Проблемы осетинского языка в обществе

Мы проанализировали выступления отдельных граждан, опубликованные в периодической печати за период с 1990 г. по 2002 г. Следует отметить, что в русскоязычной периодике проблемы языковой политики были предметом активной дискуссии только в 1992–1993 г.г., и связано это было, в основном, с обсуждением проекта «Закона о языках» республики.

Некоторые замечания (очень незначительное количество) касались отдельных юридических и стилистических погрешностей проекта, но основной интерес вызвали только несколько вопросов: 1) об осетинском языке, его вариантах и диалектах; 2) о структуре национального образования и языке обучения.

При этом главной проблемой стал вопрос о формулировке статьи Закона, определяющей понятие «осетинский язык». Суть разногласий мнений, высказываемых носителями иронского и дигорского диалектов, сводилась к тому, что первые настаивали на формулировке, не содержащей после названия «осетинский язык» указания на его диалекты, вторые же считали, что в этом случае, в силу сложившейся традиции, речь будет идти только о литературном осетинском языке и, соответственно, только об иронском диалекте. Различные представители дигорской части настаивали на признании за дигорским статуса второго варианта осетинского литературного языка [Исаев 1992; Малиев 1994] или самостоятельного языка [Койбаев 1992; Медоев 1992; Секинаев 1992; Туаллагов 1992; Цориев 1992]. Авторы-иронцы предлагали смириться с исключением дигорского варианта, утверждая, что это де всего лишь «староосетинский язык» [Джиоев 1992] или, что его признание и развитие приведет к расколу осетинской нации [Джиоев, Туккаев, Гагиев 1992]. Оригинальное предложение было высказано Т.А. Гуриевым — заменить этноним «осетин», «осетинский» на «алан», «аланский», а иронский и дигорский рассматривать равноправными диалектами аланского языка, что, на его взгляд, позволило бы разрешить создавшуюся внутриэтническую проблему [Гуриев 1992]. Кстати, мы полагаем, что, на первый взгляд, незначительный факт — отсутствие в осетинском языке этнонима, общего для всех диалектных групп осетинского народа, и, соответственно, единого названия этнического языка, а не его отдельных диалектов, действительно, своеобразно реализует в осетинском мировосприятии «гипотезу Сепира-Уорфа»: отсутствие имени затрудняет восприятие существования и самого именуемого.

Вопрос образования был затронут только несколькими авторами [Абаев 1992; Ходов 1992; Дегоев 1992; Цориев 1992; Малиев. Айларова, Гацалова 2000]. При этом мнения выражают различные подходы как к самой необходимости обучения на осетинском языке, так и продолжительности и обязательности. Так С. Цориев настаивает на сохранении права на выбор языка обучения и недопустимости использования осетинского языка в сфере высшего образования. Разделяет мнение о добровольности выбора языка обучения и В.М. Дегоев. В.И. Абаев и К.Х. Ходов полагают, что эффективное внедрение национальной школы предполагает обязательность обучения на родном языке для всех осетинских детей.

Активнее вопросы сохранения осетинского языка дискутировались и продолжают обсуждаться на страницах осетиноязычной печати, в частности, в газете «Рæстдзинад» и журналах «Мах дуг» и «Ирæф». Однако их влияние на общественное мнение и, тем более, на властные структуры значительно менее значимо, вследствие того, что осетинские газеты читает преимущественно общественно пассивное сельское население, а круг читателей литературных журналов ограничивается небольшим числом представителей осетинской интеллигенции.

Таким образом, современная языковая политика в Республике Северная Осетия — Алания характеризуется:

1. Умеренно-возрожденческим характером заявляемых целей в области национально-языкового строительства;

2. Отсутствием противоречий в декларируемых позициях официального руководства и общественных движений;

3. Концентрацией основных разногласий на вопросах статуса дигорского диалекта (варианта, языка) и принципах организации национального образования.

4. Спадом интереса к этноязыковым проблемам у всех субъектов языковой политики со второй половины 1990-х годов;

5. Отсутствием радикальных шагов в языковом строительстве.