Глава I. Внушение и гипноз. Осложнения при гипнотерапии.

 

А. Внушение и гипноз.

 

Если мы начинаем наше изложение психотерапевтиче­ских методов с внушения (суггестии), имея в виду вну­шение как в бодрствующем, так и в гипнотическом со­стоянии, то это происходит не потому, что мы придаем особое значение внушению. В системе психотерапевтиче­ских мероприятий суггестия играет несомненную, но, во, всяком случае, не главенствующую роль.

Что касается внушения вообще, внушения в широком смысле слова, то, как мы уже указывали, элемент внуше­ния присущ в той или иной мере всем почти терапевти­ческим мероприятиям, всякому почти общению врача с больным. Элемент внушения всегда, так или иначе, имеет­ся в любом психотерапевтическом воздействии, хотя его и очень трудно, даже невозможно, точно учесть в каждом отдельном случае. Это —косвенное, элементарное внушение, присущее не только беседе врача с больным, но, конечно, и физиотерапевтической процедуре и много­строчному рецепту и т.д. не требует специального описа­ния.

Внушение поддается известному учету и заслуживает специального рассмотрения лишь тогда, когда оно при­меняется целенаправленно, как таковое. Это имеет место, например, в сеансе гипноза, когда внушение оказывается единственным терапевтическим фактором, а все прочие сознательно устраняются (поскольку речь идет о гипно­тическом сеансе, как таковом: само собой разумеется, что применение гипноза может в самых широких рамках комбинироваться с любыми терапевтическими мероприя­тиями иного рода).

Поскольку гипноз, т. е. применение внушения в чи­стом, так сказать, виде, является старейшим психотера­певтическим мероприятием, мы и начнем с него наше изложение.

Я приглашаю к себе в кабинет 5—6 больных, страдающих алко­голизмом (конечно без психотических явлений), предлагаю им по­удобнее рассесться и внимательно слушать все, что я буду гово­рить, смотря мне при этом прямо в глаза, или, если угодно, фикси­руя какой-либо блестящий предмет, например, металлическую ручку от пресс-папье, которую я держу в руке. Я говорю им, примерно, следующее:

«Товарищи, слушайте внимательно то, что я буду говорить. Вы все, здесь сидящие, хотите покончить с алкоголем. Вы приняли твер­дое решение покончить раз и навсегда с этой губительной патологи­ческой привычкой. Вы убедитесь в том, что с помощью врача вам довольно легко это удастся. Я постараюсь укрепить вашу волю и помогу вам, вместе с тем, проникнуться полным равнодушием, да­же более того, непреодолимым отвращением к вину. Слушайте меня внимательно и не спускайте глаз с этого предмета.

Вы убедитесь в том, что большую роль в борьбе с алкоголем играет внушение врача, так называемый гипноз. Сейчас вы сами испытаете, как все, что я скажу, будет вами выполнено, словно по­мимо вашей воли. Сидите спокойно, молча, неподвижно, дышите ровно.

Слушайте внимательно мой голос. Вы замечаете уже, что ваши глаза устали смотреть в одну точку, вам хочется закрыть их, вы чувствуете, как веки тяжелеют. Не противьтесь этому чувству уста­лости, закройте глаза, если хочется; если нет, смотрите в ту же точку, скоро и вы сомкнете глаза (ибо 2—3 уже в эту минуту опу­стили веки).

Вы замечаете, как от глаз чувство приятной усталости разли­вается по всему телу, руки, ноги становятся тяжелыми, вам не хо­чется двигаться, шевелиться, трудно открыть глаза, разговаривать, все тело словно сковано приятным чувством отдыха, неподвижности. И мысли делаются тоже такие ленивые, мысли рассеиваются, ни на чем не задерживаются, вы постепенно погружаетесь в приятное состояние легкой дремоты, полусна, полного бездумья. Я считаю до, 10 и, пока считаю, все кругом отходит куда-то вдаль, близко и ясно слышен только мой голос, нет ничего, кроме моего голоса, кроме моих приказаний. Я считаю: раз, два и т.д., десять.

Спите, глубже спите. Нет ничего, кроме моих приказаний, и вы теперь уже не в состоянии им противиться.

Все это я произношу не слишком громким, скорее — тихим; и чуть монотонным, ровным голосом, говорю медленно, но без пауз. Когда я заканчиваю мое, приведенное выше, обращение, трое-пятеро из шестерых (а иногда и все шестеро) уже пребывают в том сноподобном состоянии, которое называется гипнотическим: они без­оговорочно выполняют то, что я им внушаю. Я поднимаю руку пациента вверх и говорю: «Я поднимаю вашу руку, и она остается в этом положении, вы о ней забыли, она слушается только меня, а я приказываю ей застыть в этом положении; ваша рука подчинена целиком моей воле и вы не в состоянии ее опустить». То же я про­делываю со вторым, третьим и т.д. Я могу взять эту или другую руку, покачать ее несколько вверх и вниз и сказать: «Ваша рука качается и вы не можете ее остановить — вверх, вниз, вверх, вниз и т.д. Она остановится, когда я скажу: «стоп». И, действительно, рука (которую, конечно, после первых двух—трех взмахов я уже отпустил) будет качаться, пока я не скажу стоп.

А дальше я скажу и сделаю следующее: «Теперь я поднесу вам к губам рюмку водки и вам станет до того противно, словно это керосин или кошачья моча. Вы с величайшим омерзением отшатне­тесь, сплюнете, почувствуете, что вас тошнит». Я поднесу к губам пациента стакан воды, и он отшвырнет его, а на лице его будет написано величайшее отвращение, он будет отплевываться и, воз­можно, у него появятся рвотные движения. Лучше, если я поднесу ему стаканчик из пластмассы, ибо стеклянный он, возможно, разо­бьет.

Затем я скажу примерно следующее: «Теперь вы пить не смо­жете, ибо вы испытываете величайшее отвращение к водке. Не толь­ко вкус и запах вина, но даже самый вид бутылки с водкой вам неприятен. Мысль о водке сопровождается каждый раз чувством физического и морального омерзения. Придя ко мне следующий раз, вы мне подтвердите, что не выпили ни одной капли вина за это время».

Эту формулу я повторю два — три раза, а затем скажу «Я сосчи­таю до 10; покуда я буду считать, вы заметите, как проходит то дремотное состояние, в котором вы находились, и на 10 вы откры­ваете глаза, встаете с приятным чувством свежести и бодрости и с сознанием, что вы сделали решительный шаг, чтобы покончить с алкоголем».

Так оно и произойдет. Тогда я повторю сделанное уже внушение относительно алкоголя и отпущу больных, назначив следующую встречу на один из ближайших дней.

То, что мы описали, есть банальный сеанс группового гипноза, хорошо знакомый по повседневной работе лю­бому психотерапевту.

Что, собственно, происходит в таком сеансе? С по­мощью известных приемов и с помощью слов мы приво­дим наших больных в своеобразное состояние частичного сна, связанного с сужением сознания и понижением спон­танной активности. В этом состоянии их внушаемость настолько повышена, что все (или почти все) сказанное врачом, претворяется в действительность; они пережи­вают именно то и именно так, как мы это им внушаем.

Мы начали с описания конкретного примера сеанса гипноза, взятого из повседневной практики. Ознакомимся теперь с теми общими закономерностями, которые можно уловить в явлениях гипноза.

Основное и главное можно сформулировать коротко: в гипнозе гипнотизируемый ощущает и делает то, что ему говорит гипнотизер. Внушение другого лица он не станет выполнять, и мы говорим о контакте или «рапорте» с гипнотизером. Это, однако, не означает, что гипнотизируе­мый всегда ощущает и выполняет все то, что ему внушает гипнотизер. Последнее имеет место, но лишь в части слу­чаев, когда мы говорим о «сомнамбулизме». Чаще же речь идет о внушаемости частичной, ограниченной в пер­вую очередь более элементарными функциями нервной системы — двигательной и чувствительной. Мы замечаем, что имеются известные градации в описываемых явле­ниях.

Наиболее утвердившийся в современной гипнологии является схема Фореля, различающего три степени или три стадии развития гипнотического состояния.

I степень — легкая сонливость (сомнолентность), чувство расслабленности, когда гипнотизируемый в состоянии еще проявить энергию и сопротивляться внушению, например, может открыть глаза.

II степень — гипотаксия, когда реализуются вну­шения, касающиеся двигательной сферы, но не удаются внушения сенсорных явлений (напр. галлюцинаций) и не наступает последующей амнезии.

III степень — сомнамбулизм, когда реализуются любые внушения (гипнотические и постгипнотические) с последующей амнезией.

Эту схему, которая, как мы указывали, пользуется наибольшей популярностью в психотерапии, можно при­нять лишь очень условно и с большими оговорками, но все же она является наиболее пригодной для ориенти­ровки в явлениях гипноза. (Примечание ред. При изучении стадий гипноза необходимо иметь в виду, что учение о высшей нервной деятельности позволяет физиологически обосновать постепенное развитие гипнотического состояния и уточнить разграничение стадий его развития).

Легче всего внушаемость проявляется в двигательной сфере. В этом не трудно убедиться на самом себе: анор­мальном состоянии при крайней усталости, при переходе от сна к бодрствованию и обратно, легко внушить себе чувство тяжести в веках, в руках и ногах настолько, что движения соответствующих мышц становятся крайне за­трудненными. Отсюда понятно, что суггестия, как прави­ло, начинается («вводится») с воздействия на двигатель­ные функции.

Подчиняясь суггестии чувства лени, тугоподвижности, расслабленности во всем теле, субъект сравнительно лег­ко поддается и дальнейшему уверению (переход от сомнолентности к гипотаксии) в неподвижности: это фено­мен так называемой восковой гибкости или каталепсии, при ко­тором конечности сохраняют пассивно придаваемое им положение, как бы застывают в нем (это иногда сопро­вождается настолько значительным повышением мышеч­ного тонуса, что удается излюбленный некогда при де­монстрациях гипноза, так называемый каталептический мост, когда гипнотизируемого кладут головой и пятками на два стула, и тело остается неподвижно лежать в такой позе). Внушение сохранения данного инервационного импульса может проявиться и в том, что внушаются оп­ределенные движения, которые стереотипно, автомати­чески продолжаются неопределенно долго. В этой же стадии гипотаксии реализуются, как правило, и элемен­тарные суггестии в сфере чувствительности: гипо- и ане­стезии, гипо- и анальгезии.

Все описанные явления, характерные для гипотаксии, не сопровождаются, как правило, спонтанной (т. е. не внушенной) последующей амнезией. Иногда на этой сту­пени гипноза удается внушить последующую амнезию.

Иную картину мы наблюдаем в наиболее глубокой фазе гипноза — сомнамбулизме. Здесь уже речь идет не о частичных и элементарных внушениях в двигательной и чувствительной сфере, а о полной реализации внуше­ний: гипнотизируемый галлюцинаторно переживает и реализует все, что ему предлагает гипнотизер, воспроиз­водит самые разнообразные, внушенные ему ситуации и сцены: перевоплощается в ребенка, карабкается по го­рам Кавказа, катается в лодке, тонет в воде, танцует, поет, плачет и т.д.

Такого рода сомнамбулическое гипнотическое состоя­ние в большинстве случаев (но не всегда!) сопровож­дается полной последующей амнезией, независимо от того, была ли она внушена или нет.

Мы видим, таким образом, что речь идет о состояниях не вполне идентичных: о сомнолентности и гипотаксии, т. е. состояниях более или менее значительного сужения сознания и снижения психической активности, сопровож­дающихся частичной и элементарной внушаемостью — во-первых, и, во-вторых, о сомнамбулизме, когда психическое состояние изменяется, причем утрачивается крити­ка и контроль, характерные для бодрствующего созна­ния.

Если можно говорить о чисто количественной разнице между сомнолентностью и гипотаксией, то между ними и сомнамбулическим гипнозом разница как будто уже качественная.

Возникает вопрос: следует ли рассматривать эти три состояния как фазы в том смысле, что у одного и того же лица данный сеанс гипноза (или серия сеансов) неиз­менно начинается с сомнолентности, проходит стадию ги­потаксии и завершается сомнамбулизмом? Как правило, нет. Состояние сомнамбулического гипноза удается вы­звать лишь у ограниченного числа людей, и в этих слу­чаях оно обычно наступает быстро, непосредственно за первыми же суггестиями.

Именно на этом основаны публичные демонстрации гипнотизе­ров-эстрадников, техника которых заключается в следующем: сидя­щим в зале предлагают проделать какой-либо простой эксперимент, чтобы убедиться в значении внушения. Таких экспериментов было предложено немало, но самым, излюбленным с давних пор и, дей­ствительно, наиболее благодарным является следующий: предлагают скрестить пальцы обеих рук, протянуть их вперед, повернуть ладонями кнаружи и сосредоточиться на представлении (ощуще­нии) о том, что пальцы обеих рук как бы склеены, спаяны, притя­гиваются друг к другу так, что их невозможно разомкнуть. Внушают при этом, что покуда гипнотизер считает, напр., до 20—30, это чувство спаянности все усиливается, так что на 20 или на 30 (или как угодно) уже нет никакой возможности освободить пальцы, что все усилия разомкнуть руки ни к чему не приводят, а лишь уси­ливают чувство сцепления.

Если в аудитории, допустим, 500 человек и половина из них проделает этот опыт, то из этих 250, наверное, человек 50—80 испы­тают невозможность разомкнуть руки. С этого начинается отсев наи­более внушаемых. Прошедшим такой отбор будет предложено выйти на эстраду. Пойдут, конечно, не все, а те, что окажутся на эстраде со скрещенными руками будут доступны и дальнейшим внушениям. Но опять-таки не все, а лишь часть: гипнотизер все время будет отсеивать, т. е. удалять с эстрады тех, кто, так сказать, вышел из повиновения и, таким образом, к концу сеанса на эстраде останется может быть не больше человек 10—15, но они уже дадут картину подлинного «сомнамбулизма» и будут проделывать все решительно, что им внушают.

Понятно, что чем больше аудитория, тем больше и число отсеи­ваемых, остающихся на эстраде и проделывающих «представление». Широкая публика неизменно удивляется умению эстрадников загип­нотизировать не одного человека, а «целую аудиторию». Это в выс­шей степени наивно. На самом деле, как это видно из сказанного, речь идет не о гипнотическом воздействии на всю аудиторию в це­лом, а лишь на незначительную часть ее.

 

Некоторые авторы утверждают, что в иных случаях удается путем длительной и настойчивой тренировки пе­реводить поверхностные состояния гипноза в сомнамбу­лические. Сам я это наблюдал сравнительно редко (см. ниже), чаще же сомнамбулизм или вовсе не насту­пает, или наступает сразу (сразу не значит, конечно, обязательно в первом же сеансе, ибо в целях осторож­ности в первом сеансе гипнотизер может ограничить свои суггестии). В переводе же больного из стадии сомнолентности в стадию гипотаксии несомненную роль играет тренировка.

Можно ли делать из этого выводы, что явления по­верхностного и сомнамбулического гипноза не только не идентичны, но и принципиально различны? Безусловно, нельзя. И те, и другие характеризуются:

1) сужением со­знания, позволяющим говорить о сноподобном состоя­нии,

2) повышенной внушаемостью в этом состоянии.

Но и помимо этих принципиальных соображений, данные опыта непосредственно указывают на то, что оба ряда явлений родственны и имеют общий генез. Дело в том, что и явления сомнамбулизма не всегда протекают по классической схеме и варьируют в довольно широких пределах. Так, можно говорить о частичном сомнамбу­лизме, когда, как в приведенном выше примере с боль­ными, страдающими алкоголизмом, галлюцинаторно переживаются только те моменты, которые имеют отношение к алкоголю.

Но если мы с этими же лицами будем производить эксперименты всякого рода галлюцинаторных внушений, ничем не связанных с алкоголем, то они окажутся успеш­ными лишь в отношении незначительной части испытуе­мых. Одна наша больная с явлениями навязчивой брезг­ливости, совершенно парализовавшей всю ее жизнедея­тельность, легко погружалась в гипноз и выполняла все задания, в обычной жизни для нее невыполнимые: мыла воображаемую посуду, стирала белье и т.д. Кроме того, у нее легко суггестивно вызывалась анальгезия и далеко идущая подчиняемость моторной сферы (каталепсия и пр.), а в то же время никак не удавались все попытки добиться реализации сцен и ситуаций, не имевших отно­шения к ее навязчивости. Далее: не всегда сомнамбулизм сопровождается спонтанной последующей амнезией. Даже, будучи внушена, такая амнезия не всегда налицо.

В то же время от ряда больных (правда, не часто), пребывавших в гипотаксии, мы, без соответствующего внушения, слышим заверения, что они почти или ничего не помнят об имевшей место суггестии. Наконец, мы ука­зывали выше, что, как правило, не удается углублять гипноз, переводя испытуемого из гипотаксии в сомнамбу­лизм. Как правило — нет, но в редких случаях это, все же, имеет место. Так, одна наша больная (диагноз — постпроцессуальная шизофрения), настойчиво требовавшая гипноза, первое время давала лишь поверхностные фазы, но в дальнейшем, убедившись в несомненной помощи, оказываемой ей этими сеансами и еще больше укрепившись в своей вере в гипноз, она стала легко впадать в сомнамбулизм.

Мы говорили до сих пор о внушении больному более элементарных или более сложных психических актов. Этим, однако, не исчерпывается область применения гип­ноза, ибо влияние последнего в ряде случаев распростра­няется и на функции вегетативной нервной системы. Многочисленными опытами подтверждено влияние гипноза на такие функции, как лактация, менструации, деятельность пищеварительного тракта и т.д. На вовлечении в сферу влияния гипноза этих соматических функций основано применение внушения в соматической медицине, в частности, в гинекологии.

Упомянем также, что исследованиями высоко автори­тетных авторов установлена возможность незначитель­ного повышения температуры суггестивным путем.

Итак, мы познакомились с искусственно вызванными гипнотическими состояниями различной степени интен­сивности, при которых реализуются внушения, относя­щиеся как к области двигательно-чувствительной сферы, так и к области сложных переживаний и соответствую­щего им поведения

Мы рассматривали эти состояния как частичный сон, как сужение сознания, снижение активности в результа­те отсутствия или ослабления контроля и критики, при­сущих нашему обычному бодрствующему состоянию.

Перейдем к рассмотрению тех явлений, которые отно­сятся к постгипнотическим внушениям, т. е. к выполне­нию сделанных в состоянии гипноза внушений после того, как состояние гипноза закончилось. Само собой разумеется, что именно эта особенность гипнотических внушений лежит в основе терапевтического применения гипноза.

Экспериментирование в области постгипнотических внушений может быть столь же разнообразно, как и во время гипнотического сеанса. Самый простой пример: я внушаю больной, что по окончании гипноза, прежде чем выйти из кабинета, она переставит пепельницу с одного конца стола на другой, или, выйдя из кабинета, снова вернется, чтобы переспросить, когда ей придти в следую­щий раз на прием, или скажет: «Какая сегодня скверная погода» и т.д. С таким же успехом можно внушить и менее обыденные, более сложные и для сознания самого больного более странные вещи, например, при счете до пяти на цифре пять вы проснетесь и почувствуете, что не вла­деете левой рукой или не ощущаете прикосновений ко­ лбу и т.д.. Любопытно то обстоятельство, что реализа­цию этих внушений удается иногда приурочить к опре­деленному сроку: например, пять минут спустя после того, как вы проснетесь, вы зевнете и начнете потяги­ваться всем телом, или — завтра в 2 часа дня вам не­стерпимо захочется съесть пирожное.

Одному моему больному было внушено, что через не­делю, в 10 часов вечера, он позвонит мне по телефону и справится о моем здоровье, что и было точно выполнено и мотивировалось неожиданно охватившим его беспокой­ством за мое здоровье, к чему у него не было ни малей­ших оснований, и т.д. (так называемое — «внушение на срок»). Эти внушения могут быть приурочены и к како­му-нибудь условному сигналу, вроде того, например: «на следующем приеме, когда я выну из кармана коробку папирос, вы возьмете пресс-папье со стола и положите его на подоконник».

Так же, как в сомнамбулизме, постгипнотически могут быть реализованы и самые сложные галлюцинаторные и двигательные акты (обычно лишь на ближайшие сроки).

Понятно, что гипнотерапия именно и строится на феномене постгипнотической реализации внушенного в гип­нозе. Но не следует увлекаться: непосвященному, может быть, покажется неограниченной сила такого рода вну­шения, когда человек, спустя дни и недели, реализует отданное в гипнозе приказание, творит и «терапевтиче­ские чудеса». К сожалению, это не так, о чем подробнее будет сказано ниже.

Как же мотивируют сами больные такого рода постгипнотические реализации? Очень по-разному и, отчасти, в зависимости от глубины гипноза и степени амнезии. Наиболее простые, не содержащие чего-либо странного и необычного реализации (передвинуть пепельницу, включить штепсель и т.д.) сплошь и рядом имеют место после «гипотаксии» без амнезии и иногда мотивируются очень просто: «Вы же мне велели». Здесь, следовательно, имеет место не столько «реализация внушения», сколько простой акт вежливости и выполнения врачебного тре­бования.

Чаще, однако, приходится слышать в ответ на вопрос, зачем вы это сделали или сказали: «Да просто так, не знаю». Или: «А почему вы спрашиваете, а что в этом особенного?». Или же: «Сам не знаю, сразу как-то при­шла мысль, появилось желание». Такого рода ответ чаще приходится слышать в тех случаях, когда после данного в гипнозе постгипнотического приказания, больной испы­тывает по выходе из гипноза какое-то беспокойство, на­пряжение, чувство, что он что-то должен сделать и успо­каивается, выполнив заданное.

В случаях с глубокой последующей амнезией и при выполнении не совсем обычных внушений, больные ино­гда находят более или менее правдоподобную мотиви­ровку своих поступков или же говорят: «Какая-то блажь пришла в голову». Бывает и так, что спонтанно или после соответствующего внушения больные не помнят о своих постгипнотических реализациях, пожимают плечами или начинают отрицать, что эти поступки имели место. Так, больная, открывшая в порядке постгипнотического вну­шения окно в моем кабинете (несмотря на морозный день), будучи спустя 5 дней спрошена о мотивах такого странного поведения, ответила: «Да что вы мне говорите, никакого окна я не открывала» (специального внушения амнезии в этом случае не было).

Существует ли параллелизм между постгипнотической реализацией и глубиной гипноза? В известной мере су­ществует: чем глубже гипноз, тем вернее выполнение постгипнотических внушений (поскольку речь идет об эксперименте, о терапии), но и здесь нельзя говорить о строгих закономерностях.

В наших вводных замечаниях мы уже упоминали о том, что первоначально, с легкой руки, главным обра­зом Месмера, явления гипноза рассматривались как про­дукт особого «магнетического» воздействия на психику гипнотизируемого. Однако и тогда уже, т. е. в начале XIX столетия, некоторые философы и врачи (Шеллинг, Шопенгауэр, Гуфеланд. и др.), по-видимому, отчасти и аббат Фария, подходили к проблемам гипнотизма с научно-критической точки зрения. У многих авторов того времени наряду с принципиальным отказом от ми­стического толкования явлений гипноза отмечается тен­денция, как мы сказали бы теперь, к механистически-материалистической трактовке этих явлений: понятие «животного магнетизма» пытаются перевести на язык физики, привлекая на помощь область электрических явлений, в начале века сравнительно еще новую.

Это представление о некоем «электрическом флюиде», как своего рода эманации нервной системы, передающем­ся, при особых условиях, от одного человека к другому, было настолько сильно, что еще в 1826 г. особая, создан­ная Парижской Академией Наук, комиссия высказалась за существование животного магнетизма именно в таком физикальном «электробиологическом» понимании. Посте­пенно, в связи с работами Брэда, Шарко, Льебо и Бернгейма, все эти как мистические, так и физические тео­рии развенчиваются, и учение о гипнотизме вступает в строго научную экспериментально-клиническую фазу.

Основателем гипнотерапии как эмпирически и экспе­риментально обоснованной системы врачевания историки медицины считают первого из названных нами авторов — английского врача Джемса Брэда (1843 г.). Ему припи­сывают введение самого слова «гипнотизм» (по другим данным впервые предложил этот термин французский врач d'Henin de Cuvillers в 1822 г.). Между прочим, Брэд был первым, применявшим гипноз для анальгезии при хирургических операциях.

Учение Брэда после смерти его в 1860 г. было основа­тельно забыто, но в 70-х и 80-х гг. прошлого столетия работы Шарко в Париже и нансийских врачей—сначала Льебо, а вслед за ним Бернгейма, вновь привлекают вни­мание всего научного мира к проблемам гипнотизма.

С концепциями Шарко, с одной стороны, Льебо-Бернгейма с другой, и теми спорами, которые велись в конце прошлого столетия между парижской и нансийской шко­лами необходимо ознакомиться хотя бы в самых общих чертах, ибо здесь затрагиваются вопросы, не утратившие известной актуальности и в наше время.

Шарко и его последователи исходили из представле­ния, что гипнотизм искусственно вызывает своеобразный невроз, как бы некое специфическое нервное расстрой­ство, подчиненное определенным закономерностям и очень близкое к истерии. Таким путем пытались сконст­руировать классическую картину гипноза (так называе­мый «большой гипноз»), которая слагалась из трех фаз:

1. Каталептическая фаза, при которой глаза открыты и конечности застывают в любом положении, в какое они приводятся, причем лицо принимает то выражение, кото­рое соответствует приданной туловищу позе. Как пра­вило, в этой фазе отмечается анальгезия.

2. В летаргической фазе глаза закрыты, конечности вяло свисают, и от­мечается «повышенная нервно-мышечная возбуди­мость» — при малейшем раздражении возникают кон­трактуры; внушения в этой фазе не выполняются.

3. В сомнамбулической фазе глаза совсем или почти закрыты, также отмечается повышенная нервно-мышечная возбудимость, но налицо полная подчиняемость всем внушениям.

Эти три фазы могут сменяться в разной последовательности, причем была разработана специальная методика перевода из одной фазы в другую. Однако, даже авторитет Шарко не сумел убедить врачебный мир в пра­вомерности этой его конструкции. Основная ошибка Шарко и его последователей заключалась в том, что они приписали гипнозу, как таковому, такие закономерно­сти, которые ему не присущи: Шарко делал свои наблю­дения на истеричных больных, одновременно находив­шихся в клинике, в обстановке, где колоссальную роль играло подражание, индуцирование одного больного другим. Спорившие с Шарко и, в первую очередь, пред­ставители нансийской школы совершенно правильно ука­зывали на то, что явления, приписываемые гипнотизму, целиком относятся за счет такого рода взаимного индуцирования истерических пациентов, ибо вне клиники Шарко, вообще вне Парижа, эти явления «трех фаз» не наблюдались.

В противоположность Шарко, придававшему большое значение моменту «нейромускульной возбудимости», т. е. склонному усматривать в гипнозе некое биологическое переключение всей нервной системы в целом (что соот­ветствовало тогдашней концепции «невроза», как своего рода нейромолекулярного расстройства), нансийская школа заняла позицию чисто психогенного толкования явлений гипноза. Эта точка зрения нашла свое отображе­ние в самом наименовании книги Льебо, изданной еще в 1866 г. («Об искусственно вызванном сне и аналогич­ных состояниях, рассматриваемых с точки зрения влия­ния психики на организм»). Книга эта, принадлежавшая перу скромного сельского врача, вызвала к себе скорее скептическое отношение, сменившееся признанием лишь тогда, когда нансийский терапевт профессор Бернгейм, ознакомившийся с опытами Льебо, полностью подтвер­дил последние и целиком посвятил себя изучению проб­лем гипнотизма.

В 80-х годах прошлого столетия психиатры и невро­патологи стекались со всех концов мира к Бернгейму в Нанси учиться теории и практике гипноза. Гипнотерапия достигла кульминационной точки своего развития, по­рождая излишний психотерапевтический оптимизм в умах многих. Не удивительно, что еще и в начале нашего сто­летия понятие психотерапии почти полностью исчерпы­валось понятием гипнотерапии и лишь постепенно, в те­чение последних десятилетий, это одностороннее увлече­ние стало заметно стихать. Если, однако же, нансийская школа (как и Парижская) повинна в непомерном пре­увеличении значения гипнотерапии, как таковой, то ог­ромной заслугой ее является та четкая позиция, которую она заняла в теории гипноза и которую сформулировал Бернгейм в своем знаменитом тезисе: «Не существует гипноза, существует только внушение».

Многочисленные невропатологи, психиатры и психо­логи к началу нашего столетия разрабатывают—теоре­тически и практически—проблемы гипноза (В. М.Бех­терев, В. Я. Данилевский, А. А.. Токарский, Ю. В. Канна-бих, К. И. Платонов—в России, Вунд, Мёбиус, Крафт-Эбинг, Рейденгайн, О. Фохт, К. Бродман, Молл, Гирш-лафф, Левенфельд—в Германии и Австрии, Форель—в Швейцарии, Дюпре, Жиль де ла Турет, Вуазен — во Франции, Ломброзо—в Италии и пр.). Особое значение в учении о гипнозе приобрели труды И. П. Павлова, на которых мы ниже остановимся.

Итак, каковы же общие теоретические представления современной психологии и физиологии об этих, несомнен­но, своеобразных состояниях сужения и переключения сознания и повышенной внушаемости, доходящей до автоматизма?

Мы видели, что уже со времени Льебо мысль шла в направлении сближения гипноза со сном (отсюда и слово «гипноз» от древнегреческого hypnos—сон). В то время как ряд авторов (Льебо, Форель, О. Фохт и др.) склонны были сближать и даже отождествлять оба ряда явлений, другие (Вундт, Крафт-Эбинг, Гиршлафф) отри­цали какую бы то ни было связь между гипнозом и сном. Третьи, наконец, в том числе Крепелин, склонялись к ме­жуточной позиции и, дифференцируя глубину гипноза. Сближали сомнамбулизм со сном.

Исследования И. П. Павлова и его школы в лице, главным образом, М. К. Петровой, Б. М. Бирмана и др. дали возможность физиологического понимания явлений гипноза и внесли ясность в самую постановку вопроса о сне и гипнозе. Работы эти, в частности, эксперименты над животными, у которых вызываются явления, внешне аналогичные таковым в гипнозе, показывают, что изме­нения динамики нервных процессов в гипнозе, несомненно, имеют известное отношение к механизмам сна. Как из­вестно, по терминологии И. П. Павлова речь идет при гипнозе о частичном сне, т.е. о развитии фазовых состоя­ний, о таком частичном торможении коры, при котором лишь в одном определенном пункте преобладает раздра­жительный процесс. Эта бодрствующая точка — «Дежур­ный пункт», обеспечивающая контакт с гипнотизером,— имеет свою аналогию и в физиологическом сне: обще­известны примеры кормящей матери, спящей, несмотря на шум кругом, но немедленно просыпающейся даже при слабом крике младенца; заснувшего дежурного на геле-фоне, не реагирующего ни да что, кроме телефонного звонка, и т.д. Сюда же, очевидно, относится и присущее многим людям умение просыпаться с точностью до одной минуты в намеченное время.

Работы И. П. Павлова, таким образом, вносят ясность и стройность в те отправные понятия, которыми опреде­ляется дальнейший путь развития учения о гипнозе.

Но мало того, эти работы являются первой попыткой научного подхода, который делает возможным уточнение тех психических и физиологических факторов, из кото­рых складывается предрасположение к гипнозу. Живот­ные, как и люди, не в равной мере предрасположены к гипнозу: И. П. Павлов выделяет так называемый тормоз-ный тип (отделяя его от возбудимых), у которого осо­бенно легко развивается состояние торможения в коре, и в частности состояние частичного сна. Здесь, наряду с другими, затрагивается вопрос огромной важности и почти еще не разработанный с позиций современной пси­хиатрической клиники — об особенностях, предраспола­гающих к состояниям сомнамбулизма. Старая клиника охотно облегчала себе задачу сведением сомнамбулизма к истерии. Трудно отрицать аналогию, зачастую бросаю­щуюся в глаза, между сомнамбулогипнозом и истериче­ским сумеречным состоянием. Теперь эта аналогия на­ходит обоснование в единстве процессов торможения, лежащих в основе этих состояний.

Таким образом, учение И. П. Павлова указывает путь не только физиологическому, но и клиническому разъяснению явлений гипноза, в каковых на сей день остается еще немало спорного и неясного.

Перейдем после этих замечаний к практической стороне вопроса — к гипнотерапии.

Начнем с техники гипнотизирования. На протяжении десятилетий было предложено множество приемов гип­нотизирования. Все они, собственно говоря, сводятся к двум основным приемам.

Первый основной прием—это внушение покоя: предлагая больному сесть или (лучше) лечь в удобной позе так, чтобы одежда не беспокоила, не стесняла (воротник, пояс), расслабить по возможности мышцы (что, кстати сказать, не все умеют делать) и фиксировать взгляд на определенной точке, мы говорим спокойным, ровным го­лосом примерно так: дышите ровно, спокойно, слушайте внимательно мой голос, лежите молча, неподвижно. Многие предлагают прислушиваться к тиканью часов, если оно не слишком резко, или к приглушенным ударам метронома. Это, следовательно, этап убаюкивания, пред­располагающий к состоянию дремотности и пассивности. Он может также сопровождаться так наз. пассами (вос­ходящими к самому Месмеру): гипнотизер проводит вдоль тела гипнотизируемого руками, не касаясь тела, а держа их на расстоянии 2 — 3 сантиметров от него.

Второй основной прием или второй этап гипнотизирования можно всячески варьировать, но, в основном, все эти вариации сводятся к следующему: проводится словесное внушение того, что, по существу, наступает и без внушения, в силу чисто физиологических моментов. Например, если гипнотизер стоит над изголовьем лежащего на диване больного и предлагает смотреть ему на переносицу, то глаза больного, отклоняясь вверх и конвергируя, неизбежно устают. Гипнотизер при этом императивно говорит «Смотрите мне в глаза. Вы замечаете, что Вам трудно держать глаза открытыми. Вы чувствуете, что веки тяжелеют, слипаются». Все это, конечно, соответствует тому, что действительно происходит с больным в силу физиологических закономерностей. Гипнотизер продолжает: «Не напрягайте глаз нисколько, если хочется закрыть глаза, закройте. Веки у Вас устали, глаза слипаются. Вы усиленно моргаете, следовательно, вы напрягаете веки. Не напрягайте их нисколько. Я считаю до десяти, покуда считаю, веки все больше устают и на цифре 10 закрываются». Все это в 90% так именно и происходит, но воспринимается больным как результат внушения: основное достигнуто — больной поверил в силу влияния слов врача и стал на путь пассивности и подчинения. Тогда можно идти дальше и внушать, что чувство усталости, покоя разливается от глаз по всему телу и т.д.

В поисках вариантов подобного приема использова­ния при гипнотизировании физиологически обусловлен­ных процессов и внушения того, что при гипнотизации наступает независимо от внушения, один из авторов (Леви-Вуль) предлагал больному внимательно всматривать­ся в висящие на стене две полоски бумаги — желтую и синюю — и при этом внушал, что через некоторое время больной увидит желтую полоску в синей (точнее, оран­жевой), а синюю — в желтой кайме. Поскольку, полагает Леви-Вуль, 90% больных не знают, что эти каймы появ­ляются в силу законов оптики, они воспринимают их появление, как первый результат внушения.