Управление болью происходит в мозге

Выше мы обсудили, как происходит увеличение уровня эндорфинов и/или энкефалинов благодаря внешнему стимулированию. Однако нам известно, что люди способны выпускать в свои системы большое их количество, находясь в определённом настроении или определённом состоянии.

Одним из самых удивительных и загадочных медицинских феноменов стала способность людей облегчать боль и фактически излечиваться  от

 

любой болезни путём приёма лекарств или, следуя определённому  лечению, в которое они по-настоящему верят. Однако, на самом деле, у всех этих лекарств нет никакого лечебного или терапевтического воздействия – то же самое, что съедать кусочек сахара и думать, что он нас вылечит. Этот таинственный целебный фактор, внедрённый нам путём сильного внушения, известен как эффект плацебо. Этот эффект вызывает любое безвредное вещество, по внешнему виду имитирующее лекарственное средство, прописываемое для успокоения больного.

Болезни и боль, от которой страдали люди, не были в их головах или воображении, они были очень реальны и часто серьёзны, и эффект плацебо мобилизовал довольно реальные и влиятельные физиологические силы в их телах. Но что же это были за силы – оставалось тайной. Сейчас часть этой тайны раскрыта. Множество исследований чётко продемонстрировали, что облегчение боли было следствием эффекта плацебо, который повышал уровень эндорфинов, выпускаемым телом в ответ на плацебо.

В одном эксперименте пациентам ввели две инъекции болеутоляющих после хирургической стоматологии с разницей в несколько часов. Этими инъекциями были морфий, налоксон и плацебо. Учёных особенно заинтересовали пациенты, которым ввели плацебо. Плацебо устранило их боль так же эффективно как морфий, однако когда им сделали второю инъекцию, на этот раз налоксоном, они сразу же стали значительно сильнее ощущать боль. Очевидное заключение: плацебо сработало, вызывая у людей выброс в организм внутренних опиатов. После этого учёные провели ещё ряд исследований эффекта плацебо, взяв огромный диапазон разнообразных видов боли, и это заключение получило своё многократное подтверждение.

Результаты этих исследований стали широко известными в конце 1970- ых годов. Люди начали понимать невероятную сущность эффекта плацебо: человеческий ум, мысли или внушения имеют способность вырабатывать эндорфины. Говорит Кеннет Пеллитиер:

«Становится все более и более ясно, что психологические процессы производят поддающиеся обнаружению изменения в электрической и биохимической активности всей центральной нервной системы. Одна минута работы электромагнитных потенциалов, вырабатывающихся для того, чтобы управлять основными биологическими функциями, влияет больше на заживление раны, чем на её регенерацию (процесс обновления). На эти биологические процессы может непосредственно влиять манипуляция

 

электрическими потенциалами, через электростимуляцию или классическое иглоукалывание. Возможно, периневральная (относящаяся к оболочке нерва) система постоянного тока является связью в человеческом сознании, эта система влияет на выработку эндорфинов или энкефалинов человеком. Это так же очевидно, как и реакция плацебо, которая при определённых условиях вырабатывает спонтанную ремиссию болезни. Систематическое или полное понимание этой связи может привести непосредственно к сознанию необходимости отрегулировать внутренние электрические и биохимические процессы. Это можно сделать тем же самым методом, который широко используется в тренировках биологической обратной связи».

Слова другого учёного анализируют данный вопрос с другой  стороны:

«Возможно, самый интригующий вопрос состоит в том, может ли  эта система быть активизирована добровольно? То есть, могут ли люди самостоятельно чувствовать меньше боли или изучить некоторую умственную уловку, чтобы привести в действие механизм, подавляющий боль?».

Зная глубину удовольствия, которое внутренние опиаты могут принести в дополнение к их болеутоляющим эффектам, мы можем добавить ещё один интригующий вопрос: «Может ли система удовольствия быть активирована добровольно? То есть, могут ли люди  самостоятельно вызывать чувство глубокого удовольствия или им надо изучить некоторую умственную уловку, чтобы привести в действие механизм приносящий удовольствие?».

Мы теперь знаем, что ответ на эти вопросы: «Да!» Мы можем по желанию приводить в действие механизмы облегчения боли и механизмы получения удовольствия, то есть мы можем изучить умственные уловки, благодаря которым мы будет самостоятельно выпускать как эндорфины,  так и другие полезные нейрохимические вещества. И, конечно же, наиболее эффективным инструментом для этого из ныне существующих, является флоат-камера.

Всплывающие эндорфины

Давайте вернёмся к утверждению Гари Хиггинса, что одним из объяснений эффектов флоатинга, который избавляет от боли, является достижение состояния глубокого расслабления, с помощью которого ваше тело выпускает эндорфины. Действительно ли это так? Я по-настоящему заинтересовался этим вопросом. Если это действительно так, то тогда  это

 

объясняет не только болеутоляющие эффекты флоатинга, но также и сильное удовольствие, которое описывают многие флоатеры. Также это затронуло бы все другие области, на которые эндорфины оказывают сильное влияние. Например, дать людям, имеющим зависимость от определённых препаратов, возможность избавиться от неё, сломать их неправильные программы поведения, развить обучающую способность, предотвратить определённые психологические болезни, усилить оргазм и многое другое.

Исследователь эндорфинов Кэндэс Перт в разговоре с писательницей Джуди Хупер, говорит, что эндорфины на самом деле определяют то, что является «реальностью» для каждого из нас, и какое количество  этой

«реальности» можно «впустить». «Наша команда, - говорит она, - предположила, что эндорфины – наши естественные опиаты - являются фильтрующим механизмом в нашем мозге. Опиатная система выборочно фильтрует поступающую информацию: о том, что мы видим, слышим, о том, к чему прикасаемся, что мы пробуем на вкус. Какую-то часть из этой информации она блокирует, а какую-то часть система фильтрует  и пропускает вверх к более высоким уровням нашего сознания». «Никто на самом деле не знает, каков наш мир,- заметили когда-то философы Бишоп Беркли и Дэвид Хьюм. - У каждого своя версия мира, и она значительно отличается от версии другого».

Интригует ещё и то, что опиатные рецепторы наиболее густо сплотились именно в лимбической системе нашего мозга. А как мы помним, каёмчатый мозг работает с нашими эмоциями. Это привело Перт к вере в то, что эндорфины «фильтруют поступающую информацию и помещают её в определённый эмоциональный контекст». Мы оцениваем внешние сигналы согласно нашим стандартам удовольствия или боли. Благодаря системе эндорфинов, вы можете сами решить, каким аспектам действительности уделять внимание, а каким нет. А критерии, благодаря которым мы с вами можем определить это, не могут быть выявлены мною или вами в течение недели, над этими критериями наши предки начали работу примерно миллион лет назад.

«Стимулами, которые ваш мозг отмечает как важные, являются те стимулы, у которых будет наиболее долгоиграющая ценность не только для вас, но и для ваших детей. Все эти маленькие решения должны быть привязаны к лимбической системе, привязаны к полу, к выживанию для того чтобы выяснить, с кем заниматься любовью, а кого убить». Анализируя разницу поведения между полами, Перт утверждает, что эта разница является

 

результатом работы эндорфинов: мужчины и женщины получают удовольствие от секса из-за того, что он происходит из древности, и именно поэтому висцеральная область мозга заставляет их обращать внимание на это, учитывая различные аспекты действительности. В то время как огромное количество эндорфинов и опиатных рецепторов находятся в  каёмчатом мозге, мы увидели, что эффекты флоатинга воздействуют прямиком на каёмчатый мозг и имеют там очень сильное влияние.

Широкий диапазон эффектов эндорфинов подобен эффектам флоатинга

– облегчение боли, повышенное удовольствие, заметное меняющееся восприятие реальности, острое ощущение того, что ты находишься на связи с эмоциями, мозгом, вспоминаешь абсолютно не связанные друг с другом эмоции, но подозреваешь, что между ними должна быть связь.  Существует ли твёрдое научное доказательство того, что увеличенное количество эндорфинов мы можем связать с флоатингом? Я поднял этот вопрос в беседе с Томасом Файном из отделения психиатрии Медицинского колледжа штата Огайо. Файн основал специальную лабораторию в своей клинике, в которой он использует флоат-камеры для клинического лечения. Он провёл огромное лабораторное исследование в области эффектов флоатинга вместе с нейроэндокринологом Джоном Тернером. Когда я задал им интересующий меня вопрос про эндорфины, они рассказали мне следующее:

Он и три других исследователя, все опытные флоатеры,  провели четыре сеанса флоатинга во флоат-камерах, находящихся в клинике. Перед каждым сеансом флоатинга флоатеру делали инъекцию. Каждая инъекция была или плацебо или налоксоном. Они использовали двойной слепой  метод

- эксперимент, в котором экспериментатору неизвестно, кто из испытуемых относится к контрольной группе, и получает лекарственный препарат, а кто - к экспериментальной, и получает плацебо. Из этого получалось, что ни флоатер, ни человек, который вводил препарат, не знали, что в нем. После каждого из четырёх сеансов, флоатера просили ответить на вопрос, давали ему налоксон или плацебо. Плацебо, конечно, не имел бы никакого влияния на флоатера, в то время как налоксон, наш опиатный антагонист, связался бы с опиатными рецепторами мозга и заблокировал бы любые анестезирующие или вызывающие удовольствие эффекты. Поэтому, если бы организм флоатера не выпускал бы эндорфины, то мы бы не имели возможности отличить налоксон от плацебо. Если же флоатинг действительно вызывает выпуск эндорфинов, то опытные флоатеры смогли бы отметить действие налоксона, когда он не дал бы им чувствовать обычные эффекты  флоатинга.

 

Когда же наши четверо участников эксперимента после каждого сеанса высказали свои предположения о том, какой из препаратов им вводили, то в общей сложности мы получили шестнадцать ответов. Результаты были ошеломительными: все шестнадцать предположений были правильны!

Файн предостерёг меня, что это не окончательное заключение, подчёркивая, что этот эксперимент был своего рода предварительным анализом, выяснением того, есть ли у них почва для проведения полноценного эксперимента. Он напомнил, что флоатинг увеличивает сенсорное понимание. Например, если бы у налоксона были какие-то острые побочные эффекты, то флоатер стал бы более осведомлён об этом, чем обычный человек (возможно, налоксон приводит к выпуску адреналина или норадреналина). Таким образом, 100-процентная точность предположений флоатеров, возможно, произошла из их восприятия наличия налоксона, а не от их понимания нехватки эндорфинов. «И в этом нет никаких сомнений, - сказал Файн.- «Вы сразу же узнаете, когда вам ввели налоксон, я, например, ничего не чувствую во время флоатинга, если меня перед этим укололи налоксоном». Он также согласился с тем, что, если бы эксперимент рассматривался только как поиск почвы для размышлений, а не поиск решений, то его последствия были поразительными, даже захватывающими.