А.3.9 Что такое анархо-примитивизм?

Как обсуждалось в главе A.3.3, большинство анархистов согласились бы с ситуационистом Кеном Кнаббом в утверждении, что «в освобожденном мире компьютеры и другие современные технологии могут быть использованы для устранения опасных или скучных задач, освобождая всех, чтобы сосредоточиться на более интересных видах деятельности». Очевидно, что «некоторые технологии — ядерная энергетика является наиболее очевидным примером — действительно настолько безумно опасны, что они, несомненно, будут немедленно остановлены. Многие другие отрасли промышленности, производящие абсурдные, устаревшие или излишние товары, конечно, автоматически прекратят свое существование с исчезновением их коммерческих обоснований. Но технологий много... однако, как бы они в настоящее время ни использовались неправильно, они имеют мало, если вообще имеют, присущих им недостатков. Это просто вопрос более разумного использования их, приведения их под народный контроль, введения некоторых экологических улучшений и перепроектирования их для человеческих, а не капиталистических целей». [ Public Secrets, стр. 79 и стр. 80] Таким образом, большинство эко-анархистов рассматривают использование соответствующей технологии как средство создания общества, живущего в гармонии с природой.

Однако небольшое, но громкое меньшинство самопровозглашенных зеленых анархистов с этим не согласны. Такие писатели, как Джон Зерзан, Джон Мур и Дэвид Уотсон, изложили концепцию анархизма, которая, по их утверждению, направлена на критику всех форм власти и угнетения. Это часто называют «анархо-примитивизмом», который, согласно Муру, является просто «сокращенным термином для радикального течения, которое критикует всю цивилизацию с анархистской точки зрения и стремится инициировать всеобъемлющее преобразование человеческой жизни». [ Primitivist Primer ]

То, как это течение выражает себя, разнообразно, с самыми крайними элементами, стремящимися к концу всех форм технологии, разделения труда, одомашнивания, «прогресса», индустриализма, того, что они называют «массовым обществом», а для некоторых даже символической культурой (то есть числами, языком, временем и искусством). Они склонны называть любую систему, которая включает в себя эти черты, «цивилизацией» и, следовательно, стремятся к «разрушению цивилизации». Насколько далеко они хотят зайти — вопрос спорный. Некоторые считают приемлемым технологический уровень, существовавший до промышленной революции, многие идут дальше и отвергают сельское хозяйство и все формы технологии, выходящие за рамки самых элементарных. Для них возвращение в дикую природу, к образу жизни охотника-собирателя – это единственный способ существования анархии и отбрасывания идеи о том, что соответствующие технологии могут быть использованы для создания анархистского общества, основанного на промышленном производстве, которое минимизирует его воздействие на экосистемы.

Таким образом, примитивистский журнал «Зеленая анархия» утверждает, что те, кто, как и они сами, «отдают приоритет ценностям личной автономии или дикого существования, имеют основания выступать против и отвергать все крупные организации и общества на том основании, что они требуют империализма, рабства и иерархии, независимо от целей, для которых они могут быть предназначены». Они противостоят капитализму, так как он есть «нынешнее доминирующее проявление цивилизации». Однако они подчеркивают, что именно «цивилизация, а не капитализм как таковой, явилась генезисом системного авторитаризма, принудительного рабства и социальной изоляции. Следовательно, атака на капитализм, которая не нацелена на цивилизацию, никогда не сможет уничтожить институционализированное принуждение, которое питает общество. Пытаться коллективизировать промышленность с целью ее демократизации — значит не признавать, что все крупные организации принимают направление и форму, не зависящие от намерений их членов». Таким образом, утверждают они, подлинные анархисты должны выступать против промышленности и технологии, ибо для осуществления управления и процесса массового производства необходимы «иерархические институты, территориальная экспансия и механизация жизни». Для примитивистов «только небольшие сообщества самодостаточных индивидов могут сосуществовать с другими существами, людьми или нет, не навязывая им свою власть». Такие сообщества имели бы общие существенные черты с племенными обществами: «на протяжении более 99% человеческой истории люди жили в рамках небольших и эгалитарных расширенных семейных соглашений, получая средства к существованию непосредственно из земли». [ Against Mass Society ]

В то время как такие племенные сообщества, которые жили в гармонии с природой и имели мало или вообще не имели иерархии, рассматриваются как вдохновляющие, примитивисты смотрят (используя название книги Джона Зерзана) вперед, чтобы увидеть «Будущее примитива». Как выразился Джон Мур, «будущее, предвиденное анархо-примитивизмом... не имеет прецедента. Хотя примитивные культуры дают намек на будущее, и это будущее вполне может включать элементы, полученные из этих культур, анархо-примитивистский мир, вероятно, будет сильно отличаться от предыдущих форм анархии». [ Against Mass Society ]

Для примитивиста другие формы анархизма ─ это просто самоуправляемое отчуждение внутри по существу той же самой базовой системы, которую мы сейчас переживаем. Отсюда замечание Мура о том, что «классический анархизм» хочет «захватить цивилизацию, переработать ее структуры до некоторой степени и устранить ее худшие злоупотребления и угнетения. Однако 99% жизни в цивилизации остаются неизменными в их будущих сценариях именно потому, что аспекты цивилизации, которые они подвергают сомнению, минимальны... общий образ жизни не слишком изменится». Таким образом «с точки зрения анархо-примитивизма все другие формы радикализма представляются реформистскими, независимо от того, считают ли они себя революционными». [ Against Mass Society ]

В ответ «классические анархисты» указывают на три вещи. Во-первых, утверждать, что «худшие злоупотребления и притеснения» составляют 1% капиталистического общества — это просто нонсенс и, более того, то, с чем апологет этой системы был бы счастлив согласиться. Во-вторых, из прочтения любого «классического» анархистского текста становится очевидным, что утверждения Мура – бессмыслица. «Классический» анархизм стремится радикально преобразовать общество до основанья, а не возиться с его второстепенными аспектами. Неужели примитивисты действительно думают, что люди, которые пошли на попытку уничтожить капитализм, будут просто продолжать делать 99% тех же вещей, которые они делали раньше? Конечно, нет. Другими словами, недостаточно избавиться от босса, хотя это необходимый первый шаг! В-третьих, и это самое важное, аргумент Мура гарантирует, что его новое общество будет невозможно достичь.

Итак, как можно увидеть, примитивизм имеет мало или вообще не имеет отношения к традиционному анархистскому движению и его идеям. Взгляды обоих просто несовместимы. Причем идеи последних отвергаются как авторитарные первыми. Всё же анархисты задаются вопросом практичен ли примитивизм в краткосрочной перспективе или даже желателен в долгосрочной. В то время как сторонники примитивизма любят изображать его как самую передовую и радикальную форму анархизма, другие менее убеждены. Они рассматривают ее как запутанную идеологию, которая втягивает своих последователей в абсурдные позиции и, более того, совершенно непрактична. Они согласились бы с Кеном Кнаббом в том, что примитивизм коренится в «фантазиях, [которые] содержат так много очевидных внутренних противоречий, что вряд ли стоит критиковать их в деталях. Они имеют сомнительное отношение к реальным обществам прошлого и практически не имеют отношения к нынешним возможностям. Даже если предположить, что жизнь была лучше в ту или иную предыдущую эпоху, мы должны начать с того, где мы находимся сейчас. Современные технологии настолько тесно переплетены со всеми аспектами нашей жизни, что их нельзя было бы резко прекратить, не вызвав глобального хаоса, который уничтожил бы миллиарды людей». [ Там же, p. 79]

Причина этого заключается просто в том, что мы живем в высокоиндустриальной и взаимосвязанной системе, в которой большинство людей не имеют навыков, необходимых для жизни в охотно-собирательском или даже сельскохозяйственном обществе. Более того, крайне сомнительно, что шесть миллиардов человек смогли бы выжить в качестве охотников-собирателей, даже если бы они обладали необходимыми навыками. Как отмечает Брайан Моррис, «будущее, о котором нам говорят, является «примитивным». Как этого достичь в мире, который в настоящее время поддерживает почти шесть миллиардов человек (поскольку данные свидетельствуют о том, что образ жизни охотника-собирателя способен поддерживать только 1 или 2 человека на кв. милю)» примитивисты вроде Зерзана нам ничего не говорят. [ «Anthropology and Anarchism», С. 35–41, Anarchy: A Journal of Desire Armed, № 45, стр. 38] Поэтому большинство анархистов согласны с выводом Хомского: «я не думаю, что они осознают, что то, к чему они призывают, является массовым геноцидом миллионов людей из-за того, как общество сейчас структурировано и организовано... Если вы устраните эти структуры, все умрут... И, если не вдуматься в эти вещи, это не очень серьезно». [ Chomsky on Anarchism, стр. 226]

Как ни парадоксально, многие сторонники примитивизма соглашаются с его критиками в том, что Земля не сможет прокормить шесть миллиардов живущих как охотники-собиратели. Это, утверждают критики, дает примитивизму ключевую проблему в том, что уровень населения будет снижаться, и поэтому любое «примитивистское» восстание сталкивается с двумя вариантами. Либо это происходит в результате какого-то коллапса «цивилизации», либо это включает длительный переходный период, в течение которого «цивилизация» и ее промышленное наследие благополучно выводятся из эксплуатации, уровень населения естественным образом падает до соответствующего уровня, и люди приобретают необходимые навыки, необходимые для их нового существования.

Проблемы с первым вариантом должны быть очевидны, но, к сожалению, это подразумевается многими примитивистскими писателями. Мур, например, говорит о том, «когда цивилизация рушится» («по своей собственной воле, благодаря нашим усилиям или сочетанию того и другого»). Это подразумевает чрезвычайно быстрый процесс, который подтверждается, когда он говорит о необходимости «позитивных альтернатив», которые должны быть построены сейчас. Ведь «социальный разрыв, вызванный крахом, может легко создать психологическую незащищенность и социальный вакуум, в котором могут процветать фашизм и другие тоталитарные диктатуры». [ Against Mass Society ] Социальные перемены, основанные на «коллапсе», «неуверенности» и «социальной дезорганизации», не звучат как рецепт успешной революции.

Кроме того, существуют антиорганизационные догмы, проповедуемые примитивизмом. Мур типичен, утверждая, что «организации для анархо-примитивистов — это просто рэкет, банды для приведения к власти определенной идеологии», и повторяет эту мысль, говоря, что примитивисты выступают за «отмену всех отношений власти, включая государство... и любой партии или организации». [ Там же ] Однако без организации ни одно современное общество не могло бы функционировать. Произойдет полный и мгновенный упадок, который приведет не только к массовому голоду, но и к экологическому разрушению, когда атомные электростанции будут разрушены, промышленные отходы просочатся в окружающую среду, города и поселки разрушатся, а орды голодающих людей будут сражаться за то, какие овощи, фрукты и животных они смогут найти в сельской местности. Ясно, что догма антиорганизации может быть примирена только с идеей почти мгновенного «краха» цивилизации, а не с устойчивым прогрессом к долгосрочной цели. Равным образом, сколько «позитивных альтернатив» могло бы существовать без организации?

Мур отвергал любую критику, указывающую на то, что коллапс вызовет массовое уничтожение, как «просто тактику размазывания», «странные фантазии, распространяемые некоторыми комментаторами, враждебными анархо-примитивизму, которые предполагают, что уровни населения, предусмотренные анархо-примитивистами, должны быть достигнуты массовым вымиранием или нацистскими лагерями смерти». «Приверженность анархо-примитивистов уничтожению всех властных отношений... означает, что такая организованная резня остается невозможной, а также просто ужасной». [ Against Mass Society ] Однако ни один критик не предполагает, что примитивисты желают такого отмирания или стремятся его организовать. Они просто указывают на то, что крах цивилизации приведет к массовому вымиранию из-за того, что большинство людей не имеют навыков, необходимых для выживания, и земля не может обеспечить достаточное количество пищи для шести миллиардов человек, пытающихся жить примитивным образом. Другие примитивисты утверждали, что это возможно, утверждая, что «все шесть миллиардов нынешних жителей планеты не могут выжить как охотники-собиратели, но это возможно для тех, кто не может выращивать свою собственную пищу в значительно меньших пространствах... как было продемонстрировано пермакультурой, органическим садоводством и местными методами садоводства». [ On the Transition: Postscript to Future Primitive ] К сожалению, не было представлено никаких доказательств, подтверждающих истинность этого утверждения, а также того, что люди могли бы развить необходимые навыки вовремя, даже если бы это было так. Это кажется слабой надеждой на то, чтобы возложить судьбу миллиардов на идею того, что человечество могло быть «диким» и свободным от таких тираний, как больницы, книги и электричество.

Столкнувшись с ужасами, которые повлечет за собой такой «коллапс», те примитивисты, которые продумали этот вопрос до конца, в конечном итоге признают необходимость переходного периода. Джон Зерзан, например, утверждает, что «кажется очевидным, что от индустриализации и фабрик нельзя избавиться мгновенно, но столь же ясно, что их ликвидация должна быть продолжена со всей энергией, стоящей за стремительным прорывом». Даже существование городов принимается, ибо «культивация внутри городов — это еще один аспект практического перехода». [ Там же, стр. 80 и стр. 79]

Однако признание необходимости переходного периода лишь обнажает противоречия внутри примитивизма. Зерзан отмечает, что «средства воспроизведения господствующего корабля смерти (например, его технология) не могут быть использованы для создания освобожденного мира». Он размышляет: «что бы мы сохранили? “Устройства для экономии труда?” Если они не предполагают никакого разделения труда (например, рычаг или наклон), то эта концепция является фикцией; за «спасением» скрывается застывшая тяжелая работа многих и опустошение природного мира». Как это совместимо с поддержанием «индустриализации и фабрик» в течение (неопределенного) периода, неясно. Точно так же он утверждает, что «я устал от принуждения к труду — и сколько настоящего могло бы продолжаться без этого самого принуждения? — существование без ограничений — это непосредственная, центральная цель». [ Там же, стр. 80 и стр. 79] Как это совместимо с утверждением, что промышленность будет поддерживаться в течение некоторого времени, остается без ответа, не говоря уже о том, что они и не собрались их давать. И если «работа» продолжается, как это совместимо с типичным примитивистским отказом от «традиционного» анархизма, а именно с тем, что самоуправление – это управление вашим собственным отчуждением, и что никто не захочет работать на фабрике или в шахте, и, следовательно, принуждение должно быть использовано, чтобы заставить их сделать это? Может ли работа на самоуправляемом рабочем месте каким-то образом стать менее отчуждающей и авторитарной во время примитивистского перехода?

Очевидно, что численность человеческой популяции не может быть значительно сокращена добровольными средствами за короткий промежуток времени. Чтобы примитивизм был жизнеспособным, уровень мирового населения должен упасть примерно на 90%. Это означает, что для добровольного сокращения численности населения потребуются десятилетия, если не столетия. Учитывая, что маловероятно, что (почти) все на планете решат не иметь детей, этот временной масштаб почти наверняка будет составлять столетия, и поэтому сельское хозяйство и большинство отраслей промышленности должны будут продолжаться (и исход из городов будет невозможен немедленно). Точно так же надежные контрацептивы являются продуктом современной технологии, и, следовательно, средства их производства должны были бы сохраняться в течение этого времени — если только примитивисты не утверждают, что наряду с отказом иметь детей люди также откажутся от секса.

Кроме того, существует наследие индустриального общества, которое просто не может быть оставлено на произвол судьбы. Взять хотя бы один очевидный пример: оставлять атомные электростанции плавиться вряд ли было бы экологично. Более того, сомнительно, что правящая элита просто отдаст свою власть без сопротивления, и, следовательно, любая социальная революция должна будет защищаться от попыток восстановить иерархию. Излишне говорить, что революция, которая избегала всякой организации и промышленности как изначально авторитарной, не смогла бы этого сделать (было бы невозможно производить необходимые военные припасы для борьбы с фашистскими силами Франко во время Испанской революции, если бы рабочие не преобразовали и не использовали свои рабочие места для этого, чтобы отметить другой очевидный пример).

Тогда возникает другое, ключевое противоречие. Ибо если вы признаете необходимость перехода от «здесь» к «там», то примитивизм автоматически исключает себя из анархистской традиции. Причина проста. Мур утверждает, что «массовое общество» включает в себя «людей, работающих, живущих в искусственной, технологизированной среде и [подвергающихся] формам принуждения и контроля». [ On the Transition: Postscript to Future Primitive ] Так что если все, что говорят примитивисты о технологии, промышленности и массовом обществе, верно, то любой примитивистский переход по определению не будет либертарианским. Это объясняется тем, что «массовое общество» должно будет оставаться в течение некоторого времени (по крайней мере, десятилетий, скорее столетий) после успешной революции и, следовательно, с примитивистской точки зрения, основываться на «формах принуждения и контроля». Существует идеология, которая провозглашает необходимость переходной системы, основанной на принуждении, контроле и иерархии, которая со временем исчезнет в безгосударственном обществе. Она также, как и примитивизм, подчеркивает, что промышленность и крупномасштабная организация невозможны без иерархии и авторитета. Эта идеология — марксизм. Таким образом, «классическим» анархистам кажется ироничным слышать, как самопровозглашенные анархисты повторяют аргументы Энгельса против Бакунина как аргументы за «анархию» (смотрите подраздел H.4 для обсуждения утверждений Энгельса о том, что промышленность исключает автономию).

Таким образом, если, как кажется вероятным, любой переход займет столетия, то примитивистская критика «традиционного» анархизма становится не более чем шуткой — и помехой для осмысленной анархистской практики и социальных изменений. Она показывает противоречие, лежащее в основе примитивизма. В то время как его сторонники нападают на других анархистов за поддержку технологии, организации, самоуправления труда, индустриализации и т. д., Они сами зависят от того, что они выступают против любого гуманного перехода к примитивистскому обществу. И учитывая страсть, с которой они нападают на других анархистов по этим вопросам, неудивительно, что вся идея примитивистского переходного периода кажется другим анархистам невозможной. Осуждать технологию и индустриализм как изначально авторитарные, а затем развернуться и отстаивать их использование после революции просто не имеет смысла с логической или либертарианской точки зрения.

Таким образом, можно увидеть ключевую проблему примитивизма. Она не предлагает никаких практических средств для достижения своих целей в либертарианской манере. Как резюмирует Кнабб, «то, что начинается как обоснованное сомнение в чрезмерной вере в науку и технику, заканчивается как отчаянная и еще менее оправданная вера в возвращение первобытного рая, сопровождаемая неспособностью вовлечь нынешнюю систему каким-либо иным способом, кроме абстрактного, апокалиптического». Чтобы этого избежать, необходимо учитывать, где мы сейчас находимся и, следовательно, нам придется «серьезно подумать о том, как мы будем решать все практические проблемы, которые будут поставлены в промежуточный период». [Knabb, там же, С. 31–32] К сожалению, примитивистская идеология исключает такую возможность, отвергая отправную точку, с которой любая настоящая революция могла бы начаться, как изначально авторитарную. Более того, они блокируют подлинные социальные изменения, гарантируя, что никакое массовое движение никогда не будет достаточно революционным, чтобы удовлетворить их критериям:

«Те, кто гордо заявляет о своей «тотальной оппозиции» любому компромиссу, любой власти, любой организации, любой теории, любой технологии и т. д. обычно оказывается, что у них нет никакой революционной перспективы — никакого практического представления о том, как можно свергнуть нынешнюю систему или как может работать постреволюционное общество. Некоторые даже пытаются оправдать этот недостаток, заявляя, что простая революция никогда не сможет быть достаточно радикальной, чтобы удовлетворить их вечный онтологический бунт. Такая напыщенность «все или ничего» может временно произвести впечатление на нескольких зрителей, но ее конечный эффект — просто сделать людей пресыщенными». [ Там же ]

Тогда возникает вопрос о средствах, предлагаемых для достижения примитивизма. Мур утверждает, что «вид мира, предусмотренный анархо-примитивизмом, является беспрецедентным в человеческом опыте с точки зрения степени и типов ожидаемой свободы... поэтому не может быть никаких ограничений на формы сопротивления и мятежа, которые могут возникнуть». [ On the Transition: Postscript to Future Primitive ] Непримитивисты отвечают, что это означает, что примитивисты не знают, чего они хотят и как туда попасть. В равной степени они подчеркивают, что должны существовать ограничения на то, что считается приемлемыми формами сопротивления. Это происходит потому, что средства формируют созданные цели, и поэтому авторитарные средства приведут к авторитарным целям. Тактика не нейтральна, а поддержка определенных тактик выдает авторитарную перспективу.

Это видно из британского журнала «Зеленый анархист», входящего в крайний конец «Примитивизма». Из-за своей врожденной непривлекательности для большинства людей она никогда не могла бы возникнуть либертарианскими средствами (то есть свободным выбором индивидов, которые создают ее своими собственными действиями) и поэтому не может быть анархистской, поскольку очень немногие люди действительно добровольно приняли бы такую ситуацию. Это привело к тому, что «Зеленый Анархист» развил форму эковангардизма, чтобы, по выражению Руссо, «заставить людей быть свободными». Это было выражено, когда журнал поддержал действия и идеи (неанархистского) Унабомбера и опубликовал статью («Иррационалисты») одного из своих редакторов, в которой говорилось, что «оклахомские бомбардировщики имели правильную идею. Жаль только, что они больше не взрывали правительственные учреждения... У Токийского культа Зарина была правильная идея. Жаль только, что при испытании газа за год до нападения они себя выдали». [ Green Anarchist, №51, стр. 11] Защита этих замечаний была опубликована в следующем номере и последующем обмене письмами в американском журнале Anarchy: A Journal of Desire Armed (№ 48-52) увидела, что другой редактор оправдывает эту больную, авторитарную бессмыслицу просто примерами «немедленного сопротивления», проводимого «в условиях крайних репрессий». Что случилось с анархистским принципом, который означает формировать цели? Это означает, что существуют «пределы» для тактики, поскольку некоторые тактики не являются и никогда не могут быть либертарианскими.

Однако мало кто из примитивистов занимает такую крайнюю позицию. Большинство «примитивистских» анархистов вместо того, чтобы быть антитехнологами и антицивилизаторами как таковыми (используя выражение Дэвида Уотсона), считают, что это случай «утверждения аборигенных жизненных путей» и принятия гораздо более критического подхода к таким вопросам, как технология, рациональность и прогресс, чем тот, который связан с социальной экологией. Эти эко-анархисты отвергают «догматический примитивизм, который утверждает, что мы можем каким-то линейным путем вернуться к нашим изначальным корням», так же как и идею «прогресса», «вытесняющего идеи и традиции как просвещения, так и Контрпросвещения». Для них примитивизм «отражает не только проблеск жизни до возникновения государства, но и законный ответ на реальные условия жизни в условиях цивилизации», и поэтому мы должны уважать и учиться у «традиций палеолитической и неолитической мудрости» (таких, как те, которые связаны с индейскими племенами и другими коренными народами). В то время как мы «не можем и не хотели бы отказаться от светских способов мышления и переживания мира... мы не можем свести жизненный опыт и фундаментальные, неизбежные вопросы, почему мы живем и как мы живем, к мирским понятиям... Более того, граница между духовным и светским не столь ясна. Диалектическое понимание того, что мы — это наша история, подтвердило бы вдохновенный разум, который чтит не только атеистических испанских революционеров, погибших за Эль-идеал, но и религиозных пацифистов-узников совести, танцоров-призраков Лакота, даосских отшельников и казненных суфийских мистиков». [David Watson, Beyond Bookchin: Preface for a future social ecology, стр. 240, стр. 103, стр. 240 и С. 66–67]

Такой «примитивистский» анархизм ассоциируется с целым рядом журналов, в основном американских, таких как Fifth Estate. Например, по вопросу о технологии они утверждают, что «хотя рыночный капитализм был искрой, которая зажгла огонь, и остается в центре комплекса, он является лишь частью чего-то большего: принудительной адаптации органических человеческих обществ к экономически-инструментальной цивилизации и ее массовой технике, которые не только иерархичны и внешни, но все более «клеточны» и внутренни. Нет смысла укладывать различные элементы этого процесса в механистическую иерархию первопричин и вторичных следствий». [Watson, там же, С. 127–8] По этой причине примитивисты более критически относятся ко всем аспектам технологии, включая призывы социальных экологов к использованию соответствующей технологии, необходимой для освобождения человечества и планеты:

«Говоря о технологическом обществе, мы фактически имеем в виду технику, порожденную капитализмом, который, в свою очередь, порождает новые формы капитала. Понятие особой сферы общественных отношений, определяющих эту технологию, не только неисторично и недиалектично, но и отражает своего рода упрощенную схему базиса/надстройки». [Watson, там же, стр. 124]

Таким образом, дело не в том, кто использует технологию, которая определяет ее эффекты, скорее, эффекты технологии определяются в значительной степени обществом, которое ее создает. Другими словами, выбирается технология, которая имеет тенденцию усиливать иерархическую власть, поскольку именно те, кто находится у власти, обычно выбирают, какая технология внедряется в общество (говоря, что угнетенные люди имеют эту прекрасную привычку поворачивать технологию против сильных, а технологические изменения и социальная борьба взаимосвязаны – смотрите подраздел D.10). Таким образом, даже использование соответствующей технологии включает в себя нечто большее, чем просто выбор из ряда имеющихся технологий, поскольку эти технологии оказывают определенное воздействие независимо от того, кто их использует. Скорее, речь идет о критической оценке всех аспектов технологии, а также о ее модификации и отказе от нее в соответствии с требованиями максимизации индивидуальной свободы, расширения возможностей и счастья. Однако мало кто из социальных экологов не согласился бы с этим подходом, и различия обычно являются скорее вопросом акцента, чем глубоким политическим моментом.

Однако лишь немногие анархисты убеждены в идеологии, которая, как отмечает Брайан Моррис, отвергает «последние восемь тысяч лет или около того человеческой истории» как источник «тирании, иерархического контроля, механизированной рутины, лишенной какой-либо спонтанности. Все эти продукты человеческого творческого воображения — земледелие, искусство, философия, техника, наука, городская жизнь, символическая культура — воспринимаются Зерзаном отрицательно — в монолитном смысле». Хотя нет никаких причин поклоняться прогрессу, так же мало нужно отбрасывать все изменения и развитие из-под контроля, как угнетающие. Не убедил их и сделанный Зерзаном «Сборник антропологической литературы». [ Там же, стр. 38] Анархисты согласились бы с Мюрреем Букчиным:

«Экологическое движение никогда не получит никакого реального влияния или не окажет существенного влияния на общество, если оно будет продвигать послание отчаяния, а не надежды, регрессивного и невозможного возвращения к исконным человеческим культурам, а не приверженность человеческому прогрессу и уникальному человеческому сочувствию к жизни в целом... Мы должны восстановить утопические импульсы, надежду, понимание того, что хорошо, что стоит спасение в человеческой цивилизации, а также то, что должно быть отвергнуто, если экологическое движение должно играть преобразующую и творческую роль в человеческих делах. Ибо без изменения общества мы не изменим катастрофического экологического направления, в котором движется капитализм». [ The Ecology of Freedom, стр. 63]

Кроме того, позиция «повернуть время вспять» глубоко ошибочна, поскольку, хотя некоторые аборигенные общества очень анархичны, не все они таковы. Как отмечает антрополог-анархист Дэвид Грэбер, «мы почти ничего не знаем о палеолитическом периоде, кроме того, что можно почерпнуть из изучения очень старых черепов... Но то, что мы видим в более поздних этнографических записях, — это бесконечное разнообразие. Были общества охотников-собирателей с дворянами и рабами, есть аграрные общества, которые яростно эгалитарны. Даже внутри... В Амазонии можно найти несколько групп, которые справедливо могут быть названы анархистами, как Пиароа, живущие рядом с другими скажем, воинственные шеренги, которые явно не являются таковыми». [ Fragments of an Anarchist Anthropology, С. 53–4] Даже если мы предположим, как Зерзан, что если мы вернемся достаточно далеко назад, то обнаружим все человечество в анархических племенах, факт остается фактом, что некоторые из этих обществ развились в государственнические, имущественные, подразумевая, что будущее анархическое общество, которое преимущественно вдохновляется и стремится воспроизвести ключевые элементы доисторических форм анархии, не является ответом, поскольку «цивилизация» может развиваться снова из-за тех же социальных или экологических факторов.

Примитивизм смешивает две радикально различные позиции, а именно поддержку буквального возвращения к примитивным образам жизни и использование примеров из примитивной жизни в качестве инструмента социальной критики. Немногие анархисты не согласились бы со второй позицией, поскольку они признают, что нынешнее не равно лучшему, и, следовательно, прошлые культуры и общества могут иметь положительные (а также отрицательные) аспекты, которые могут пролить свет на то, каким может быть подлинно человеческое общество. Точно так же, если бы «примитивизм» просто включал в себя сомнение в технологии наряду с авторитетом, мало кто бы с этим не согласился. Однако эта разумная позиция в основном сводится к первой-идее о том, что анархическое общество было бы буквальным возвращением к обществу охотников-собирателей. То, что это так, видно из работ примитивистов (некоторые примитивисты говорят, что они не предлагают каменный век в качестве модели для их желаемого общества или возвращения к собирательству и охоте, но они, кажется, исключают любые другие варианты своей критикой).

Поэтому предположение, что примитивизм – это просто критика или своего рода «анархистская спекуляция» (используя термин Джона Мура), кажется недоверчивым. Если вы демонизируете технологию, организацию, «массовое общество» и «цивилизацию» как изначально авторитарные, вы не можете развернуться и выступать за их использование в переходный период или даже в свободном обществе. Как таковая, критика указывает на способ действия и видение свободного общества, и предполагать иное просто неверно. Равным образом, если вы восхваляете собирательские группы и сменяющие друг друга садоводческие сообщества прошлого и настоящего как примеры анархии, то критики вправе заключить, что примитивисты желают подобной системы для будущего. Это подкрепляется критикой промышленности, техники, «массового общества» и сельского хозяйства.

До тех пор, пока «примитивисты» ясно не скажут, к какой из двух форм примитивизма они принадлежат, другие анархисты не будут принимать их идеи всерьез. Учитывая, что они не могут ответить на такие основные вопросы, как безопасно деактивировать промышленность и избежать массового голода без контроля рабочих, международных связей и федеральной организации, которые они обычно отвергают как новые формы «управления», другие анархисты не очень надеются, что это произойдет в ближайшее время. В конечном счете, мы стоим перед фактом, что революция начнется в обществе, как оно есть. Анархизм признает это и предлагает средства для его преобразования. Примитивизм уклоняется от таких незначительных проблем и, следовательно, мало что может рекомендовать его в глазах большинства анархистов.

Это, конечно, не означает, что анархисты-непримитивисты считают, что каждый человек в свободном обществе должен обладать одинаковым уровнем технологии. Отнюдь нет. Анархическое общество было бы основано на свободном экспериментировании. Разные люди и группы будут выбирать тот образ жизни, который им больше всего подходит. Те, кто стремится к менее технологичному образу жизни, будут свободны поступать так же, как и те, кто хочет использовать преимущества (соответствующих) технологий. Точно так же все анархисты поддерживают борьбу развивающихся стран против натиска (капиталистической) цивилизации и требований (капиталистического) прогресса.

Подробнее о «примитивистском» анархизме читайте в книге Джона Зерзана «Будущий примитив», а также В книге Дэвида Уотсона «За пределами Букчина» и «Против Мегамашины». Эссе Кена Кнабба «Бедность примитивизма» — это превосходная критика примитивизма, как и книга Брайана Оливера Шеппарда «Анархизм против примитивизма».