Индивидуальная творческая сила

Процесс творческой связи: переходя от одной художественной формы к другой, мы как будто освобождаемся от слоев запретов, приближаясь к нашему центру – нашей индивидуальной творческой силе. Этот центр открывает нам доступ к источнику универсальной энергии, наполняющий нас жизненной силой и чувством единства со всем сущим

 

Движение, рисование, звучание, музыка, письмо и медитация помогают нам встретиться со своей внутренней сердцевиной, или сущностью. Большинство людей могут испытать это физическое переживание: они обычно ощущают центр своей энергии в области живота или солнечного сплетения. Входя в соприкосновение с этой сердцевиной, мы обнаруживаем там энергию, которая изливается вовне, возникая в универсальном источнике энергии. Когда этот канал открывается, универсальная энергия тоже может наполнять нас.

Многие художники и терапевты обнаруживали действенность интегрирования искусства и терапии. Сейчас в ряде книг и учебных дисциплин в колледжах активно используется термин интермодальная терапия (на эту тему я настоятельно рекомендую прочитать книгу Шона Мак-Ниффа «Искусство и психотерапия» [The Arts and Psychotherapy]), который описывает нечто похожее на то, что я называю творческой связью. Поскольку во времена моего психотерапевтического обучения еще не существовало книг или учебных курсов по экспрессивным искусствам, я пришла к такому понятию на основании личного опыта. Как движение влияет на рисование и письмо, я обнаружила, когда вела свой художественный журнал на танцевальном тренинге Анны Хэлприн. Однажды во время перерыва на обед я быстро нарисовала масляными пастелями серию рисунков. (Позже, просматривая их снова, я была буквально поражена. Эти маленькие, сделанные в импрессионистской манере рисунки отличались необычной интенсивностью цвета, свободой и внутренней силой.) А когда я писала в своем дневнике, то у меня получались стихи. Меня это удивляло, потому что обычно я не занимаюсь поэтическим творчеством. Было очевидно, что интенсивная работа в модусе движения сделала мои рисунки и слова более аутентичными.

Благодаря исследованию своего опыта я оказалась заинтригована силой творческой связи. С тех пор я стала читать все, что мне удавалось найти по экспрессивным искусствам и интермодальной терапии. В книгах Шона Мак-Ниффа акцентировалась взаимосвязь различных видов искусств. Джейн Хьюстон в книге «Возможный человек» особенно поддерживала теорию и практику достижения высших состояний сознания посредством интеграции ума и тела, правого и левого полушарий головного мозга.

Для того чтобы рассмотреть процесс творческой связи под новым углом зрения, я пригласила моего друга и известного антрополога Анджелес Арриен в мой дом в Санта-Розе для неформального обсуждения. Ниже приводятся выдержки из нашей беседы.

 

Натали: Энджи, когда мы разговаривали в прошлый раз, я отметила, что ты можешь многое рассказать о том процессе, который я называю творческой связью. Для меня эти слова означают экспрессивный художественный процесс, в котором мы используем движение, визуальные искусства, звучание, письмо и направленное воображение, чтобы войти в соприкосновение с источником творчества, существующим в каждом из нас. Я знаю, что ты полна энтузиазма в отношении этого процесса, но я также заметила, что для его описания ты используешь другой словарь. Расскажи мне об этом со своей собственной точки зрения и с точки зрения антропологической науки.

Энджи: Терапевтическая модель включает в себя все четыре уровня интеллекта: ментальный, эмоциональный, физический и то, что я называю энергетическим, или интуитивным интеллектом. Это также модель, объясняющая, как интегрировать различные аспекты творческого духа.

Натали: Что означают для тебя эти слова, «творческий дух»?

Энджи: Я сказала бы, что творческий дух внутри индивида это такой импульс, который глубинно связан с духовной сущностью и не ослабевает до тех пор, пока не будет выражен вовне. Этот импульс в своей неослабевающей силе постоянно ищет пути для выражения в самых различных формах, одна из которых – визуальная. Еще он может быть выражен через движение. Следующая форма – это звук, шум или музыка. Иногда творческие или целительные терапевтические искусства сегментируют, стараясь развить части творческого духа, а не адресуются к нему как к целому.

 

Думаю, что самое замечательное в том, что ты делаешь в области экспрессивных искусств, состоит в создании объема, который вмещает в себя все художественные формы. На уровне архетипов я назвала бы этот объем котлом, или колодцем, или чашей. Для меня это действительно важно, ведь, в отличие от арт-терапии, которая сводится только к визуальным искусствам, ты включаешь в свою работу также танец, музыку и голос, письмо и воображение. Мне нравится твой термин мультимодальная, но, по-моему, в то, что составляет эту терапию, входит и объем, или контейнер, который отдает должное выражению всего творческого духа, а не его отдельных составляющих.

Я использую модель, включающую четыре типа интеллекта. Безотносительно к тому, какую профессию, идеологию, систему верований или культуру представляет человек, эта модель образует контейнер, содержащий в себе четыре универсальных целительных «снадобья»: пение, танец, рассказывание историй и молчание. И объединяют эти четыре универсальных лекарства визуальные искусства. Ты обучаешь тому, что в итоге приносит исцеление, трансформацию, приводит к восстановлению души или, другими словами, является работой по поиску души или заботой о том, что представители коренных американских культур называют потерей души. На современном языке мы могли бы назвать это депрессией, или бездуховностью, или бессердечием.

Лингвист Теодор Майснер, проводивший кросс-культурное лингвистическое исследование, в примечаниях к нему отметил: «Мне представляется весьма интересным, что во всех культурах три слова – творчество, интуиция и духовность – используются в качестве синонимов». А для меня не менее интересно и то, что эти три слова обозначают три портала духа. Например, кто-то может сказать: «О, я не духовный человек, но мне хотелось бы исследовать свою креативность». Такие люди не осознают, что через портал творчества они в конечном итоге придут к восстановлению своего духа.

 

Натали: Духовный аспект этой работы стал сюрпризом для меня. Я знаю, что наши методы пробуждают в людях творческую энергию, но мне потребовалось время, чтобы понять, что процесс творческой связи помогает людям обрести духовность. Как ты сказала, творчество – это дверь к духовности.

Энджи: Это «работа души».

Натали: Такое обозначение очень подходит для этого процесса, но я сама не смогла бы использовать эти слова спонтанно, потому что с большой настороженностью отношусь к употреблению в речи таких слов, как душа, шаманский и духовный.

Энджи: Ну, как бы то ни было, эта работа в целом ведет в сферу духовного. Точно так же, как и работа по развитию интуиции. Допустим, кто-то может сказать: «Я не духовный человек, но хотел бы вместе с Элен Палмер узнать побольше о своей интуиции». Это другой портал, ведущий к духовности, или другой путь к креативности. Они все связаны.

Натали: Вот почему эти слова, творческая связь, так пленили меня. Они снизошли на меня с небесной голубизны, но я не понимала, что они означают, до тех пор, пока не осознала, что это имя для моей работы.

Энджи: Интересно… Видишь ли, творчество всегда приводит людей в необычное место. Там исчезает время, обнаруживается вечность; время и пространство изменяются. Там исчезает самосознание, даже общая способность фокусироваться на чем бы то ни было, и каждое произведение искусства оказывается по-своему выражением души.

Натали: Что ты думаешь о деструктивных проявлениях творчества? Я осознаю, что всегда думаю о творчестве как об исцелении, но при этом понимаю, что творческий процесс может порождать зло и быть использован для достижения дурных целей. Например, кто-то может весьма креативно продумывать изощренное орудие пыток. И создание атомной бомбы тоже предполагает чрезвычайно творческий процесс. Меня это беспокоит всякий раз, когда я говорю о творчестве как о целительном и трансформационном процессе. В таких случаях я напоминаю себе: «Позволь-ка, творчество не всегда бывает целительным. В нем есть и темная сторона».

Энджи: Для меня интересно прежде всего то, что творческий дух находится в непрестанном поиске формы, в постоянном движении, подобно эхолоту, обнаруживающему и демонстрирующему намерения. Таким образом, если мое намерение преисполнено добра, а видение происходящего служит целям исцеления и трансформации, то у творческого духа есть замечательное вместилище. Но если мое намерение заключается в достижении негативных, теневых целей, то я могу быть в равной степени творческой и в этом. Мне нравится то, что говорили об этом Карл Юнг и Мария фон Франц[15]: наивысшая степень деструкции имеет место тогда, когда для творческого духа нет никакого выхода.

 

Когда я читала описание твоей работы, мне на ум пришла идея, о которой отчасти я уже упоминала, – идея о четырех целебных снадобьях.

 

Натали: Откуда взялось это выражение: «четыре целебных снадобья»? Оно твое собственное?

Энджи: Да, именно так. Народы, в культурах которых такими снадобьями являются пение, танец, рассказывание историй и молчание, обычно задают такие вопросы: в какой момент жизни ты перестал петь? Когда ты перестал танцевать? Когда ты перестал испытывать очарование от рассказов? И когда ты начал чувствовать себя не в своей тарелке в сладостном пространстве молчания? Они спрашивают об этом, потому что в соответствии с их верованиями именно там и тогда, где и когда я перестал петь, танцевать, ощущать очарование от рассказов или тяготиться молчанием, я начал терять душу.

Натали: Это удивительно!

Энджи: Так что если я возвращаюсь к пению, танцу, рассказыванию историй и молчанию, то это похоже на работу по поиску души.

Натали: Когда ты говоришь о культурах этих народов, кого именно ты имеешь в виду?

Энджи: Это могут быть любые люди, образующие род или племя коренных представителей определенной культуры. В Африке племенные народы понимают мир именно так. Коренные народы Америки и Океании, включая австралийских аборигенов, майори и жителей островов Полинезии, рассуждают подобным образом. Во всех своих ритуалах и целительских практиках они описывают здоровье и благополучие как качества того, кто продолжает петь, танцевать, наслаждаться историями и любит сладостное пространство молчания. Мне кажется интересным, что б о льшая часть художественного творчества протекает в молчании. Это выглядит как двойная связь.

Натали: Да, оно всегда представляется глубочайшим молчанием.

Энджи: Оно представляет собой трансцендентное время.

Натали: Когда находишься в группе из тридцати пяти человек, одновременно занимающихся экспрессивным искусством, получаешь опыт изумительного и глубочайшего молчания. Я называю это священным пространством. Иногда, бывает, даже приостанавливаю на несколько минут собственную экспрессивную художественную работу, чтобы просто «послушать» молчание, порожденное такой интенсивной, творческой сфокусированностью множества людей. Это удивительно. Так что, где бы и когда бы люди ни прекращали петь и танцевать…

Энджи: Там и тогда они теряют душу.

Натали: Сейчас я пытаюсь применить все это к собственной жизни. Например, я задумалась о том, когда же я перестала танцевать. Это произошло после замужества, тогда мне исполнился двадцать один год. Я должна была быть ответственной женой и матерью.

Энджи: Кстати, еще один момент поражает меня в твоей работе: она сфокусирована на людях, входящих в контакт с собственной психомифологией, а не фиксированных на собственной психопатологии.

Натали: Верно. Мы акцентируем как поиск моментов радости и игры в жизни, так и погружение в собственные проблемы.

Энджи: А психика представляет собой единство эроса и логоса, являющихся сущностями любви и мудрости. Мифология есть мифос, мечта жизни. Похоже, ты действительно учишь людей вновь соединяться с их эросом, или сущностью любви, и логосом – сущностью мудрости, ради жизненной мечты. Такая работа вдохновляет людей и дает им силы, потому что она не столь фиксирована на том, что не действует.

Натали: Много лет назад я почувствовала в себе потребность идти дальше лечения ран или устранения проблем. Я всегда жила в творческом окружении, где люди могли раскрыть свой потенциал полностью, а это гораздо больше, чем разрешать проблемы взаимоотношений или преодолевать профессиональные трудности. Это помогает людям заново открыть для себя радость и духовный экстаз.

 

Как отмечает Анджелес Арриен, творческая связь оживляет некое древнее знание, которое помогает нам стать более целостными, интегрированными человеческими существами. В соответствии с моими убеждениями и опытом процессы экспрессивного искусства помогают нам осознать:

• наше прошлое: детство и молодые годы;

• наше актуальное настроение: «Что я чувствую сейчас?»;

• нашу внутреннюю реальность, или бессознательное;

• наш дух или высшее сознание.

 

Понимание всего этого дает нам возможность улучшить и трансформировать свою я-концепцию, самооценку и состояние сознания. Соединение детского опыта с внутренней реальностью и нашим актуальным состоянием сознания – это необходимая интеграция для тех, кто хочет реализовать свой потенциал полностью. Как отмечалось при описании гуманистических принципов в главе 1, самоисследование способствует открытости в отношении богатства жизни. Оно также позволяет предвидеть наивысшее благо для нас самих и нашей планеты.

Меня продолжают интриговать ответы на следующие вопросы: что происходит в моем теле, уме, душе и духе, когда я полностью вовлечена в творческий процесс? Почему эта интенсивная вовлеченность меняет меня и мое мировосприятие? Можно заключить, что применительно к зачатию, рождению и смерти мы можем описать физические и психологические события, но трансформирующее качество творческого процесса остается для нас тайной.

Хотя я говорила о взаимосвязи одной художественной формы с другой, на следующих страницах мы рассмотрим их отдельно как движение, письмо, визуальное искусство, музыкальную импровизацию, вокализацию и медитацию. Основные художественные формы, используемые в моей работе (потому что они больше мне знакомы), – движение, визуальные искусство и письмо. Хотя я постоянно экспериментирую с музыкальной импровизацией и вокализацией, я меньше знакома с этими формами творческой экспрессии. Тем не менее создание музыки и использование голоса в целях звуковой самоэкспрессии – это мощные творческие средства. Я рассматриваю музыкальную импровизацию как отличающуюся от вокализации (во всяком случае, в том смысле, в котором я употребляю здесь эти слова), поскольку музыка воспроизводится с помощью музыкальных инструментов, тогда как вокализация – с помощью наших голосовых связок.

Медитация хоть и не квалифицируется как художественная форма, тоже представляет собой сущностный, неотъемлемый аспект творческого процесса. Все прочие рассматриваемые мной экспрессивные художественные формы активны. Медитация, или состояние восприимчивости, рецептивности, зачастую игнорируется в качестве сущностного элемента творческого процесса.