Здание кантональной прокуратуры

Авеню де Бержери, 42

Июля 2014 года

 

На снисхождение мне стоило рассчитывать очень и очень не скоро: швейцарцы известны своим неуклонным и педантичным следованием законам. Изначально многое зависело от того, в какое ведомство я попаду. Швейцарская военная разведка называлась «Strategischer Nachrichtendienst», или SND, офис стратегической информации. Если я попаду туда – то встречу коллег, которые будут заинтересованы в обмене меня на некую информацию или привилегии от русских разведывательных служб. Им наплевать, какие я законы нарушил, более того – они должны прикрыть меня от своих «законников», чтобы сохранить как предмет для торга. Гораздо хуже, если я попаду в «Bundesanwaltschaft», прокуратуру. Для следователей федеральной прокуратуры я не более чем подозрительный иностранец, неизвестно как попавший в страну, причастный к похищению, стрельбе на светском мероприятии, стрельбе на дороге, убийствам. Все это может закончиться для меня смертной казнью – в Швейцарии она существует. Учитывая политические обстоятельства, сомнительные обстоятельства уголовного дела (как, например, на балу Красного Креста оказались двое профессиональных убийц – а адвокат такой вопрос, несомненно, задаст), а также вес державы, которую я представляю, – все закончится тайным соглашением и передачей меня для суда в России. Однако все это произойдет через несколько месяцев, и все это время я буду сидеть в камере, напичканный информацией чрезвычайной важности и не имеющий возможности ее передать.

Да, да… По глупости – торопясь в Женеву, я так и не передал ту информацию, полученную от барона Полетти, в Санкт-Петербург. В экстренной ситуации я мог оставить сообщение на интернет-форуме, достаточно было просто заскочить в любой интернет-бар. Но я этого не сделал. И какие бы причины тому ни были – это было не оправдание.

Когда мы выехали на трассу, ведущую в Лозанну, – а я знал, что в этом городе находится офис «Bundesanwaltschaft», ведущий расследования по кантону Женева, – я понял, что дела идут по самому худшему варианту. Для швейцарского государства я не провалившийся разведчик, а преступник.

Мелькнула даже мысль – бежать. Выбить у одного из сопровождавших меня автомат, положить остальных и бежать. Но я сразу отмел эту мысль. Первое – если даже мне удастся в одиночку положить всех, далеко не факт, что я выберусь даже из самой Лозанны. Здесь все следят за всеми, увидев что-то или кого-то подозрительного – сразу же вызывают полицию. Второе – меня не поймет собственное государство, если я устрою бойню полицейских. Да я и сам себя не пойму… в конце концов, они тоже мои коллеги в каком-то смысле. Просто я обеспечиваю безопасность своего государства и другими методами.

И потому – я молча сидел и ждал, пока мы ехали в Лозанну, молча вышел из машины, когда меня попросили это сделать, и проследовал в сопровождении эскорта полицейских в здание. Меня конвоировали одновременно шестеро, с автоматическим оружием, в бронежилетах – значит, воспринимали всерьез…

В здании полиции меня никак не зарегистрировали, просто отвели в одну из комнат на втором этаже и оставили там, заперев дверь и ничего не объясняя. Я не пытался заговорить ни с кем, и никто не пытался заговорить со мной – каждый делал свое дело. В помещении были стулья, стол (все из пластика), большое зеркало. Одна из стен была полностью белой.

В этом помещении я прождал больше часа со скованными наручниками руками, надеясь на то, что если меня не зарегистрировали как задержанного, то насчет меня идет какой-то торг между прокуратурой и разведслужбой. Мои надежды не оправдались – открылась дверь, и вошли двое. Один невзрачный, лысоватый, в белом халате, с ноутбуком под мышкой и небольшим чемоданчиком. Другой – с пустыми руками, в которых не было даже блокнота, одетый получше, с аккуратной мушкетерской бородкой. Это, видимо, следователь, и очень небольшой шанс на то, что разведчик…

Специалист в белом халате выставил на стол ноутбук и включил его. Затем достал из чемодана какую-то небольшую бутылочку и ключ. Я выставил вперед руки, и специалист открыл наручники…

– Будьте любезны, вашу правую руку…

Я сделал то, что велено, и медик протер мои пальцы по очереди каким-то препаратом. Правую руку, потом левую. Каждый раз отдельной ваткой, и каждую ватку спрятал в пробирку, но я уже плеснул на руки спиртного из фляжки Зиммера и тест на остатки пороха ничего швейцарцам не даст. Программа в ноутбуке уже загрузилась.

– Теперь будьте любезны, по очереди приложите каждый ваш палец вот сюда. Сюда, на эту площадку.

Я сделал, что сказано. Медик внимательно контролировал меня, прося приложить плотнее, если его что-то не устраивало…

– Теперь будьте любезны встать вон туда. Лицом к столу.

Я встал к белой стене, медик размотал кусок ленты с делениями и наклеил его на стену, оторвав по моему росту, – лента была одноразовой, зачем – не знаю. Дальше – меня сфотографировали на веб-камеру со всех ракурсов.

Посмотрев в компьютер и покачав головой в ответ на вопросительный взгляд «мушкетера», медик удалился, оставив ноутбук на столе.

– Я могу садиться? – осведомился я, стоя у стены. Очень любезно осведомился.

– Да-да… конечно.

Я сел. «Мушкетер» посмотрел в компьютер, потом закрыл его.

– Что все это означает? – спросил я.

– Это означает, что вы задержаны, сударь. Вас подозревают в умышленном убийстве, незаконном пересечении границы, террористических действиях. Все это очень серьезные преступления, сударь.

– Если это так, где мой адвокат? Я требую адвоката.

– Боюсь, вы находитесь не в том положении, чтобы что-то требовать, сударь, – «мушкетер» говорил спокойно и серьезно, без рисовки, с полным осознанием важности того, что он говорит, – по нашим законам я имею право продлить срок предварительного расследования до года, заручившись согласием кантонального прокурора. Все это время вы будете сидеть в камере, господин Воронцов, без предъявления обвинения. Вы выбрали не лучшую страну для своих подвигов.

Значит, он знает мое имя. Уже хлеб. Я и сам не собирался его скрывать – но если так, будет немного проще.

– Могу ли я узнать ваше имя? И в каком качестве вы здесь находитесь.

– Я специальный помощник кантонального прокурора Арнольд Реусс. В качестве уполномоченного кантональной прокуратуры мне предписано решить, имеет ли здесь место преступление и если имеет – каким образом будет проводиться следствие. В ваших интересах ответить правдиво на все мои вопросы.

Можно было выбрать одну из трех тактик. Оборонительную, наступательную или просто молчать. Мне надо было как можно быстрее выйти отсюда или хотя бы добиться, чтобы ко мне пригласили адвоката или консула, чтобы передать информацию. Так что выбора особого у меня не было – вперед и только вперед.

– Так я не имею права на адвоката? – нервно осведомился я, как осведомился бы любой турист, попавший в неприятную ситуацию в чужой стране.

– Нет, господин Воронцов. Это всего лишь проверочная беседа, она никак не подпадает под действие уголовного закона.

– Но от нее будет зависеть, предъявят ли мне обвинение, так?

– Вы начинаете меня понимать, господин Воронцов.

– Но у нас, в России, адвокат должен присутствовать при любой беседе!

В глазах швейцарца что-то промелькнуло.

– Вы не в России, герр Воронцов. Вы в Швейцарии. Все здесь происходит и будет происходить так, как считаем нужным мы.

А не так, как положено у вас, варваров. Парадокс… но на самом деле – Швейцария намного менее свободная страна, чем Россия. У нас не доверяют ни полиции, ни государству – и потому закон существует для того, чтобы защитить простого человека от произвола. То есть возможность произвола предполагается априори, и путь ему перекрывается законом. В Швейцарии считается, что честному человеку бояться нечего, и потому закон защищает его от полиции в куда меньшей степени.

– Хорошо, спрашивайте. Но учтите – я могу пожаловаться!

– Несомненно, герр Воронцов. Вы желаете продолжать беседу на немецком языке или предпочитаете, чтобы я пригласил переводчика?

– Немецкий вполне устроит.

– Хорошо. Начнем с самого простого вопроса – как вы попали в Швейцарию?

– Самолетом.

– Каким рейсом вы прилетели?

– Марсель–Лугано.

– Естественно, мы найдем ваше имя в списке пассажиров, не так ли?

– Возможно.

Реусс вопросительно вскинул брови:

– Как это понимать?

– У меня был паспорт на имя Бааде.

– То есть поддельный паспорт?

– Нет. Он выдан полностью в соответствии с германскими законами, есть в базе данных. Юлиус Бааде, можете проверить.

– Выдача себя за другое лицо – это серьезное преступление, герр Воронцов, – сказал Реусс, – боюсь, за это вы можете получить наказание в виде лишения свободы на срок до двух лет, кроме того, вы никогда не сможете больше посетить Конфедерацию, герр Воронцов.

– Я так не думаю, герр Реусс.

– Объяснитесь.

– Как я уже сказал, паспорт на имя герра Бааде является подлинным, зарегистрированным по всем правилам. Следовательно, о какой выдаче себя за другое лицо идет речь? У меня есть подлинный паспорт, им я и воспользовался. Граждане Священной Римской империи имеют право пересекать вашу границу без визы, не так ли?

Реусс немного смутился. В его пораженных бумажной пылью мозгах это не укладывалось…

– Но вы же человек по имени Александр Воронцов, подданный России, вы сами это признали, сударь?

– Разве? По моему, это вам так нравится меня называть. Я не против.

Реусс тормознул, пытаясь понять, как строить беседу дальше. Не нашел ничего лучшего, как спросить в лоб:

– Я так полагаю, герр Воронцов… или герр Бааде, как вам будет угодно, вы не настроены на сотрудничество?

Я широко улыбнулся:

– Верно. И я даже объясню вам, почему. Видите ли, господин Реусс, в цивилизованном мире правила уголовного преследования строятся следующим образом: вы как представитель государства обязаны предъявить мне надлежащим образом сформулированное обвинение, подкрепленное вдобавок доказательствами. И передать это дело на рассмотрение в независимый и беспристрастный суд. В противоположность этому я никак не обязан доказывать свою невиновность. Вы же, герр Реусс, пытаетесь получить от меня информацию, чтобы использовать ее против меня же. В этом я никак не буду вам содействовать. Однако я отвечу на те вопросы, на какие посчитаю нужным ответить, если это поможет вам раскрыть преступления, очевидцем которых я являлся.

– Очевидцем, герр Воронцов…

Судя по тону – Реусс просто опешил от такой наглости.

– Именно. Очевидцем.

Какое-то время Реусс что-то нервно тыкал в ноутбуке – я не исключаю даже, что играл в какую-то игру, чтобы успокоить нервы от общения со столь необычным и не уважающим государство подозреваемым. Потом повернул экран ко мне – именно экран, этот ноутбук имел функцию демонстратора, экран мог поворачиваться под углом 360 градусов.

– Посмотрите внимательно. Кто-либо из этих людей вам известен?

Я посмотрел – так и есть, фотографии из базы данных Интерпола. Представлял интерес для меня только третий. Казимеж Глоцек – по крайней мере, его последнее имя было таким. Поляк, бывший полицейский, ныне – профессиональный убийца. В молодости увлекался стрелковым спортом, мастер спорта по пулевой стрельбе из винтовки, профессиональный снайпер. На территории Российской империи приговорен к смертной казни за участие в террористических актах. Получается… мир стал намного лучше после вчерашнего «Бал де ла Круа Руж», хотя его организаторы не рассчитывали на очищение столь радикальное, они просто хотели собрать благотворительные взносы.

И даже приятный холодок по жилам… это как же я кому-то помешал, если для того, чтобы помешать мне, бросили лучших наемных убийц всего европейского континента. И какого же уровня идет игра, если в ней участвуют такие люди…

Дальше шли еще люди, которых я не знал. По виду – итальянцы, это те, кто погиб в микроавтобусе. Готов поставить деньги на то, что это наемники, связанные с Ватиканом.

– Итак?

– Двоих из них я видел вчера на балу. «Бал де ла Круа Руж», Женева. Один из них… да, кажется, один из них был официантом… Странно, верно?

– То есть вы подтверждаете, что были на этом балу, сударь?

Я пожал плечами:

– Мне скрывать нечего. Конечно, я там был. Как представитель русского дворянства я вполне имел право там находиться.

– На этом балу убили троих, – наклоняясь вперед, сказал Реусс.

Да… тактике допроса не мешало бы поучиться…

– Да? Так вот что произошло? – даже всплеснул руками я… – немного переигрываю… – А я-то думал, что ворвались грабители. Такой кошмар, я только начал тур вальса со своей дамой… и вдруг какой-то грохот, свет погас, музыка оборвалась. Я только и успел, что схватить свою даму за руку и немедленно покинуть мероприятие… Так, значит, там кого-то убили?

Реусс тяжело вздохнул:

– Вы издеваетесь?

– Ну что вы, сударь? Я сам так испугался… так это были убийцы? А что они хотели?! Ужасно… я напишу господину Келленбергеру [314] возмущенное письмо. Просто возмутительно, что охрана пропустила убийц…

Реусс смотрел на меня таким взглядом, от какого, по его мнению, я должен был спрятаться под стол.

– Вы заявились на ежегодный бал Швейцарского Красного Креста, до этого нелегально въехав в страну, сударь. Лиц с вашими титулами на входе не обыскивают, и вы, таким образом, пронесли на бал как минимум два пистолета. Во время тура вальса, как вы это называете, вы открыли стрельбу в переполненном зале и убили трех человек и еще нескольких – ранили. Напоследок – вы скрылись на вертолете…

Я снова рассмеялся:

– Боже… вы шутите? Вы знаете, сколько мне лет? Сударь, я уважаемый человек, занимался бизнесом в Североамериканских соединенных штатах. Да, бизнес был связан с безопасностью – но, боюсь, вы несколько превратно понимаете суть бизнеса на безопасности. Да, внешне это может казаться опасным и даже не совсем законным… но я долгое время не имею дело ни с чем опаснее шариковой ручки. А мое орудие труда – это ноутбук, подобный вашему, а не пистолет, сударь. Я организую работу, нанимаю людей, встречаюсь с потенциальными заказчиками и стараюсь их убедить в том, что мои предложения, связанные с безопасностью, лучшие по соотношению цены и качества. Международный бизнес не предусматривает буйства и убийств, а на вертолете я не летал уже года два. Я…

– Вы убийца и шпион, сударь, – сказал Реусс, – и тот факт, что убитые вами люди сами имели серьезные проблемы с законом, не освобождает вас от ответственности за содеянное. Если вы получили информацию о нахождении в том или ином месте разыскиваемых за преступления лиц, вам следовало сообщить в полицию, и полиция арестовала бы их. Но нет, вы нелегально достали оружие, пошли на светское мероприятие, убили троих и поставили под угрозу жизни как минимум сотни людей. Но вы ошиблись в одном, сударь, – вы сделали это в Швейцарии. В нашей стране принято уважать законы, а не идти напролом с пистолетом в каждой руке. И я сделаю все, сударь, чтобы у вас было как можно больше времени, чтобы осознать свои ошибки. Швейцарская тюремная система славится своим гостеприимством.

– Послушайте, – примирительным тоном сказал я, – ну какой вертолет, какая стрельба. То, что вы рассказываете, больше подходит для остросюжетного фильма…

– Сударь, ваше спасение заключается в вашей полной искренности. Где Великая Княгиня Ксения Александровна Романова? Мы читаем газеты и знаем о том, что вас связывают… некие узы, но похищение Великой Княгини в центре Женевы…

Открылась дверь – я не оборачивался, но, судя по тому, какое выражение приобрело лицо господина Реусса, раздраженное и в то же время немного испуганное, он не ожидал увидеть в дверях человека, которого увидел, и визит этот был нежелателен.

Похоже, «Strategischer Nachrichtendienst» все-таки узнала о моем бедственном положении.

– Ни к чему не прикасайтесь, герр Воронцов.

Я примирительно поднял руки.

Реусс вернулся через несколько минут, растерянный донельзя. Вместе с ним были два господина, в цивильном платье и с короткоствольными автоматами под пиджаками. Уж очень… существенно выпирало.

– Господин Бааде, – объявил Реусс, – вы должны пойти с этими людьми.

– То есть как? – начал качать права я. – Кто это такие? Я их не знаю. Какому ведомству они принадлежат? Если меня в чем-то подозревают, пусть мною займется полиция, в конце концов. Что у вас за законы здесь?

– Сударь, мы из военной полиции, – объявил мне один из сопровождающих, – компетентными органами принято решение выдворить вас из страны. Это решение должно быть исполнено немедленно. Вы должны проследовать с нами в аэропорт, где вы будете посажены на самолет за счет Швейцарской Конфедерации и покинете пределы нашей страны навсегда.

Так быстро? Решили не связываться с дурно пахнущей историей? Или на улице, где-нибудь на ратуше, ждет четвертый из ватиканского синклита убийц со снайперской винтовкой в руках?

Но выбора у меня не было.

– Хорошо, идемте.

Мы вышли – но не через парадный вход, через который меня заводили, а во дворик. Во дворике было тесно от машин, это были машины марки «Хорьх», все как один черного цвета, используемые в Конфедерации как служебные и правительственные. Несколько человек охраняли двор с автоматическим оружием, было видно, что они действительно чего-то опасаются, а не просто отбывают номер. Я сел в машину, двое сели по бокам – после чего кортеж пришел в движение, выкатился на улицу. Уже стемнело, городские улицы были залиты огнями. На головной машине включили мигалку, но без сирены.

– Куда мы едем? – спросил я.

– В аэропорт.

– Хорошо, тогда верните документы.

– Документы вам вернут в аэропорту.

Пятьдесят на пятьдесят. Либо верить, либо нет. Я поверил…

Мы и в самом деле прибыли в аэропорт – но остановились не перед зданием пассажирского терминала. Машины проехали дальше и подкатили к служебному выезду. Через этот выезд на поле попадали только машины аэропорта.

После коротких переговоров машины проехали дальше, выехали на поле. Прожектора, освещающие поле, давали резкий перепад света и тьмы – тьмы такой, что и с пяти шагов не видно, что в ней.

Машины проехали мимо того, что было бизнес-терминалом. Я не знал этот аэропорт и понял про бизнес-терминал по небольшим реактивным и турбовинтовым самолетам, стоящим около небольшого, щегольски отделанного здания. Самолеты здесь имеют многие – просто в условиях гор автомобиль ничуть не безопаснее самолета, но самолет намного быстрее.

Мы проехали дальше. В самом конце летного поля стоял какой-то большой самолет, я даже не сразу понял, что это за самолет. Только когда подъехали почти вплотную, понял: «Юнкерс», военная, четырехсотая модель. Недавно модернизированный военно-транспортный самолет, основной транспортный в германском Люфтваффе. Что он тут делал – непонятно, швейцарцы, насколько я помню, имели основным маленький, двухдвигательный «Юнкерс» – наследник знаменитого «U52-3».

Самолет охраняли. И не сказать, что швейцарцы.

Из машины меня почти что вытолкнули. Швейцарцы больше не хотели иметь со мной никакого дела. Люди у самолета не встречали меня, они охраняли самолет и не более того.

– Что происходит? – спросил я у одного из военных полицейских, привезших меня сюда.

– Это ваш самолет, герр Бааде, самолет, на котором вас доставят в Берлин. Ваш пакет с документами, прошу. Ауфвидерзеен.

Военный полицейский поднял стекло – и машины кортежа тронулись, оставляя меня на летном поле один на один с моей новой «родиной»…

 

В самолете меня наскоро обыскали, потом подтолкнули вперед. В головной части самолета было что-то вроде вставки… Этот «Юнкерс» был переоборудован из чисто военного в самолет для перевозки высшего командного состава. Это делается путем помещения в фюзеляж специальной, размерами точно подходящей под фюзеляж вставки, в которой есть и шумоизолирующие материалы, и собственный источник электричества, и комфорт – не сравнить с гулким и тряским десантным самолетом. В этом варианте – вставка была не на весь фюзеляж, оставалось место для группы сопровождения или для пары машин.

После того, как за мной захлопнулся люк, рев моторов как отсекло, шумоизоляция была просто отличной. Несколько рабочих мест, за каждым из которых сидят и работают операторы. Судя по изображениям на экранах мониторов – у них прямая связь с базами данных, подключенных к спутнику.

Чуть дальше было что-то вроде небольшого кабинета для совещаний, стол на шесть персон и одна из них во главе стола, отделенная от операторской прозрачной перегородкой. Решив, что если гора не идет к Магомету, то Магомет сам непременно должен отправиться к горе, я направился в сторону кабинета для совещаний, где на данный момент присутствовал только один человек.

Открыл дверь. Человек оторвался от документов, подняв на меня глаза. Около пятидесяти, среднего роста, худой, волосы пострижены короче, чем принято, лицо обветренное и с навсегда въевшимся в кожу африканским загаром. Дорогой костюм, висящий как на вешалке. Взгляд опасного фанатика или даже психопата.

– Присядьте, герр Бааде, – сказал он, показывая на кресло, – нам предстоит с вами долгий разговор.

– Кто вы такой? – спросил я.

– Генерал-лейтенант сил полиции Рейха Манфред Ирлмайер. Начальник четвертого управления РСХА. Вопрос, кем на деле являетесь вы, куда более занимателен, не так ли, герр Бааде? До места назначения мы еще успеем его обсудить, полагаю. Сядьте!

Я понял, что я влип. Вот на сей раз – капитально влип. На всякого мудреца достаточно простоты…

 

 

8

 

Где-то в Италии

Июля 2014 года

 

Полет был относительно недолгим… впрочем, все полеты в Европе относительно недолгие для тех, кто привык к русским просторам. Европа вызывает… неуважение, наверное, своей ухоженностью, кукольными фермами и домами и еще тем, что некоторые страны можно пересечь пешком за один день. [315] По моим прикидкам – мы летели на юг, значит, возвращались в Италию. Для чего я нужен немцам, я не знал, но как попался – уже понял. Дело в том, что мы и немцы… как бы дружили. То есть русская и немецкая разведка оказывали друг другу разные мелкие услуги типа взаимного предоставления крыш и выдачи подлинных документов на фальшивые имена. Я одно время работал с немцами плотно, отсюда мне достался паспорт на имя герра Юлиуса Бааде. Вопрос был в том, что тот, кто мне его сделал, – сделал это неофициально, как бы в знак дружбы. По крайней мере, так он меня уверял. Но судя по тому, что произошло, – этот паспорт немцам удалось отследить, а дальше – они просто вышли на швейцарцев сразу, как только получили информацию о задержании герра Юлиуса Бааде. И швейцарцы передали меня как подданного Его Величества Кайзера. Они чисты – я сам уверял, что паспорт на имя Бааде подлинный.

Это в самом лучшем случае. Могло быть и так, что они прямо замешаны в гнусных делах Ватиканского престола, и в таком случае – они целенаправленно ждали, пока я ошибусь с паспортом. Как бы то ни было, пока я не могу сделать ничего, паспорт-то подлинный, получается, я подданный Его Величества Кайзера, и никому до меня не должно быть дела. Попался на свою же уловку. Конечно, можно бежать… но я пока решил этого не делать. Как знать… что будет дальше.

А дальше самолет совершил посадку. К самолету подали несколько машин, гражданских, в том числе несколько легких грузовиков. Ирлмайер указал мне место рядом с собой, в тяжелом угловатом внедорожнике, переделанном из армейского. Ехали быстро и недолго, конечной целью нашего путешествия явилась какая-то ферма. Похоже, скотный двор [316] … аллюзия неприятная, признаю.

Приехали под вечер, практически сразу Ирлмайер приказал накрывать ужин. Мне он предложил быть своим гостем…

Подали, как и следовало ожидать, телятину. Но не ту, которую подают в некоторых областях Италии, отлично обработанную, с ягодами и травами, протомленную в печи. Здесь было просто мясо, пожаренное на решетке и с излишним количеством трав и пряностей. Тем не менее это было свежее мясо, и голод им утолить вполне было можно.

Ирлмайер ел истово, с аппетитом.

Что я о нем знал? В сущности, очень немного. Как и все люди, имеющие отношение к разведдеятельности, я следил за основными назначениями, но в последнее время – только по открытым источникам. В Берлине у меня были друзья… но Ирлмайер точно не был из их числа. Он явно был не из Берлина… выскочка откуда-то с территорий. Как и везде во власти, в Берлине существовала конкуренция между жителями столицы и выскочками с опасных границ Империи, талантливыми детьми провинции. Первые были лучше образованы, с детства готовились к своей стезе, часто происходили из заметных и уважаемых родов. Вторые были умны, хитры, знали реальную обстановку и готовы были грызться зубами за место под солнцем. Герр Ирлмайер относился как раз ко второй категории, вдобавок, судя по загару, он длительное время работал в Африке. А это дает беспардонность и пристрастие к кардинальным решениям, такие люди не склонны к долгим миттельшпилям, они предпочитают схватить доску и дать ею сопернику по голове, если шахматная партия пошла не так, как они задумали. Значит, с герром Ирлмайером мне надо быть особенно осторожным.

– Как мясо? – спросил начальник гестапо, безо всякого стеснения доставая деревянную зубочистку. Я про себя отметил, что мне надо привыкнуть к грубоватым манерам немцев. За столом они могут чистить ногти, зубы и даже, простите, испускать газы – что немыслимо везде, кроме Германии.

– Мясо как мясо… – сказал я, отодвинув тарелку, – хорошо, что свежее. Но его приготовление, увы, оставляет желать лучшего…

– Мы, немцы, люди простые… – сказал Ирлмайер, – мясо есть мясо. Там, где я долгое время нес службу, мясо на столе только недавно перестало быть роскошью…

– Давайте начистоту… – сказал я, – что вам от меня нужно?

– Хороший вопрос… – Ирлмайер бросил использованную зубочистку на тарелку. – Еще несколько дней назад мне от вас нужно было, чтобы вы умерли. Нет… я не имею против вас ничего личного… в сущности вы мне даже нравитесь. Но ваше присутствие, скажем так… исказило естественный ход истории.

– Воины-призраки?

– Что?

– Воины-призраки, – повторил я. – В Средневековой Японии были так называемые ниндзя. Профессиональные убийцы, имеющие корни среди простолюдинов, они убивали только самураев и аристократов из Эдо, в основном по заказу, но иногда и просто так… для тренировки навыков, скажем так. Они использовали именно такой термин, когда говорили про убийства. Устранение «людей, мешающих естественному ходу событий».

Было видно, что герру Ирлмайеру это неприятно.

– Я ничего не знаю про Японию, сударь. И, откровенно говоря, не хочу знать, – начальник гестапо перешел на русский. [317] – Если я сказал вам о том, что рассчитывал убить вас, вы также должны знать и о том, что распоряжением начальника РСХА мне категорически запретили убивать вас. А я придерживаюсь правила: если не можешь кого-то убить, попробуй переманить его на свою сторону. Я правильно говорю?

– По смыслу неправильно, – ответил я. – Вы пытаетесь меня перевербовать или как?

– Было бы неплохо, – также спокойно сказал Ирлмайер, – но это не соответствует требованиям обстановки. Мне нужна помощь от вас. Разовая помощь в конкретной ситуации.

– В какой же?

– В наведении порядка в Италии.

– Масштабно…

Судя по сузившимся глазам Ирлмайера – удар достиг цели.

– Вы интеллигент? Левак?

– Вы в своем уме? Я русский дворянин.

– Это не мешало некоторым из русских дворян злоумышлять на убийство вашего Императора. И ваш Кропоткин тоже был дворянином. [318]

– С ними у меня нет ничего общего. Совершенно ничего общего, – подчеркнул я.

– Тогда какого черта вы делаете омерзительные интеллигентские намеки? Вы что, считаете, что порядок наводить не нужно?

– Нужно. В своей стране.

Ирлмайер резко выдохнул:

– Как считаете нужным, сударь. Могу заметить только одно – в восьмидесятом мы спасли весь европейский континент от расползания по нему коммунистической и анархистской заразы. И мы имеем право на некое уважение, черт бы вас побрал.

– Не упоминайте, – сказал я, – может и посетить в самом деле. Конкретно. Для чего я вам нужен?

– Конкретно… В сущности, я мог бы посадить вас под замок. И продержать вас под замком столько, сколько нужно… до тех пор, пока ваше вмешательство уже ничего не сможет изменить. Но я считаю это контрпродуктивным. Да… контрпродуктивным. К тому же – ваш опыт, ваше чутье, ваша информация может в значительной степени помочь Рейху.

– И что вы предложите взамен? Неужели деньги?

– О нет, не деньги. Ваше преимущество в том, что они вас не интересовали и не интересуют. Но есть кое-что, что я могу вам предложить. Вы, кажется, кого-то ищете в Италии?

– И кого же? – спросил я.

– Скажем, генерала Абубакара Тимура. Вам он нужен? Я отдам вам его в качестве платы за содействие, мне он не нужен.

Я прикинул.

– Как можно отдать то, чего у вас нет, сударь?

Попадание. Шансы на то, что офицер безопасности стал бы держать взаперти террориста такого уровня, никому не сообщая, – один к десяти. Ирлмайер мог бы на это пойти. Я знаю таких людей. Они делают то, что нужно, ломятся напролом – но то, что нужно, всегда определяют сами. Но нет… непроизвольная реакция на мои слова показала, что генерала Тимура в руках немецкой разведки нет…

– Генерал Тимур, – сказал Ирлмайер, – устроил здесь лежбище. Во многом потому, что Ватикан позволил ему это сделать. Ватикану нужен такой человек. Когда наш Кайзер сказал: «А сколько дивизий у Ватикана, чтобы остановить вторжение», [319] – он был неправ, наш Кайзер. У Ватикана есть нечто гораздо более опасное, нежели эскадры стратегических бомбардировщиков и дивизии солдат. У него есть распухшая засаленная книга с кучей рецептов бессмертия, которую все считают за абсолютную истину. И эта книга дает этим людям право учить весь мир, как ему следует поступать. А мы – покорно следуем к алтарю, как жертвенные бараны, и даже не задаем вопросы – а кто судьи, и кто дал им право судить нас. Генерал Тимур существует только потому, что здесь ему дали деньги и укрытие. Но все это – только до тех пор, пока не найдется некто, кто наведет порядок. Залить керосином гнездо – не будет и шершней…

– Один момент. Даже два.

– Начинайте с первого.

– Первый… меня все же интересуют деньги. Те деньги, которые украдены у Персии и Польши. Они принадлежат нам, и я хочу их вернуть. Это более важно, чем убить генерала Тимура. Эти деньги дают ему возможность финансировать террор. Не будет денег, не будет и террора.

– Я должен доложить в Берлин, – сказал Ирлмайер.

– Второе – я тоже должен связаться с Санкт-Петербургом.

Долгое время нам говорили, что немцы друзья и дружба России и Германии есть залог мирного существования европейского цивилизационного пространства. Но дружбой тут и не пахло… скорее были два хищника, которые решали – то ли идти вместе на охоту, то ли сначала сцепиться между собой, чтобы прояснить вопрос о принадлежности охотничьих угодий.

– Хорошо… – решился Ирлмайер, – вам дадут такую возможность…

– И третье… – сказал я.

– Вы говорили только про два обстоятельства.

– Есть и третье. Вы расскажете мне все, что знаете, – в ответ на информацию от меня. Банкуете вы – но я должен знать ваши карты не меньше, чем вы – мои. Раз уж мы играем на пару.

Ирлмайер подумал, потом неохотно кивнул. Наверное, подумав про себя, что ему хватит ума обвести вокруг пальца этого проклятого русского.

– Хорошо.

– Тогда, может, начнем прямо сейчас? – решил додавить я. – Как вы во все это влипли?

 

9

 

Абиссиния

Лето 2004 года

 

Рейхскомиссар безопасности Абиссинии, рейхскриминальдиректор, доктор Манфред Ирлмайер исчез совершенно внезапно – и вряд ли кто-то, кроме такого же аса сыска, как он, смог бы точно выяснить, как именно он скрылся и куда направился.

В своем холостяцком жилище он проснулся в пять часов утра по местному времени, когда еще не рассвело. Без будильника, еще со службы в рейхсвере у него осталась способность чувствовать время и просыпаться именно тогда, когда нужно. Какое-то время – несколько минут – он полежал, тихо и недвижимо, пока не вспомнил до мельчайших деталей все, что он должен был сделать, и не понял, что ему никто и ничто в данную минуту не угрожает.

Он принял душ – неизвестно, когда у него еще будет такая возможность, потом прошел на кухню и позавтракал, не зажигая свет. Позавтракал он местным грубоватым хлебом и кровяной колбасой, которую ему прислали из Рейха: мясо – это хорошо, мясо дает силы, а ему нужно будет много сил. В холодильнике у него оставалось немного от окорока антилопы – он съел и это, а холодильник отключил. Неизвестно, когда он сюда вернется – и вернется ли он сюда вообще. Запив все это крепчайшим, приготовленным на спиртовке кофе с корицей, он прошел в комнату и принялся одеваться.

Одежду он приготовил еще вчера. Легкая светлая ветровка, брюки более темного тона, грубого полотна рубашка, грубые ботинки на шнуровке, небольшая сумка через плечо. Гардероб небогатого европейца, работающего в Африке.

Перед тем как одеваться, он надел на пояс и застегнул пластиковый пояс. Там – деньги в разных валютах, два небольших ножа-скелетника в пластиковых ножнах и микропленка с информацией. Там же – запасные документы, на случай если эти – «полетят». Этот пояс снимут с него – только с мертвого…

В карман ветровки он положил небольшой, но мощный «Вальтер», немного денег и документы. Карман застегнул на молнию.

Перед тем как закрыть дверь, он остановился на пороге, окинул взглядом свою небольшую квартирку, в которой прожил достаточно долгое время. Здесь он не был счастлив – но счастья ему никто и не обещал…

До главного вокзала страны на Асмераштрассе он добрался пешком, улицы были почти пусты, только торговцы устанавливали свои палатки на улицах, раскладывали костры, чтобы жарить свою нехитростную снедь, вяло перекрикивались на амхари и суахили. Полицейских он не видел – знал расстановку постов на ночь и потому добрался до вокзала, избежав возможных неприятных расспросов.

На привокзальной площади тоже не было привычной суеты, только собаки остервенело грызлись за какую-то кость, злобно рычали. Торговцы готовились к очередному напряженному дню – разгружали ручные телеги и грузовые мотоциклы, устанавливали палатки. В бронированном «Унимоге» на краю площади спали полицейские дежурной смены.

Спали и местные, которые не могли платить за крышу над головой. Спальные места были устроены прямо рядом с забором, отделяющим пути от привокзальной площади, – это был непорядок, но полицейские отсюда никого не гоняли – бесполезно. Иные проводили здесь по несколько недель, тяжелой черной работой зарабатывая деньги на билет, чтобы уехать домой. Африканцев здесь было много, кто-то спал, кто-то просыпался, какая-то женщина уже кормила своего ребенка грудью. Условия здесь были ужасные, но чернокожие могли проявлять удивительное смирение с самыми невыносимыми жизненными обстоятельствами – пока вспышка ярости не заставляла их вести себя иначе. Как стадо – достаточно одному коню заржать и броситься бежать, и вот за ним бегут уже все остальные…

Восходящее солнце высветило шпиль вокзала как раз в тот момент, когда доктор Ирлмайер вошел в здание.

Билет он покупать не стал. По билету можно было легко отследить человека, даже если он куплен на вымышленное имя.

Вместо этого он прошел на перрон. В отличие от вокзала даже на самой захудалой станции европейской сети Рейхсбана здесь над перронами не было никакой крыши, только пути и сделанные из бетона, безо всяких предохранительных барьеров от падения на рельсы перроны.