единого лишь Христа – они едины.

В проеме двери появился по-простому одетый монах, один из личных конфидентов Папы.

– Прошу прощения, друзья мои…

Папа поднялся и вышел из комнаты, где трое новообретших друг друга друзей смаковали папское вино.

– Что произошло? – негромко спросил Папа.

– Брат Солицио погиб в Болонье, и все люди, которых он взял с собой, – тоже. Дом сгорел.

– Что немец? Он уцелел?

– Пока неизвестно. Если и уцелел – то не показывает вида.

Если бы Папа не был провозвестником блага на земле – то непременно бы выругался. Но он должен был помнить, кто он есть.

– Господь поможет нам.

– И это не все. Несколько дней назад сгорел римский дом Полетти.

– Это я знаю.

– Да, Святой Отец, но вы не знаете главного. Синьора Полетти опознана как погибшая. Она пролежала в римском морге, неопознанная, до сего дня.

А вот это был удар. Сокрушительный – почти. Для Папы не было сокрушительных ударов, ударов, способных сбить его с ног. Иначе он не стал бы Папой, не возвысился бы над клубком ядовитых змей.

– Она все еще там?

Служка понимающе улыбнулся.

– На служении по отпеванию неопознанных погибших – наш верный человек, он позвонил мне. Я осмелился приказать забрать тело, не спрашиваясь вас. Немного денег – и она так и будет похоронена как погибшая. И служитель морга сказал, что молодой человек, сильно похожий на адмирала Кантареллу, приходил в морг и видел ее.

Папа машинально скосил взгляд в сторону – там, за портьерой сидел дед Микеллы – Мануэль Альварадо. Он уже потерял своего законного сына и незаконную дочь. Трудно даже представить, что будет, если ему сейчас сообщить, что он лишился и внучки.

– Ты правильно поступил. Пусть твой человек устроит так, чтобы она еще какое-то время пролежала там как неопознанная.

– Это несложно устроить.

Служка поцеловал руку Папы и исчез. А он подумал, что сильно не завидует тому, на кого он укажет как на виновника смерти баронессы Микеллы Полетти. Очень не завидует.

И это – само по себе большой козырь в игре…

Осенив себя крестным знамением – в помощь Господа – Папа вернулся в кабинет с озабоченным лицом.

– Что-то произошло? – Альварадо, как человек находящийся в бегах много лет, первым почуял опасность.

– Увы, друзья мои, пути Господни неисповедимы, равно как и козни дьявола, никогда не знаешь, что от него ждать. Только что римская полиция объявила вас в розыск, синьор Мануэль.

Все, словно сговорившись, посмотрели на диктатора. Понятно, о чем подумав – кто достоверно знал о его прибытии в Рим и кто может отдавать приказы полиции.

– Этого не может быть, – ответил Кантарелла, – я сейчас позвоню и все выясню…

Марвиц предостерегающе поднял руку. Он был достаточно опытным сотрудником спецслужб, чтобы не понимать, что происходит.

– Не следует этого делать. Сейчас это не более чем не подтвержденное сообщение. Если вы, синьор Джузеппе, позвоните и надавите, чтобы розыск отменили, – завтра здесь будет не протолкнуться от агентов спецслужб. Русских… наших… каких угодно. Все сразу поймут, что значит ваше вмешательство.

– Он прав… – сказал Мануэль Альварадо.

Папа развел руками.

– В таком случае, мне ничего не остается, кроме как пригласить вас, синьор Мануэль, воспользоваться моим гостеприимством. Это суверенное государство, здесь вас никто не тронет, никто не имеет права даже войти на его территорию без разрешения. А такое разрешение могу дать только я.

Альварадо обвел подозрительным взглядом собравшихся.

– Я соглашусь остаться при одном только условии. Если и все остальные останутся здесь вместе со мной. Иначе… если произойдет что-то нехорошее… мне ничего не останется, кроме как подумать на отсутствующих…

– Но это… невозможно! – возмущенно сказал Джузеппе Кантарелла. – Я не могу сидеть здесь взаперти семь дней! Во имя Господа, я глава государства и не могу просто так пропасть!

Папа кивнул.

– В таком случае, нам ничего не остается, кроме как заявить о наших планах во время завтрашней мессы. После этого никто нас не остановит…

 

 

27

 

Римская республика, Рим

Утро 12 июля 2014 года

 

Рим, как таковой – состоит не только из исторического центра, куда даже после прихода к власти крайне правых стремятся попасть туристы со всего света. Рим – это обычный город, правда, очень старый, где живут самые обычные люди: служащие многочисленных учреждений республики и муниципальных, пресловутые мусорщики, [353] водители и прочий рабочий люд. Они просто живут, утром едут на работу, вечером с работы, заходят к пекарю и мяснику – потому что в этой благословенной стране почти нет привычных глазу цивилизованного человека супермаркетов. То, что для туристов большой аттракцион под названием «город с историей в пять тысяч лет», для них просто жизнь.

Утро еще не вступило в свои права здесь, на Санта-Базилио, северо-восточном муниципальном округе Рима. Это место было типичным спальным районом Рима, оно интенсивно застраивалось в 30–40-е на деньги мафии. Как строит мафия, выходцы с Сицилии, – ежу понятно. Сицилийцы были немного не такими, как все итальянцы… скорее они были «концентрированными» итальянцами с примесью других, арабских и африканских культур. Общественное в жизни сицилийца значило очень многое: даже когда земли было достаточно, сицилийцы все равно строились очень тесно, их дома буквально наползали друг на друга. Стоит ли удивляться, что сицилийцы настроили в Риме настоящие муравейники, в узких, почти средневековых улочках которых тьма держалась еще по часу, а то и больше после восхода солнца. Это было не потому, что сицилийцы распиливали выделенный на строительство бюджет – хотя и это было, грех отрицать. Просто сицилийцы не ведали никакой другой жизни, кроме этой. Жизни рука об руку, глаза в глаза.

Если вы окажетесь на Виа Мондольфо, одной из улиц квартала Санта-Базилио, которая в полном праве может называться гордым именем «улица», и пойдете от нее на восток – возможно, вы окажетесь как раз в том самом проулке, о котором пойдет речь. Там их много – восемь, так что шансы оказаться в правильном – один к восьми. Все они одинаковы – узкие, темные, замусоренные, потому что уборщики часто не могут проехать по этим проулкам на своих маленьких юрких машинках: достаточно одному несознательному заехать в проулок на своей машине, и voila. Стены этих пещер составляют дома, построенные как раз в те времена. Сейчас это – не более чем доходные дома, сдаваемые на срок от одного месяца.

В одной из квартир на последнем этаже – съемных, конечно, – ее жилец проснулся, когда еще не рассвело. Привычно бесшумно, ставя ногу с пятки на носок, прошел в ванную, крутанул холодный кран. Встал под душ, наслаждаясь десятками бичей, стегающих его тело. После Африки он находил истинное удовольствие в том, чтобы постоять под холодной водой.

Горячая вода здесь была – от газового котла. Но он его никогда не включал – не считал нужным.

Претерпев ставшую привычной для него пытку, человек выключил душ и наскоро вытерся полотенцем. Прошел в закуток, который по какой-то злой насмешке прозвали кухней. [354] Принялся готовить себе завтрак.

Его обед был скромным и непритязательным: он ел на завтрак всегда одно и то же и никогда не пытался разнообразить свое меню. Яичница в четыре яйца, без молока, ветчины, круто посоленная. Немного хлеба. То, что осталось от вчерашнего ужина, – обычно это кусок остывшей пиццы. Немного молока.

Все это он приготовил себе и тут же, на кухне, съел в полном молчании и сосредоточенности. Ничто не нарушало тишину – как и все профессионалы, этот человек не купил себе ни радио, ни телевизора: посторонние звуки могли заглушить тяжелые или, наоборот, осторожные шаги на лестнице, шорох черепицы, едва слышный скрип стеклореза, вырезающего дыру в окне…

Профессионалы…

Покончив с завтраком и вымыв за собой посуду, человек прошел в комнату, которая служила ему спальней и служила бы гостиной – если бы он принимал гостей. Но он не принимал гостей – и спал поочередно то в спальне, то в столовой.

Свой костюм он приготовил еще вчера – темно-синяя форма карабинеров с положенными нашивками и специальным шевроном, удостоверяющим его принадлежность к римской квестуре. Это был не маскарад – это была его настоящая форма. Форма помощника римского квестора, [355] которым он последние несколько месяцев и являлся.

На кровати лежал пистолет. Его табельный, выданный ему в оружейной, – хотя вчера он потратил три часа на то, чтобы привести его в состояние, необходимое для исполнения его замысла. Штатные черные пластиковые рукоятки он вчера заменил на специальные, от «Crimson Trace», они были ненамного толще, чем штатные, но включали в себя малогабаритный лазер, кнопку для его включения и плоский аккумулятор, подобный тем, какие используют в мобильных телефонах. Для того чтобы отличить модифицированный пистолет от штатного, надо было взять его в руки и присмотреться, а лазерный прицел будет ему остро необходим для того, что он задумал. Ствол пистолета он также заменил на нештатный, с резьбой, и на него насадил короткий, зачерненный титановый глушитель от «De Groat» – самый маленький и легкий пистолетный глушитель из тех, какие присутствовали на рынке, он увеличивал общую длину пистолета всего на треть. Получившееся оружие он опробовал, стреляя прямо в своей квартире по мешку, набитому старыми газетами. Получилось весьма неплохо: пистолет без глушителя нормально входил в штатную оперативную кобуру, с глушителем – проблемнее, но тоже входил, потому что у его кобуры не было низа, она была универсальной. Он еще не решил, как поступать. Скорее всего – он все же наденет глушитель заранее, времени накручивать его даже в толпе не будет. Все время, которое у него будет, – это две, максимум пять секунд. За это время он должен выхватить пистолет и сделать, по меньшей мере, два прицельных выстрела.

Патроны у него тоже были необычными. Он снаряжал магазин, чередуя усиленные германские «DWF» с вольфрамовым сердечником и североамериканские «Glaser» с мелкой дробью, которые были совершенно никакими при стрельбе по защищенной бронежилетом цели, но при этом наносили страшные ранения при стрельбе по цели незащищенной. Он рассчитал все – на цели должен быть кевларовый бронежилет, но немецкая пуля проткнет его, как копье – паучью сеть. Второй выстрел пойдет выше из-за отдачи и ударит в голову или в горло. После таких ранений не живут. Если гвардейцы настоят на том, чтобы Папа выступал перед верующими из-под колпака из пуленепробиваемого стекла, что маловероятно, – немецкий патрон, скорее всего, разрушит и его, в таком случае ему придется стрелять в максимальном темпе, чтобы сделать несколько выстрелов и разрушить преграду.

Он не знал, насколько близко ему удастся подобраться к цели. Глава Римской Католической церкви – человек публичный, он не может себе позволить таких мер безопасности, как нынешние правители этой страны. Верующие просто не поймут, если Папа будет обращаться к ним из-за пуленепробиваемого стекла.

Что же касается шансов самого Паломника остаться в живых – он их оценивал как призрачные, но реальные. Он был специалистом и знал, когда стрелять. Постоянно происходит что-то, что отвлекает внимание сотрудников службы безопасности, тем более – на таком многолюдном мероприятии. Давка, какой-то скандал, возможно, что и драка. Кое-что он уже предпринял в этом вопросе… найдется повод для того, чтобы отвлечь внимание Швейцарской гвардии. Две группы безработных актеров, которым он заплатил… одна попытается развернуть плакат, другая – взобраться на колоннаду с фотоаппаратами. И в том, и в другом случае отвлекутся не все, Папу охраняют профессионалы, которые знают, что «держать свой сектор» надо во что бы то ни стало. Но отвлекутся. Наблюдатели дальнего круга, снайперы на верхних уровнях. В этот момент он резко выхватит пистолет и выстрелит. Затем – бросит его, сбросит легкий плащ и попытается скрыться в толпе, громче всех крича «держи его». Люди инстинктивно доверяют полиции – а на нем будет полицейский мундир. И даже полицейское удостоверение, самое настоящее – если даже он попадется, но никто не укажет непосредственно на него, у него будут все шансы выскочить.

Но он готов был к тому, что погибнет. Чтобы не попасть врагу в руки живым, он уже давно обзавелся пластиковой облаткой со смертельной дозой яда. Если его попытаются взять живым – он сожмет зубы и отправится к тому, чьим именем уже двадцать с лишним лет по всей Земле творится зло…

В полной форме Паломник подошел к зеркалу. Улыбнулся – а потом плавным движением выхватил пистолет из кобуры, вскинул его и нажал на спуск. Еще раз. Еще…

 

28

 

Ватикан

Утро 12 июля 2014 года

 

В это же время в одном из зданий, расположенных на территории Ватикана, одевался, собираясь выступить с одной из самых поразительных речей за всю историю человечества, речей уровня обвинительной речи Цицерона в Сенате, Джузеппе «Джо» Кантарелла. Диктатор Римской Республики, пожизненный сенатор, надежда Италии…

А возможно – и всего мира.

Как политик Джо Кантарелла сформировался не в Италии, он сформировался в России. Долгие тринадцать лет он представлял Итальянское Королевство в Санкт-Петербурге, наблюдал за политической жизнью этого имперского города, впитывал особенности его политики, бывал на светских мероприятиях и даже обзавелся русской супругой и наполовину русскими детьми. Из русской политической жизни он вынес несколько правил, которым старался следовать и которые вознесли его на вершину успеха.

Правило первое: демократия как политическая система сама по себе ничего не стоит. Это инструмент, ничем не лучше и не хуже других. Демократия – это инструмент отбора лучших во власть, и если с его помощью отобрать лучших во власть не удается – от него следует отказаться. Именно поэтому Джо Кантарелла стал одним из заговорщиков, обеспечивших свержение слабого и не пользующегося уважением короля, а потом стал могильщиком республики и зачинщиком диктатуры.

Правило второе: сильная власть всегда лучше слабой. Власть должна пользоваться уважением, иначе это не власть. Пока Италия к этому не пришла – но обязательно придет.

Правило третье: власть не должна контролировать то, что контролировать не в состоянии. К этому тоже шли… медленно, но верно. Не было больше палаты депутатов – и значит, им не нужно было оправдывать свое существование, принимая все новые и новые законы. Итальянская правовая система была одной из самых развитых в мире – но теперь количество законов сокращалось. Диктатура оставляла только те законы, исполнение которых всегда могла проконтролировать. Но контролировала жестко: Италия впервые начала понимать, что значит жить при законе. Если раньше законов было много, но не для всех – то теперь законов было немного, но они распространялись на всех и на каждого.

Правило четвертое: никогда не прощай своих врагов, даже если идешь на временные компромиссы с ними.

Это правило Джо Кантарелла отмечал особо. История России XX века, особенно первой половины XX века – это история двух войн, войны внешней и войны внутренней. Войны внешней – Российская империя противопоставила себя всему внешнему миру: САСШ, Великобритании, Италии, Японии… всем! Даже Священная Римская империя, единственный союзник России в тот момент, была вовсе не в восторге, что железную дорогу в Багдад придется тянуть не из Берлина, а из Санкт-Петербурга. И одновременно с этим – в стране шла внутренняя война. Крестьяне боролись за расширение земельных наделов и с зарождающимися на селе крупными фермерами, занимающими их землю. В городах – зараженные коммунизмом рабочие требовали расширения своих прав. Большинство образованного класса считало абсолютную монархию отжившей формой правления и требовало конституционной монархии или даже республики. Свирепствовал террор. В этих условиях русским императорам пришлось проявить чудеса изворотливости и гибкости: они пустили в страну североамериканский капитал, они разрешили частным заводчикам создавать свои армии и подавлять выступления рабочих, долгое время страна балансировала между проанглийским и прогерманским офицерскими заговорами, и то, что ни один из них так и не был реализован, было свидетельством того, что офицеры больше опасались успеха противоположного лагеря, чем своего успеха. Но кто и что в итоге получил? Североамериканские соединенные штаты – в руинах. Британия – в еще более страшных руинах. Священная Римская империя уже не лидирует на континенте, наоборот – она вынуждена заказывать вооружения на русских заводах, как сто лет назад Россия заказывала вооружения на германских. Но самое главное – никто, кроме монархии и, наверное, народа, не победил в России в противостоянии XX века. Коммунисты – погибли, кто в застенках, кто во время «черного террора». Эсеры – перебили сами себя в междоусобной войне. Офицеры – никому так ни разу и не удалость прийти к власти, даже прославленному адмиралу Колчаку. Восточные князьки и царьки, которые приглашали казаков, чтобы обеспечить безопасность своего трона? Ну и где они? В лучшем случае – живут в Санкт-Петербурге, наверное, и забыли уже, откуда происходит их богатство.

Вот это – вступить в соглашение, чтобы потом уничтожить – Джо Кантарелла понял лучше всего. Именно это он сейчас собирался сделать.

Хватит вражды! Ватикан нуждается в Риме точно так же, как Рим нуждается в Ватикане. Первый – имеет религию, проникающую на все континенты, монополию на истину, имя Христово, с которым засыпают и просыпаются, рождаются и умирают на пяти континентах. Второй – имеет государственность, экономику, армию и самое главное – нефть. Объединить это – и создастся Империя, которая превзойдет даже Рим во времена его расцвета. Владения на трех континентах: в Европе, Африке и Латинской Америке. И самое главное – Мексика. Страна, где бандиты, на совести которых сотни загубленных жизней, идут в католическую иглесию и неумело молятся Святому Франциско, покровителю разбойников и бандитов. Если Мексика будет за ними – вопрос о принадлежности Латинской Америки будет снят.

А потом – можно будет убрать своих попутчиков. Он не будет этого делать. Он – не более чем политик, он никогда не держал в руках винтовки, никогда не шел в бой. Но вот его сын, контр-адмирал флота, прошедший школу 10-й катерной флотилии, – вот он уберет всех. Альварадо… Салези… да Скалья… всех.

Победитель может быть только один. Герой может быть только один. Иначе – как граждане разберутся, кого уважать и любить больше?

Победитель может быть только один.

В дверь осторожно постучали, заглянул прикрепленный офицер правительственной службы охраны.

– Пора, синьор.

Джо Кантарелла улыбнулся. Да… и в самом деле – пора.

И в этот момент зазвонил телефон. Номер этого телефона знали только двое во всем мире, и одним из них был он сам.

Диктатор ответил на звонок:

– Как все прошло?

– Мы сделали это, отец…

Уголки рта диктатора начали подниматься вверх, даже против его воли.

– Ты видел его труп?

– Да, видел. Я потерял половину своих людей, прежде чем мы ворвались в дом.

Контр-адмирал Мануэле Кантарелла не сказал, что, когда они ворвались в дом, барон Салези был уже мертв. Он просто не посчитал нужным это говорить отцу.

– Хорошо, – коротко сказал Кантарелла.

– Мы уходим.

– Действуй, как договорились. Можешь считать себя полным адмиралом…

Диктатор отключил трубку. И, размахнувшись, бросил ее об пол – но не со злости, а от радости, переполнявшей его…

Какие же они все идиоты…

Неужели они думают, что смогут переиграть его? Неужели они думают, что смогут переиграть государство?

«Преступный мир таков, каким государство позволяет ему быть…»

Он хорошо, отчетливо хорошо помнил эти слова. Это были слова несменяемого товарища министра внутренних дел России Кахи Несторовича Цакая.

Преступный мир таков, каким государство позволяет ему быть…

И преступники в рясах – такие же преступники, как и любые другие.

 

В это же самое время к субботней мессе готовился Папа. Для него это было делом привычным, он был умен и красноречив – но сегодня ему все никак не удавалось сосредоточиться…

Интересно, о чем думают эти идиоты? Неужели они и в самом деле верят, что кто-то из них будет править?

Нет, править будет Ватикан. Рим – не более чем скопище политиканов, гнусных, изверившихся, заботящихся только о своей шкуре. Альварадо – убийца и законченный бандит. Марвиц – просто заигравшийся в игры человек. Разве с такими построишь Империю?

Нет!

Империя строится только тогда, когда находятся люди, готовые отдать жизни за нее, за ее процветание и дальнейшее существование. Только вера в благое, в загробное воздание, в рай способна пересилить страх смерти. Вера, и только вера способна сплотить в единое целое народы с самой разной историей, культурой, даже языком.

Ватикан! Не Рим. Новая Папская Республика – как вершина всего. Как апогей развития христианства. Новая инквизиция против заблудших, новые крестовые походы…

Земля растлилась перед ликом Божьим, и наполнилась земля злодеяниями.

 

И воззрел Господь на Землю, и вот, она растленна, ибо всякая плоть извратила путь свой на Земле. И сказал Господь Ною, конец всякой плоти пришел пред лице Мое, ибо земля наполнилась от них злодеяниями, и вот – я истреблю их с Земли … [356]

 

Огнем и мечом. Огнем и мечом…

 

 

29

 

Ватикан

Площадь Святого Петра

Июля 2014 года

 

– Стефанетти! Черт бы тебя побрал, ты где шляешься?

Крепкая рука буквально выдернула Паломника из толпы, и он оказался лицом к лицу с куратором Ванетти. Куратор – такая новая должность, сейчас вообще в этих должностях сам черт ногу сломит. В общем – людей из разведки перебросили в армию и полицию. Для оздоровления обстановки…

– Прошу прощения…

– Мне твое прощение знаешь где… Короче – вставай на первый пост, там нет никого. На, держи…

Куратор достал из кармана небольшую булавку с белой головкой, быстро приколол ее. Опознавательный знак «свой–чужой».

– Сегодня отстоишь нормально – взыскания не будет. Если же нет…

– Я все понял.

– Надеюсь…

 

Стефанетти – такой была новая фамилия Паломника – настороженно пошевелился, увидев вдалеке, как на балконе, с которого Папа должен был обратиться с мессой к собравшимся на площади людям, спешно устанавливали бело-желтый полог: погода портилась.

Скорее бы…

Рядом с ним стоял Гриччини, простоватый ломбардиец, который ему был должен. Паломник, уже несколько месяцев работающий в Риме, вполне официально, – один раз выручил его в серьезной ситуации с травкой. Гриччини, добрый малый, у которого мозгов было не больше, чем у овец, которых пас ему отец, – помнил это.

– Подмени. Отойду, ладно…

Гриччини, не оборачиваясь, кивнул головой.

Паломник шагнул в сторону – и толпа растворила его в себе.

Мануэле… чертов сукин сын. Остается надеяться, что ты и в самом деле был прав…

 

 

30

 

Капо Комино, Италия

Лето 2009 года