В сфере уголовного судопроизводства

Исследование любой проблемы начинается с изучения, разработки и совершенствования теоретических понятий, составляющих основу всех дальнейших рассуждений. Существует точка зрения, что «полная адекватность понятия явлению недостижима, иначе не было бы развития мысли, уточнения принятых понятий, действительность предстала бы застывшей»[1]. Ученые мыслят не только понятиями, поскольку едва ли интуитивные невысказанные представления, догадки, иногда одни из самых ценных в науке, можно отнести к числу понятий. Однако для выражения своих мыслей и взглядов, единообразного их восприятия мы вынуждены рано или поздно обращаться к понятиям. При этом естественно, что по мере развития понятия формируются и уточняются его определения. Развитие понятия при этом выражается именно в нахождении все новых и новых определений, которые более точно отражают сложившиеся реалии общества и уровень развития наук.

Применительно к рассматриваемой теме следует отметить, что еще В.Н. Садовский отмечал, что в свете системно-структурного подхода есть смысл учения о специальных познаниях представить в виде системы, отражающей целостные свойства, соподчиненность и внутреннюю связанность всех входящих в нее элементов[2]. Следуя его логике, в основе такой системы использования специальных познаний в уголовном судопроизводстве должна лежать единая терминология, которая с учетом требований системно-структурного подхода отражает соподчиненность и внутреннюю связь, не допуская двузначного толкования. Базовым элементом такой системы естественно считать понятие «специальных познаний».

Уже в 1978 г. Р.С. Белкин совершенно справедливо отмечал, что термин «специальные познания» стал в теории и практике употребляться автоматически, хотя и не все бесспорно и ясно в его содержании и использовании[3]. Ничего не изменилось и сейчас.

Вопросы возникают уже касательно употребления терминов «знания» и «познания». В настоящее время в работах по уголовному процессу и криминалистике одни авторы ведут речь о специальных знаниях, а другие о специальных познаниях, например, эксперта[4]. Определенные основания для этой двузначности дал законодатель, используя в УПК РСФСР 1960 г. одновременно (как синонимы) термин «познания» (ст. 78) и «знания» (ст. 80, 82), а в УПК РФ 2001 г. только термин «знания» (ст. 57, 58, 195, 199)[5]. Позже Федеральным законом от 4 июля 2003 г. № 92-ФЗ была введена ч. 4 ст. 80         УПК РФ, где применительно к показаниям специалиста используется термин «познания». По мнению автора, именно предпочтительное использование законодателем термина «знания» привело к формированию у ряда ученых мнения, что «познания» несут в себе элемент процесса получения знаний, некой их неполноты[6]. Так, В.Н. Махов указывал: «… в современной гносеологии познание – процесс получения человеком нового знания, открытие неизвестного ранее. Таким образом, это понятие в отличие от понятия «знания» фиксирует в себе процедурную сторону постижения исследуемого предмета, мира в целом. Поэтому в уголовно-процессуальном законодательстве, а вместе с тем и в соответствующих публикациях, употребление термина «специальные знания» является более точным, чем термин «специальные познания»[7]. Однако в приведенном выше рассуждении В.Н. Махов сравнивает два понятия, относящиеся к разным категориям – «познание» как глагол[8], выражающий процесс, действие со «знаниями» как существительным, выражающим некий факт. В этой связи его позиция, что термин «специальные знания» применительно к рассматриваемой тематике является более точным, чем термин «специальные познания», представляется недостаточно обоснованной.

Ярким представителем, выражающим противоположную позицию, является Е.В. Селина, которая считает, что термин «познания» «более точный, охватывающий знания, умения и навыки, так как в наименовании «знания», используемом в УПК РФ, видится лишь желание законодателя в регламентации состязательного процесса оперировать по возможности вполне понятными гражданам словами»[9]. Однако и с этим рассуждением нельзя согласиться.

Проведенное исследование позволяет придти к выводу, что ни первая (В.Н. Махова), ни последняя (Е.В. Селиной) позиции не являются обоснованными. Для этого автор исследовал сначала филологическое значение терминов «знание» и «познание», а затем рассмотрел случаи и ситуации использования указанных терминов в законодательной практике.

Так, если проанализировать определения, данные в словарях, то можно предположить, что «знания» и «познания» слова – синонимы[10]. Эта гипотеза подтверждается именно таким толкованием, данным в «Словаре синонимов русского языка»: «Познания, знания, запас знаний, сведений (умственный) багаж. Сродни – ученость»[11].

Обращение к текстам законодательных актов показывает, что здесь ситуация не однозначна: если в УПК РФ (ст. 57, 58, 195, 199) и Федеральном законе от 31 мая 2001 г. № 73-ФЗ «О государственной судебно-экспертной деятельности в Российской Федерации» (ст. 2, 7, 9, 14, 15, 16, 21, 23, 41) применительно к экспертам используется термин «знания»[12], то Федеральный конституционный закон от          21 июля 1994 г. № 1-ФКЗ «О Конституционном Суде Российской Федерации» (ст. 63), Закон РСФСР от 12 июля 1991 г. «О Конституционном Суде РСФСР» (ст. 39) и Федеральный конституционный закон от 26 февраля 1997 г. № 1-ФКЗ «Об Уполномоченном по правам человека в Российской Федерации» (ст. 41) – термин «познания».

В этой связи следует отметить, что Закон РСФСР от 12 июля   1991 г. «О Конституционном Суде РСФСР» среди требований к кандидату на должность судьи Конституционного Суда указывает обладание «обширными познаниями в области права, высокой квалификацией» (ст. 12), а названный выше ФКЗ «Об Уполномоченном по правам человека в Российской Федерации» среди требований к претенденту на должность Уполномоченного указывает «познания в области прав и свобод человека и гражданина, опыт их защиты»     (ст. 6). Вряд ли можно представить, что кандидат на должность судьи Конституционного Суда и Уполномоченный по правам человека не должны иметь глубоких знаний в свойственных их деятельности областях. В этой связи представляется необоснованным мнение, встреченное автором в научной литературе и при социологическом опросе, что «познания» – это неглубокое знание предмета.

Таким образом, исходя из проведенного выше анализа, автор считает возможным использовать термины «познания» и «знания» как синонимы.

Рассматривая понятие «специальных познаний», следует констатировать, что в УПК РФ, Федеральном законе «Об оперативно-розыскной деятельности»[13] и иных нормативных правовых актах нет прямого пояснения, что следует считать специальными познаниями, тогда как именно правильное понимание этого вопроса в теории уголовного процесса и оперативно-розыскной деятельности определяет и критерии привлечения специалистов на практике. При этом уголовно-процессуальный закон достаточно подробно регламентирует формы и возможности использования результатов применения специальных познаний, оставляя полную свободу для толкования их границ и структуры.

Нередко высказывается мнение, что вопрос определения понятия «специальных познаний» важен, только если речь идет о выборе эксперта. Поддерживая эту позицию, З.М. Соколовский писал, что «отнесение тех или иных знаний к числу специальных имеет процессуальное значение только, когда от этого зависит решение вопроса о необходимости назначения экспертизы. Вне указанных пределов оно имеет лишь общетеоретический интерес, но никаких процессуальных последствий не влечет»^[14]. В.Н. Махов придал этому взгляду несколько иной акцент, отметив, что «задачи, решаемые специалистами при участии в следственных действиях, иногда требуют специальных знаний не столь высокого уровня, как при производстве экспертиз»^[15].

С такими позициями вряд ли можно согласиться, поскольку, как показывает анализ практики, они не отражают реального состояния дел. Во-первых, иногда и экспертные исследования не требуют выдающихся познаний и могут быть выполнены даже специалистами со средним образованием (что часто встречается на практике). Например, грубую подчистку в тексте документа видно практически любому человеку и невооруженном взглядом. Во-вторых, участие в следственных действиях требует познаний совершенно иного рода – в обнаружении, закреплении и изъятии предметов и документов, применении технических средств и т.д.

Способность к моделированию преступления, воссозданию картины произошедшего возникает только на базе глубокого профессионального образования и опыта практической деятельности. Иногда и этого бывает недостаточно. Нужны еще и способности к логическому мышлению и интерес к работе. Времена специалистов-криминалистов, имеющих среднее образование в области криминалистики и опыт участия в традиционных следственных действиях, уже прошли. Конечно, бывают ситуации, когда их участия вполне достаточно, но в ряде случаев, например, выезжая на осмотр места происшествия, никто заранее не знает, с чем предстоит столкнуться. На практике ценятся специалисты, чьи познания значительно превышают криминалистические знания следователя. Поэтому, понятие «специальных познаний» является базовым для определения возможности признания лица, владеющим специальными познаниями, и, соответственно, привлечения его для участия в процессуальных действиях. Таким образом, определение понятия «специальные познания», используемого в уголовном судопроизводстве, является достаточно важным не только для теории, но и для практики.

Анализ существующих взглядов позволил автору условно разделить все определения «специальных познаний», в зависимости от области применения, на две отдельные группы.

Представителями первой группы можно считать Я.И. Баршева, А.А. Эйсмана, И.Л. Петрухина и др. Так, еще в 1841 г. Я.И. Баршев предполагал, что сведущим является лицо, имеющее особенные сведения или опытность в каком-либо ремесле или науке[16]. В одном из первых определений специальных знаний, данных А.А. Эйсманом после принятия в 1960 г. УПК РСФСР, указывалось, что «это знания не общеизвестные, общедоступные, не имеющие массового распространения; короче, это знания, которыми располагает ограниченный круг специалистов, причем, очевидно, что глубокие знания в области, например физики, являются в указанном смысле специальными для биолога, и наоборот»^[17]. Существует немало близких по содержанию определений этого понятия. Например, именно «особенность» знаний лежит в основе суждения И.Л. Петрухина о том, что «специальные – это те познания, которые не относятся к числу общеизвестных, общедоступных, имеющих массовое распространение, то есть те, которыми профессионально владеет лишь узкий круг специалистов»[18]. Об этом же пишет Д.С. Карев: «специальными же познаниями являются такого рода сведения, которые по характеру своему составляют предмет профессиональных знаний соответствующего специалиста»[19].

В основе всех этих определений лежит представление о специальных познаниях, как о неких недоступных всем знаниях, являющихся прерогативой только отдельных категорий специалистов. Проведенный анализ определений показал, что авторы не рассматривают специфику использования специальных познаний в уголовном судопроизводстве в качестве специальных юридических знаний. Любые знания, имеющие некую специфику, не являющиеся общеизвестными на определенном уровне развития общества рассматриваются ими как специальные, а лицо, владеющее ими, может считаться специалистом. Учитывая отсутствие анализа особенностей использования специальных познаний в сфере уголовного судопроизводства, автор полагает, что все эти определения относятся к уровню общего («бытового») понятия «специальных познаний».

Другую группу представляют определения, в основе которых как раз и лежит уголовно-процессуальное значение понятия «специальные познания». Так, А.А. Закатов и Ю.Н. Оропай писали, что под «специальными знаниями в судопроизводстве понимаются проверенные практикой профессиональные знания компетентных лиц, их умение пользоваться научно-техническим средствами и приемами для обнаружения, фиксации и исследования доказательств в ходе следственных действий»^[20]. В.И. Шиканов, пытаясь объединить суждения других авторов, утверждал, что «знания и практический опыт, оказавшиеся необходимыми для всестороннего, полного и объективного выяснения обстоятельств, входящих в предмет доказывания по уголовному делу, в уголовном судопроизводстве принято называть специальными познаниями»[21]. А.А. Эйсман, определяя понятие специальных познаний, полагал, что «это знания, которыми располагает ограниченный круг специалистов, но …которыми не располагает адресат доказывания (следователь, суд, участники процесса)»[22]. По мнению Е.И. Зуева, «специальными являются глубокие профессиональные соответствующие современному уровню развития познания (исключая области процессуального и материального права) в науке, технике, искусстве или ремесле, использование которых в борьбе с преступностью содействует выявлению доказательственной и оперативно-розыскной информации в целях раскрытия, расследования и предупреждения преступлений, а также способствует разработке тактических приемов и технических средств обнаружения и фиксации следов либо иных признаков преступной деятельности»[23]. При этом он отметил, что из этого понятия в уголовном процессе исключаются общеизвестные знания, а также познания в области права, в частности подготовка и практические навыки, связанные с уголовно-правовой оценкой фактических обстоятельств дела и решением вопросов процессуального характера[24]. Эти же позиции нашли свое отражение в работах И.В. Постики, В.П. Колпакова и др.[25]

Подытоживая все приведенные выше суждения, следует придти к выводу, что понятие «специальные знания» стоит рассматривать в двух смыслах: широком («бытовом», т.е. за пределами уголовного процесса) и узком, т.е. применительно к уголовному судопроизводству. В первом случае специальные знания – это знания, необходимые для того или иного вида любой профессиональной деятельности, знания специалистов в своем деле, включая следователя, судью, защитника и других лиц. Во втором случае в понятие специальных знаний вкладывается несколько суженное содержание, так как из него исключаются профессиональные знания следователя, судьи и ряда иных участников уголовного судопроизводства. Оба варианта вполне жизнеспособны, но если широкий смысл понятия действует в обычной жизни общества, то узкий – только в плоскости уголовного судопроизводства.

При этом анализ практики и существующих точек зрения приводит еще к одному выводу: в рамках толкования понятия «специальных познаний» применительно к уголовному судопроизводству становится весьма актуальным вопрос – относятся ли правовые познания к специальным.

По мнению подавляющего большинства опрошенных сотрудников ОВД, юридические знания входят в число специальных. Причем, интересно, что эта точка зрения является совершенно обыденной практически для всех регионов России (см. приложение 1), хотя дискуссия об этом имеет богатую историю. Начавшись еще в царской России в трудах профессора Л.Е. Владимирова (1844 – 1912), она возродилась в XX в., а сейчас наблюдается очередной ее всплеск.

Часть авторов не относят юридические знания к специальным. Так, Е.И. Зуев указывал, что «специальные познания не включают юридических знаний и не ограничиваются лишь научными»[26].       А. Эйсман отмечал, что «юридические знания не относятся к специальным познаниям в том смысле, как это употребляется в законе»[27]. А.В. Втюрин считал, что «под специальными познаниями понимается совокупность современных теоретических знаний и практических навыков в области науки (кроме правовой), технике, искусства и ремесла, полученных в результате специальной подготовки или профессионального опыта и применяемых с целью расследования и предупреждения преступлений»[28].

Другие, например В.Н. Махов, исключают из понятия «специальные знания» только знания, являющиеся профессиональными для следователя и судьи, используемые при расследовании преступлений и рассмотрении уголовных дел в суде в целях содействия установления истины по делу в случаях и порядке, определенных уголовно-процессуальным законом[29], но не юридические знания в целом. Это мнение наиболее обоснованно, но не лишено недостатков. Например, непонятно, почему из разряда специальных не исключаются профессиональные знания защитника, которые также, как и знания следователя, имеют юридический характер и используются при расследовании преступлений и рассмотрении уголовных дел в суде в целях содействия установления истины по делу в случаях и порядке, определенных уголовно-процессуальным законом. Особую актуальность этому придает принцип состязательности сторон, согласно которому функции обвинения, защиты и разрешения уголовного дела отделены друг от друга и не могут быть возложены на один и тот же орган или одно и то же должностное лицо.

Таким образом, применительно к уголовному судопроизводству, учитывая его назначение (ст. 6 УПК РФ), не могут считаться специальными знания следующих участников уголовного судопроизводства – суда, а также сторон обвинения и защиты. Их знания являются профессиональными, направленными на выполнение их процессуальных прав и обязанностей. Без этих знаний судопроизводство не состоится. Поэтому относительно уголовного судопроизводства они не могут носить специальный характер, так как являются его неотъемлемой составляющей и существуют в нем. Специальные же познания можно рассматривать как дополнительную составляющую, так как к ним обращаются лишь в случае надобности. Именно поэтому они относительно уголовного судопроизводства и обозначаются как «специальные», т.е. знания, которыми не располагает адресат доказывания (суд, сторона обвинения, сторона защиты), а располагает ограниченный круг лиц, к которым можно обращаться в случае надобности. Получается, что профессиональные знания суда, стороны обвинения и стороны защиты являются достаточными для судопроизводства, а специальные познания – необходимы, но недостаточны.

Отсюда и юридические знания, в зависимости от их глубины и направленности, можно относить или не относить к специальным. Если они выходят за рамки профессиональных знаний, необходимых для отправления судопроизводства, то они являются специальными.

Продолжая указанную логику, следует исключить из области специальных знания, присущие деятельности по выявлению и раскрытию преступлений, т.е. профессиональные знания оперативного сотрудника.

Следующий вопрос, который все чаще возникает как в теории, так и на практике: должны ли специальные познания приобретаться в рамках профессии, специальности, соответствовать области науки или ремесла.

Естественно, что профессиональные знания приобретаются при обучении своей профессии и совершенствуются в результате работы по ней. Но наличие диплома еще не показатель компетентности. Достаточно часто человек специализируется в одной из областей криминалистики (обычно занимаясь производством экспертиз), со временем становясь узким профессионалом и, к сожалению, теряя знания в других областях криминалистики.

Глубину знаний, достаточную для того, чтобы человек выступал в судопроизводстве в качестве лица, обладающего специальными знаниями, никто еще не определил. Совершенно справедливо еще сто лет назад В.Д. Спасович писал, что «в качестве экспертов порой являются простейшие люди, но являются также и первостепенные знаменитости, первосвященники науки…»[30]. Ничего не изменилось и сейчас. Специалист в области баллистики может не знать нестандартных способов сборки оружия или снаряжения боеприпасов, принятых в некоторых районах у охотников. Касательно этих вопросов охотник будет лучшим специалистом, чем баллист, но его знания в области баллистики, естественно, будут ограничены.

Примером этого может служить судебная искусствоведческая экспертиза скрипки, 5 смычков и футляра, проведенная мастером-реставратором, аспирантом Московской консерватории им. П.И. Чайковского, который, не являясь профессиональным искусствоведом, лишь в силу профессиональной квалификации с 1998 г. был признан экспертом Государственной коллекции уникальных музыкальных инструментов Государственного музейно-выставочного комплекса «РОСИЗО»[31].

В ряде случаев сама профессия не предполагает исчерпывающего базового образования, дающего возможность выступать полноправным специалистом. Например, при обучении экспертов-крими-налистов в специализированных образовательных учреждениях МВД России (даже в рамках специальности 022400 – судебная экспертиза) бессмысленно предполагать, что выпускники указанных образовательных учреждений смогут освоить весь необходимый комплекс химических, физико-химических и физических методов исследования и проводить исследование материалов документов, автотранспорта в полном объеме. Этими знаниями обладают в достаточной мере лишь лица с высшим химическим, физическим образованием. В.Е. Ляпичев, М.П. Кошманов, Р.В. Ляпичев прямо указывали, что эксперт-криминалист МВД РФ, владеющий только традиционными методами исследований (световая микроскопия, методы научно-исследовательской фотографии, люминесцентный анализ, диффузно-копировальный метод и т.д.), не правомочен прибегать к химическим методам анализа, т.е. превышать тем самым пределы своей компетенции[32].

В качестве решения, например, В.Н. Хрусталев предлагал организовать проведение экспертных исследований так, чтобы выпускники большую часть экспертиз проводили самостоятельно, а «экспертов-материаловедов привлекать для более глубокого материаловедческого исследования лишь в тех случаях», когда предыдущим исследованием не выявлены различия в реквизитах и материалах[33]. Иными словами, предлагалась многоуровневая градация специальных познаний. Однако разграничить эти уровни можно только исходя из реально сложившейся квалификации лиц. Разработать критерии такой градации, по мнению автора, практически невозможно хотя бы потому, что каждый специалист способен к самообучению, а заранее просчитать сложность ситуации, могущей возникнуть в ходе экспертного исследования, не всегда возможно.

В ряде случаев на практике может возникнуть необходимость в знаниях, которые не входят в круг профессий, по которым выдают дипломы, например в ремесле, передаваемом из поколения в поколение. Привлечение таких лиц в качестве специалистов вполне обоснованно, так как они обладают навыками в определенной области, закрепленными опытом работы. На это обращали внимание еще в царской России. Так, Г. Гросс отмечал, что расследование приобретет исчерпывающий характер, если судебный следователь «по обстоятельствам дела сумеет пригласить микроскописта там, где знания судебного врача окажутся недостаточными, а в другом случае добыть ценные сведения от простых охотников – там, где оказались несостоятельными познания специалиста, оружейного техника»[34].

Иллюстрацией этого может служить, например, судебное искусствоведческое экспертное исследование 12 монет, проведенное        С.М. Мазиным – членом «Московского нумизматического общества с 1977 г., образование высшее, кандидат биологических наук, внештатный эксперт Минкультуры России с 2002 г.»[35]. Как мы видим, специальность эксперта – биолог, но реально в силу своего увлечения он является признанным специалистом в области нумизматики.

Исходя из приведенных выше аргументов, можно утверждать, что специальные познания могут приобретаться и относиться как к профессии, специальности, соответствуя области науки, техники, так и к области ремесла. Необходимо оценивать не профессию или ремесло, а знания самого лица, приобретенные им любым способом и подтвержденные квалификацией. В этой связи, по мнению автора, представляется очень правильной та позиция, что в УПК РФ не конкретизируются области знаний, в которых может возникнуть потребность у участников судопроизводства. Введение любой конкретизации может ограничить возможности использования специальных познаний в уголовном судопроизводстве, в том числе и потому, что спектр специальных познаний постоянно расширяется.

На основании вышеизложенного представляется наиболее обоснованным следующее определение специальных познаний как совокупности познаний (знаний) на современном уровне их развития, присущих различным видам деятельности (профессиональной или иной), применяемых в целях доказывания, проводимого в установленном законом порядке, за исключением знаний, являющихся профессиональными для должностного лица органа, осуществляющего оперативно-розыскную деятельность; представителей суда, стороны защиты и обвинения (следователя, судьи, защитника и др.), необходимых им для выявления, раскрытия, расследования преступлений и рассмотрения уголовных дел в суде в целях содействия установлению истины по делу в случаях и порядке, определенных законом. Оно позволяет расширить границы специальных познаний за пределы профессиональных, подчеркнув цель их использования в уголовном судопроизводстве – доказывание, проводимое в установленном законом порядке. При этом из разряда специальных исключаются знания лиц (суда, представителей сторон защиты и обвинения), являющиеся достаточными для судопроизводства, без которых оно невозможно.

Отмеченные в работе разные способы приобретения специальных познаний ставят вопросы оценки квалификации лиц, ими обладающих.

Исходя из анализа изложенных выше и других точек зрения, результатов проведенного социологического исследования (анкетирования сотрудников следственных, оперативно-розыскных и экспертных подразделений органов внутренних дел) можно предположить, что важную роль в определении квалификации лиц, владеющих специальными познаниями, играют стаж работы по своей специальности и опыт участия в производстве соответствующих процессуальных действий и оперативно-розыскных мероприятий. Данные критерии разделяли первое и второе место на всей территории России (см. приложение 2, рис. 2.1, 2.2, 2.3). По мнению автора, опыт участия в следственных действиях или оперативно-розыскных мероприятиях, стаж работы по специальности логично считать факультативным признаком, влияющим на квалификацию лица, так как в ходе практики закрепляются и углубляются специальные познания.

При этом в ряде регионов (например, Сибирском федеральном округе) при определении квалификации специалиста одну из решающих ролей играли рекомендации товарищей (хорошая репутация) лица, обладающего специальными познаниями. В принципе, это не противоречит изложенным выше выводам, так как именно практика является истинным оценочным критерием профессионализма (см. приложение 2, рис. 2.1, 2.2, 2.3).

Выявленные квалификационные признаки (опыт участия в следственных действиях или оперативно-розыскных мероприятиях, стаж работы по специальности) бессмысленны, если изначально лицо имеет низкую квалификацию. Опыт и стаж работы не могут повысить уровень того, чего нет. В свете вышесказанного интересным можно считать мнение Е.В. Селиной о том, что «теория уголовного процесса в структуре специальных познаний различает: 1) «собственно знания» (полученные сведения) – структурную часть, соответствующую теоретическому уровню познания, включающие систематизированные научные знания, полученные сведущим лицом в специальном учебном заведении, сведения, черпаемые из научной литературы; 2) навыки, т.е. основанные на динамическом стереотипе, иногда врожденные алгоритмы действий,… автоматизированные компоненты мышления, поведения; 3) умения – знания в практическом применении, способности целеустремленно и творчески пользоваться своими специальными познаниями в процессе практической деятельности»[36]. Однако, «врожденные алгоритмы действий», «автоматизированные компоненты мышления, поведения», «способности» являются компонентами личности человека, заложенными на геномном уровне. Они уникальны и никаких обобщений здесь быть не может. Вряд ли они имеют отношение непосредственно к специальным познаниям, хотя и сказываются на индивидуальных возможностях их применения. Но тогда не логично их исключение из факторов, влияющих на «собственно знания», так как получение знаний сведущим лицом в специальном учебном заведении, а также процесс саморазвития тесно связан с теми же свойствами личности.

Учитывая внутренние противоречия предложения Е.В. Селиной и исходя из анализа существующих точек зрения, целесообразно в структуре специальных познаний выделять два уровня: собственно специальные познания и факультативные признаки, влияющие на квалификацию. К последним следует отнести: опыт участия в следственных действиях или оперативно-розыскных мероприятиях, стаж работы по специальности. При таком подходе мы имеем двухуровневую систему, максимально удаленную от индивидуальных свойств личности: в основу закладывается уровень базового образования, полученного в учебных заведениях, самостоятельно и иным путем, который затем совершенствуется под воздействием опыта и стажа работы. При этом система является открытой, так как собственно специальные познания могут постоянно расширяться за счет само- или иного образования, либо теряться из-за забывания или отставания от развития современных наук.

На практике, ведя речь о лице, обладающем специальными познаниями, полностью абстрагироваться от свойств личности, к сожалению, нельзя. Недаром А.А. Топорков, А.Г. Гульянц, М.Б. Вандер пришли к выводу, что субъективные причины неполноты извлечения информации, например, на месте происшествия объясняются, в том числе и индивидуальными качествами субъектов[37]. Однако этот показатель должен учитываться скорее в модели структуры личности лица, обладающего специальными познаниями, но не влиять на теоретические научные понятия. Вряд ли можно согласиться с Е.В. Селиной, которая, давая определение «специальных познаний в уголовно-процессуальном значении», смешивает стандартизированное понятие знаний, относящихся «к области материнских и (или) смежных наук» с личностными особенностями человека – адаптация, способность, т.е. тем, что нельзя стандартизировать, так как это индивидуально для каждого человека и относится к его биологической составляющей[38]. Указанное определение больше напоминает требования к сведущему лицу, которые немаловажны для выполнения его процессуальных обязанностей в качестве специалиста или эксперта.

Взяв за основу подход, разработанный А.А. Топорковым и          А.Г. Гульянцем применительно к контурной модели структуры личности следователя[39], на основе анализа уголовных дел, результатов опросов и сложившейся практики работы можно предложить следующее определение контурной модели структуры личности лица, обладающего специальными познаниями с точки зрения уголовного судопроизводства:

обладание специальными знаниями согласно приведенному выше авторскому определению;

практические навыки поисковой, организационной и исследовательской деятельности (опыт участия в следственных действиях или оперативно-розыскных мероприятиях; стаж работы по специальности);

специфические свойства интеллекта и мышления, включающие в себя умение анализировать, обобщать, систематизировать, моделировать и т.п.;

специфические психофизиологические качества, в число которых входят: внимание, наблюдательность, память, длительная работоспособность, настойчивость.

Перечисленные выше качества личности лица, обладающего специальными познаниями и привлекаемого к участию в уголовном судопроизводстве, являются ключевыми, но не исчерпывающими.

Таким образом, разработав отражающее современное состояние общества, включая уровень развития наук, понятие «специальные познания», можно построить систему, разграничивающую общее понятие специальных познаний от используемого в уголовном судопроизводстве, обладание специальными познаниями от личностных свойств человека, а понятие квалификации от истинных базовых знаний. Исходя из этого становится возможной классификация форм и субъектов применения специальных познаний, позволяющая отделить специальные познания от профессиональных, связанных с процессуальными ролями субъектов, и оптимизировать систему их использования с целью повышения эффективности уголовного судопроизводства.