Определение и объяснение понятий

 

НАЗНАЧЕНИЕ ОПРЕДЕЛЕНИЙ И ОБЪЯСНЕНИЙ

Определения и объяснения могут выступать в качестве са­мостоятельных единиц текста или входить в другие текстовые кон­струкции. Умение построить определение и объяснение редактору необходимо всегда, когда в тексте встречается слово, которое мо­жет быть непонятно читателю. Расхожие рекомендации по стили­стическому совершенствованию текста – найти для слова обще­употребительный синоним или просто отказаться от него – не могут удовлетворить редактора. Во многих случаях без объясне­ния смысла терминов, диалектных слов и выражений, архаизмов, историзмов, слов профессиональной лексики обойтись нельзя. Даже в том случае, когда «приблизительность» в понимании значения той или иной смысловой единицы допустима, а иногда и полезна как стимул сотворчества читателя и автора, редактор не имеет пра­ва в ходе работы над текстом на приблизительное её толкование.

 

ВИДЫ ОПРЕДЕЛЕНИЙ

Начало разработки теории определений было заложено в древ­ности. Первыми были описаны определения, которые даются че­рез указание рода и видового отличия. Затем были выделе­ны как особый их вид генетические определения, в которых видовое отличие представляет собой не свойство, а способ обра­зования или возникновения объекта. Этот вид удобен, когда фор­мулировка классификационного (через род и видовое отли­чие) определения преждевременна, так как достигнутый к этому времени уровень знаний не даёт для этого оснований.

Современная логика значительно расширила традиционные представления об операции определения понятий, выделяя раз­личные виды определений в зависимости от способа раскрытия содержания: через описание ситуаций и событий или сообщение о том, как они совершались, через перечисление составных частей определяемого, через перевод слова на другой язык и др.

Определения подразделяют на словесные (в речи) и остенсивные – путем указания на предмет (в журналистских матери­алах роль такого определения выполняет иллюстрация); определе­ния номинальные (объясняется значение слова) и реальные (раскрывается содержание собственно понятия); аналитические (раскрывается уже установленное значение понятия) и синтети­ческие (привносится новое в содержание понятия).

По функциям, которые они выполняют в тексте, определения могут быть регистрирующими (перечисляющими уже извест­ные, установленные признаки), уточняющими (вводящими дополнительные сведения) и учреждающими (раскрывающими смысл нового события или явления). Нередко работа редактора над определениями в журналистском тексте становится работой над терминологией. Всякий термин в своей основе имеет опре­деление понятия. Оценить логическую точность термина, правиль­ность его употребления невозможно, не зная правил определений и приёмов введения их в текст.

 

ПРАВИЛА ОПРЕДЕЛЕНИЙ

Правила определений основываются на требованиях фактичес­ких, логических и языково-стилистических. Определения долж­ны быть истинными по содержанию, признаки, указанные в них, должны быть существенными. Через метафоры и образные сред­ства языка раскрыть содержание понятий невозможно.

Логика требует, чтобы части определения были соразмерными, чтобы определение не строилось на отрицании, не содержало в себе круга, не было противоречивым.

Правило соразмерности подразумевает равенство объёмов оп­ределяемого и определяющего понятий. Если соразмерность час­тей определения нарушена, учит логика, оно будет либо слишком широким, либо слишком узким. Так, редактора не должны были удовлетворить определения, данные, например, в одной из бро­шюр различным видам здравниц – домам отдыха и пансионатам, так как в них представлены только самые общие, родовые при­знаки, а видовые признаки отсутствуют: Дом отдыха – это профилактическое оздо­ровительное учреждение для организованного от­дыха рабочих, служащих и членов их семей.

Правило о том, что определение не должно быть отрицательным, очевидно. Отрицая наличие каких-то признаков, мы не можем рас­крыть содержание понятия. Тем не менее попытки построить от­рицательное определение встречаются достаточно часто. Семинар – это не собрание и не заседание. Это особая форма занятий; Подлинный репортаж – это не заметка, не отчёт, не корреспонденция, не очерк. Репортаж – сугубо информационный жанр, имеющий свои, только ему присущие особенности.

Сделав отрицание смысловым центром определения, их авто­ры не сумели ввести в определяющую часть указание на суще­ственные признаки понятий, оперируя самыми общими и потому бессодержательными суждениями.

Круг в определении, т. е. попытка раскрыть содержание поня­тия через определяемое, также должен быть устранён редакто­ром. Именно с этой логической ошибкой мы встречаемся во фра­зе: «Научно-фантастический элемент – основной отличительный элемент научной фантастики».

Не может раскрыть содержание понятия и следующее утверж­дение: Прикладная научная идея сегодня – самый ско­ропортящийся вид производственного сырья.

Это попытка образно осмыслить явление, но отнюдь не его определение.

В публицистическом тексте операция определения понятий может послужить основой для конструирования приёмов вырази­тельности изложения.

 

В статье «Опыты риторического анализа» В.В. Виноградов, анализируя использование определений как риторической формы, сравнивает текст речи адвоката Спасовича и записи в «Дневнике писателя» Ф.М. Достоевского по нашумевшему в своё время делу Кронеберга. Спасович, избрав позицию «бесстрастного исследователя» дела, анализирует логические значения терминов «истязания», «насилие», «тяжкие повреждения». «Ведь «бесстрас­тие» не есть «беспристрастие», – пишет В.В. Виноградов, – и «словесные формы – этого «исследования» незаметно для слу­шателя вбирают в себя сложный ряд приёмов внушения, эксп­рессивного воздействия». Достоевский же, встав на защиту дет­ской души перед уголовным судом, разоблачал в своём «Дневни­ке» приёмы и саму личность адвоката. Отношение к слову «талант» показывает коренное различие в риторических приёмах Досто­евского и Спасовича: «Достоевский не даёт логического опреде­ления слова. Напротив, как бы издевается над этим семантичес­ким приёмом, создавая такие мнимые, явно недостаточные опре­деления: «Талант есть, во-первых, преполезная вещь». «Во-вторых» – так и не появится. А снова будет повторено в иной смысловой обстановке «во-первых»: «Во-первых, talent oblige, талант обязывает – к чему, например? Иногда к самым дурным вещам». Общее определение понятия «талант» Достоевский сразу же поясняет частной его разновидностью: «Литературный талант, например, есть способность сказать или выразить хорошо там, где бездарность скажет или выразит дурно...» Эти определения за­тем самим автором осмеиваются, и открыто объявляется эмоци­ональная вредность, «несносность» многих признаков, входящих в понятие «талант»: «определение слова «талант» замещается его образно-метафорическим раскрытием в нужном направле­нии...». Образ таланта облекается такими экспрессивно-симво­лическими формами, которые переводят его в категорию лица с отрицательной оценкой. Сама же проблема определения из сфе­ры логической переводится в сферу социальную, сферу, по сло­вам Достоевского, «всеобщего и самого драгоценного интереса».

 

Оценка содержания и формы определений. Фактическая точность и правильность определения зависят от истинности и существенности перечисляемых в нём признаков и находятся в прямой зависимости от уровня, достигнутого научным знанием. Задача редактора – оценить содержание и форму определения, раз­личая определения чёткие и те, что находятся в процессе фор­мирования, отдавая себе отчёт в том, что далеко не всегда опре­деление в журналистском тексте может претендовать на завер­шённость формулировки. Попытка подвести его при редактировании под привычную форму классификационного определения без достаточных на то оснований, как правило, несостоятельна. Пере­насыщенность дефинитивными конструкциями придаёт тексту спе­цифическую стилистическую окраску, сообщает суждениям не­пререкаемость, что, как правило, идёт вразрез с целями публицистики. С другой стороны, стремление избежать во что бы то ни стало формализованных конструкций, боязнь засушить изложение может привести к приблизительности в толковании понятий, к попыткам определить понятие через неизвестные для читателя признаки, к злоупотреблению образными средствами языка. Например: Совесть – наш высший внутренний судья, это гнев, обращённый на самого себя, могучая сила в обеспечении высоконравственного поведения чело­века.

 

Определения в информационных публикациях. В тексте информационных материалов термины и слова профессио­нальной лексики часто играют роль своеобразного фона для сообщения о каком-либо конкретном событии. Точное их зна­чение будет расшифровано только специалистами, а для большин­ства читателей термины и профессионализмы очерчивают гра­ницы содержания понятий лишь в самом общем виде. Так, когда заметка сообщает, что на астраханском газоперерабатывающем заводе «пущена первая технологическая линия по переработке трёх миллиардов кубометров газа в год; на установке сепара­ции отделены компоненты, из которых далее получена элемен­тарная сера», читатель фиксирует внимание на главном – пуске новой технологической линии и довольствуется общим представ­лением о смысле терминов технологическая линия, установ­ка сепарации, компоненты, элементарная сера. Не ощущает он необходимости в точной расшифровке и таких профессиона­лизмов, как, например, выделить средства отдельной строкой («Разве это не парадокс: предусмотрев завершение второй оче­реди реконструкции, предприятие не выделило вообще на это средств отдельной строкой»). Разумеется, ответственность за пра­вильное употребление терминов в этом случае с редактора не снимается, но главная его задача – определить допустимую меру приближённости в толковании терминов читателем, решить, ког­да объяснения обязательны, когда они излишни. Однако достаточ­но часто редактор сталкивается с необходимостью расшифровать термин. В этом случае термин служит смысловым центром за­метки, обозначает новое для читателя знание. Автор её выступает в качестве популяризатора открытий науки, достижений техники, и редактор должен владеть приёмами, позволяющими помочь ре­шить эту задачу. Наиболее часто при расшифровке терминов в газетных текстах используют приложения, разъясняющие их смысл, прибегают к подбору синонимов, позволяющих выделить различ­ные, существенные в данной ситуации стороны явления, включа­ют в текст описания, дающие конкретное представление о пред­мете заметки. Но каким бы ни был приём объяснения, в основе своей он имеет логическое определение понятия, правилами ко­торого следует руководствоваться при работе над текстом.

Сравним, как введён в текст двух заметок один и тот же тер­мин (дюкер), незнакомый большинству читателей: Прокладку дюкера – глубо­ководной части газопровода Оха – Комсомольск-на-Амуре начали специалисты из объе­динения «Союзподводтрубопроводстрой». Началась укладка подводно­го дюкера на трассе газопрово­да Оха – Комсомольск. Подвод­никам объединения «Союзподводтрубопроводстрой» пред­стоит уложить трубы через Амур в траншею длиной 2,5 километра.

 

В первой заметке термин дюкер пояснён приложением – глубо­ководная часть трубопровода. Вторая заметка сразу идет по пути конкретизации представлений, описывая, что такое дюкер. Выбор приёмов введения терминов в текст предопределён жанровыми особенностями публикаций: в первом случае – это короткое сооб­щение, во втором – заметка, несущая расширенную информацию.

Включение каждого термина в текст должно быть строго мо­тивированным. Попытка объяснить неизвестное через неизвест­ное всегда несостоятельна. Когда автор написал: «...сейсмо-акустический экспресс-метод прогнозирования выбросоопасных плас­тов... можно сравнить с перкуссией, когда врач выстукивает больного и слушает реакцию организма», он заведомо усложнил свою задачу. Ведь в результате пришлось объяснять не только то, что такое сейсмо-акустический экспресс-метод, но и что такое перкуссия. Перенасыщение текста терминами утяжеляет его, препятствует усвоению читателем информации.

Определения в публикациях на общественно-полити­ческие темы. Следует иметь в виду, что работа над определения­ми в публикациях на общественно-политические темы имеет свои особенности. Специфических, только общественным наукам при­сущих терминов сравнительно немного. В большинстве случаев они не отделены, как в естественных науках, резко обозначенной границей от обыденного языка. Труд, семья, право, общество – одновременно и термины, и слова каждодневного речевого обихо­да. Кроме того, значение многих терминов подвижно, особенно в политической практике. На наших глазах часто возникают новые оттенки их значений, уточняется и изменяется содержание. Прак­тический смысл приобрело сегодня определение таких понятий, как митинг, шествие, демонстрация, манифестация. Термино­логическое их значение предопределяется различием статуса и правил проведения мероприятий в период повышенной обществен­ной активности, содержание терминов отражает реальную соци­альную практику. Точного определения при судопроизводстве по­требовали понятия подарок и взятка. Произошло уточнение тер­минов меценат и спонсор. Первый вновь приобрел свой первоначальный смысл – «покровитель наук и искусств» и пере­стал считаться принадлежащим лишь «дворянско-буржуазному обществу», как долгое время указывали справочные издания. Зна­чение второго сузилось и закрепилось в языке как «лицо или фирма (предприятие), финансирующие конкурсы, шоу и т. п. с це­лью размещения рекламы или благотворительными целями». Тер­мин конверсия, часто встречающийся на страницах газет, напротив, стал толковаться расширительно. Вернув этот термин из области сравнительно узкой специальной терминологии к первоначально­му обозначению общего понятия превращение, мы употребляем его, говоря об изменениях, главным образом, в промышленном про­изводстве (конверсия оборонных предприятий).

Буквально каждый день мы сталкиваемся с переносом значе­ний терминов на новые ситуации и явления. Включённые в жур­налистский текст, такие термины, как правило, не нуждаются в строгом логическом определении, но прояснить их смысл для чита­теля необходимо, и в текст вводят объяснение, часто непосред­ственно связанное с конкретным содержанием публикации: Среда – это хоть и коллектив, но резко выра­женных индивидуальностей. И чем они более не похожи друг на друга, тем лучше. Там никто не сидит в президиуме и вообще нет главного, в том числе это относится и к учителю-мастеру. Даже наоборот, ему каждый раз приходится завоёвывать свой авторитет заново – доказательствами, юмором, как угодно – только не командой. Тут прав только тот, кто убедил своей работой. Взволнуй, покори. Вот что такое среда. Повторяю, как воздух она нужна драматургу.

 

Поиски точной литературной формы определения всегда серь­ёзная творческая задача. Вот что говорил о работе над определе­ниями, включёнными в текст литературного произведения, писа­тель Ю. Трифонов, пытаясь найти определение понятию «литера­турщина». Вначале он пробует раскрыть его содержание при помощи образных средств: литературщина – «это оборотень... Это вурдалак, который прикидывается хорошенькой девушкой, со­блазняет, заманивает. Как трудно бывает отказаться от какой-нибудь изящной метафоры, от пейзажа «с настроением!» Попро­буй угадай, литературщина это или литература. Ведь так красиво. И ни у кого как будто не украдено. Вот это «как будто» и пуга­ет». Автор чувствует недостаточность подобного способа опреде­лить понятие и рассуждает дальше: «Литературщина – это от­сутствие таланта... Всё равно что сказать: бедность – это отсут­ствие денег». Перед нами попытка построить определение отрицательное, понятно, что результат её автора не удовлетворил, и он снова пытается дать образное определение понятию: «Лите­ратурщина – это что-то жёваное. Вроде жёваного мяса. До вас жевали-жевали, все соки высосали, а теперь вы начинаете рабо­тать челюстями. Куда как приятно. О... да как её распознать?» Может быть, выход в том, чтобы перечислить подряд признаки явления: «Литературщина многолика. Это избитые сюжеты, затас­канные метафоры, пошлые сентенции, глубокомысленные рассуж­дения о пустяках. Это и почти литература, во всяком случае неч­то очень похожее на литературу. Это длинные, на полстраницы периоды с нанизыванием фраз, с нарочито корявыми вводными предложениями, утыканными как гвоздями, словами «что» и «ко­торый», – под Толстого, или такие же бесконечные периоды, со­стоящие из мелкой психологической требухи, – под Пруста. Это сочные, влажные, сырые, мглистые, нежно-палевые, пропахшие дож­дём и гарью пейзажи, – под Бунина. Это занудливые, но много­значительные «разговоры ни о чём», – под Хемингуэя».

Признаков перечислено много, однако законченным перечис­ление не выглядит. Существенные, обобщённые признаки явления автору сформулировать не удалось, он это чувствует, и предпри­нимает последнюю попытку дать определение, уже выходя за рам­ки традиционной формальной логики: «Прочитал только что напи­санную страницу и увидел: сплошная литературщина. Нагро­мождение метафор. Литературщина сравнивается с салом, с хорошенькой девушкой, с радиоактивными излучениями, с жёва­ным мясом и ещё с чем-то. Автор в ажиотаже собственной без­вкусицы не захотел расстаться ни с одной из метафор, иные из которых более чем сомнительного качества, и в результате погу­бил доброе дело: нанести крепкий удар по литературщине. Внятно ответить на поставленный вопрос: «Что же такое литературщина?» –автор не сумел или, может быть, не захотел. Он уходил от разгово­ра, изощрялся в остроумии и бросил читателя в недоумении. Эту страницу я оставлю в таком виде, как она написалась, чтобы пока­зать змеиную суть литературщины и как трудно с этим ядом бороться», – пишет Ю. Трифонов, завершая попытку определить понятие остенсивным определением, т. е. указанием на предмет.