В.Д. Беляков: теория саморегуляции паразитарных систем

 

Беляков Виталий Дмитриевич (1921-1996) – крупный отечественный ученый-эпидемиолог, теоретик-новатор, реформатор науки, мыслитель, академик АМН СССР, РАМН, РАЕН, генерал-майор. Им выполнены значительные исследования и обобщения в области частной и специальной эпидемиологии по вопросам иммунопрофилактики и экстренной профилактики инфекционных болезней, теории и методу изучения эпидемического процесса, иммунологическому анализу, оценке эффективности и качества противоэпидемических мероприятий, по госпитальным инфекциям, стрептококкозам, псевдомонозам и др. Ему принадлежат приоритеты в развитии основных направлений прикладной эпидемиологии, в частности, эпидемиологического надзора, как современной формы противоэпидемической работы, и эпидемиологической диагностики, как формы применения метода эпидемиологического исследования в научно-прикладном отношении. В.Д. Беляков первым в среде отечественных эпидемиологов и эпизоотологов осознал и стал последовательно внедрять в практику и профессиональное образование принципы эпидемиологии неинфекционных болезней.

Виталий Дмитриевич Беляков (1921-1996)

Однако главным в его деятельности была разработка учения о саморегуляции паразитарных систем (СПС) и формулировка принципиально новых представлений в области теории эпидемического/эпизоотического процесса.

Теория СПС в своей сущности имеет серьезную мировоззренческую и даже философскую подоплеку. Дело в том, что в биологии на протяжении длительного времени господствовала точка зрения о полной подвластности явлений природы воле человека, находившая отражение в гуманной и ветеринарной медицине, особенно в области инфекционной патологии. Под лозунгом покорения природы складывались небезызвестные иллюзии относительно легких успехов и в борьбе с заразными болезнями. [На первых этапах Советской власти, в довоенный период определенная группа прогрессистов постулировала эпидемии и эпизоотии как атрибут буржуазного строя и считалось, что они уйдут в небытие по мере построения социализма. Этому во многом способствовали действительно выдающиеся успехи в борьбе с эпизоотиями и эпидемиями (см. выше).] Однако жизнь преподнесла целый ряд тяжелых уроков. В послевоенный период получили распространение экономически важные эпизоотические инфекции, сохранившие свое значение в эпизоотической ситуации в стране до сих пор. В 1965-1966 гг. всю страну потрясла катастрофическая эпизоотия экзотического иранского ящура А₂₂. В 1960-х гг. казалось бы прогрессивный перевод общественного животноводства на индустриальную основу породил неизвестную в стране патологию молодняка вследствие возникновения инфекций принципиально новой, факторной природы. Далее, на фоне управления острыми эпизоотическими инфекциями на ведущие позиции вышла хроническая инфекционная патология – туберкулез, бруцеллез, лейкоз, медленные инфекции овец, оказавшиеся исключительно упорными в плане противоэпизоотических мероприятий. Указанные тенденции характеризовали и эпидемическую ситуацию в стране.

Благодаря этому, а также общему прогрессу науки, становилась очевидной целесообразность правильного толкования всего, что относится к понятию инфекционные болезни, на основе их естественной истории, как общебиологических феноменов. Именно такой подход мог позволить с должной эффективностью осуществлять их контроль на самых разных уровнях развития и распространения. Все это нашло свое отражение в ряде принципиально новых эпизоотологических и эпидемиологических теорий и концепций, выдвинутых в конце 1970–начале 1980-х гг. В их числе – рациональная эпизоотологическая классификация инфекций животных С.И. Джупины, теория соответствия этиологической структуры заболеваемости основным, реальным путям передачи инфекции Ю.П. Солодовникова и В.И. Покровского и др. Безотносительно к исходным посылкам и желанию их авторов, уже своим появлением они свидетельствовали о давно существовавшем в нашей науке теоретическом вакууме вследствие все более очевидной непригодности некогда абсолютизированного «учения» о МПИ Л.В. Громашевского как всеобъемлющего и базового безальтернативного догмата.

В числе этих новых научных подходов была разработана и общая теория эпидемиологии, основанная на закономерностях функционирования паразитарных систем и обозначенная окончательно как теория саморегуляции паразитарных систем (в частном определении – эпидемический процесс как саморегулирующаяся паразитарная система). В виде полностью оформленных 14 постулатов теория СПС была опубликована впервые в 1983 г. (Вестник АМН СССР, 1983, №5); статья В.Д. Белякова «Саморегуляция паразитарных систем и механизм развития эпидемического процесса» сопровождалась дополнительной серией отдельных статей-аргументов, практически и фактологически подтверждающих суть теории. Затем увидела свет монография «Саморегуляция паразитарных систем. Молекулярно-генетические механизмы» (1987). В тезисном изложении основные элементы теории СПС применительно к эпизоотологии выглядят следующим образом.

§ В основе эпизоотического процесса лежит не привычная триада (источник инфекции, механизм передачи и восприимчивость), а взаимодействующие материальные элементы паразитарных систем (ПС) – биологические популяции возбудителя и хозяина. Это означает, что эпизоотический процесс – не продукт абстрактного мышления [как ранее считал сам В.Д. Беляков (1964)], а реальное, осязаемое биологическое (или, точнее, экологическое) явление с материальной основой и физически представленными «действующими лицами».

§ Оба элемента ПС неоднородны и динамически изменчивы, как и любые другие биологические популяции. Поэтому представления о постоянстве, незыблемости конкретной инфекции со всеми ее атрибутами (течение, клиника и т.п.) и особенно возбудителя как этиологического фактора, на которых зиждилась догма о МПИ, оказываются искусственными, метафизическими и не соответствуют реальному положению и природе явлений инфекционной патологии.

§ Наиболее важна изменчивость тех свойств, которые определяют взаимодействие ПС в рамках системы, а именно вирулентности возбудителя и восприимчивости хозяина. Вирулентность в цикле эпизоотия → межэпизоотический период меняется чаще всего не счет заноса новых разновидностей, а микроэволюционным путем, т.е. селекцией низковирулентных клонов, приспособленных к скрытой циркуляции и переживанию превратностей межэпизоотического периода за счет латентного, персистентного и т.п. течения инфекции. Противопоставляемый фактор (восприимчивость) статистически варьирует за счет прежде всего динамики иммунологической структуры популяции животных вследствие разного рода спонтанных или искусственных процессов.

§ Все эти явления в конечном итоге результируются в саморегулирующейся циклической смене фаз эпизоотического распространения возбудителя и его резервации, т.е. представляют эпизоотический процесс как саморегулирующуюся систему. Носительство при этом в самом широком понимании представляется как механизм резервации – универсальное явление инфекционной патологии. Формирование эпизоотического варианта, выход из фазы резервации – это рост популяции возбудителя и повышение его вирулентности после достижения определенного количественного уровня восприимчивости (или снижение резистентности) популяцией хозяина в цепи его циркуляции путем того же микроэволюционного процесса.

§ Саморегуляция эпизоотического процесса согласно теории СПС заключается в приведении взаимодействующих элементов системы в соответствие с меняющимися условиями существования, их адаптации за счет внутренних механизмов, как сказано выше, прежде всего изменения вирулентности возбудителя и восприимчивости хозяина.

§ Видимый результат системной саморегуляции эпизоотического процесса – неравномерность его проявления (различные формы отражают конкретные состояния функционирующей ПС). Клональная концепция биологического вида возбудителя предполагает существование в природе различных его форм (клонов) с изолированной циркуляцией и самостоятельным эпизоотическим выражением. Этот подход дает широкие возможности для интерпретации «макроскопических» явлений инфекционной патологии на всех уровнях – от молекулярно-генетического до популяционно-видового и экосистемного. Проще говоря, появляется возможность объяснить поведение возбудителя в эпизоотическом процессе с помощью материализованных молекулярно-генетических категорий – картированием мутаций и эпитопов, аминокислотными заменами и т.п.

§ Наконец, механизм саморегуляции эпизоотического процесса для конкретной инфекции определяет направления и тактику его контроля. Это сводится к поиску наиболее слабых звеньев в цепи событий, обеспечивающих динамическую устойчивость ПС, и воздействию именно на эти звенья.

 

Обзор постулатов теории СПС дает возможность сделать выводы об очевидности ее пользы для практики противоэпизоотической работы (о научном значении можно и не говорить). Теория методологически правильно объясняет соотношение сущности и условий развития эпизоотического процесса, формы его проявления и динамики, сезонность и цикличность и т.п. Самое же главное – теория ориентирует не на защиту и оборону, а на активные наступательные действия с целью полной ликвидации возбудителя в фазе резервации, где он обычно наименее уязвим.

Для обоснования фундаментальных предпосылок теории, таких как самоорганизация инфекционных ПС, самоперестройка популяций, роль социальных и биологических факторов, В.Д. Беляковым был исключительно умело применен философский аппарат. Логическое построение теории может служить эталоном практического использования наиболее общих закономерностей научного познания.

Теория СПС оказалась новаторской и реформаторской. Поражая смелостью выводов и суждений, затрагивая некоторые авторитеты, она оказалась неудобной для ортодоксальных эпидемиологов и эпизоотологов-пуристов, привыкших мыслить и руководствоваться догматами «учения» о МПИ. Однако все попытки неуклюжей обструкции не остановили развитие и внедрение теории в науку, практику и профессиональное образование в виду очевидной пользы ее положений, особенно в инфекционной патологии животных. Поучительным моментом является тот факт, что теория СПС вместе с другими современными достижениями эпидемиологии и эпизоотологии, особенно отечественными приоритетами в области учения о сапронозах, полностью дезавуирует догматы упомянутого «учения», восстанавливает историческую и научную справедливость по аналогии с положением, которое пережила отечественная генетика. Теория СПС находит активную поддержку в ветеринарии и признана многими специалистами в области эпизоотологии и паразитологии (В.П. Урбан, В.В. Макаров, В.В. Сочнев).

Таким образом, помимо прогресса в науке, практике и образовании, теория СПС несет и несомненную позитивную нагрузку в социальном и мировоззренческом плане. По словам самого В.Д. Белякова «любая новая теория – это не конец, а начало». Теория СПС явилась одним из самых крупных общебиологических обобщений второй половины 20 в. в области гуманной и ветеринарной медицины как близкородственных направлений науки и практики. Ее можно поставить в один ряд с селекционно-клональной теорией иммунитета Френка Бёрнета и вирусо-генетической теорией возникновения опухолей Льва Зильбера.

Явление СПС официально признано открытием и зарегистрировано в Государственном реестре.

 

А.А. Воробьев

Воробьев Анатолий Андреевич (1923-2006) – один из основоположников отечественной вакцинологии, иммунологии и биотехнологии, организатор и руководитель современной биологической промышленности, академик АМН СССР, РАМН, РАЕН, других российских и зарубежных академий, генерал-майор, лауреат Государственных премий СССР и РФ, премии Правительства России.

Анатолий Андреевич Воробьев (1923-2006)

Ему принадлежат приоритетные разработки в области теории и практики изыскания и изготовления инактивированных вакцин, получения и стандартизации антигенного сырья, аттенуации вирусов и риккетсий с получением ряда живых вакцин. Исследования и разработки А.А. Воробьева по анатоксинам, адъювантам, иммуногенезу, вместе с другим известным фундаментальным направлением по живым бактериальным вакцинам Н.Н. Гинсбурга, впервые в отечественной науке обобщали и решали проблемы противоинфекционной защиты и послужили основанием оформления вакцинологии как самостоятельного научного направления в нашей стране. Эти работы были исключительно важны для решения перманентной проблемы убитых противоящурных вакцин, под их влиянием получили успешное развитие многие другие инактивированные препараты ветеринарного назначения. Последующее направление научной деятельности А.А. Воробьева – эффективность применения вакцин. Разработанные им массовые способы иммунизации, обоснование и применение внутрикожной вакцинации с помощью безыгольных иньекторов нашли широкое применение в медицинской практике, благотворно повлияли на разработку и внедрение в ветеринарии непарэнтеральных и безыгольных способов применения вакцинных препаратов.

Используя свой громадный опыт и знания в области вакцинологии и иммунологии, А.А. Воробьев, в качестве организатора и научного руководителя многих конкретных проектов, принимал активное участие в становлении отечественной биотехнологии. Он долгое время возглавлял Научное общество биотехнологов России, под его руководством и при непосредственном участии осуществлены приоритетные и практически важные биотехнологические и промышленные разработки многих актуальных иммунобиопрепаратов. В этот период деятельности А.А. Воробьев плодотворно трудился и в области фундаментальной иммунологии, в частности, по вопросам молекулярных механизмов антигенности, иммуногенеза, медиаторам иммунитета.

Начиная с 1987 г., с переходом на преподавательскую работу в Московскую медицинскую академию им. И.М. Сеченова заведующим кафедрой микробиологии, А.А. Воробьев вел большую научно-общественную и организационную работу. Будучи военным человеком, много лет проработавшим в области защиты от особо опасных инфекций, имея большой опыт личной работы и участия во внештатных ситуациях, он активно занимался борьбой с проявлениями биологической угрозы народонаселению мира и биотерроризмом. Именно здесь особенно значима его гуманистическая деятельность в стране и за рубежом.

Наиболее крупные достижения научной деятельности и практические внедрения А.А. Воробьева сводятся к следующему:

§ разработка теории и практики анатоксинообразования, создание очищенных сорбированных анатоксинов для профилактики анаэробных инфекций;

§ теоретическое и научное обоснование, разработка и практическое внедрение метода и средств пероральной вакцинации против инфекционных болезней;

§ обоснование, разработка и широкое внедрение вакцинации с помощью безыгольного иньектора;

§ разработка генно-инженерных технологий получения биологически активных веществ и их внедрение в практику (интерфероны, интерлейкины, вакцины, диагностические препараты);

§ государственная и научно-общественная деятельность в области биобезопасности.