Необходимость тщательного исследования

О тщательном исследовании Писаний, Златоуст с удивительной настойчивостью говорит всякий раз, когда беседует с паствой. Нам видится в этом один из основополагающих принципов понимания смысла текста, поэтому не будем ограничиваться одним высказыванием святителя.

“Таково свойство божественных слов, что они в немногих речениях являют великое богатство мыслей и даруют несказанное сокровище тем, кто хочет тщательно их исследовать. Поэтому, прошу, не будем поверхностно пробегать ничего, содержащегося в божественном Писании, но будет ли то перечисление имен, или рассказ о происшествии, станем доискиваться заключенного в них сокровища. Потому-то и Христос сказал: " исследуйте Писания" (Ин.5:39), так как не везде можно тотчас найти смысл написанного, но требуется от нас и глубокое исследование, чтобы не укрылось от нас ничто, лежащее в глубине“.

“Тогда один из двенадцати, называемый Иуда Искариот, пошел к первосвященникам и сказал: что вы дадите мне, и я вам предам Его?” (Матф. XXVI:14, 15)? Эти слова, по-видимому, ясны и ничего более в них не подразумевается; но если кто тщательно исследует каждое из этих слов, то найдет в них много предметов для размышления и великую глубину мыслей”.

“Видите ли, как должно не просто пробегать сказанное, но тщательно исследовать каждое слово? Если просто прочитать это изречение, то оно возбуждает недоумение в слушателях, а если исследовать его, то оно показывает великую мудрость Павла, великое его благоразумие, неизреченную попечительность”.

“Напрягите, прошу, ум ваш и, отложив всякое житейское помышление, исследуем слова с точностию, чтобы ничто не могло укрыться от нас, но, чтобы, спустившись, сколько это нам возможно, в самую глубину, могли мы уловить сокровище, сокрытое в этих кратких словах”.

“Господь внушал иудеям испытывать Писания и тем нас еще более побуждает к исследованию. Он не в том смысле говорил это, чтобы только прочитав, можно было с первого раза понять Писание. Никто, конечно, не станет испытывать того, что находится вблизи и под рукою, а испытывают то, что остается в тени и может открыться только после долгого изыскания. Для того-то Писание называется и сокровищем сокровенным, чтобы побудить нас к испытанию его”.

“Слова (Писания) должно не только прочитывать, но и понимать, иначе не будет нам никакой пользы от чтения. Сокровище, доколе ходят по нему, не показывает богатства; нет, надобно наперед раскопать его, спуститься вниз, и так найти все (сокрытое) богатство. Тоже и с Писанием: если не исследуешь глубины его, то одно чтение не покажет сокровища заключающихся (в Писании) благ ”.

Начинать тщательное исследование, по мнению святителя, следует с самого начала, то есть с названия книги: “не должно оставлять без внимания надписания (священных книг), поэтому, уже четвертый день сегодня продолжая толкование, мы не могли пройти одного надписания, но еще вращаемся около него”.

Таким образом, мы видим, что для Златоуста тщательное исследование слов Божественного Писания является ключом к пониманию смысла и сродни нахождению сокровища. Для многих этот принцип казался, да и сейчас кажется, излишним и неуместным, но для святителя он является единственно правильным и более того установленным самим Богом. “Пусть никто не порицает нас за то, что мы исследуем со тщательностью. Пустословам свойственно порицать установления Божии и укорять за тщатель­ное исследование… Исследоватьэто хотим мы не просто по излишней пытливости, но чтобы, тщательно истолковывая вам все, научить вас не пропускать в божественном Писании без внимания и краткого речения, ни даже одного слога. Ведь это не простые слова, но слова Духа Святого; потому можно найти великое сокровище и в одном слоге” - пишет он.

От простого к сложному

“Желающие получить какой-либо плод от того, что прочитывается, не должны оставлять без внимания ни одного слова. Потому-то и заповедано нам исследовать Писания, что многое, что с первого взгляда представляется простым, заключает в себе глубокий сокровенный смысл...исследующийне останавливается на поверхности, но нисходит в самую глубину” - пишет Златоуст, фиксируя проблему первичного, простого понимания текста.

На самом деле текст намного сложнее, чем мы привыкли думать. Но, к сожалению, человек со времен грехопадения приобрел одно качество, которое стало для него привычным - это способность всё упрощать. “Зачем усложнять? И так все просто и понятно” - стало своеобразным девизом отношения ко всему происходящему. Поверхностное скольжение по жизни не требует никаких усилий и труда. Поверхностное суждение о прочитанной книге, просмотренном фильме или увиденной картине стало для человека нормой, и такой подход, в конечном счете, лишает человека возможности проникнуть в смысл произведения.

Если внимательно посмотреть на подход к толкованию Златоуста, то мы увидим одну общую закономерность, он пытается, простой на первый взгляд текст, сделать непонятным, другими словами, он его намеренно усложняет. Делает он это для того, чтобы читатель смог обнаружить недостаточность поверхностного, стереотипного прочтения. Помогает ему в этом умение, задавать и находить в тексте вопросы, выводящие человека за рамки привычных предрассудков.

Умеете ли вы задавать вопросы?

Святитель хорошо понимал важность умения задавать вопросы и надо отметить делал это исключительно хорошо. Вопросы для него, это врата, через которые читатель входит во внутрь царского града к Престолу Царя Великого.

“Вот мы намереваемся вступить, если благоволит Бог, в златой град, и даже драгоценнейший всякого злата. Рассмотрим же его основания и врата, сделанные из сапфира и маргаритов. Лучший руководитель наш — Матфей. Его дверью входим мы ныне; только нужно большое старание с нашей стороны, потому что, в ком он не видит усердия, того он изгоняет из града... Врата теперь еще заключены для нас; когда же увидим их отверстыми (т. е. когда решатся недоуменные вопросы), тогда узрим внутри его великий свет”- так начинает он свое толкование на Евангелие от Матфея.

И, далее, приводит большое количество вопросов, которые появляются в самом начале чтения Евангелия: “ Во-первых, для чего излагается родословие Иосифа, который не был отцом Христа? Во-вторых, откуда нам может быть видно, что Христос происходит от Давида, когда мы не знаем предков Марии, от которой Он родился, — ведь родословной Девы не показано? В-третьих, почему дается родословие Иосифа, который нисколько не причастен был рождению, а от каких родителей, дедов и прадедов Дева, которая была матерью Христа, не сказано? Кроме того, заслуживает исследования и то, почему евангелист, ведя родословие по мужской линии, упомянул и о некоторых женах. Затем, если ему так рассудилось, то почему он не перечислил всех жен, а умолчав о достославных, как, например, Сарре, Ревекке и подобных им, выставил только известных по своим порокам, например, блудницу, или прелюбодеицу, иноплеменницу, или чужестранку?.. Видите, сколько нам нужно внимания уже при самом начале Евангелия, хотя для иных это начало кажется яснее прочего, а для многих даже излишним, потому что представляет простое только перечисление имен. Далее, - заслуживает исследования и то, почему Матфей умолчал о трех царях. Если он умолчал о них, как о слишком нечестивых, то ему не нужно было бы упоминать и о других подобных. Вот и еще представляется вопрос: почему евангелист, разделив родословие на части по четырнадцати родов в каждой, в третьей части не соблюл этого числа? Затем: почему Лука упомянул о других именах, и не только не о всех тех, какие есть у Матфея, но и указал их гораздо больше, а Матфей привел и меньше и другие имена, хотя и он кончил на Иосифе, на котором прекратил родословие и Лука. Смотрите же, сколько нам нужно бдительности не только для того, чтобы разрешить недоумения, но и для того, чтобы узнать, что требует решения. Немаловажное ведь дело и суметь найти недоуменные вопросы. Вот и еще, например, недоуменный вопрос: каким образом Елизавета, происходя из колена Левиина, могла быть родственницею Марии? Но, чтобы не обременить вашей памяти множеством вопросов, остановимся здесь. Для возбуждения вашего внимания достаточно и того, если вы узнаете только, какие представляются здесь вопросы ”.

Вопросы позволяют возбудить внимание читателя. С этой целью Христос во время своих бесед с людьми, часто использовал притчи и трудные для понимания мысли, “ чтобы возбудить в иудеях желание предлагать ему свои вопросы”. Златоуст считает, что “речь легкая для разумения доводит многих до невнимательности”, поэтому Христос многое и говорил в притчах. Кроме того, “ притча отличает слушателя достойного от недостойного; достойный старается узнать смысл сказанного, а недостойный оставляет его без внимания”.

Толкование на книгу Деяний Апостолов, Златоуст также начинает с вопросов, и кажется, что в начале он дает возможность читателю самому найти вопросы, а потом предлагает свои: «Первую книгу написал я к тебе, Феофил» (Деян.1:1). Сколько, думаете, здесь вопросов? Первый: для чего (ев. Лука) напоминает ему (Феофилу) о первой своей книге (Евангелии). Второй: для чего называет (эту книгу) словом (λόγος), а не Евангелием, между тем как Павел называет ее Евангелием, когда говорит о Луке так: «брата, во всех церквах похваляемого за благовествование» (2Кор.8:18). Третий: для чего говорит: «о всем, что Иисус делал и чему учил». Если Иоанн, этот возлюбленный Христов, имевший такое дерзновение, удостоившийся приклониться к святой той груди, почерпнувший оттуда источники Духа, если уже он не осмелился сказать этого, но был так осторожен, что сказал: «многое и другое сотворил Иисус; но, если бы писать о том подробно, то, думаю, и самому миру не вместить бы написанных книг» (Ин.21:25), то, как этот (Лука) осмелился сказать: «Первую книгу написал я к тебе, Феофил, о всем, что Иисус делал и чему учил от начала»? Разве этот вопрос кажется вам маловажным? Притом, там (в Евангелии сказано): «достопочтенный Феофил»(Лук.1:3), имя с прилагательным почетным. А святые не просто так говорили, и мы, кажется, уже отчасти доказали и то, что в Писании ни одна иота, ни одна черта не употреблена напрасно. Итак, если столько вопросов во вступлении, то, как много времени потратили бы мы, когда бы стали рассматривать все по порядку? Вот, почему я должен был, миновав промежуток (т.е. от начала 1 гл. Деян. Апост. до 9 гл.), идти к Павлу.”

В минуты особого негодования, вызванного нежеланием слушателей напрягать свой ум в поисках вопросов, святитель либо вовсе отказывается показывать вопросы: “если замечу леность и невнимательность, то не покажу ни самых вопросов, ни решения их, следуя божественной заповеди, гласящей: «Не давайте святыни псам и не бросайте жемчуга вашего перед свиньями, чтобы они не попрали его ногами своими» (Мф. 7:6)…”, либо обрушивает на них целый шквал вопросов, вводя их в недоумение: ”Что такое, скажите, пророчество? Что - повествования? Что - причта? Что - иносказание? Что - образ? Что - символ? Что - Евангелия?.. Почему четыре Евангелия? Почему не десять, почему не двадцать? Почему не многие приступали к составлению Евангелий? Почему не один? Почему ученики (Христовы)? Почему не те, которые не были учениками? Почему вообще (священные книги называются) Пи­саниями?”.

Порой он находит вопросы даже там, где их на первый взгляд, и быть не может: “Бытописатель, желая показать, что гадами называет пернатых птиц, бывших в море, прибавил: «и сотворил Бог рыб больших и всякую душу животных пресмыкающихся, которых произвела вода, по роду их, и всякую птицу пернатую по роду ее» (Быт.1:21). Разве может быть не пернатая птица? Что за нужда была говорить: «всякую птицу пернатую»?”. Или “почему Бог, когда создал звезды, не благословил их? Почему после создания не благословил растений и деревьев? Одно благословляет, другое не благословляет. Что было при­чиной такого превосходства?.. Видите, как кажущееся ничтожным изобилует бесчисленными вопросами? ”

Вопросы, с точки зрения Златоуста, следует с “точностью разграничивать”. Одни вопросы он называет тонкими, другие трудными, недоуменными, есть те, на которые можно ответить сразу, в то время как на другие требуется время, как например этот: “Подвигом добрым я подвизался, течение совершил, веру сохранил» (2Тим.4:7). Часто я, взяв в руки послание апостола и рассматривая это место, недоумевал, для чего Павел так превозносит себя: «Подвигом добрым я подвизался». Но теперь, кажется, по благо­дати Божией, я понял это”.

Не будет ошибкой, как нам кажется, выделить в отдельную группу вопросы, которые являются трудно разрешимыми - это так называемые парадоксы, хотя такого термина у Златоуста мы не найдем (парадоксы не следует путать с противоречиями или несогласием между евангелистами). Под парадоксом мы пониманием два утверждения которые противоречат и не согласуются друг с другом.  “...Последующее возбуждает еще больше недоумений. Сказав: «да минует Меня чаша сия», Он присовокупил: «впрочем не как Я хочу, но как Ты» (Мф. 26:39). Здесь, буквально, мы находим два противоположные одно другому желания, т. е. Отец желает, чтобы Он был распят, а сам Он не желает” -  вот парадокс над которым святитель будет размышлять и после тщательного исследования он найдет разрешение.

Приведем пример парадокса, связанного со словом Евангелие. “Хотя вы часто слышали, что благовестия (ευαγγέλια) не должны заключать в себе ничего прискорбного, однако, в них много прискорбного. «Где червь их не умирает, - говорится в них, - и огонь не угасает» (Мк.9:44); также: «и рассечет его, и подвергнет его одной участи с лицемерами» (Мф.24:51); также: «и тогда объявлю им: Я никогда не знал вас; отойдите от Меня, делающие беззаконие» (Мф.7:23). Не станем же обольщать себя, воображая, что они называются так (только) у нас по-гречески, или будто это все не относится к нам”. Вопрос, на который в данном случае надо ответить, почему Евангелие, как Благая Весть, несет в своем благовестии много прискорбного?

Следующий парадокс связан с противоречием, которое, на первый взгляд, свидетельствует о непослушании апостолов словам Христа.Интересно отметить, что этот парадокс Златоуст обнаружил неожиданно для самого себя, в ходе беседы с паствой, о чем и сообщает ей: “Но в то время как я говорил, мне пришло на мысль нечто, заслуживающее исследования, о чем и необходимо сказать теперь. Что же это такое? Я говорил, что и вид апостольских одежд доставляет нам великую пользу; но между тем как я говорил об этом, мне пришел на мысль закон, который дал Христос апостолам и который говорит: «не берите с собою ни золота, ни серебра, ни меди в поясы свои, ни сумы на дорогу, ни двух одежд, ни обуви, ни посоха» (Мф.10:9,10); а между тем оказывается, что Петр имел сапоги. Так, когда ангел пробудил его от сна и выводил из темницы, то сказал ему: «опояшься и обуйся, надень одежду твою и иди за мною» (Деян.12:8). И Павел в послании к Тимофею говорит: «принеси фелонь, который я оставил в Троаде у Карпа, и книги, особенно кожаные» (2Тим.4:13). Что говоришь ты? Христос заповедал не иметь и сапогов, а ты имеешь и фелонь, а у другого есть и сапоги? … действительно достойно исследования, почему они, во всем повинуясь Христу, в этом случае, по-видимому, нарушают закон Его? ”.

Еще один парадокс мы находим в “Беседе против не пришедших в собрание”, святитель недоумевает: “В самом деле, в словах: “если враг твой голоден, накорми его; если жаждет, напой его”, содержится заповедь прекрасная, исполненная любомудрия и полезная как для делающего, так и для получающего это; но следующие затем слова приводят в великое недоумение и, по-видимому, не согласны с мыслью, выра­женною в первых, “ делая сие, ты соберешь ему на голову горящие уголья ””.

Итак, мы видим, что отправной точкой в поисках смысла для Златоуста являются вопросы, обилие которых может привести неопытного слушателя в замешательство. “Но чтобы, присовокупляя недоумения к недоумениям, не привести вас в замешательство, приступим теперь к разрешению вопросов ” - спешит успокоить святитель.

Как разрешать недоуменные вопросы?

Златоуст отвечает на этот вопрос достаточно просто, он предлагает искать ответы “ не на основании общих обычных рассуждений, а заимствуя реше­ние недоумений из самого Священного Писания. Кто думает и рассуждает по собственному изволению, тот обольщает себя, а кто научается решению недоумений от Писания, тот имеет своим учителем саму истину ”.

То есть, в самом Писании сокрыты решения (ответы) всех недоумений, но для того чтобы научиться разрешать недоумения на основании Священного Писания,необходимо знать, по слову святителя, “ особенности божественного Писания”. Об одной особенности мы уже упоминали - это глубина или неисчерпаемость Священного Писания, но она не единственная...

  Ничего лишнего

“В священных Писаниях нет ничего лишнего и ничего неважного, хотя бы то была одна йота, хотя бы одна черта, но и простое приветствие открывает нам великое море мыслей. Что я говорю: простое приветствие? Часто прибавление и одной буквы привносить целый ряд мыслей. Это можно видеть в имени Авраама… Не будем поэтому пренебрегать и теми мыслями Писаний, которые почитаются маловажными, потому что и они от благодати Духа; благодать же Духа никогда не бывает малой и скудной, а великой, удивительной и достойной щедроты Давшего” -  наставляет Златоуст. Если же читатель будет “просто, поверхностно и невнимательно слушать сказанное в Писании, то не только произойдут несообразности, но и окажется много противоречий в словах Божественных” - предупреждает святитель.

Считая эту особенность весьма важной, святитель Иоанн, в “Двух беседах на слова “Приветствуйте Прискиллу и Акилу””, после подробных разъяснений, уточняет у слушателей: “Убедились ли вы, что не должно считать излишним ничего из находящегося в божественном Писании?.. Я думаю, что уже никто из трудолюбивых не позволит себе пропустить без внимания какие-нибудь слова, помещенные в Писаниях, будет ли то перечисление имен, или счет лет, или простое кому-нибудь приветствие”.

  Точность слов

Следующая особенность, на которую указывает толкователь, тесно связана с предыдущей: “Не правду ли я говорил вначале, что в божественном Писании нельзя найти ничего, написанного просто и напрасно? Вот и теперь с какою точностью выразился этот блаженный пророк”. Далее, он призывает обращать внимание на точность выражений и слов Писания, уверяя, что “даже одного слога нельзя найти (в нем) без значения” и советует не пропускать “ни одного слова без рассмотрения” и разбирать “каждое слово со всею точностью”.

В беседе на книгу Бытия,вовремя замеченная точность, открывает тайну сотворения женщины: “Вы слышали недавно слова божественного Писания: “Адаму же не обретеся помощник, подобный ему”. Что значит это краткое речение: “Адаму же?” Зачем прибавлен союз (же)? Не довольно ли было сказать: “Адаму?”. Заметь точность божественного Писания. Сказавши: “Адаму же не обретеся помощник”, оно не остановилось на этом, но прибавило: «подобный ему», объясняя нам этим прибавлением причину, по которой оно употребило союз”.

Точность слов Священного Писания для Златоуста является “неизреченным человеколюбием Божиим” и в порыве восторга он восклицает: “Кто может достойно восхвалить точность божественного Писания?” Именно она (точность) открывает, для внимательного читателя, возможность неискаженного целостного понимания текста.

  Целостность Священного Писания

Священное Писание состоит из 77 книг, период написания которых охватывает более чем тысячу лет и объединяет около 40 авторов. Несмотря на это, Библия воспринимается святителем, как целостное произведение, потому что за каждым автором стоит один и тот же вечный божественный Дух. Каждая книга, каждое слово имеют между собой внутренние связи, видение которых позволяют составлять “из этого как бы одну цепь, чтобы таким образом вышло целое тело Писаний ”.

По мнению Златоуста, “ и самые малые части в писаниях евангелистов ясно обнаруживают свое сродство с целым. Подобно тому, как если ты возьмешь, например, часть ребра, и в этой части найдешь все, из чего состоит целое животное - и нервы, и жилы, и кости, и артерии, и кровь, словом, все существенные части телесного состава, так точно и в Писании можно видеть то же самое: и здесь всякая часть написанного ясно показывает сродство с целым ”.

При внимательном чтении толкований святителя, можно заметить, как он, разбирая одно место Писания, начинает “приводить сродные между собою мысли” из других мест, создавая, таким образом целостный текст, что позволяет ему безопасно проникать в глубины божественных смыслов. Потому что, “не достаточно сказать о чем-нибудь, что оно написано в Писаниях, и не должно прямо, выхватывая слова и отрывая члены от тела богодухновенных Писаний, брать их отдельно и без взаимной их связи и произвольно и безотчетно искажать их. Таким образом вошли в нашу жизнь многие неправые мнения, по действию диавола, который научает людей беспечных превратно толковать заключающееся в Писаниях и, прибавляя или убавляя, помрачать истину. Потому недостаточно сказать о чем-нибудь, что это написано в Писании, но должно читать в целой связи речи, потому что, если мы будем разрывать совокупность и связь изречений между собою, то произойдут многие дурные мнения. ”

Златоуст много времени уделяет тому, чтобы у его слушателей постепенно появлялось целостное восприятие всего текста, потому как даже последовательно идущие слова и выражения, вызывали у них ощущение разорванности текста. “Следующие же слова, если не вникнуть в их смысл, представляются как будто не имеющими связи с предыдущими. Какая в самом деле, говорят, последовательность – сначала сказать: "ядущий Мою Плоть пребывает во Мне", и затем продолжать: "как послал Меня живый Отец, и Я живу Отцем" (ст.57)? Однако же между этими словами есть большое соответствие ” - начинает связывать текст святитель.

Библейское повествование течет подобно реке, одна мысль вытекает из другой, меняется только окружающий ландшафт, обрамляющий русло реки, таким ландшафтом для текста является контекст, без понимания которого полнота мысли становится недоступной для читателя. “ Нам необходимо раскрыть заключающуюся в словах апостола мысль во всей ее полноте, вникнуть в ее развитие. При всяком сомнении относительно понимания Священного Писания нужно обращаться к контексту речи, к общему смыслу данного места. Когда известно, к кому обращена речь, о чем и с каким намерением говорится, - тогда не трудно уже бывает установить и точное, безошибочное понимание данного места” - в очередной раз говорит Златоуст об особенностях Священного Писания.

В и дение целостности появляется не сразу, а постепенно, как не сразу виден замысел художника, пишущего картину. В самом начале читателя обуревает ощущение хаоса и беспорядка, “но не смущайтесь при самом начале: когда я говорю что-нибудь подобное, подождите конца ”, и ткань в умелых руках ткача, сплетается из тонких нитей, не в одночасье. А “ объяснение Писаний есть золотая ткань, основа ее - золото, нить ее - золото; не примешиваю тканей паутинных ” -  одним словом Златоуст говорит о толковании как об искусстве, которым слушатель должен постепенно овладеть в совершенстве, “ вся наша забота, все старание о том, чтобы все вы сделались вполне совершенными и не было для вас неизвестным ничто из содержащегося в божественном Писании”.

Выше мы говорили о том, что смысл текста сокрыт в словах Священного Писания, но слова можно понимать по-разному, например, буквально или иносказательно. Так как же правильно?

  Буквально или иносказательно?

В Церкви существовали две основные школы толкования Священного Писания, Александрийская и Антиохийская. Первой был свойственен аллегорический способ толкования, второй - буквальный. Иоанн Златоуст принадлежал к Антиохийской школе. Но это вовсе не означает, что он строго придерживался буквального понимания и отвергал иносказание. Здесь он являет нам пример совершенного, гармоничного сочетания и своевременного применения двух способов толкования.

В толковании на книгу Бытия он выступает против бездумного иносказания: “Да постыдятся толкующие историю иносказательно, утвер­ждающие, что рай был на небе, что он был духовным. Для чего на небе смоковница? Но пусть будет рай на небе. Откуда в таком случае, выходят реки? Не из земли? Если рай на небе, очевидно, что и реки текут на небе. Разве Писание ска­зало: река спускается из Едема? Видишь ложь. Пусть над нами смеются аллегористы. ” «И сделал, - говорится, - Господь Бог Адаму и жене его одежды кожаные и одел их» (Быт.3:21). Значит ли это, что Бог заколол волов или овец, сам первый указал выделку кож и занимался кожевенным искусством? Мы ответим на это: Бог произ­вел всех животных без соединения, без совокупления. Он сотворил то, что не существовало, а части существующего не мог сотворить? Но Бог, возражают далее, никогда не творил части животного, Бог не творил ничего несовершенного. Воз­ражатель слышит о коже, и спрашивает: откуда она? Но и я и точно также слышу о крови в Египте, и спрашиваю: каким образом Бог претворил Нильскую воду в кровь, каких за­колол Он животных? Река стала кровью, и не было убито ни одного животного. Явились две кожи, и спрашивают: от каких животных они взяты? И здесь кожа явилась помимо животного”.

Но, в таком случае, “должны ли мы следовать изречению буквально? Должны ли рабствовать букве выражения?” - спрашивает Златоуст. Конечно же нет, во многих “случаях нужно сообразоваться с мыслью, а не привязываться к словам… ведь если мы захотим принимать слова в буквальном значении, а не будем понимать сообщаемого богоприлично, то не покажется ли тогда многое странным?”

И в “Слово о змее, повешенном на кресте Моисеем в пустыне, и о божественной Троице” показывает пример богоприличного понимания слов пророка: “Драконом называет пророк дьявола и змеем лукавым самого начальника демонов. Так и Спаситель сказал: “се, даю вам власть наступать на змей и скорпионов”, а чтобы ты не понял это в буквальном смысле и не отнес к упоминаемым животным, прибавил: “и на всю силу вражью””.

Язык Священного Писания — это во многом язык образов, Спаситель, выражая тайну Царства Бога, использовал этот язык, понимать его буквально не представляется возможным. Златоуст на примере притчи о горчичном зерне, предлагает способ толкования образа. Образом Царства Небесного в данном случае является горчичное зерно.

“"Подобно Царство Небесное зерну горчичному". Смысл этого сравнения мы можем уразуметь не иначе, как уяснив себе сначала существо, цвет и величину горчичного зерна. Зерно горчицы по величине незначительно, будучи же посеяно, оно своим развитием превосходит рост всех других огородных растений и по высоте, и по силе разветвления ветвей, и по обилию листьев, так что дает тень, и птицы, летающие могут садиться и отдыхать на его ветвях. На вкус оно очень приятно, обладает свойством согревать и имеет целебную силу при приеме внутрь. Ни птицы, ни кто-либо другой не употребляют его в пищу, кроме человека. Снаружи оно красно, внутри же оказывается белым. Таковы свойства этого растения и особенности семени. Теперь, если мы вникнем в этот предмет со всей тщательностью, мы найдем, что притчу эту можно применить к самому Спасителю. Ведь и Он был ничтожен на вид; и Он недолговечен в мире нашем и велик на небе; Он - и Сын человеческий, и Бог, Сын Божий; Он - неисчетный, вечный; Он - невидимый, небесный, доступный вкушению одних лишь верных; Он был сокрушен и по страдании сделался белым как молоко; Он величием превосходит всякое другое растение; Он – неразлучное с Отцом Слово; Он - Тот, на котором обитают птицы небесные, т. е. пророки, апостолы и все избранные; Он Своей собственной теплотой очищает страдания души, Он освежает нас водой крещения, и под Его сенью мы укрываемся от мирского зноя; Он по смерти своей был посеян в землю и, там явив плодоносную силу, тридневно восставил святых из гробов мертвых; Он воскресением Своим показал себя больше всякого пророка; Он спасает всех силой Отчей; Он от земли процвел до небес; Он, будучи посеян на собственном поле, в мире, верующих в Него приводит к Отцу. О, семя жизни, посеянное Богом Отцом на земле! О, росток бессмертия, питающихся от Тебя примиряющий с Богом! О, дерево высокое, насажденное одним лишь Отцом! Это дерево произросло из отчего сердца; это растение в небесах имеет свой корень, но явившись в мире, служит пищей для людей. О, насаждение, утвержденное на земле и процветшее до неба! О, семя, малое по виду, но перед Отцом большее чего бы то ни было! Это-то растение произросло и для мертвых в аду; плодом Его явилось воскресение людей; Оно поразило смерть смертоносной стрелой; перед Ним преклонились стены преисподней, согнув с трудом сгибаемые колена; Его ветви осенили весь мир; Оно обвевается Святым Духом; Оно не боится зноя; под этим растением радуйся и веселись вместе с ангелами”.

Но были среди его слушателей и те, кто настаивал на буквальном понимании слов Писания, таким Златоуст терпеливо объяснял: “Конечно, если ты при чтении слов будешь рабски следовать букве, то ты несомненно, как мы часто раньше говорили, во многом будешь нам про­тиворечить и признаешь несогласным с разумом то, что пре­красно написано, а (только) худо понято; если же ты усвоишь мысль правильным образом, то твое умственное око, будучи направляемо к точному уразумению самим Святым Духом, нигде не заметит противоречия”.

Для других, уклонение от буквального понимания, казалось неуместным и произвольным со стороны толкователя, так что ему приходилось тут же вставать на защиту своего понимания: “И что, братья, это не умозрение и не искусственная аллегория, и что действительно эта история заключала в себе таинственный смысл, и чтобы не показалось кому-нибудь, что я насильственно навязываю объясняемым словам аллегорический смысл, я спешу подтвердить свое понимание свидетельством Священного Писания”.

  Свое понимание

Златоуст хорошо знал толкования на книги священного Писания своих предшественников и современников, но при этом в своих беседах он машинально не повторяет их мыслей, а самостоятельно погружаясь в глубины текста, извлекает из них новые смыслы. Для него поиск смысла — это всегда творческий процесс, полная открытость для действия благодати Святого Духа. 

 ”Подобно тому, как нашим предшественникам не служили помехою писания их предшественников, так точно и нам не служат препятствием писания живших раньше нас, потому что и последним, и их предшественникам, и нам дарует силу одна и та же благодать Святого Духа. «Все же сие, - говорится, - производит один и тот же Дух, разделяя каждому особо, как Ему угодно” (1Кор.12:11). Ска­занное отцами, следовательно, не отвергается; наше служит последнему только дополнением. Пусть их труды велики, а наши ничтожны; они все же служат, как и те, общему делу домостроительства” - объясняет свою позицию святитель.

Толкования отцов никак не ограничивают его свободного плавания по беспредельному морю Божественного Слова: “Знаю, что многие святые отцы изъясняли повествование о творении и, насколько уделила им благодать Святого Духа, сказали много великого и славного. Но хотя уже и сказано много великого и чудного, ничто не мешает, однако и нам сказать свое, на­сколько дарует благодать Духа Святого”.

Не отвергая святоотеческого опыта, святитель открывает для паствы новые просторы для понимания: “ Не отвергнем этого толкования: возможен и иной смысл этого выражения… если желаете, я наперед предложу оправдания, приду­манные другими, а потом попытаюсь предложить и свое соб­ственное слово, предоставляя вам выбор из сказанного. Я принимаю и прежние толкования, как благочестивые, но и свое говорю, поскольку нахожу истин­ным ”.

  Трудности перевода

Священное Писание — это Слово Божие, написанное на человеческом языке. Ветхий Завет первоначально написан на еврейском языке, Новый Завет - на греческом. Впоследствии Библия была переведена на языки других народов. Чтение книги не на языке оригинала вызывает определенные трудности для понимания. Иоанн Златоуст акцентирует на этом особое внимание при толковании книг Ветхого Завета: “ Нужно сказать о причине, которая делает Ветхий Завет не темным и не непонятным, а более трудным для нас, - ведь иное дело - вовсе не понимать ничего из предлагаемого и видеть лежащее покрывало, а иное - постигать говоримое, но только постигать с трудом.

Итак, в чем состоит причина, по которой Ветхий Завет труднее Нового? Ветхий Завет, который мы имеем, написан не на нашем природном наречии: он написан на одном языке, а мы читаем его на другом; вначале он был написан на языке еврейском, а мы приняли его на языке греческом. Но когда с одного языка переводят на другой, тогда встречают много трудностей. Сведущие во многих языках хорошо знают, до какой степени невозможно передавать со всею ясностью речь природного своего языка при переводе на другой язык”.

Сам святитель не знал еврейского языка, поэтому он часто ссылается на тех, кто знаком с языком оригинала: “ Книги Ветхого Завета написаны не на нашем языке, а на еврейском. Хорошо знакомые с этим языком говорят, что слово "небо" у евреев употребляется во множественном числе; согласно с этим показывают и знающие сирский язык. Никто, говорят, на их языке не скажет: "небо", но - "небеса". Вот почему и блаженный Давид сказал так: "небеса небес", не потому, будто много небес, - этого не преподал нам блаженный Моисей, - а потому, что в еврейском языке часто имя одного предмета употребляется во множественном числе”.

Также “непонимание многих мест Священного Писания по большей части происходит оттого именно, что не знают идиотизмов языка, их толкований”, то есть выражений, которые понятны только носителям языка или тем, кто хорошо с ним знаком.

Для того, чтобы обезопасить себя от неправильного толкования, Златоуст использует разные переводы, например, Акилы, Феодотиона, Симмаха и других, особенно это видно в толкованиях на псалмы Давида.

Яркий пример тому, толкование на псалом 7: "Пробудись для меня на суд, который Ты заповедал" (ст. 7). Другой переводчик, упоминаемый у Оригена в Экзаплах говорит: судом (χρίματι). "Сонм людей станет вокруг Тебя" (ст. 8). Другой (Симмах): да обыдет (χυχλώσατω) тя. "Над ним поднимись на высоту". Другой переводчик (Феодотион) говорит: и над (έπάγω) тем на высоту обратися. Третий, Акила: и на (έπί) тот на высоту обратися; в еврейском: о том (уалеа)”.

  Границы понимания

Златоуст в сво