Смотрите коллекционные фильмы

Я часто вслепую выбираю классику для просмотра, о котором я мало что знаю, но который рекомендован каким-то известным лейблом (как Criterion в США или Masters of Cinema в Британии). Я всегда получаю удовольствие от этого. Иногда просмотр приводит к легкому удовлетворению, иногда можно заскучать. Но когда какой-то фильм по-настоящему увлекает вас, то это не только новые впечатления, но с этим вы узнаете о новом режиссере или жанре или периоде, о котором мало что знали. Не прекращайте открывать для себя новые горизонты.

СИМУЛЯНТЫ

Генеральша Марфа Петровна Печонкина. Или, как её зовут мужики, Печончиха, десять лет уже практикующая на поприще гомеопатии, в один из майских вторников принимает у себя в кабинете больных. Перед ней на столе гомеопатическая аптечка, лечебник и счета гомеопатической аптеки. На стене в золотых рамках под стеклом висят письма какого-то петербургского гомеопата, по мнению Марфы Петровны, очень знаменитого и даже великого, и висит портрет отца Аристарха, которому генеральша обязана своим спасением: отречением от зловредной аллопатии и знанием истины. В передней сидят и ждут пациенты, всё больше мужики. Все они, кроме двух-трёх, босы, так как генеральша велит оставлять вонючие сапоги на дворе. Марфа Петровна приняла уже десять человек и вызывает одиннадцатого:

— Гаврила Груздь!

Дверь отворяется и, вместо Гаврилы Груздя, в кабинет входит Замухришин, генеральшин сосед, помещик из оскудевших, маленький старичок с кислыми глазками и с дворянской фуражкой под мышкой. Он ставит палку в угол, подходит к генеральше и молча становится перед ней на одно колено.

— Что вы! Что вы, Кузьма Кузьмич! — ужасается генеральша, вся вспыхивая.— Бога ради!

— Покуда жив буду, не встану! — говорит Замухришин, прижимаясь к ручке.— Пусть весь народ видит моё коленопреклонение, ангел-хранитель наш, благодетельница рода человеческого! Пусть! Которая благодетельная фея даровала мне жизнь, указала мне путь истинный и просветила мудрование моё скептическое, перед тою согласен стоять не только на коленях, но и в огне, целительница наша чудесная, мать сирых и вдовых! Выздоровел! Воскрес, волшебница!

— Я... я очень рада...— бормочет генеральша, краснея от удовольствия.— Это так приятно слышать... Садитесь, пожалуйста! А ведь вы в тот вторник были так тяжело больны!

— Да ведь как болен! Вспомнить страшно! — говорит Замухришин, садясь.— Во всех частях и органах ревматизм стоял. Восемь лет мучился, покою себе не знал... Ни днём ни ночью, благодетельница моя! Лечился я и у докторов, и к профессорам в Казань ездил, и грязями разными лечился, и воды пил, и чего только я не перепробовал! Состояние своё пролечил, матушка-красавица. Доктора эти, кроме вреда, ничего мне не принесли. Они болезнь мою вовнутрь мне вогнали. Вогнать-то вогнали, а выгнать — наука ихняя не дошла... Только деньги любят брать, разбойники, а ежели касательно пользы человечества, то им и горя мало. Пропишет какой-нибудь хиромантии, а ты пей. Душегубцы, одним словом. Если бы не вы, ангел наш, быть бы мне в могиле! Прихожу от вас в тот вторник, гляжу на крупинки, что вы дали тогда, и думаю: «Ну, какой в них толк? Нешто эти песчинки, еле видимые, могут излечить мою громадную застарелую болезнь?» Думаю, маловер, и улыбаюсь, а как принял крупинку — моментально! словно и болен не был или рукой сняло. Жена глядит на меня выпученными глазами и не верит: «Да ты ли это, Кузя?» — «Я», говорю. И стали мы с ней перед образом на коленки и давай молиться за ангела нашего: «Пошли ты ей, господи, всего, что мы только чувствуем!» Замухришин вытирает рукавом глаза, поднимается со стула и выказывает намерение снова стать на одно колено, но генеральша останавливает и усаживает его.

— Не меня благодарите! — говорит она, красная от волнения и глядя восторженно на портрет отца Аристарха.— Не меня! Я тут только послушное орудие... Действительно, чудеса! Застарелый, восьмилетний ревматизм от одной крупинки скрофулозо!

— Изволили вы дать мне три крупинки. Из них одну принял я в обед — и моментально! Другую вечером, а третью на другой день,— и с той поры хоть бы тебе что! Хоть бы кольнуло где! А ведь помирать уже собрался, сыну в Москву написал, чтоб приехал! Умудрил вас господь, целительница! Теперь вот хожу, и словно в раю... В тот вторник, когда у вас был, хромал, а теперь хоть за зайцем готов... Хоть ещё сто лет жить. Одна только беда — недостатки наши. И здоров, а для чего здоровье, если жить не на что? Нужда одолела пуще болезни... К примеру взять хоть бы такое дело... Теперь время овёс сеять, а как его посеешь, ежели семенов нет? Нужно бы купить, а денег... известно, какие у нас деньги...

— Я вам дам овса, Кузьма Кузьмич... Сидите, сидите! Вы так меня порадовали, такое удовольствие мне доставили, что не вы, а я должна вас благодарить!

— Радость вы наша! Создаст же господь такую доброту! Радуйтесь, матушка, на свои добрые дела глядючи! А вот нам, грешным, и порадоваться у себя не на что... Люди мы маленькие, малодушные, бесполезные... мелкота... Одно звание только, что дворяне, а в материальном смысле те же мужики, даже хуже... Живём в домах каменных, а выходит один мираж, потому — крыша течёт... Не на что тёсу купить.

— Я дам вам тёсу, Кузьма Кузьмич.

Замухришин выпрашивает ещё корову, рекомендательное письмо для дочки, которую намерен везти в институт, и... тронутый щедротами генеральши, от наплыва чувств всхлипывает, перекашивает рот и лезет в карман за платком... Генеральша видит, как вместе с платком из кармана его вылезает какая-то красная бумажка и бесшумно падает на пол.

— Во веки веков не забуду...— бормочет он.— И детям закажу помнить, и внукам... в род и род... Вот, дети, та, которая спасла меня от гроба, которая...

Проводив своего пациента, генеральша минуту глазами, полными слёз, глядит на отца Аристарха, потом ласкающим, благоговеющим взором обводит аптечку, лечебники, счета, кресло, в котором только что сидел спасённый ею от смерти человек, и взор её падает на оброненную пациентом бумажку. Генеральша поднимает бумажку, разворачивает её и видит в ней три крупинки, те самые крупинки, которые она дала в прошлый вторник Замухришину.

— Это те самые...— недоумевает она.— Даже бумажка та самая... Он и не разворачивал даже! Что же он принимал в таком случае? Странно... Не станет же он меня обманывать!

И в душу генеральши, в первый раз за все десять лет практики, западает сомнение... Она вызывает следующих больных и, говоря с ними о болезнях, замечает то, что прежде незаметным образом проскальзывало мимо её ушей. Больные, все до единого, словно сговорившись, сначала славословят её за чудесное исцеление, восхищаются её медицинскою мудростью, бранят докторов-аллопатов, потом же, когда она становится красной от волнения, приступают к изложению своих нужд. Один просит землицы для запашки, другой дровец, третий позволения охотиться в её лесах и т.д. Она глядит на широкую, благодушную физиономию отца Аристарха, открывшего ей истину, и новая истина начинает сосать её за душу. Истина нехорошая, тяжёлая...

Лукав человек!

ТРОП	ПРИНЦИП	ПРИМЕР
1. PAST PRO TOTO	Целое через часть, часть вместо целого.	Деталь. Ноги утаскивают в болото Простейший пример - ср. и кр. планы или деталь. Звук вместо объекта или действия.
2. АЛЛЕГОРИЯ	Иносказание, выражение отвлеченного, абстрактного понятия через конкретику.	Правосудие - Фемида; муравьи, пчелки, пауки и т.д. - примитивный перенос выражающий некое отвлеченное качество: трудолюбие, коварство и т.д. (Эзопов язык).. Но на экране аллегория часто воспринимается как лобовое примитивное решение.
3. АНАЛОГИЯ	Совпадение по сходству, установление соответствий.	Человек бросает камень - он падает в реку. В следующем кадре на кр. пл. другой человек тоже бросает камень - мы уже знаем куда он полетит, реку можно не показывать.
4. АНОМАЗИЯ	Замена имени лица предметом.	Примитивный вариант: в романе “12 стульев” на спектакле “Женитьба” вместо экзекутора Яичницы выносят яичницу на сковородке. Или: герой жестко связывается по ассоциации с чашкой, вместо показа его гибели - разбивается чашка. Или горшок с цветком в фильме «Леон-киллер».
5. АНТИТЕЗА	Контрастное сопоставление противоположностей.	Собственно, любой драматургический конфликт, в т.ч. и экранный – уже антитеза.
6. АППЛИФИКАЦИЯ	Перечисление и нагромождение (однородных деталей, определений и т.д.).	Сравните в тексте: ”Зал был наполнен разноцветными шарами, которые летали над головами”; и: “Зал был наполнен красными и синими, желтыми и фиолетовыми, розовыми, зелеными, голубыми, оранжевыми шарами, которые взлетали, плыли, кружились, парили над головами”. Это мощный прием акцентировки, в т.ч. и на экране: например, показ одного объекта с разных ракурсов и в разных крупностях или серия характерных деталей
7. ГИПЕРБОЛА	Преувеличение.	Максимум: разбитая чашка как разрушение мира или из непотушенного окурка - мировой пожар. “Летел комарище, сел на дубище...”, и т.д.
8. ЛИТОТА	Преуменьшение (обратное гиперболе)	Максимум: всемирный потоп как наливание чая в блюдце
9. МЕТАФОРА	Раскрытие одного явления через другое.	Счастье - синяя птица, Любовь – пьянящее вино и т.п.
10. МЕТОНИМИЯ	Установление связей. Ассоциирование по сходным признакам.	Самый простой пример: молодожены в купе укладываются спать, следующий кадр - поршень паровоза.
11. НАЛОЖЕНИЕ	Прямой и переносный смыслы в одном явлении.	Умывание рук Пилата. Женщина моется в душе после секса с нелюбимым человеком.
12. ОКСИМОРОН	Соотнесение по контрасту	Простейший вариант: свет и тьма, “Принц и нищий.
13. ОТРИЦАНИЕ ОТРИЦАНИЯ	Доказательство то обратного.	Проигрыш и самодискредитация антигероя, моральная победа героя истинного, не смотря на его смерть (фильм Армагеддон) и т.д.
14. РЕФРЕН	Повтор, усиливающий выразительность или силу воздействия.	На экране: повтор забитого гола в спорте. Вода у Тарковского в «Сталкере»
15. СИНЕГДОХА	Большее вместо меньшего и меньшее вместо большего.	Разошлось море в чашке супа у Джима кери в ф «Брюс Всемогущий»
16. ХИАЗМ	Нормальный порядок в одном и перевертыш в другом.	Великан, разрушающий кулаком замок, увидев мышь, плачет от страха. В бар врываются гангстеры, все поднимают руки и стрелки на часах тоже поднимаются на без 10-ти 2 и т.п.
17. ЭЛИПСИС	Художественно выразительный пропуск части (фазы) события.	Герой говорит: “Я хочу сделать это!”, а в следующем кадре мы видим готовый результат. Или у Рязанова в “Вокзале на двоих”: герои расстаются, следующий кадр - он моет пол в бараке. Примитив приема – эффект «стробоскопа».
18. ЭФЕМИЗМ	Замещение грубого изящным.	Война а за кадром детский смех.